Стыд: безмолвная эпидемия

Брене Браун

Все из-за меня (но это не так). Правда о перфекционизме, несовершенстве и силе уязвимости

«Все из-за меня (но это не так). Правда о перфекционизме, несовершенстве и силе уязвимости / Брене Браун»: Азбука Бизнес, Азбука-Аттикус; Москва; 2014

ISBN 978-5-389-07972-4

Аннотация

В современном мире так важно соответствовать общепринятым стандартам и нормам успешности, красоты и правильности, что мы сгораем от стыда за самих себя: не слишком совершенных, недостаточно умных. Нам горько, когда кто-то сомневается в нашей способности выполнять работу или быть хорошими родителями. Но тяжелее всего – самоосуждение. Мы злимся на себя, досадуем, вымещаем раздражение на детях и близких людях, а временами готовы смириться с тем, что из-за своих недостатков не заслуживаем счастья.

Стратегии, разработанные автором этой книги, выдающимся американским психологом Брене Браун, помогают распознать наши внутренние источники неуверенности, освоить приемы психологической самозащиты и научиться жить легче и радостней.

Брене Браун

Все из-за меня (но это не так). Правда о перфекционизме, несовершенстве и силе уязвимости

Brené Brown

I THOUGHT IT WAS JUST ME

Women Reclaiming

Power and Courage in a Culture of Shame

© Brené Brown, 2007

© Букша К., перевод на русский язык, 2013

© Оформление, издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2014

* * *

Женщинам, которые меня вдохновляют:

моей маме,

сестрам,

дочери,

моим друзьям,

учителям,

студентам,

подругам-соцработникам,

художникам, борцам,

исследователям и писателям,

женщинам, которые поделились своими историями

и благодаря которым написана эта книга.

Предисловие

Когда у людей спрашивают, что такое стыд, они реагируют почти одинаково, хоть и с небольшими вариациями. Первый вариант ответа: «Не знаю, что ты имеешь в виду, но говорить об этом не хочу». Второй вариант: «А, стыд, он мне хорошо знаком, но говорить на эту тему я не желаю». Как исследователю чувства стыда мне понятно нежелание говорить на эту тему: стыд так всемогущ, что мы иногда начинаем стыдиться при одном лишь упоминании о нем. Но я шесть лет расспрашивала сотни женщин об их жизни и поняла вот что: стыд испытываем мы все. Это абсолютно универсальное чувство.

Чем меньше мы понимаем, что такое стыд, и то, как он влияет на наши чувства, мысли и поведение, тем больше власти он имеет над нашей жизнью. Однако если найти в себе силы поговорить о стыде и если с сочувствием выслушать рассказ другого человека, то мы сможем совершенно иначе любить, работать, быть родителями, строить отношения – словом, жить совсем по-другому.

Люди часто думают, что стыд – удел тех несчастных, кто пережил тяжелые психотравмы, но это не так. Мы все иногда стыдимся. Прячась в темных углах нашего сознания, стыд незаметно сказывается на повседневных проявлениях нашей жизни: внешности, восприятии тела, материнстве, воспитании, семье, деньгах и работе, на физическом и душевном здоровье, зависимостях, сексе, старении, отношении к религии.

Эта книга предоставляет информацию и конкретные стратегии для правильного понимания чувства стыда и выстраивания стыдоустойчивости, как я ее называю. Мы никогда не сможем стать полностью невосприимчивыми к стыду, но можем выработать устойчивость, необходимую, чтобы распознать стыд, конструктивно иметь с ним дело и, приобретя опыт, двигаться дальше. Во время интервью женщины с высоким уровнем стыдоустойчивости говорили о четырех общих для них вещах. Эти вещи я назвала четырьмя элементами стыдоустойчивости; они и составляют ядро моей книги. Когда мы узнаем о стыдоустойчивости больше и начнем применять эти элементы, то сможем взаимодействовать с побочными продуктами стыда – страхом, желанием обвинять и разобщенностью – и двигаться дальше, по направлению к храбрости, сочувствию и соединению, которые нужны нам, чтобы хорошо прожить нашу прекрасную, единственную жизнь.

