Среди гигантов Западного Памира

29 августа

Еще не взошло солнце, а мы уже на ногах. В темноте навьючиваем лошадей, сворачиваем лагерь и наскоро кушаем. Чуть только забрезжил рассвет и стали различимы контуры конечной морены, мы покинули стоянку и выехали на лед. Итак, мы на леднике Федченко.

Самая дикая и необузданная фантазия не в состоянии представить путь более ужасный, чем тот, по которому нам приходится пробираться. Вокруг на ледяных буграх хаотическое нагромождение камней разной величины, начиная от мелкого щебня и кончая глыбами весом по нескольку тонн. Мелкие камни скользят по льду, лошади падают, а когда, поднимаясь, они уходят, то за ними остаются кровавые следы от изрезанных ног. Местами обнажается зеркально чистый лед, крутыми срезами уходящий вниз на десятки метров. На краю таких срезов мой «Китаец» почему‑то останавливается, как будто для того, чтобы пощекотать мои нервы, и, постояв в раздумье, движется дальше. В эти минуты я вспоминаю о веревочных стременах и предусмотрительно вынимаю из них ноги. Рыжая лошадь Владимира – самая стройная и высокая в караване, попала в ледяной жалоб и, поскользнувшись, Упала. Владимир, совершив в воздухе нечто вроде кульбита, свалился на камни, сильно поранив руку. После этого я слез с лошади и повел ее за узду.

Бесконечное море камней. Только в ледяных провалах видны грязные озерки и снова камни и камни. Гнетущий своим однообразием ландшафт подавляюще действует на нас, ослабляет внимание, и мы думаем лишь о том, как бы скорее вырваться из этого каменного плена.

Мы плетемся следом за лошадьми, положившись на их чутье. Тропа часто исчезает, и в таких случаях лошади становятся хозяевами положения. Я отлично убедился в этом на следующем примере.

Тропа неожиданно исчезла, как бы растворившись среди камней. Я продолжаю уверенно итти вперед и веду свою лошадь. Вдруг она останавливается. Я тяну узду, что есть сил, но лошадь неподвижна. «Китаец» стал похожим на каменное изваяние. Случайно я ослабил повод, и он сразу двинулся и пошел в направлении, прямо противоположном тому, в котором я его старался увести. Я стал разглядывать камни и, к своему удивлению, обнаружил на них множество царапин – следы подков, а еще через несколько минут, когда «Китаец» снова вышел на тропу, я убедился, что зря пытался увести лошадь в головокружительный лабиринт крупных камней.

Мы пересекаем ледник наискось, направляясь к его правому[29]берегу, – там видна полоса чистого льда. Когда мы достигли ее, итти сразу стало легче. Несмотря на то, что движение наше ускорилось, проходит час за часом, но расстояние до вершины характерной формы на левом берегу ледника как будто не уменьшается. Вершина эта поднимается острым скальным пиком вверх. Подножье вершины выглядит мрачно и неприветливо. Один из отрядов Памирской экспедиции 1932 г. устроил подле этой вершины бивуак, назвав это место необычным названием: «Чортов гроб».

«Чортов гроб» находится в месте впадения в ледник Федченко его левого притока – ледника Бивачного. Верховья широкой долины, в которой течет ледник Бивачный, еще не видны. Их загораживает конечная морена Бивачного, не менее хаотическая, чем у ледника Федченко.

Схема кольцевого маршрута

Останавливаемся там же, где и предыдущие экспедиции. У «Чортова гроба», прямо на камнях ледника развьючиваем лошадей. Я в последний раз фотографирую нашего «караван‑баши», Паккирдима, и его товарища. Паккирдим подарил нам на память свою трубку и кисет с табаком. Короткое прощание, и караван уходит вверх по леднику Федченко к метеостанции. Туда они завезут и наш ящик с продуктами, оставленными на обратный путь. В минуту, когда теряется среди ледяных холмов уходящий караван, мы на какой‑то миг остро почувствовали свое одиночество. Теперь мы одни и не скоро увидим других людей.

Мы долго глядим вслед каравану. Кругом царит безмолвие ледника‑гиганта, по которому, извиваясь змеями, лежат черные линии срединных морен.

Когда мы распределили весь свой груз по рюкзакам, еще раз пожалели об отсутствии носильщиков. Разбухшие рюкзаки и прикрепленные к ним вязанки дров сгибали наши спины. Когда за спиной 35 кг груза, а идти нужно трудным путем, да еще в горах, то движениями управляет рюкзак. Человек становится рабом своей ноши.

Правый берег ледника Бивачного местами имеет травянистые склоны. К нему и держим мы свой путь. Но добраться туда нелегко; по пути у края ледника очень много небольших живописных озер. С одной стороны берега их образованы льдом, в котором темнеют уходящие вглубь гроты, с другой, над ними, высятся крутые обрывы, сложенные из мелкого моренного материала. На обрывах отчетливо видны горизонтальные полосы, свидетельствующие об изменениях уровня воды в этих озерах. По берегу обходим сначала одно, затем второе озеро. Вместо третьего зияет глубокий провал. Вода, вероятно, нашла выход под ледник, На берегу одного из озерков превосходная площадка для бивуака. Но над ней, на крутом косогоре, висит, едва держась в непрочной породе, «камешек» до трех метров диаметром.

Как ни заманчива была эта площадка, мы все же прошли немного дальше в глубь ущелья и, наконец, расположились лагерем в сухой части широкой впадины, у края ледника. По дну впадины с шумом сбегал ручей талой воды.

Разделение обязанностей на бивуаке у нас установилось как‑то само собой и до последнего дня нашего перехода оставалось без изменений. Владимир и Валентин, зарекомендовавшие себя как «повара» еще на Восточном Памире, сразу принялись за приготовление пищи, и уже через полчаса веселые языки пламени костра лизали алюминий походных котелков. Мы с Блещуновым подготавливали площадку и устанавливали палатку.

Правый склон ледника Бивачного

Пик Сталина (X – вершина пика)

Когда мы кончили свою работу, ужин еще не был готов. До наступления темноты еще было немного времени, и мы вдвоем с Блещуновым поднялись по склону над нашим лагерем. Отсюда хорошо видны ледник Бивачный и окружающие его горы. Перед нами на поверхности ледника были все те же однообразные и унылые груды грязных камней морены.

Истоки ледника Бивачного лежат на юго‑запад от нас. В глубине ущелья его левый берег представляет грандиозную картину.

Мы подошли к самому сердцу Западного Памира, к области высочайших вершин Советского Союза. Ближайший к нам массив, увенчанный громадной фирновой шапкой, судя по карте, – пик Реввоенсовета.

Эта гора стоит в конце скалистого отрога, протянувшегося к ней от невидимого для нас пика Ворошилова. Этот отрог был назван в 1932 г. хребтом Красной Армии. Из‑за склонов пика Реввоенсовета у его подножья белыми пятнами выдаются языки ледников Сталина и Ворошилова.

Вдали, за скалами хребта Красной Армии, видна огромная вершина. Это – пик Сталина. Даже видимая часть гигантского снежного шатра дает представление о колоссальных размерах этого массива.

Все, что расположено южнее пика Сталина, заслоняет от нас выступ берега ледника: он поворачивает, меняя юго‑западное на почти южное направление.

Мы вполне удовлетворены результатами нашей маленькой экскурсии и поворачиваем обратно к палатке. А за ужином вспоминаем об истории названия ледника Бивачного.

В 1909 г. впервые люди проникли на этот ледник. Это была группа Косиненко. Вот что он записал:

«…Тогда свернули на правый боковой ледник, весь загроможденный моренами, но по бокам ложа которого, на склонах, зеленела трава. С большим трудом мы пересекли несколько мощных морен, прежде чем попали на этот ледник, и только к вечеру, после невыносимо трудного перехода, мы расположились на бивуак, верстах в шести от слияния ледников, и простояли на нем целую неделю, за что и самый ледник получил название «Бивачного»…[30].

