Глава седьмая. Убедившись, что русский разведчик в Таллинне, Шлоссер начал действовать

Убедившись, что русский разведчик в Таллинне, Шлоссер начал действовать. Для создания надежного канала связи с Москвой, по которому можно передать важную дезинформацию, мало найти разведчика. Хотя такого человека у Шлоссера еще не было, он срочно начал подыскивать для русского квартиру, создавать легенду его проживания в городе. Все это было далеко не просто. Неизвестно, какими средствами располагает в Таллинне русская разведка для проверки своего человека.

Шлоссер подыскал небольшой уютный особняк, принадлежавший последнее время немецкому полковнику, убитому под Москвой. Барон связался с родственниками «героя» и снял особняк для своих целей. Естественно, что, когда в заброшенном с забитыми окнами доме появились солдаты и начали все быстро приводить в порядок, это вызвало любопытство соседей. Одноногий садовник, ловко прыгающий на своей деревяшке перед домом, оказался человеком «общительным». Соседи узнали, что незадолго до гибели полковник женился на молодой. Не желая делить имущество, семья покойного возненавидела молодую фрау, она вынуждена покинуть Берлин, поселиться здесь, в этой глухомани. В конце беседы «болтун» садовник невзначай обронил: «Тут еще ее роман с бывшим адъютантом мужа». Так готовилось появление в особняке русского разведчика.

Через два дня особняк вымыли, побелили и проветрили, окна его засверкали, садовник посадил несколько новых кустов роз. Когда Лота Фишбах вышла из машины, за ней несли многочисленные, в большинстве пустые, сундуки и чемоданы. Любопытные соседи осторожно выглядывали из-под слегка приподнятых занавесок, одни сочувственно, другие осуждающе, но все с нетерпением ждали появления героя-любовника.

Теперь в доме могли появляться офицеры, ведь у полковника было много друзей, желающих засвидетельствовать свое почтение его вдове. Да и почему в конце концов молодая красивая женщина должна жить затворницей?

Шлоссер оставил машину у ворот, поскрипывая гравием, пошел по ухоженной дорожке сада. Из-за угла вынырнул одноногий садовник, почтительно склонился и, глядя на барона так, словно никогда его не видел, не работал его шофером два года в Москве, молча проводил до дверей. В прихожей Шлоссера встретила неизвестная ему горничная, теребя кружевной, туго накрахмаленный фартук, она сделала изящный книксен.

— Добрый день, господин барон.

Шлоссер протянул ей фуражку и перчатки, не сдержал усмешки. Кланяться ее Маггиль научил, забыл лишь предупредить, что она не может знать Георга фон Шлоссера в лицо. Ничего, друг детства, я тебе этот промах припомню. Рассуждая так, майор абвера прошел в гостиную. Она походила на гостиную его родного дома: камин, на стенах портреты предков, даже рассохшийся паркет скрипит — удачная подделка под родовой замок фон Шлоссеров.

Через несколько секунд в гостиную быстро вошла Лота, хотя на ней была не форма, а вязаный костюм, в ее походке и движениях чувствовалась военная выправка. Здороваясь, Шлоссер придирчиво оглядел девушку и остался недоволен. Единственное, в чем Лота изменилась к лучшему, — она перестала благоухать скверными духами.

Майор видел, что девушку переполняет недоумение, она готова задать бесчисленное количество вопросов. Барон умел одним взглядом заставить молчать. Не проронив ни слова, они сели в машину и через несколько минут уже находились в кабинете Шлоссера. Так же молча майор достал из сейфа фотографию идущих по улице Койдула Скорина, Хоннимана и юного лейтенанта Визе, протянул Лоте.

— Вы знаете этих офицеров, Лота?

Фрейлейн Фишбах не любила, когда ее называли по имени, считая, что родители обидели ее, дав имя изнеженной богини.

— Я вас просила, господин майор, — сказала она, взяла фотокарточку и, подняв красиво очерченные брови, стала с любопытством разглядывать.