Я всю жизнь профессионально занималась изучением чувства стыда и его влияния на женщин, мужчин и детей. Изучая эту проблему у женщин, я имела возможность взять интервью у более 300 участниц опроса разных возрастов, рас и национальностей, у женщин, находившихся в самых разных жизненных ситуациях. Кроме того, затем я вторично проинтервьюировала 60 из этих женщин, применявших некоторые стратегии из моей книги, чтобы понять, какие из них эффективны и с какими препятствиями столкнулись женщины, применявшие их.

Если вы не считаете, что стыд влияет на вашу жизнь, прочитайте цитаты из интервью, и вы поймете, что это не так. Из этих цитат ясно, как сложно переплетены стыд, страх и общественные ожидания.

«Секс для нас с мужем – это такая проблема… Иногда все просто замечательно. А иногда я начинаю думать про свое тело, ведь оно так изменилось за десять лет. И начинаю паниковать. Воображаю, что муж сравнивает меня с тем идеалом, который у меня в голове. И тогда – все. Я начинаю сопротивляться и делаю все, чтобы поскорей сбежать и одеться».

«Однажды я ехала по улице в нашем квартале и остановилась на светофоре рядом с машиной, в которой сидели молодые люди. Они смотрели на меня и улыбались. Я тоже им улыбнулась и немного покраснела. И тут вдруг моя пятнадцатилетняя дочь с заднего сиденья, где она сидела с подружкой, говорит: “Господи, мам, перестань на них пялиться. Ты думаешь, они что, с тобой, что ли, заигрывают? Очнись!” Я чуть не расплакалась. Какая же я дура!»

«Смотрю на себя в зеркало, и кажется, что все нормально. А иногда гляну: ужас! Жир и уродство. Во мне просто все закипает, я даже дышать не могу. Сама себе противна до отвращения. Из дома не хочется выходить, чтоб никто не видел».

«Мне сорок один, и я решила наконец окончить школу и получить диплом. Половину времени, что я провожу в классе, я вообще ничего не понимаю, просто сижу и киваю, как идиотка. Чувствую себя обманщицей – как будто притворилась умной, а сама глупая, и мне тут делать нечего. Когда эти мысли приходят в голову, хочется убежать… схватить сумочку, выскочить в заднюю дверь и никогда не возвращаться».

«Со стороны моя жизнь выглядит довольно неплохо. Прекрасный муж, чудесный дом, милые детки – все как у людей. Но на самом деле все совсем не так. Если бы мы с мужем так не беспокоились о том, что о нас подумают другие, давно бы развелись. Мы почти не разговариваем. Дети в школе еле учатся. Приходится доплачивать, чтоб их не выгнали. С каждым днем все труднее удерживать ситуацию под контролем. И все время понимаешь, что правда-то выпирает, друзья обо всем догадываются, просто не могут не догадаться. Когда чувствую, что они видят нашу ситуацию насквозь, мне просто дурно становится».

«Постоянно чувствую, что меня как мать все осуждают; будто я все делаю неправильно, недостаточно хорошо. Самое противное, когда другие мамочки начинают перемывать кости. Когда кто-нибудь из них смотрит на меня косо, меня аж дрожь пробирает».

«Я никому не рассказываю, что пережила, – не хочу, чтоб меня жалели или обсуждали. Легче держать свое прошлое при себе. От одной мысли о том, что меня могут осудить или обвинить за мое прошлое, у меня дыхание перехватывает».

«Никто не знает, насколько у нас с мужем испорчены отношения: если рассказать, то будут осуждать и его, и меня. Меня будут корить за то, что я от него не ухожу. Я постоянно вру и рассказываю сказки, чтобы все скрыть. Вру и чувствую себя оплеванной».