В эту ночь я улегся в своем спальном мешке вне палатки и очень скоро заснул под журчанье ручья.

30 августа

Проснулся я со странным чувством – чего‑то не хватало. Напрягая память, я вдруг понял, что ощущение это возникло потому, что не было слышно шума ручья. На месте вчерашнего бурного ручья теперь виднелось сухое русло. Куда же делся ручей? Нас так заинтересовал этот вопрос, что мы решили, во что бы то ни стало, доискаться ответа на него. Мы отправились вверх, по сухому руслу. Очень скоро мы нашли объяснение исчезновению потока.

Ручей вытекал из небольшого озера. Днем, когда происходит интенсивное таяние льда, уровень озера поднимается, и вода, переливаясь через край низкого берега, образует ручей. Ночью же, когда таяние уменьшается, ручей пересыхает.

Когда мы поднялись из впадины снова на склон, то сразу же обнаружили тур из камней, сложенный руками человека. Тур указывал направление пути и был, вероятно, сложен альпинистами, штурмовавшими пик Сталина в 1933 или в 1937 гг. Итак, мы шли по правильному пути. Мы знали, что где‑то недалеко, выше по ущелью, должно быть место Подгорного лагеря экспедиции 1937 г., и мы рассчитывали сегодня же подойти туда.

За каждым увалом склона, по которому мы шли, встречалось много очень удобных для ночлега площадок, но никаких следов лагеря мы не обнаруживали. Двигались мы очень медленно и часто делали остановки. Тяжелые рюкзаки требовали постепенного втягивания в ходьбу. То и дело путь нам пересекали потоки, сбегающие с правобережного хребта. Иногда они глубоко размывали рыхлые отложения. Среди глубоких оврагов на склоне оставались торчать только высокие остроконечные скалы. Они местами в большом количестве усеивали склон.

Мы целый день в пути, а до поворота ледника на юг еще далеко. Уже за хребтом Красной Армии показалась новая гора с вершиной в виде острой снежной пирамиды, подобной сахарной голове. Это – пик Орджоникидзе.

Усталые, мы останавливаемся на ночлег.

31 августа

Сегодня нам встретились особенно красивые ледяные гроты и озера. В некоторых озерах плавали миниатюрные айсберги небесно‑голубого цвета. На влажных песчаных берегах отчетливо видны свежие следы кийков. Рядом со следами взрослых животных видны отпечатки ног молодняка. Местами мы находим кости и рога животных. Рога кийка очень красивы и изящны.

Между валом боковой морены и берегом ледника протекает грязно‑желтая река. Мы видим место, где она круто поворачивает к леднику и на наших глазах исчезает, уходя в ледяной грот, от которого веет холодом.

Мы проходим по дну высохшего озерка. Глинистая поверхность под палящими лучами солнца вся сплошь потрескалась.

Обходим скалистый выступ на склоне, и перед нами открывается большая ровная площадка, посреди которой сложен огромный тур. Это Подгорный лагерь экспедиций 1933 и 1937 гг. на пик Сталина. Высота здесь – 3900 м.

В туре мы нашли масштабную линейку с надписью на ней. Мы с понятным интересом обследуем всю площадку. Из‑под больших камней, возле тура, где много хорошо скрытых от дождя мест, мы извлекли бидоны из‑под керосина, использованные сигнальные ракеты, альпенштоки, множество пустых банок. Валентин нашел даже остатки ботинок. Каждая найденная нами бумажка или ржавый кусок железа вызывает у нас восторг. Мы походим на археологов, успешно ведущих раскопки.

На обратной стороне топографической линейки я также сделал надпись, и мы снова положили ее в тур в прежнем положении.

Отсюда отряды экспедиций направлялись к пику Сталина и, пересекая ледник Бивачный, переходили на его левый берег. Затем они уходили на ледник Орджоникидзе в проход между скальным отрогом и подножьем пика Реввоенсовета и дальше к леднику Сталина. Наш же путь лежит левее. До поворота уже недалеко. За ним мы могли увидеть верховья ледника. Нас так и тянет поскорее добраться до этого места, чтобы оценить трудности дальнейшего пути.

Покинув Подгорный лагерь, мы поднялись по травянистому склону метров на 50 над ледником. Картина перед нами медленно меняется. Из‑за поворота показались белоснежные конусы. Между их рядами видны полосы грязно‑серого льда. Эти причудливые конусы и пирамиды напоминают зубы раскрытой пасти хищной рыбы.

Ледяной грот на леднике Бивачном

На поверхности ледника Бивачного, как и на ряде других памирских ледников, можно наблюдать исключительное разнообразие форм таяния. Большое количество солнечных лучей в соединении со значительной сухостью воздуха, засоренность поверхности приносимой ветрами пылью приводят №к неравномерному вытаиванию фирна и льда и к образованию конусов и игл, часто достигающих больших размеров.

Фирн многократно пропитывается днем талой водой, ночью она замерзает, и постепенно эти фирновые образования обледеневают. Продолжающийся процесс таяния приводит сначала к уменьшению толщины этик конусов и превращает их во все более острые иглы, затем они становятся все ниже и тоньше. Расстояния между рядами растут, и постепенно они могут превратиться в тонкие ажурные пластинки причудливой формы и, наконец, вовсе исчезают.

Склон, по которому мы идем, перед поворотом ледника становится очень крутым, и мы вынуждены сойти на лед. Но итти по леднику, испещренному лабиринтом трещин, еще труднее. Из двух зол выбираем меньшее – возвращаемся снова на правобережный склон.

С большим трудом мы взбираемся по косогору. Из‑под ног ежеминутно срываются камни, и мы съезжаем вниз. Тяжелые рюкзаки очень мешают. Поочередно, освобождая друг друга от рюкзаков, мы лезем почти в лоб по склону, пока не добираемся до большой осыпи. Она доходит до льда, и мы снова спускаемся на ледник, где перед нами открылся вид на его верховья.

Впереди сплошные нагромождения сераков, уродующие поверхность ледника. Он совершенно не похож на ледник Федченко. Если там можно проехать верхом и провести караван, то здесь приходится задуматься над тем, как через этот ледяной хаос пройти человеку.

На северо‑восток от нас виден все тот же скалистый хребет. Не доходя верхней части ледника Бивачного, он поворачивает на запад. Теперь южнее его виднеется ледник Молотова, который начинается в обширных фирновых полях. Над снегами поднимается красивая куполообразная снежная вершина – пик Молотова. Мы узнаем ее по фотографиям участников восхождения на пик Сталина.

Ледник Молотова впадает в Бивачный, от которого он также отделен скальным отрогом, заканчивающимся в глубине ущелья скальной вершиной.

Но мы не видим начала ледника Бивачного, его верховья уходят куда‑то еще дальше, упираясь в склоны хребта Академии наук, контуры которого едва различимы на фоне прозрачной синевы неба. На правом берегу ледника виден очень красивый пик ОГПУ. Именно эта вершина и скрывала от нас вид на самую верхнюю часть Бивачного. Что там, мы еще не знаем. Туда лежит наш путь.

Но это было впереди, а пока что, довольные первыми результатами своего наблюдения, мы сели за скромную трапезу. Уничтожение банки сардин и сухарей, намоченных в ледниковой воде, отняло у нас полчаса, и мы снова подняли на свои усталые плечи тяжелые рюкзаки.

С первых же шагов по леднику мы убедились, что преждевременно спустились со склона. Наша группа почти не продвигалась вперед, петляя в сложном лабиринте зияющих голубых трещин и огромных валунов, лежащих на ледяных пьедесталах (ледниковые столы). Еле выбравшись из этой путаницы, мы опять вскарабкались на правый берег ледника.