Шлоссер ждал, поглаживая усы.

— Гестаповец из аппарата городского управления. Лейтенант из роты охраны абверкоманды. — Она положила снимок на стол. — Высокий, кажется, мне неизвестен.

— Благодарю, Лота, садитесь. — Шлоссер подвинул снимок, повторил слова секретарши: — Высокий, кажется, неизвестен. Прекрасно. — Он снял телефонную трубку, набрал номер. Ожидая, пока его соединят, он спросил: — Вам нравится новая работа, фрейлейн Фишбах?

— Какого ответа вы ждете?

— Откровенного, естественно. — Шлоссер кивнул, сказал в трубку: Гауптштурмфюрер, добрый день. Говорит майор фон Шлоссер. Сейчас я пришлю тебе фотографию, верни ее мне с твоим человеком, который снят. Будь любезен, Франц, объясни мальчику, что он должен говорить мне правду, не козырять своей принадлежностью к ведомству господина Кальтенбруннера. Благодарю. — Он положил трубку, попросил Лоту запечатать фотокарточку и, вызвав курьера, отдал ему пакет.

Когда курьер вышел, Шлоссер после небольшой паузы спросил:

— Так нравится вам работа?

— Нет, господин майор. — Лота помолчала. И хотя вопроса не последовало, сочла необходимым пояснить: — Не нравится, что вы запретили носить форму, у меня нет конкретных обязанностей, я не понимаю, чем вы занимаетесь. Не нравится мне и переезд в чужой особняк. Никто ничего мне не объясняет, перевозят с места на место, я же человек, а не вещь. — Девушка раскраснелась, стала говорить быстрее: — «Здравствуйте, фрейлейн, я ваш садовник… Я ваша горничная»… Я должна знать, чем занимаюсь.

Шлоссер слушал, прищурившись, разглядывая Лоту как девушку, очень старался не улыбаться. Лота была, что называется, в его вкусе. Среднего роста, не слишком полная, чуть курносая, свежий рот. К тому же сегодня от нее соблазнительно пахло холодной водой и мятой.

— Все? Лота, скажите, вы считаете себя способным человеком?

— Да! — Она подняла голову, посмотрела начальнику в лицо. — Да, я считаю себя человеком способным.

Шлоссер встал, вышел из-за стола и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету.

— Уверенность — вещь хорошая, — наконец проговорил он, затем неожиданно быстро спросил: — На чем она основана?

— Ну, — девушка замялась, — я не глупа, у меня хорошая память…

— Мало, фрейлейн Фишбах. — Шлоссер сел рядом с девушкой. — Я прочту вам короткую лекцию, постарайтесь запомнить и сделать соответствующие выводы. Вам не нравится новая работа, так как вы не знаете, что собой представляет Георг фон Шлоссер. Почему он распоряжается в кабинете Александра Целлариуса? Почему повелительно разговаривает с шефом СД? Верно? — Девушка молчала. — Так надо было спросить, я бы постарался удовлетворить ваше любопытство, — слукавил он. — Теперь же вы будете наказаны. Я вам ничего не расскажу. Вы, Лота, вынуждены ответить на эти вопросы сами. О ваших данных. Внешность и желание работать. Для начала сойдет. Первое требование к разведчику: он должен походить на кого угодно, но не на разведчика. Ваша подчеркнутая выправка, стремление побороть врожденную женственность порочны. Постарайтесь преодолеть это. Очаровательная, но не очень умная, увлекающаяся девушка — прекрасная маскировка для разведчицы. Одевайтесь со вкусом, дорогие духи, умеренная косметика. Никаких разговоров о фатерланде, фюрере, долге и тому подобном. Вам ясно?

— А чем я буду заниматься?