Знакомо? Большинству из нас – наверняка. Все мы в разной степени стремились к тому, чтобы чувствовать себя комфортно в обществе, где главное – соответствовать общепринятым ценностям и быть без изъяна. Нам знакомо и то болезненное, волной накатывающее чувство, когда мы буквально кожей ощущаем, что осуждают или высмеивают нашу внешность, работу, воспитание детей, то, как мы тратим деньги, нашу семью или жизненный опыт. И это происходит не только тогда, когда кто-то другой действительно унижает или осуждает нас; самый болезненный стыд – это самоистязание. Это постоянная неослабевающая борьба за то, чтобы ощутить себя принятым и достойным. Мы столько времени и сил тратим на то, чтобы убедиться в нашем соответствии всеобщим ожиданиям, на заботу о том, что подумают люди, что зачастую испытываем злость, страх или досаду. Иногда мы уже готовы согласиться с тем, что мы и на самом деле плохи, что мы, скорее всего, заслуживаем отвержения, которого так отчаянно боимся. Иногда же, наоборот, мы начинаем беситься, орем на супругов и детей без видимой причины, язвим в разговоре с другом или коллегой. И в том и в другом случае итог одинаков: мы измотаны, растеряны и одиноки. Мы тратим очень много времени и энергии, пытаясь разрешить проблемы, лежащие на поверхности, что редко приводит к важным, устойчивым изменениям. Когда же мы докапываемся до корней проблемы, то видим, что именно стыд заставляет нас ненавидеть свое тело, бояться отвержения, избегать риска, скрывать часть своей жизни или своего прошлого, которые, как нам кажется, могут осудить. Те же силы действуют, и когда мы ощущаем, что подвергают сомнению нашу способность быть матерью, или когда чувствуем себя слишком глупыми и необразованными, чтобы заявить о себе, выразить свое мнение. Пока мы не поймем, что главную роль здесь играет стыд, мы можем только подлакировать действительность. Но мы не заглушим старой пластинки у нас в голове, которая заводится снова и снова, терзая нас вариациями на тему «я какая-то не такая». Например, гадкое чувство, возникающее у нас во время работы или учебы, редко имеет отношение к нашим способностям, скорее – к этому подлому внутреннему голосу: «Да кто ты такая, чтобы…» Стыд заставляет нас придавать такую важную роль чужому мнению, что мы теряем себя, изо всех сил стараясь соответствовать всеобщим ожиданиям.

Стыд: безмолвная эпидемия

Когда годами изучаешь такую тему, как стыд, легко забыть, сколько людей ее просто не выносят, боятся ее. Мой муж часто напоминает мне, чтобы я не переживала, когда, представившись исследователем чувства стыда, я вижу мгновенно вытянувшиеся лица, как будто вдруг чем-то сильно завоняло. Пару лет назад произошел случай, благодаря которому я многое поняла о стыде и о том, что для выработки устойчивости к стыду очень важны храбрость и сочувствие.