Здесь, на наше счастье, оказалась удобная терраса, которая привела нас к хорошей травянистой площадке, где одиноко лежал большой камень. Мы нашли здесь кости лошади, железную подкову и консервные банки. Таким образом, сюда когда‑то доходили люди. Мы, правда, знали, что участники экспедиции 1932 г. прошли еще выше по леднику. Мы также знали, что их было двое, но кто проник сюда на лошадях, для нас было загадкой. Оставалось только предположить, что здесь была группа киноэкспедиции, которая снимала ледник Бивачный во время второго восхождения на пик Сталина в 1937 г. На большом камне мы сложили тур и оставили в нем записку.

Слева пик Реввоенсовета, справа пик Ворошилова

Фото Д.Гущина

Сразу же за этой травянистой площадкой склон стал крутым. Почва, поросшая травой, чередовалась с выходами скал. Опять нам пришлось по осыпи взбираться вверх, подальше от обрывистого берега ледника. Лезли по одному. Остальные скрывались за выступами екал, так как из‑под ног идущего срывались камни и со свистом летели вниз на ледник.

Пройдя этот неприятный участок пути, мы снова вышли на мягкий грунт. Здесь нам пришлось спуститься в небольшое боковое ущелье. Ледник, сползший здесь с хребта, не доходит до Бивачного, и лишь поток доносит его талые воды до ледника. Дно этого короткого ущелья все сплошь покрыто мелким щебнем. Миновав ущелье, мы продолжаем путь по склону, крутизна которого заставляет нас снова итти вблизи ледника.

День подходит к концу. Боковое освещение заходящего солнца придает особую рельефность серакам, делая их почти прозрачными. Теневая, почти черная, стена противоположного берега – скального отрога, служит им контрастным фоном. Эта замечательная картина производит очень сильное впечатление и поглощает наше внимание на десяток минут, в течение которых мы не проронили ни слова.

Но вот солнце спряталось за гребнем хребта Академии наук. Яркие краски потускнели, сразу стало холодно. Пришлось поспешить с устройством бивуака в защищенной от ветра береговой впадине ледника. По соседству с нами ледниковое озеро уже подернулось тонкой коркой льда.

Сегодня Владимир и Валентин готовят ужин на последних дровах – завтра вступает в строй наша походная алюминиевая кухня, работающая на сухом спирте. Гороховый суп‑пюре из концентратов теперь наше постоянное горячее блюдо.

От близости ледника холодно. Теперь уже всем четверым приходится спать в палатке. У нас три спальных мешка, причем один из них полуторный. В нем должны помещаться два человека. Мы бросаем жребий, после чего Александр с Владимиром долго пыхтят и возятся, пытаясь поудобнее поместиться в нем.

1 сентября

Мы проснулись, как обычно, рано, но вылезать из спальных мешков не решались. Солнце уже взошло, но палатка наша еще находилась в тени, где царил ночной холод.

Край тени от окружающих гор постепенно ползет по леднику, к нам, как бы снимая темное покрывало ночи. Ледник Молотова уже весь искрится в солнечных лучах. Наш бивуак расположен как раз против его впадения в ледник Бивачный.

Когда солнце немного обогрело нашу палатку, мы выбрались наружу. Сегодня не следует спешить с выходом. Предстоит нелегкий день, и надо «накопить» побольше сил. Утреннюю зарядку сопровождаем обтиранием тела ледяной водой. Для этой цели Валентин сделал прорубь в ледяном покрове озерка. Холодная вода обжигает тело. Александр косо поглядывает на нас и зовет завтракать. Он – не поклонник слишком холодной воды.

В 9 часов утра выходим в дальнейший путь. С первых же шагов возникают препятствия. Как будто природа нарочно устроила преграды для нашей группы, пытающейся проникнуть в еще не изведанные места.

Трещина на леднике Бивачном

Крутые темные склоны скал правого берега неприступны. Мы движемся по дну береговых впадин (рантклюфты). Выбираясь с трудом из одной, сразу же спускаемся в другую. На отшлифованных ледником скалах ноги скользят еще больше, чем на льду, а еще через минуту спустившись на дно, мы вязнем в глубокой грязи. Упираясь ногами в скалы, а телом о лед, перелезаем через глубокие расщелины. Сверху на наши головы капает вода. Здесь царит полутьма. При каждом шаге вверх мы соскальзываем обратно‑. Александр сильно ушиб колено. Наше сочувствие ему тем более искренне, что выход из строя одного из нас сорвет все наши планы и даже может поставить группу в трудное положение.

Вверх, вниз, вверх, вниз. То к солнечному свету, то в мрак ледяных пещер. И так все время. Мы подходим все ближе и ближе к массиву пика ОГПУ, но нам до него не добраться. Впереди путь нам пересекает еще один ледник. Он вытекает из бокового ущелья, с противоположной стороны которого поднимается пик ОГПУ. В месте слияния с Бивачным этот боковой ледник образовал непроходимое скопление ледяных конусов и сераков. Глыбы льда громоздятся одна на другую. Сераки, сдавленные другими, расположенными выше, выжимаются вверх и повисают наклонными иглами. Весь ледник оставляет впечатление стремительности. Как будто это мгновенно застывший бурный поток.

Дальше итти по берегу ледника бессмысленно. Остается единственный путь к верховьям: непосредственно по льду Бивачного.

Когда издали наблюдаешь ледяные столбы и иглы на поверхности ледника, их масштабы как‑то скрадываются. А теперь, когда мы пошли по леднику, они вдруг предстали перед нами во всем своем величии. Между этими причудливыми ледяными холмами и обелисками очень наглядно ощущаешь свою миниатюрность по сравнению с размерами окружающего.

Чем ближе мы подходим к середине ледника, тем грандиознее ледяные башни.

«Никакого сравнения с Кавказом!» – восклицает Блещунов. Действительно, ни на одном из ледников Кавказа не приходилось видеть ничего подобного. Ледяные образования здесь имеют самые различные очертания. Одни поднимаются вверх острыми пирамидами или иглами, другие имеют плавные, сглаженные таянием контуры. Местами висят целые занавесы из сосулек.

Льдины нависают над узкими извилистыми каньонами, которые промыли себе во льду ледниковые реки. Эти многочисленные реки возникают неожиданно и так же бесследно исчезают в какой‑нибудь трещине, уходя неведомыми путями под лед. Иногда над такой рекой карнизом нависают подмытые берега. С них свисают огромные сосульки, напоминая сталактиты.

Ледяные холмы на леднике Бивачном

Ледяной хаос заслоняет от нас окружающий вид, и мы петляем по леднику, соблюдая только общее направление на юго‑запад. Иногда мы движемся назад в обход какой‑нибудь трещины, чтобы затем, вырубая во льду ступени, пробиться между какими‑нибудь ледяными башнями снова вперед.

Порою мы заходим в такие места, что дальнейшее продвижение кажется совершенно невозможным. Тогда мы оставляем рюкзаки и идем искать «дорогу».

Наконец мы вышли на срединную морену. Кому в горах приходилось двигаться по моренам, тот знает «прелести» изнурительного пути по этим нагромождениям непрочно лежащих камней. Но нам, только что вырвавшимся ив ледяного хаоса, морена показалась превосходным путем.

Черная гряда камней широкой дорогой лежала по леднику. С обеих сторон к ней подступали ледяные нагромождения.

В 5 часов вечера мы остановились на морене для ночевки. Сегодня мы проведем первую ночь непосредственно на леднике, к ней нужно особенно тщательно подготовиться. Мы выкладываем площадку камнями. Надеваем на себя все теплые вещи.

Наша палатка кажется здесь затерявшейся среди льдов и скал. Когда льды осветились последними алыми бликами солнца, окружающая картина стала сказочной, почти неправдоподобной. Постепенно вечерний, затем и ночной холод заставляет утихать журчание многочисленных ручьев на леднике. Наконец, одевшись в ледяной панцирь, они совершенно умолкают. Наступает полная тишина.

За бесподобную красоту и сказочность окружающего мы назвали этот бивуак «Тысяча и одна ночь».

Холодное дыхание льда проходит сквозь днище палатки, затем пробирается сквозь спальный мешок и всю теплую одежду и, наконец, охватывает все тело. Сон становится тяжелым.