— Если вы мне подойдете, то будете вместе со мной выполнять приказ верховного командования. Привыкайте к особняку, возможно, вам придется принимать гостей. Быстрее входите в роль хозяйки. Пока поработаете моим секретарем. Но придет время, и я запрещу вам появляться здесь и в абверштелле. Главное, учитесь также вести себя соответствующим образом, ходить и говорить как женщина, а не солдат в юбке. Чтобы через два дня я мог с вами появиться в театре или ночном ресторане. И чтобы никому и в голову не пришло, что вы не любовница…

Дверь распахнулась, в кабинет вошел унтерштурмфюрер Карл Хонниман.

— Господин майор…

— Подождите в приемной, — резко оборвал его Шлоссер. Он подождал, пока дверь за гестаповцем закрылась, повернулся к секретарше. Допросите молодчика. Ласково напомните ему о существовании фронта. Суть дела в следующем: позавчера он прошел с неизвестным нам капитаном мимо здания абверкоманды. Кто этот капитан? Где познакомились? Чем занимались?

— Яволь, господин майор, — ответила Лота, заметив недовольный взгляд Шлоссера, поправилась: — Более-менее, барон. Вы хотите присутствовать?

— Если не помещаю.

— Ради бога, располагайтесь, барон. — Она встала. — Только уступите мне свое место и позовите унтерштурмфюрера. Пожалуйста, барон. — Лота улыбнулась, села в кресло Шлоссера.

Барон поклонился, подошел к двери и громко сказал:

— Унтерштурмфюрер, вас ждут.

Карл Хонниман поднял руку в фашистском приветствии.

— Проходите, господин… — Лота вопросительно посмотрела на гестаповца.

— Унтерштурмфюрер Кард Хонниман! — глядя на Шлоссера, отчеканил он.

— Проходите, садитесь. Карл Хонниман. — Лога показала на стул. Прошу вас говорить тише, вы не на строевых занятиях.

Хонниман подошел к столу, протянул ей пакет.

— От гауптштурмфюрера Маггиля!

— Я же предложила вам сесть, — сказала Лота. — Можете мои просьбы расценивать как приказ, дорогой Хонниман. Барон, — она повернулась к Шлоссеру, который сел в угол дивана, — будьте так любезны, поухаживайте за мной, дайте мне прикурить,

— С удовольствием. — Шлоссер поднес Лоте зажигалку, вернулся на диван.

Лота окинула взглядом Хоннимана, протянула ему пакет.

— Вскройте и расскажите о своих друзьях.

События последних дней вконец расшатали без того испорченные спиртным нервы гестаповца. Неожиданный вызов в кабинет шефа, который, вручая пакет, недвусмысленно дал понять, что если «юный друг» не понравится майору Шлоссеру, то «юного друга» не пошлют на фронт, а с живого спустят шкуру. Хонниман знал, как это делается.

Сейчас, когда он увидел фотографию, себя рядом с капитаном Кригером, а еще раньше встретил капитана в кафе, где упустил старика, после чего исчезла цветочница и погибли его друзья, Хонниман был на грани обморока. Капитаном интересовался абвер, и не кто-нибудь — сам майор Шлоссер. На счастье, допрашивала его Лота. Шлоссер же лишь следил за девушкой, на унтерштурмфюрера как будто внимания не обращал.

Лота допрашивала долго и неумело, путала главное с второстепенным, увлекалась мелочами. Гестаповец быстро понял, что абверу ничего неизвестно, и успокоился. Шлоссер ни разу не вмешался, лишь почувствовав, что девушка окончательно выдохлась, спросил:

— Вы можете найти капитана?

— Конечно, господин майор, — обрадовано соврал Хонниман. Боясь встретиться взглядом с майором, он продолжал смотреть на Лоту.

— Постарайтесь, Хонниман. Считайте, что получили приказ гауптштурмфюрера. Найдите капитана, приведите в казино на улице Койдула, позвоните сюда.

— Ясно, господин майор! — Гестаповец встал. — Разрешите идти?

— У вас нет вопросов? — спросил Шлоссер Лоту.

— Нет.

— Прекрасно, идите. — Шлоссер тоже встал. — Если мы встретимся в казино, зовите меня бароном. Можете вести себя по-приятельски, но без излишнего панибратства.