Я летела в Кливленд читать лекцию в университете Кейс Вестерн Резерв. Только я устроилась у окна, как на сиденье у прохода плюхнулась крайне энергичная дама. Я видела ее в аэропорту, она без умолку болтала с другими пассажирами и работниками авиалинии. Устроив небольшую пробку в проходе, она наконец запихнула сумки под сиденье спереди, повернулась ко мне и представилась. Мы с минуту поговорили о погоде в Хьюстоне, а потом она спросила: «Ну а чем вы занимаетесь и зачем летите в Кливленд?» Как только самолет взлетел, я, слегка повысив голос, ответила: «Я – исследователь и лечу в Кейс читать лекцию». – «Вот здорово, – сказала она. – А что вы изучаете?» Все еще перекрикивая рев моторов, я наклонилась к ней и ответила: «Женщин и стыд». Глаза ее расширились, и она в восторге воскликнула: «Вау!» Потом наклонилась ко мне так, что верхняя часть ее тела нависла над сиденьем, расположенным между нами. «Женщина-эстет! Как интересно! Расскажите поподробнее!» К этому времени мотор уже работал тише. Я улыбнулась и сказала: «Не “эстет”, а “стыд”». – «Стыд?» – переспросила она упавшим голосом. «Да, – ответила я. – Я изучаю стыд и разные последствия его влияния на жизнь женщин». На этом наш разговор окончился. Дама отвела глаза и сказала, что ей надо передохнуть. Мы три часа сидели в своих креслах молча. Я то и дело чувствовала, что она украдкой поглядывает на меня и на экран моего ноутбука. Раз десять я в ответ поворачивалась к ней и приветливо улыбалась, но она немедленно притворялась спящей. Один раз она даже слегка всхрапнула, без сомнения, притворно, потому что она все время шевелила ногами. Когда я вернулась в Хьюстон, на обеде с коллегой, которая исследует насилие, мне не терпелось поведать ей историю с «эстетом» – уж она-то поймет, каково иногда приходится исследователю подобных тем! Мы посмеялись над тем, что «эстет», безусловно, интереснее, чем стыд, и она призналась, что большинство людей очень интересуются ее исследованиями и в самолете обычно ей самой приходится притворяться спящей. «Не понимаю, – сказала я. – И стыд, и насилие сейчас можно сравнить с эпидемией. Неужели люди думают, что стыд хуже?» Она минутку подумала и ответила: «Пожалуй, нет. Просто стыд – это безмолвная эпидемия. Люди понимают, что такое насилие, и могут говорить о нем. А стыда мы до сих пор боимся. Даже само слово нам неприятно. Ты изучаешь такую тему, о которой не принято было говорить. Стыд так же опасен, как насилие, но мы продолжаем притворяться, что его не существует».

Похоже, моя коллега была права: стыд – это безмолвная эпидемия. Эпидемия, потому что подвержены ей мы все. Безмолвная, потому что мы не можем или не хотим открыто говорить о стыде и изучать, как он влияет на нашу жизнь, семью и общество. Наше молчание загнало стыд в подполье, откуда он и просачивается теперь в нашу личную и общественную жизнь, коварно и незаметно разрушая ее. Когда-то социологи недопонимали и недооценивали проблему стыда, но теперь все больше исследователей и практиков изучают роль стыда в возникновении проблем, связанных с психическим здоровьем населения, таких как депрессии, тревожные расстройства, зависимости, расстройства пищевого поведения, моральное подавление, самоубийство, сексуальное оскорбление и все виды насилия, включая семейное [1][1].

Как и в случае с растущей эпидемией насилия, стыд стал для многих, странным образом, формой самозащиты и доступным источником развлечения. Брань и клевета вытеснили всенародные дискуссии о религии, политике и культуре. Мы апеллируем к стыду, чтобы муштровать, воспитывать и дисциплинировать наших детей. В телепрограммах самый высокий рейтинг у тех передач, где демонстрируют жестокие семейные сцены, интриги, склоки, бойкоты и публичные унижения. Мы стыдим других не только для того, чтобы защититься, но и для того, чтобы развлечься, – и при этом не можем понять, почему мир кажется таким недружелюбным, почему политика превратилась в кровавый спорт, почему дети становятся тревожными и напряженными, почему уровень массовой культуры упал ниже некуда и почему мы все чаще ощущаем одиночество и разобщенность.

Как и в случаях с другими эпидемиями, мы так погрязли в борьбе за себя и свою семью, что просто не видим связей, которые позволили бы нам разглядеть картину целиком, на некоторой дистанции. Мы не осознаем, насколько проблема огромна. Нам кажется, что это наши личные проблемы, связанные с самооценкой, а не серьезный порок общества.

Чтобы стало понятнее, как мы переживаем стыд, я познакомлю вас со Сьюзен, Кайлой, Терезой и Сондрой. У меня была возможность проинтервьюировать их дважды – в начале исследования и спустя несколько лет после того, как они начали практиковать стратегии стыдоустойчивости. На всем протяжении книги их истории будут развиваться, служа важными примерами того, как действенно, но и трудно практиковать храбрость, сочувствие и соединение.