Ночью время от времени раздается треск льда, и снова воцаряется мертвая тишина.

2 сентября

Снежные контуры гор окаймлены искрящимся венцом самых первых лучей солнца, а на леднике утренний рассвет еще борется с ночной мглой. У нас в палатке начинается молчаливая возня в спальных мешках. Всех нас пронизал холод, но мы пока что молчим.

«Что‑то не спится», – произносит, наконец, Александр и бодро вылезает из спального мешка.

«Действительно, довольно спать», – поддерживает Владимир и не менее быстро вылезает из палатки, хватая трясущимися от холода руками кухню и сухой спирт. Но, когда он берется за котелок с водой, его ждет разочарование – вода в нем промерзла до дна. Растапливаем лед.

Солнце поднялось выше, лучи его уже скользнули по леднику, но в районе нашего бивуака все еще сохраняется ночная тишина. Все сковано морозом.

Ледяные башни на леднике Бивачном

Но вот поверхность ледяных глыб увлажняется, блестящими каплями собирается вода, и вскоре до нас начинает постепенно доноситься робкое журчание отдельных ручейков. Шум нарастает и, наконец, по леднику устремляются бурные потоки.

По морене приходится итти недолго. Чем дальше, тем все более теряется она среди льда, который подступает все ближе. И вот морены перед нами больше нет. Сворачиваем к левому берегу. Еще две срединные морены лежат на нашем пути, а между ними встают ледяные иглы и башни, не уступающие вчерашним.

Мы самым внимательным образом изучаем расположение и вид вершин в самых верховьях ледника, постоянно сверяясь с описанием, сделанным одним из участников экспедиции 1932 г. Настает волнующий момент. Мы подходим к местам, в которые еще не вступала нога человека. В отчете помещена фотография верховьев ледника Бивачного. Под ней короткая подпись: «Место, до которого дошла экспедиция 1932 г.». Теперь мы сверяем снимок с окружающим видом. Вдали, в широкий просвет между пиком ОГПУ и скальным пиком отрога, на левой стороне ледника, видны две вершины почти одинаковых очертаний, которые находятся в хребте Академии наук. Фотография воспроизводит именно этот вид. Значит здесь, где‑то вблизи, восемь лет назад были люди. Отсюда они вернулись.

Настроение у нас было приподнятое, мы чувствовали себя именинниками. Владимир торжественно сказал: «Кто знал, что пройти дальнейший путь выпадет на нашу долю?».

Пройдя изнурительный путь по леднику, мы подошли к левому берегу в надежде найти здесь удобную дорогу. Но перед нами был крутой, сильно разрушенный склон. Пришлось снова сойти на ледник.

Отсюда открывался обширный вид на правый берег ледника, по которому мы до этого шли. Горы, поднимающиеся там, это – хребет Маркса – Энгельса. Он разделяет ледники Бивачный и Федченко. От снежного гребня хребта вниз отвесно спускаются скалы. Рядом с пиком ОГПУ – боковое ущелье, из которого вытекает правый приток Бивачного. В свою очередь в него впадает также справа еще один ледник с невероятно изорванной поверхностью.

Восточнее гребень хребта повышается, и в нем выдается острый пик, заснеженный с востока. На запад он обращен обнаженными от снега скалами. Они почти гладкой стеной отвесно обрываются до половины высоты пика, откуда вниз спускаются к Бивачному широкие кулуары. У их подножья расползаются большие конусы осыпей разрушающейся породы пика.

Бивуак «Тысяча и одна ночь»

Выше этого места люди до 1940 г. не поднимались

Но самое любопытное в этих кулуарах то, что они все почти параллельны друг другу. Я насчитал их девять. Восхождение на пик принадлежит к числу технически трудных.

Восточнее пика ОГПУ виднеется боковое ущелье, которое мы миновали три дня назад. С хребта в него опускается ледник. Извиваясь в своем ложе, он резко выделяется своей белизной на сером фоне скал и образует очертания, напоминающие латинскую букву S. Мы его назвали «S‑образный ледник».

Снова мы идем вверх по леднику, и опять нам то и дело преграждают путь потоки талой воды. Переправы через них для нас никогда не заканчиваются вполне благополучно. То и дело кто‑нибудь из нас срывается с неустойчивых камней, лежащих в русле, и по колена проваливается в ледяную воду. До нашего слуха доносится отдаленный гул. Постепенно, по мере движения вперед, он нарастает. Наконец мы увидели источник этого шума.

Ледник пересекает поперек неширокая, но очень глубокая трещина. Сколько мы ни всматриваемся, дна так и не видно. Прозрачный лед с легким оттенком небесной синевы по мере углубления сгущает свои краски до темно‑синего цвета. Дальше все скрывается в глубоком мраке. Поток воды, бегущей по леднику, низвергается в трещину по винтообразному ледяному ложу. Вода, завихряясь, с бешеной скоростью несется вниз, производя глухой гул.

Вскоре мы выбрались на левый берег. Это склон отрога, разделяющего ледники Молотова и Бивачный. Склон представляет собою сплошную осыпь. Она опускается на ледник, где образовался моренный вал. Между этим валом и осыпью пролегает сравнительно удобный путь.

Скальный пик, которым, как нам казалось издалека, начинался отрог, уже остался позади, а впереди показалась еще одна вершина, куполообразная снежная шапка которой очень напоминает мне вершину Казбека.

Выше этой вершины на левом и от пика ОГПУ на правом берегу лежат верховья ледника Бивачного. Поверхность ледника по‑прежнему покрыта ледяными иглами, но они гораздо меньше, да и число их значительно сократилось. Нам отчетливо видны два самостоятельных цирка. Их ослепительно белые фирновые поля лежат на склонах хребта Академии наук. Цирки разделяются контрфорсами, короткими отрогами, отходящими от хребта и кое‑где обнажающимися от снега. Эти отроги ответвляются от хребта в местах, где в нем видны снежные вершины.

Южнее крайнего контрфорса небольшой участок хребта Академии наук заслонен от нас склоном пика ОГПУ. Судя по имеющейся у нас карте, там должен быть третий цирк ледника Бивачного. Что находится, с другой стороны, севернее склонов вершины, напоминающей Казбек, мы еще не видели – туда уходила снежная цепь хребта. По карте судя, левобережный отрог, на юго‑восточном склоне которого мы теперь находились, должен смыкаться с хребтом. Так ли это, нам предстояло выяснить, и мы снова зашагали вперед.

На пути между моренным валом и склоном нам встретилось еще одно небольшое озерко, примечательное тем, что оно состоит из двух частей, отделенных друг от друга каменным перешейком. Уровень воды в одной части выше, и вода постоянно переливается из нее во вторую.

Верховья ледника Бивачного. Слева пик ОГПУ

Едва мы отошли от озерка, как раздался окрик Владимира: «Камень!» По осыпи склона, набирая скорость и увлекая за собой другие обломки, катилась большая глыба. Она подпрыгивала, ударялась о другие камни, снова подпрыгивала и летела дальше. Ударившись о каменный вал, она разлетелась на мелкие куски. Мы уже рассчитывали устроить поблизости очередной бивуак, но теперь увидели, что склон оказался опасным. Еще несколько раз мы наблюдали здесь камнепады.

Постепенно, по мере нашего продвижения, за склоном пика ОГПУ открывается вид на крайний южный цирк, так же как и на другие, примыкающие к хребту Академии наук. Когда мы сошли на ледник, где решили устроить бивуак, мы увидели, что над этим цирком вздымается вверх гигантская стена какой‑то вершины. Ориентировавшись по карте и сопоставив ее данные с расположением окружающих вершин, мы убедились, что эта двухкилометровая ледяная стена – северо‑восточный ледяной склон пика Гармо. Отсюда нам видно, что у основания северного плеча огромного пика в хребте есть некоторое понижение. По‑видимому, где‑то там должно быть место, куда поднялись с запада, с ледника Южного, участники экспедиции 1932 г. Нам предстоит выяснить, существует ли там перевал через хребет Академии наук. Итак, нам нужно было пробраться в крайний южный цирк ледника Бивачного.