— Понятно, господин барон! — Хонниман нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

— Идите, я жду вашего звонка. — Проводив Хоннимана взглядом, Шлоссер занял его место. — В основном неплохо, Лота. Вы вели себя хорошо, хотя допрашивать не умеете.

— В первый раз, барон.

— Я, как и адмирал Канарис, неравнодушен к прекрасному полу.

— Вы говорите неправду, барон.

— Да? — Шлоссер посмотрел на собеседницу с интересом. — Хотя возможно, но перейдем к делу. Капитан, о котором мы столько времени говорили, меня уже мало интересует. Не он был инициатором знакомства, а Хонниман. Не капитан пригласил в казино, а гестаповец. И главное что? Капитан в казино больше не появлялся, а если он — тот человек, которого я жду, то должен часто бывать там. У него нет другого подхода.

— Барон, может быть, вы объясните мне, в чем суть дела?

Шлоссер встал, открыл форточку.

— Торопитесь, Лота. Торопитесь. Разведчику не надо торопиться. Сначала выполните все мои просьбы, приведите себя в порядок.

Скорин не торопясь поднимался в Вышгород. День выдался ясный. Устав от безрезультатных поисков «невесты», он решил подняться на старые стены, полюбоваться городом, отдохнуть, а главное, обдумать план дальнейших действий. Он уже полностью перенял у фронтовиков усталую походку, некоторую небрежность в приветствии старших по званию. Удалось даже усвоить манеру общения с местным населением. В общем, как он сам подытожил: акклиматизация закончилась. Он присел на лавочку для туристов на смотровой площадке, оперся на трость.

Итак, цветочница исчезла. Щекастый Толстяк исправно несет службу и с тех пор, как Скорин забрал у него рацию, спит спокойно. Настолько спокойно, насколько это возможно для подпольщика, состоящего на службе у оккупантов и «презираемого за это знакомыми и незнакомыми соотечественниками. Девушка оказалась не предательницей, а просто неопытным человеком. Ее маленький, развороченный взрывом домик наглядно свидетельствовал, что немцы попали в ловушку.

Засекли ли его выход в эфир? Скорее всего нет: радиограмма была краткой. Необходимо активизироваться, идти на сближение с немецким бароном, вести игру тонко. Шлоссер — разведчик экстра-класса. Однако лучше все же помедлить, чем поторопиться. Зайти сегодня в казино для офицеров на улице Койдула или отложить визит на завтра?

— О, капитан?

Скорин повернулся и увидел Хоннимана на смотровой площадке пролетом ниже.

Когда гестаповец, покинув кабинет Шлоссера, бросился к Маггилю и доложил ему о полученном задании, гауптштурмфюрер впервые за последние дни посмотрел на подчиненного доброжелательно. Глубокомысленно помолчав, Маггиль сказал, что передает Хоннимана в распоряжение майора Шлоссера, но Хонниман должен подробно докладывать обо всем втайне от Шлоссера. В конце беседы всемогущий шеф ласково сказал, что в случае удачи забудет прошлое, возможно, даже наградит.

Обрадованный Хонниман уже с семи утра начал разыскивать капитана. Таллинн — город небольшой, гестаповец увидел Скорина, когда тот миновал городскую управу. Хонниман сделал в памяти зарубку — капитан забыл о невесте, не зашел в управу. Гестаповец долго шел за Скориным, ожидая удобного случая, чтобы подойти. Сейчас он решил, что такой случай представился.

— Осматриваете город, капитан? — Гестаповец взбежал по крутым ступенькам, протянул Скорину руку. — Как ваша невеста, не нашлась еще?

— Не нашлась. — Скорин вяло ответил на рукопожатие, прикидывая, что сулит ему нечаянная встреча. Гестаповец может пригласить пообедать, появится естественная возможность снова побывать в казино. А как молодчик попал в Вышгород? Живет здесь? Не слишком ли часты их случайные встречи?