Сьюзен, когда мы встретились, еще не было тридцати. Она уже три года как вышла замуж, ее дочери исполнился год. Сьюзен работала специалистом по лечебной физкультуре, любила свою работу, но уже год сидела дома с ребенком. В семье стало туговато с деньгами, и Сьюзен решила выйти на работу на неполный день. В интервью она вспоминала тот момент, когда ей показалось, что она наконец-то нашла подходящую работу. Она говорит, что пришла в восторг. Ей не только предложили частичную занятость по специальности: в церкви, которую она посещала, оказалось свободное место для ее дочки в программе «День маминых дел». Сьюзен не терпелось поделиться хорошей новостью, и она позвонила старшей сестре. Но вместо того чтобы поздравить ее, сестра сказала: «Не понимаю, зачем ты ее вообще рожала, если не собираешься воспитывать». «Мне, – вспоминает Сьюзен, – как будто под дых врезали. Я задохнулась. Это был полный кошмар. Моя первая мысль: “Я – плохая мать”. В тот же вечер я решила отклонить предложение».

Когда я интервьюировала Кайлу, ей было около сорока пяти, за плечами – успешная карьера в рекламе. Она жила одна в большом городе на Восточном побережье. Отец Кайлы страдал болезнью Альцгеймера, и Кайла пыталась совместить работу с уходом за ним. Самой трудной проблемой стала начальница Кайлы, Нэнси. Кайла описывает Нэнси как «человека, которому никогда не станешь рассказывать о себе». Когда я попросила объяснить поподробнее, что она имеет в виду, она сказала, что Нэнси обладала удивительной способностью находить больное место – а значит, чем больше она знает про твою жизнь, тем лучше вооружена против тебя. Два года назад у Кайлы умерла мать, и та долго была подавлена, переживая эту потерю. Как-то она рассказала Нэнси о своей депрессии, и начальница открыто заговорила об этом при всех сотрудниках. И вот теперь, хоть Кайла и боялась коварства Нэнси, ей пришлось рассказать о ситуации с отцом, потому что поиск сиделки мог занять довольно долгое время, наверняка пришлось бы отпрашиваться с работы. Сразу после этого разговора Нэнси назначила совещание, где объявила, что Кайла отстраняется от проекта, который она вела. «Она посмотрела на меня и сказала, обращаясь ко всей группе: “Вы же знаете Кайлу. У нее вечно какие-то драмы”. Меня просто парализовало. Я застыла. Меня размазали. Неужели Нэнси права? Я правда такая психованная? Почему я такая дура, зачем ей рассказала?»

Когда я встретила Терезу, мать троих детей (младшему три, старшему одиннадцать), ей было тридцать пять. Ситуация, которую она описала, длилась не больше пяти минут, но накал страстей был огромный. Тереза стояла перед зеркалом и дико ненавидела свое тело. «Бывают такие дни, – рассказывала она, – когда ничего не подходит – я перемерила все джинсы». В ярости Тереза стала хватать себя за бедра с внутренней стороны, щипать жировые складки, свисавшие по бокам, там, где резинка бюстгальтера. Она выкрикивала: «Уродина! Я уродина!» Все это усугублялось тем, что дети в соседней комнате дрались из-за телевизора, а телефон звонил как оглашенный. Она заорала на детей: «Возьмите трубку, вы что там все с ума посходили! Оглохли, что ли!» Наконец она закрыла лицо ладонями и начала всхлипывать. Когда она подняла голову, то увидела рядом своего младшего. Он испуганно произнес: «Мамочка плачет. Мамочка, прости меня». При виде сына Терезу переполнили стыд и вина. Она сказала мне, что никогда не забудет того дня. «Иногда мне тошно от всего этого: от моего тела, от детей, от дома – от всей жизни. У меня в голове есть картинка того, какими я хочу видеть себя и свою жизнь, но реальность всегда не дотягивает. Бывают моменты, когда мне так стыдно, что я это вымещаю на детях».