Этот цирк мы назвали № 1. Левее – отделенный контрфорсом от него цирк № 2, и еще левее – тоже отделенный контрфорсом цирк № 3. Но что находится правее цирка № 3? На этот вопрос карта не отвечала. Ответ на него мы могли получить только завтра: несомненно, что при движении к цирку № 1 перед нами должен открыться вид на все, что еще скрывает от нас левобережный склон.

А пока что мы расположились на ночлег на берегу. небольшого ледяного озерка.

3 сентября

Утром нас уже не удивило, что уровень воды в озерке понизился на метр.

Сегодня, во что бы то ни стало, мы должны пройти в цирк № 1, к подножью хребта Академии наук. С бивуака мы вышли рано и сразу же начали пересекать ледник наискось, в направлении к цирку № 1. Поверхность ледника здесь ровнее. Через два часа после выхода с бивуака мы настолько продвинулись вперед, что смогли ответить на интересовавший нас накануне вопрос.

S‑образный ледник

Кроме намеченных на карте трех цирков, питающих ледник Бивачный, левее их есть еще один мощный цирк. Карта в этой ее части искажает расположение хребтов. Да это и понятно. Ведь здесь никто не был, и изображение верховьев ледника Бивачного сделано по схемам, составленным участниками экспедиции 1932 г. с хребта Академии наук. Но с того места гребня, куда они поднялись с запада, они не могли видеть этот цирк, так как его заслоняли контрфорсы, отходящие от хребта на восток. Таким образом, на карту были занесены: цирк № 1, который можно было хорошо рассмотреть с хребта Академии наук, и цирки № 2 и № 3, которые видели отряды экспедиции, поднимавшиеся по леднику Бивачному, перед тем, как они повернули обратно.

От утреннего мороза коченеют пальцы, но мы все же терпеливо наносим на нашу карту расположение всех четырех цирков.

Четвертый цирк начинается у подножья скальной стены пика Молотова, обращенной на юг. Снежная вершина пика окутана облаками. Из всех четырех цирков вытекают ледники, которые, сливаясь, дают начало Бивачному. Ледник цирка № 1 течет наиболее плавно. От места, где мы стоим, на нем не видно не только ледяных игл и башен, но и трещин. Путь к нему лежит по срединной морене.

Чем дальше на север, тем ледники, вытекающие из других цирков, все более разорваны трещинами. Самым изломанным, на котором виднеются грозные ледопады, является ледник впервые увиденного нами цирка № 4.

Путь становится все легче, мы меньше отдыхаем и быстро приближаемся к подножью ледяной стены пика Гармо.

Впереди, высоко над нами, раздался грохот. По ледяной стене стремительно пронеслась лавина. В месте ее падения над фирновым полем поднялось облако снежной пыли. Еще никем не побежденный, пик Гармо ' встречал нас неприветливо: эта лавина была как бы предупреждением о том, что впереди нас ждут серьезные опасности.

У входа в цирк путь нам преграждают трещины. Отсюда, обернувшись назад, мы еще раз осматриваем цирк № 4, который отсюда особенно хорошо виден. Трехглавая вершина пика Молотова теперь не закрыта тучами. Этот пик господствует над цирком № 4 так же, как Гармо над цирком, в котором мы теперь находимся. Пик Молотова снежный, только южная стена скальная, из‑за ее крутизны снег на ней не удерживается.

Мы уже высоко поднялись по фирновому полю цирка. В полукилометре от нас поднимается, вся сверкая на солнце, ледяная стена пика Гармо. Почти на семитысячеметровой высоте нависают многотонные снежные карнизы, фирновые пласты с характерными разрывами. Правее, в понижении хребта, прямо на юг от нас, правильным полуовалом виднеется предполагаемая перевальная точка. Позади нас со склонов пика ОГПУ на юг сползает короткий, но очень крутой ледник. Эта вершина отсюда кажется еще более неприступной.

От перевальной точки нас отделяет всего 700 м подъема по фирну. Уже теперь мы можем сказать, что преодолеть этот подъем будет нелегко. Фирновый склон круто поднимается к хребту ярко выраженными тремя ступенями – террасами.

Здесь же, на фирне, мы расположились на ночлег и установили палатку. Она в сравнении с размерами фирнового поля кажется совсем маленькой.

4 сентября

В 1932 г. два альпиниста, участники экспедиции Академии наук, с ледника Южного поднялись на хребет, но непосредственно на предполагаемую перевальную точку они не вышли. Подходы к ней, по их словам, были чрезвычайно опасными: надо было пересечь очень крутой фирновый склон. Поэтому альпинисты добрались к более доступному месту, на вершину, которая возвышалась над гребнем метров на сорок.

На левом берегу ледника Бивачного. Слева склон пика ОГПУ, справа вершина, напоминающая Казбек

Отсюда они увидели фирновый склон, спускающийся на восток. Справа от них, в гребне было седлообразное понижение, после которого начинался взлет северного плеча пика Гармо. Высоту предполагаемого перевала они определили в 5700 м. Теперь, подойдя к этим же местам с востока, мы видим вершину и седловину перевала.

Мы остановились у подножья фирнового склона, ведущего на перевал. Нас мучает жажда. Утром мы не менее сорока минут растапливали снег; на своей кухне, и, когда вода уже почти согрелась, одним неосторожным движением Валентин опрокинул кухню. Задерживаться еще на час было нельзя, и мы вышли без капли воды. Теперь горло и рот пересохли так, что язык трудно повернуть. Мы шли и часто ели снег, хотя знали, что этим жажду не утолишь и можно только простудиться. Наконец мы не выдержали и остановились, чтобы натопить из снега воды.

Мы собрались в кружок вокруг нашей маленькой кухни и пристально следили за тем, как над невидимым пламенем спирта медленно тает снег и вода по капле стекает в сосуд.

Наконец мы с наслаждением выпили по нескольку глотков тепловатой, подкисленной клюквенным экстрактом воды и пошли дальше.

Дует холодный пронизывающий ветер. Твердый наст фирна скрипит, когда в него вонзаются зубья кошек. Все мышцы напряжены. Склон – крутой, и тяжелые рюкзаки тянут назад особенно сильно. Вот Владимир словно впился в склон. Клюв ледоруба, вогнанный в фирн, служит ему дополнительной опорой. Но крутизна увеличивается еще больше. Только передними четырьмя зубьями кошек мы держимся на склоне. От напряжения мышцы ног каменеют. Мы ухитряемся отдохнуть и на этой головокружительной крутизне. Несколько минут сидим спиною к склону на пятках, потом поднимаемся и снова, напрягаясь, медленно движемся вверх. Холодный блеск искрящегося фирна даже сквозь дымчатые очки утомляет глаза.

Где‑то над головой возникает грохот, что‑то летит вниз. Мелькает мысль – «Лавина!». Мурашки бегут по спине, тело цепенеет, как будто наливается свинцом. Но это длится лишь одно мгновение. В следующий момент я вижу летящие куски оторвавшегося фирнового карниза.

Над цирком № 4 поднимается пик Молотова

Основная масса снега уходит по проторенному в фирне пути лавин кулуару, который спускается по склону левее нас. Отдельные глыбы фирна катятся по склону прямо на нас. Но мы предусмотрительно разошлись по склону. Проходят секунды мучительного ожидания. Глыбы пролетают между нами. За ними вдогонку несется снежное облако. Оно обдает нас холодом. Ледяные иголки больно колют лицо. Снежной пылью забивает нос и рот.

Проходит минута. Последнее эхо грохота лавины слабо доносится издали. Снова тишина нарушается только глухим завыванием ветра.

Склон становится положе, округляется, нога утопает в пушистом снегу; мы выходим на ровную площадку первой террасы. Отдых.

Лица моих товарищей почти не видны из‑под капюшонов штормовок и защитных очков, но морщины на лбу и плотно сжатые потрескавшиеся губы говорят о только что пережитой опасности.