— Что вы не заходите в казино? Вы же знаете, капитан, где нас можно найти. — Гестаповец встал рядом, облокотился на парапет. Приличный городишко построили наши предки. В этих домах жили немецкие рыцари.

Скорин посмотрел на серые массивные стены, на дома с узкими окнами-бойницами, построенные для защиты от немецких захватчиков, ничего не ответив, достал пачку сигарет, протянул унтерштурмфюреру. Гестаповец недоуменно взглянул на него, взяв сигарету, щелкнул зажигалкой.

— Вы щедрый человек, капитан, — растягивая слова, сказал он.

— Фронтовая привычка, — ответил Скорин. — Где ваш молодой смущающийся друг?

— Курт? Он сегодня в наряде, охраняет господ разведчиков. Гестаповец сделал пренебрежительную гримасу.

— С каких пор в гестапо держат болтунов? — Скорин посмотрел ему в лицо. — Или я вам показался подозрительным, вы рассказали обо мне начальству и получили задание меня прощупать?

Испугавшись разоблачения, Хонниман попытался изобразить негодование.

— Нас всегда подозревают в провокациях. Просто я не люблю зазнаек из абвера. Если проверять каждого боевого офицера, гестапо должно вырасти в сто раз.

— Значит, сейчас вы проверяете каждого сотого? — спросил Скорин.

— Не придирайтесь к словам, капитан. — Гестаповец встал, похлопал по ладони перчатками. — Идемте обедать?

— Я собирался подняться на самый верх. — Скорин поднял голову. Неизвестно, когда я снова попаду в Таллинн…

— Но время обеда. — Гестаповец посмотрел на часы. — Пока вы подниметесь и спуститесь…

— Пожалуй, вы правы, — согласился Скорин.

Вскоре они миновали здание абверкоманды, перешли на другую сторону улицы и вошли в казино с табличкой: «Только для офицеров».

— Если нас плохо покормят, я вам не прощу эту прогулку через весь город, — сказал Скорин, снимая плащ.

— Приложу все усилия, капитан. Садитесь. — Гестаповец подвел Скорина к пустому столику. — Я схожу на кухню.

Он вышел во второй зал, где находился телефон, и увидел майора Шлоссера.

— Добрый день, господин барон. — Хонниман поклонился Шлоссеру и кивнул бармену, с которым тот разговаривал.

— Здравствуй, Карл! — Шлоссер протянул ему руку. — Что будешь пить?

— Спасибо, господин барон, я здесь не один. Мой приятель сидит в том зале, мне неудобно оставлять его одного. — Хонниман торжествующе взглянул на Шлоссера и разочарованно отметил, что барон никак не реагирует на сообщение.

— Высокий капитан? — равнодушно спросил Шлоссер. — Я видел, как вы входили. Иди, иди, я, возможно, подойду.

Не полагаясь на гестаповца, Шлоссер уже сам навел справки о находящемся в отпуске после ранения капитане Пауле Кригере, узнал, что Грета Таар действительно до сорок второго года проживала в Таллинне.

Капитан становился фигурой второго плана. Сейчас Шлоссера больше интересовал майор интендантских войск, который, как выяснилось, приехал три дня назад по каким-то коммерческим делам. В настоящий момент майор сидел за одним из столиков и усиленно накачивал коньяком «болтливого» абверовского лейтенанта, не без успеха исполнявшего роль пьяницы. Иногда лейтенант останавливал свой взгляд на бароне, и тогда в его мутных глазах проскальзывала какая-то мысль. В нарушение инструкции он мог узнать Шлоссера. Барон испугался, что лейтенант в пылу служебного рвения подмигнет или сделает другую глупость, расплатился и перешел в другой зал. Увидев барона, Карл Хонниман встал, учтиво поклонился.

— Добрый день, господин барон, — сказал он.

Шлоссер понял: гестаповец предлагает ему познакомиться с высоким капитаном, и мысленно обозвал Хоннимана ослом. Кем бы ни был этот капитан, он мог видеть, как пять минут назад гестаповец разговаривал со Шлоссером

— Добрый день, Карл. Что, в гестапо принято здороваться по пять раз в день? — Шлоссер подошел, бросил на Скорина безразличный взгляд, кивнул: — Приятного аппетита, капитан.