Сондре было примерно пятьдесят пять, она преподавала в высшей школе. Со смесью печали и раздражения она рассказала мне: «Я обожала поспорить с деверем о политике. Мы спорили годами. Однажды в воскресенье вечером мы с мужем ехали домой после ужина с его братом, и он мне сказал: “Ненавижу, когда ты с ним препираешься. Дональд – умный человек, у него магистерский диплом; не лезь ты к нему со своими глупостями”. Он добавил, что мои мнения невежественные и глупые и что он из-за этого плохо выглядит в глазах брата. Больше я с его родней не общалась».

Как по-вашему: Сьюзен, Кайла, Тереза и Сондра просто страдают от низкой самооценки? Нет. Стыд и самооценка – разные категории. Оценка – это мысль. Стыд – это чувство. Наша самооценка основана на том, как мы видим себя, свои сильные и слабые стороны, в течение какого-то времени. Это то, как и что мы о себе думаем. А стыд – это эмоция. Это то, что мы чувствуем, пережив какой-то факт или событие. Когда мы стыдимся, мы не видим картину в целом; мы не подсчитываем недостатки и достоинства. Мы просто чувствуем себя одинокими, брошенными, неполноценными. Моя подруга и коллега Мариан Манкин так описала разницу между стыдом и самооценкой: «Самооценка – это когда я размышляю: кто я, кем хочу быть, откуда пришла, что преодолела и что у меня получилось. А когда я стыжусь, меня отбрасывает вниз, в глубокую яму, в ничтожество, и я теряю это чувство контекста. Я оказываюсь в такой ничтожной позиции, из которой мне ничего уже не видно. Только мое одинокое, никчемное положение».

Ну ладно, эти истории – не про самооценку. Но, может быть, они просто о наших близких? Может, сестра Сьюзен – злюка, Кайлу задела бесчувственная реплика коллеги, да и Тереза борется за совершенство не в вакууме, а единственная проблема Сондры – ее муж? Ответ – нет. Если посмотреть на все четыре примера – материнство, работу, перфекционизм, высказывание своего мнения, – вы увидите, что главное оружие в этих культурных войнах – стыд.

Мы держим матерей в постоянном страхе испытать стыд, утверждая, что «вы не делаете все лучшее для своих детей» или что «ваш выбор невежественен или эгоистичен». И ситуация Кайлы типична для культуры стыда, сложившейся во многих организациях. Подразумевается, чтобы преуспеть, мы должны искусственно разделять нашу профессиональную и личную жизнь. Начальница с ее репликами – продукт этой культуры. Хотя нам говорят (и мы хотим верить), что «ты и твоя работа – не одно и то же», наши боссы, коллеги и средства массовой информации стараются опровергнуть эту благожелательную поговорку утверждением: «Ты – это то, что ты делаешь, как делаешь, сколько зарабатываешь». В случае Терезы стыд следует понимать как голос перфекционизма. Когда речь идет о внешности, работе, материнстве, семье или здоровье, болезненно не стремление к совершенству, а неспособность соответствовать недостижимым ожиданиям; именно это и вызывает болезненный приступ стыда. Наконец, история Сондры говорит о том, что сила стыда – социальный инструмент, который часто используется, чтобы заткнуть нам рот. Ничто не заставляет нас замолчать эффективнее, чем стыд.

Как видите, стыд – это нечто большее, чем реакция на бездушность или проблема самооценки; это базовое переживание, которое становится все более разъединяющей и разрушительной частью нашей культуры. Иногда, в определенных ситуациях, все мы боремся с чувством, что мы недостаточно хороши, что у нас чего-то нет или мы недотягиваем до какой-то планки. Я открыла, что самый эффективный способ превозмочь это чувство неадекватности – делиться своими переживаниями. Конечно, в нашей культуре, чтобы рассказать свою историю, нужна определенная храбрость.

Date: 2015-09-25; view: 290; Нарушение авторских прав