В голову приходят нелепые мысли: например, что было бы, если бы лавина пронеслась по склону, на котором мы находились; или: если бы лавина налетела, то лучше быть связанными веревкой или нет?

«Как бы то ни было, мы счастливо отделались», – вслух отвечает на наши мысли Владимир. И это было, конечно, главное.

Вторая терраса на 150 м выше первой и отделена от нее крутой фирновой ступенью. Обойти ее справа не представляется возможным. Здесь фирновые массы громоздятся друг на друга, зияя глубокими трещинами. Обойти эти трещины тоже нельзя: за ними обрыв, уходящий вниз на несколько сот метров к фирновому полю цирка.

Фирновую ступень можно обойти только слева по снежному кулуару, но он лавиноопасен. Иного пути нет, и, увязая по колено в снегу, мы пошли по кулуару. Слой рыхлого снега здесь доходит до пояса, и нам приходится своим телом проделывать в нем траншею. Опасность очень велика. Снег в кулуаре непрочно лежит на фирновом основании, и по мере увеличения крутизны склона мы то и дело съезжаем вниз. Мы один за другим поднимаемся прямо по кулуару, в лоб. В сторону отойти нельзя: подрежется снежный склон, и тогда неминуема лавина. Но где‑то из кулуара придется выбраться: он начинается у ледяной стенки. Вот мы у ее подножья. Утрамбовываем ногами снег и делаем в нем «след», по которому вся наша группа ступает, как один человек, и выбирается из кулуара на склон. Лишние следы не делаем, чтобы уменьшить возможность нарушения связи снега.

Цирк № 1 и северный склон пика Гармо

Снова грохот потряс воздух. Где‑то совсем рядом сорвалась лавина. Из‑за ледяной стены в нескольких метрах от нас выскочила еще одна» С огромной скоростью она понеслась по тому самому кулуару, из которого мы вышли несколько минут назад[31]. Над кулуаром взметнулся и быстро скрылся внизу снежный вихрь. Когда мы оглядели кулуар, наших следов в нем не оказалось. Снежный покров там был буквально содран с фирнового основания. Мы, молча, посмотрели друг на друга. В этот день мы больше о лавинах не говорили.

Чтобы преодолеть последний крутой подъем ко второй террасе, в твердом фирне пришлось вырубать ступени. Это место представляет собой маленькую наклонную фирновую площадку. Над ней нависают фирновые карнизы, в толще которых сверкает лёд. С края площадку ограничивает огромная трещина.

Отсюда только один путь – вперед. Нам придется итти сначала по короткому ледяному гребню, который слева[32]обрывается круто вниз, справа – вдоль него тянется трещина. Гребень приводит к фирновому склону, ведущему к третьей террасе. Крутизна этого склона близка к 60°. Между концом гребня и склоном – темная бездна трещины. Ширина ее здесь немногим более метра. Склон нависает над окончанием гребня карнизом, до края которого по вертикали три метра. А как они недоступны! Есть одна возможность преодолеть это препятствие: под карнизом на очень крутом склоне есть горизонтальная ледяная ниша. В ней можно поместиться лежа и в таком положении прорубить лаз в карнизе. Общими усилиями мы помогаем Александру дотянуться до этой ниши.

Проходит немного времени, и, наполовину засыпанный осколками льда, с замерзшими руками, он прекращает работу. Но он уже расширил нишу, и теперь работать стало легче. Его место занимаю я. Мне удается разрубить карниз еще больше, и я могу уже продолжать работу сидя. Но пальцы рук у меня онемели от холода. Уже около 4 часов дня, и мы хорошо представляем себе, что на перевальную точку мы в этот день не попадем. К тому же я начал уже сомневаться и в возможности преодоления карниза.

Когда я спустился обратно к товарищам на ледяной гребень, мы приняли такое решение: остановиться на ночь поблизости, а завтра утром сделать последнюю попытку пройти здесь. В случае неудачи, мы должны были спускаться вниз и искать нового, более доступного, пути на гребень хребта. Досадно было отступать, когда за этим карнизом уже виднелась третья терраса и подъем с нее на перевальную точку.

Мы спустились обратно с ледяного гребня на вторую террасу. Теперь необходимо было искать место для бивуака. Но подходящей площадки нет и здесь. Чтобы не спускаться ниже, мы вырубили место для палатки на покатом фирне у края трещины под фирновым обрывом. Растяжки палатки закрепили на ледовых крючьях.

Цирки ледника Бивачного: третий – слева, четвертый – справа

Впервые в горах я испытывал такую ужасную ночь. Всю ночь громыхали вокруг нас лавины. Они возникали то справа, то слева, то где‑то совсем близко над нами, мы находились как будто в месте зарождения лавин. В темноте ночи самих лавин не видно, но их неизменные спутники, воздушные волны, каждый раз ударяли по полотнищам палатки. Мощный фирновый карниз, нависавший над палаткой, был нашим надежным укрытием. Лавины, перелетая через него, как через трамплин, неслись над нашими головами вниз.

Спать мы, конечно, не могли. При каждом новом грохоте мы открывали глаза. Проходили секунды мучительного ожидания, казавшиеся нам вечностью. Если бы одна из лавин задела нашу палатку, она либо увлекла ее вниз по склону, либо сбросила в трещину, в одном метре от края которой мы находились. Но гул уходил вниз к леднику. Иногда шум одной лавины не успевал затихнуть, как новая подхватывала эхо первой. И так в течение всей ночи.

5 сентября

Лавины прекратились только под утро. Измученные тревожной ночью, мы рано покинули негостеприимный бивуак. На ледяном гребне Валентин, Владимир и Александр организовали надежную страховку, и я снова забрался в ледяную нишу и по ней пролез под карниз.

Опять в лицо мне летели мелкие осколки льда, разлетавшиеся в стороны при каждом ударе ледоруба. Опять я, в неудобной позе, замахивался ледорубом, каждый раз рискуя свалиться вниз. Наконец я прорубил карниз настолько, что смог встать во весь рост. Снизу раздался тройной вздох облегчения. Но радоваться еще было рано. Положение мое было очень неустойчивым. Сильно размахнуться для рубки карниза нельзя – можно потерять равновесие и свалиться вниз. За надежность страховки можно было ручаться – меня страховали трое. Но если в случае срыва я не «улетел» бы далеко, то все равно задержаться на острие ледяного гребня было невозможно. Предстояло одно из двух: прокатиться несколько метров (на длину свободного конца веревки) по склону, либо повиснуть над трещиной между карнизом и гребнем. И первое и второе было мало приятным.

Я испытал последнее средство. Скальным молотком начал забивать ледоруб в фирн. Когда древко на три четверти вошло в фирн, молоток сломался. Прочность древка ледоруба должна была теперь решить успех дела. Взявшись обеими руками за ледоруб, я уперся ногами в лаз, прорубленный мной в карнизе, и постепенно перенес всю тяжесть тела на ледоруб. В минуту, когда я повис над ледяным гребнем и видел, как древко прогнулось под моей тяжестью, я думал только об одном: «Лишь бы оно выдержало». В глубине сознания промелькнул пройденный подъем, изборожденный трещинами.

Подтянувшись на руках, я встал ногами на склон, и первая мысль, которая возникла у меня, была: «Сегодня мы будем на перевале».

Путь подъема по ледопаду при выходе на гребень хребта Академии на ук

Поднявшись по склону на всю длину веревки, я вбил три ледовых крюка и к одному из них привязал себя. Встав затем на страховку, я помог Валентину добраться ко мне. Вдвоем мы втащили на веревке рюкзаки и прикрепили их также к ледовым крючьям. Последним поднялся к нам Владимир. Теперь мы прикрепились к крючьям вместе с рюкзаками и висели на шестидесятиградусном склоне, как гроздь винограда.