— Спасибо. — Скорин, чуть привстав, отодвинул свободный стул. Присаживайтесь, господин барон.

Его уверенный, спокойный голос, манера держаться с чувством собственного достоинства заинтересовали Шлоссера. Он сел на предложенное место. Хонниман представил офицеров. Скорин, извинившись, продолжал есть. Шлоссер, не скрывая любопытства, разглядывал нового знакомого. Скорин прикончил порцию сосисок, вытер корочкой хлеба тарелку, отставил ее, отхлебнул из глазированной глиняной кружки пиво, спросил:

— Что вас во мне заинтересовало, господин майор?

— Уверенность, капитан. Вы чертовски уверенный человек. — Шлоссер подозвал кельнера, заказал три коньяка, снова повернулся к Скорину. В последнее время я редко встречаю спокойных и уверенных людей.

— Вы пессимист, господин майор. — Скорин сделал небольшое ударение на слове «господин».

Шлоссер понял намек и ответил:

— Нет, господин капитан, я не пессимист, я реалист.

Кельнер принес коньяк, расставил рюмки. Карл Хонниман неуверенно улыбался и никак не мог решить, что лучше — вмешаться в разговор или молчать. Пока он колебался, Скорин попробовал коньяк, одобрительно покачав головой, спросил:

— Вы, видимо, большой начальник, господин майор?

— Как, пожалуйста? — Шлоссер сделал вид, что не расслышал.

— Я сказал, что вы, видимо, занимаете в абвере крупный пост, пояснил Скорин и посмотрел на Хоннимана.

— О, да! Но почему вы решили? — Шлоссер протянул портсигар, но Скорин сделал отрицательный жест.

— Наблюдательность. Вот Карл мимоходом заметил, что его друг, лейтенант Курт, сегодня охраняет господ разведчиков… Вы, кажется, так выразились, Карл?

— У вас отличная память, капитан, — быстро сказал Шлоссер.

— Профессиональная, господин барон. Окопы еще не успели выветрить гражданского воспитания. — Скорин взял из портсигара Шлоссера сигарету. — В Берлинском университете приходилось тренировать память ежедневно. Вам, окончившему академию, не надо объяснять: ежедневный практикум благотворно действует на умственное развитие. — Скорин замолчал.

Вот и состоялась встреча, ради которой он приехал в Таллинн. В жизни Шлоссер выглядит жестче, чем на фото. Зачем он все время поглаживает усы? Не мигает, а лишь щурится. Что-то очень быстро произошло знакомство. Слишком быстро.

— On s'instruit a taut age[2].

— В окопах, господин барон, знание французского языка необязательно. — Он подозвал официанта, заказал коньяк, взглянув на молчавшего Хоннимана, продолжил: — Когда закончится война, наш юный друг, возможно, будет командовать нами. Насколько мне известно, он не обременен знаниями французского, латыни либо какого-нибудь иного языка. Я прав, господин Хонниман?

— Я офицер рейха. — Гестаповец хотел встать, но Шлоссер остановил его.

— Это прекрасно, Карл. Господин капитан не собирался обидеть тебя. Он стреляет в мою сторону.

— Выпьем, господа. — Скорин чуть приподнял рюмку. — Выпьем и прекратим тренироваться в остроумии. Для вас Таллинн место службы, для меня же чуть ли не рай, где я сделал кратковременную остановку по дороге в пекло.

— Понимаю, капитан. — Шлоссер тоже взял рюмку. — Желаю, чтобы ваш отпуск прошел весело. — Он выпил, приложил к губам белоснежный платок. — Я вижу, вы после ранения. Надеюсь, рана уже зажила?

— Пустяки, кость не задета. К сожалению, я не вылежал, и, когда много хожу, нога побаливает.