Нам пришлось еще дважды подниматься на полную длину веревки, чтобы выйти на третью террасу. Перевальная точка видна совсем рядом, отсюда до нее каких‑нибудь 20–30 м. Но опять склон от террасы отделяет трещина. На этот раз через нее можно перебраться по снежному мосту. Блещунов переполз его при нашей надежной страховке. За ним этот путь проделали остальные.

Склон, на который мы вышли, невероятно крут. На нем тонкий слой ноздреватого снега, под которым чистый лед. Валентин неожиданно сорвался и покатился по склону, увлекая за собой целый пласт снега. Если бы не веревка, связывающая его с нами, его падение завершилось бы в трещине, через которую мы только что перебрались.

Последние метры перед гребнем хребта путь идет по льду. Мы с остервенением рубим ступени. Вот уже Бле‑щунов дотянулся рукой до грани склона. Валентин помог ему – воткнул штычок ледоруба в склон у ноги Александра. Подтянувшись, Александр лег животом на гребень. Еще через несколько минут мы все стояли на перевальной точке.

Дует пронизывающий ветер, поэтому, не теряя ни минуты, мы установили здесь же палатку. Мы находимся на гребне хребта Академии наук. По ту его сторону лежит ледник Южный. Справа от нас в него впадает ледник, вероятно, это ледник № 6[33]. Юго‑западное плечо Гармо не ниже северного, у подножья которого мы находимся.

В этом месте к хребту Академии наук примыкает Дарвазский хребет, который тянется отсюда далеко на запад. Ледяные склоны этого хребта опускаются к цирку ледника Южного.

Соседняя с перевальной точкой вершина оказалась небольшим снежным повышением хребта. Когда мы поднялись на нее, то не обнаружили там замерзшего озерка, о котором писали восходители 1932 г. Кроме того, эта «вершина» превышала перевал, где уже стояла наша палатка, не больше, чем на десяток метров вместо сорока. Это нас озадачило. Может быть, мы поднялись не на предполагаемый перевал через хребет Академии наук? Но более подробной разведки сегодня мы уже сделать не можем. Надвигается вечер.

6 сентября

Теперь, когда мы стоим на гребне хребта Академии наук, нам, как с самолета, виден весь ледник Бивачный. Не верится, что его поверхность изборождена трещинами и множеством ледяных игл и сераков. Отсюда он кажется ровной ледяной рекой, лишь кое‑где подернутой рябью. От четырех фирновых бассейнов, питающих ледник, он уходит на северо‑восток. У величественного массива пика Сталина он поворачивает к леднику Федченко, в еще более восточном направлении, скрываясь за правобережным склоном, В месте поворота отчетливо видна скалистая масса пика Реввоенсовета с тонкими снежными прожилками, спускающимися от снежной шапки вершины.

Пик Гармо совершенно заслоняет от нас вид на восток и юго‑восток. В туманной дали юга и запада поднимаются тысячи незнакомых нам снежных вершин, на которые еще не ступала нога человека.

На хребте Академии наук

Ледник Южный в полутора километрах ниже нас, но мы сразу заметили разницу в строении ледников, лежащих по разные стороны хребта Академий наук. На западной стороне хребта, в отличие от восточной, ледники более спокойные, поверхность их относительно ровнее. Только местами они перерезаны глубокими трещинами. Поднявшись еще раз на выступ гребня, мы убедились в том, что наша перевальная точка не была тем местом, на которое поднялись альпинисты в 1932 г. Хребет тянулся перед нами на северо‑запад до пика Молотова и от него изменял направление на северное. Немного севернее, не доходя до ответвления на восток первого контрфорса, отделяющего цирк № 1 от № 2, должен быть перевал, о котором говорится в описаниях 1932 г. В двух километрах от нас мы видим еще одно понижение в гребне и пологий спуск по фирну в цирк, из которого мы поднялись. Снежная вершина над первым контрфорсом и есть та самая, на которую поднялись альпинисты в 1932 г.

Таким образом, мы поднялись непосредственно к началу северного плеча пика Гармо по пути во много раз труднее и опаснее того, который имелся в северо‑западном углу цирка № 1.

Осматривая отсюда весь путь нашего, продолжавшегося почти двое суток, семисотметрового подъема, мы убедились, что поднимались по краю северо‑восточной стены пика Гармо. «Мы имеем основание гордиться, что смогли осилить все трудности этого опасного пути», – подумал я. Такого же мнения были и остальные. На гребне мы установили тур, в который вложили банку с запиской. С гребня на запад спускался крутой снежный склон – это был заманчивый путь вниз, на ледник Южный. Мы решили было им воспользоваться, но когда спустились с хребта метров на пятьдесят, раскаялись в нашем выборе. Фирн вдруг резко заканчивался, наружу выступала серая осыпь, и вниз к леднику уходил каменистый склон, прорезанный множеством кулуаров. Стоило нам сделать по нему несколько шагов, как камни пришли в движение. Обгоняя друг друга, они мчались вниз, увлекая за собой массу обломков. Мы видели как далеко внизу камни вылетели на белую поверхность ледника, застывая на ней темными пятнами.

Мы вернулись на гребень и в поисках более безопасного спуска отправились в северном направлении. Волнистая линия гребня здесь характерна снежными куполами с мягкими очертаниями и зубчатыми скалами. Между ними иногда нам попадаются маленькие замерзшие озерки с исключительно гладким и зеркально чистым льдом, по которому скользят острые зубья кошек.

Гребень, постепенно понижаясь, привел нас к снежной седловине, в сорока метрах над которой стоял скальный пик. Эта седловина и есть перевал через хребет. Со стороны ледника Южного к пику подходит фирновый склон невероятной крутизны. Здесь же от хребта отходит на запад гребень, разделяющий притоки № 5 и № 6 ледника Южного. Гребень этот отходит от хребта в юго‑западном направлении и затем резко, почти на 90°, поворачивает на запад. В его изгибе залегает цирк ледника № 5.

Вид с гребня хребта Академии наук в долину ледника Южного

С перевальной точки можно спуститься на ледник № 6. Мы пришли к этому заключению, несмотря на то, что подъем на перевал именно с 6‑го ледника еще в 1932 г. был признан недоступным, а спуск всегда труднее подъема! Путь спуска нам виден почти до самого ледника Южного. Сначала это мелкая осыпь, после которой можно перейти на снег и по нему спуститься вплоть до левых[34]скал, а уже со скал надо перейти на 6‑й ледник, который и приводит к леднику Южному. Но этот путь нам предстоит проделать на следующий день.

Завтра исполняется ровно 8 лет со дня первого подъема людей на хребет Академии наук (подъем с запада; спуск по тому же пути). Теперь нам выпало счастье подойти к хребту с востока, подняться на него, пересечь с востока на запад.

Остаток дня мы посвятили разведке. С перевальной точки я поднялся на пик, среди скальных зубьев которого нашел замерзшее озерко, о котором упоминается в описании. Тура я не обнаружил, но чтобы окончательно убедиться в том, что это именно пик, «взятый» в 1932 г., пришлось спуститься метров на пятьдесят по западному склону. Все соответствовало описанию: зубчатая гряда скал, венчающая гребень, подходила к вершине. Из‑под этой гряды вниз уходит весьма крутой склон, под снежным покровом которого лежит чистый лед.

Солнце клонится к закату. Гребни окружающих гор отбрасывают длинные тени. У ледяного склона пика Гармо зарождаются легкие облака, подхватываемые ветром, они быстро плывут вниз, в ущелье ледника Южного.

Отсюда, с пика, виден последний отблеск солнца на полотнищах нашей одинокой палатки. Вокруг палатки никого. Значит все уже забрались в спальные мешки. Еще несколько минут я наблюдаю величественную картину заката и уже в быстро наступающей темноте спускаюсь к бивуаку.