— Простите за нескромность: почему вы не поехали на родину? Шлоссер был почти убежден, что капитан не тот человек, которого он ждет, задал вопрос лишь для поддержания разговора.

— У меня нет родных и близких, последние годы я жил в Хельсинки, преподавал немецкую литературу. — Скорин сделал паузу, словно вспоминая что-то. — Друзьями в Финляндии так и не обзавелся. Сейчас провел там несколько дней, приехал сюда… — Он на секунду запнулся и поднял глаза на Шлоссера. — По личным делам, господин майор.

— О, вы остроумны, капитан! — миролюбиво произнес Шлоссер и переменил тон — резко спросил: — Вы считаете меня бездельником, который, сидя целыми днями в баре, проверяет настроение и лояльность отпускников?

— Я этого не сказал.

— Господа, прошу меня извинить. — Хонниман встал. — Дела.

— До свидания, Карл, и спасибо за интересное знакомство. Шлоссер похлопал гестаповца по руке.

— Надеюсь, еще увидимся, капитан. — Гестаповец козырнул и ушел.

Разведчики помолчали, неожиданно для себя Шлоссер пригласил Скорина в гости, а после отказа настойчиво сказал:

— Бросьте, капитан, в Таллинне мало интеллигентных людей, мы отлично проведем вечер, возможно, сходим куда-нибудь, повеселимся.

— У меня нет не только вечернего костюма, барон, но и приличного мундира, — возразил Скорин.

— И прекрасно, среди вылощенных тыловиков вы, боевой офицер, будете почетным гостем. У русских есть такая пословица: «По платью встречать, по уму провожать», — сказал Шлоссер по-русски.

— Но мы с вами немцы, — ответил Скорин.

— Вы знаете и русский? — не удержался от вопроса Шлоссер.

— Понимаю.

— Умный язык.

— Так ведь и народ неглупый.

— Мое первое впечатление оказалось абсолютно верным. — Шлоссер чуть поднял рюмку. — Вы очень уверенный, да еще и смелый человек.

— Не много ли комплиментов? — Скорин задал вопрос таким тоном, словно обращался к самому себе. — Когда нечего терять, смелым быть нетрудно. Что со мной можно сделать? — Он уже обращался к Шлоссеру. Отправить на фронт? Через три недели, максимум через месяц, я и так окажусь в окопах. В уме же русских нетрудно убедиться, достаточно побывать на передовой.

Шлоссер слушал, чуть наклонив голову, доброжелательно глядя на Скорина, и вдруг подумал, что капитан удовлетворяет всем требованиям, предъявляемым к разыскиваемому русскому разведчику. Приехал в Таллинн под благовидным предлогом и может пробыть около месяца. Ранение. Надо проверить, действительно ли у него прострелена нога. Умен, образован. Именно такого человека и должны послать к майору абвера Шлоссеру. Приехал через Финляндию. Остроумно. А может, врет? Проверить. Появился в баре. Правда, его привел дурак Хонниман, но в магазин на углу капитан пришел сам. Возможно, ему повезло. Он стоял у прилавка и раздумывая о подходах, тут появились два офицера, которые сами затащили его в казино. Проверить подлинность его документов и ранения. Можно, конечно, прервать знакомство, посмотреть, как он поведет себя, будет ли искать сближения. Явится ли снова сюда? С кем начнет общаться? Время? На это уйдет уйма времени. Негласно обыскать квартиру. Симпатичный капитан, хорошо, если бы ты оказался русским разведчиком, с тобой будет приятно работать…

— О чем вы задумались, господин барон?

— Задумался? — Шлоссер взглянул на часы. — Думаю, что наша приятная беседа затянулась. Мне пора идти работать. Вы принимаете предложение на вечер?

— Вы очень любезны.

— Прекрасно. — Шлоссер встал, щелкнув пальцами, позвал кельнера. — Чтобы вам не разыскивать мою берлогу, встречаемся здесь в двадцать один час. Договорились?

— Хорошо. Двадцать один час. — Скорин проводил взглядом изящную фигуру Шлоссера.