7 сентября

Мы на леднике Южном. Позади остался километровый спуск с хребта на ледник. Оглядывая его теперь снизу, нам стало понятно, почему невозможен здесь подъем на хребет. Когда мы спускались, некогда было осматриваться, и поэтому даже самые острые моменты как‑то проходили мимо сознания. Зато теперь, при воспоминании пройденного пути, в памяти выплывают отдельные эпизоды: спуск по осыпи, камнепад, вызванный неосторожно задетым кем‑то «живым» камнем… Особенно запомнился неприятный переход со снега на скалы, когда мы буквально повисали над ледником № 6, цепляясь пальцами за выступы разрушенной породы. Да и ледник принес нам много неприятностей. Ледник имеет крутое падение, а его поверхность вся усеяна мелким камнем. На кошках спускаться невозможно, а без них чувствуешь себя так, как если бы ноги катились на шариковых подшипниках. Валентин и Владимир падали особенно часто, оставляя на этих проклятых камешках кровавые следы от царапин на руках.

Но теперь, повторяю, все это осталось позади – и мы шагаем по ноздреватому снегу ледника Южного.

Этот ледник течет на северо‑запад, огибая правобережный скальный массив, точнее хребтик, разделяющий ледники № 5 и № 6. Как всегда, на повороте ледника громоздятся ледяные глыбы. От хребтика, как от центра, радиально расходятся по леднику трещины и пересекают его поперек. Они, как щупальцы гигантского спрута, расползаются в стороны и доходят почти до противоположного, левого берега. Обход их отнял бы у нас много времени, и потому мы выбрали более трудный, но зато более короткий путь между хребтиком и ледопадом и очень скоро вышли на ровную поверхность середины ледника.

Теперь нам видны уже ледник № 5 и язык ледника № 4, – все это также правые притоки ледника Южного, и эти два ледника разделяют небольшой хребтик, которым воспользовались альпинисты в 1932 г. для того, чтобы выйти к верховьям ледника № 5 и оттуда подняться на хребет Академии наук. Ледники № 4 и № 5 пологи, но сильно изрезаны поперечными трещинами; в верхней их части трещины исчезают. Ледники примыкают к почти отвесным снежным стенам хребта.

К концу дня верховья ледника Южного покрылись облаками, видимость ухудшилась, подул ветер. Приблизительно против впадения ледника № 5 мы перешли ближе к левому берегу и на одной из многочисленных здесь срединных морен установили палатку.

5 сентября

Александр, Владимир и я раскуриваем последнюю трубку табака, который нам подарил Паккирдим. Табак такой крепкий, что после каждой затяжки крыша палатки пляшет перед глазами – мы курим, лежа в спальных мешках; поневоле вспоминаются хорошие папиросы «Северная Пальмира», «Казбек»…

Валентин – некурящий и не разделяет наших желаний. Беспокойно ворочаясь в спальном мешке, он напоминает нам о том, что в природе существуют более приятные вещи, например, жаркое из мяса молодого барашка.

Наше однообразное меню – консервы, колбаса, сыр, печенье и традиционный гороховый суп – нам уже приелось. И теперь на нашем одиннадцатом ледниковом бивуаке, в истоках ледника Гармо, нам захотелось разнообразия.

Наш бивуак расположен у места слияния двух рукавов, образующих ледник Гармо. С северо‑востока спускается ледник Беляева; юго‑восточный рукав, это – ледник Южный, по которому мы пришли сюда. Над местом их слияния в хребте Академии наук поднимается трехглавая вершина пика Молотова. Ледник Гармо течет отсюда на юго‑запад мощной ледяной рекой и несет на своей поверхности несколько срединных морен, растянувшихся на многие километры длинными черными полосами.

В течение одного дня мы прошли весь ледник Южный. Против выхода ледника № 4 мы набрели на маленькое ледяное озерко изумрудного цвета. В поперечнике оно имеет не более 20 м. Берега его представляют абсолютно отвесную и гладкую двухметровую ледяную стенку.

Ледники №№ 1, 2, и 3 имеют совершенно иной характер, чем №№ 4, 5, и 6. Это – короткие, почти висячие ледники. Они сползают с очень большой высоты и заканчиваются ледопадами. Шесть нумерованных ледников являются правобережными притоками ледника Южного, слева в него также впадает несколько небольших ледников. Таким образом, ледник Южный представляет собой сложную систему.

Приблизительно против выхода ледника № 3 или немного ниже его наш путь стал замедляться, мы все больше путались в лабиринте трещин и в конце концов были вынуждены подняться на левый берег. Когда мы переходили через береговой ров, заполненный водой, нас поразила редкая красота ледяных башен, одна из которых была сильно наклонена над водой и наверное обрушилась бы, если бы не тонкая ледяная колонна, поддерживающая ее. Колонна эта образовалась из сосульки, ее размеры несравнимо малы по отношению к масштабам самой башни. Эта удивительная «постройка», воздвигнутая природой, вызвала у нас восторженное удивление.

Левый берег – это широкая, кое‑где поросшая травой терраса, поднятая над ледником метров на 150. Эта зелень представляет удивительный контраст с ландшафтом ледника. На площадке террасы синеет еще одно небольшое озеро. Окружающие его камни имеют также синий, переходящий местами в сиреневый, цвет. Вода в озере прозрачная – виден каждый камешек на дне. Почти вплотную к террасе спускается язык одного из левобережных ледничков, и поток, вырывающийся из него, перерезает террасу поперек.

Но вот ущелье кончается, и терраса приводит к большому выступу, на котором между осыпями и грудами ярко‑рыжего щебня зеленеет трава. Выступ заключен между ледниками Гармо и Южным и господствует над ними, поднимаясь надо льдом на 100 м. По описанию, здесь должен находиться камень с надписью экспедиции 1932 г. Но мы его не нашли.

Выступ является хорошим наблюдательным пунктом. Отсюда, например, хорошо виден ледник № 1, свисающий со склонов пика Молотова.

Мы рассматриваем место слияния ледников Гармо и Беляева, – его северо‑восточного рукава. Туда же подходит с северо‑запада еще один крутой и сильно изрезанный трещинами ледник, носящий имя Липского.

Но выступ не только хороший панорамный пункт, отсюда начинается подъем на неизвестную мне снежную вершину[35].

Как ни заманчива была для нас травянистая площадка выступа, мы все же предпочли спуститься на боковую морену ледника Гармо, поближе к воде, и там устроить очередной бивуак.

9 сентября

Наша одиннадцатая ледниковая ночевка находится в сердце Западного Памира, у стыка его величайших хребтов. Нас окружают гигантские вершины: пики Сталина, Молотова, Гармо и многие другие. Если посмотреть на карту, то видно, что ряд мощных хребтов ответвляется от меридионального хребта Академии наук, отделяющего систему ледника Федченко на востоке от целого ряда ледников на западе.

На севере, перед нами, в районе массива пика Сталина находится стык хребта Академии наук и крупнейшего широтного хребта Западного Памира – Петра Первого. Несколько западнее от него отходит изогнутый хребет ОПТЭ, разделяющий системы ледников Гандо и Гармо. Пик Гармо является узловой вершиной в хребте Академии наук: на северо‑восток в этом месте отходит хребет Маркса – Энгельса, а на запад – Дарвазский хребет.

Между широтными хребтами лежат глубокие ущелья, в которых текут большие ледники. Системы ледников Гандо и Гармо дают начало потокам; они, сливаясь у маленького таджикского кишлака Пашимгар, образуют большую горную реку Хингоу. Через этот кишлак проходила в 1916 г. экспедиция астронома Я.И.Беляева, впервые проникшего к верховьям ледника Гармо.

Ледник Гармо имеет ряд левых притоков. Крупнейшими из них являются ледники Шокальского и Ванч‑дара. Напротив устья ледника Ванч‑дара к леднику Гармо справа выходит ущелье Аво‑дара. Здесь Беляев установил астрономический пункт, а впоследствии, в 1931 и 1932 гг., располагался Базовый лагерь отрядов памирских экспедиций Академии наук.

Один из отрядов экспедиции открыл в 1932 г. в Дар‑вазском хребте перевал Второй Пулковский в долину реки Ванч. Остальная часть нашего маршрута совпадала с путем этого отряда.

Вполне естес