Особенности психических состояний музыкантов-исполнителей на эстраде

Как отмечают многие авторы [35, 14, 149, 269, 344], исполне­ние на эстраде становится «доминантной деятельностью, кото­рая подавляет все прочие возбуждения, в том числе и вызы­вающие эстрадное волнение... В силу свойства доминанты «сум­мироваться» с побочными возбуждениями и усиливаться за их счет, обстановка концерта повышает интенсивность исполни­тельского процесса» [269, с. 112]. Большинство исследователей, анализируя проблему перехо­да предконцертого состояния в «рабочее», отмечают разные ти­пы их связи, подчеркивая, что часто психическое состояние в начальный период деятельности может определяться предкон-цертной готовностью, однако иногда ранее сформированное пси­хическое состояние резко меняется под влиянием самой дея­тельности, которая настраивает человека на определенный тон. Психическое состояние в первые моменты деятельности на эстраде зависит от адаптированное™ исполнителей к условиям публичного выступления. «Обычно состояние приподнятости наступает не с первых же нот... До концерта, как правило, думаешь о первой вещи: как выйдешь, сядешь, как начнешь. Всегда кажется, что са­мое трудное — начало... С самого начала чувствуешь какую-то

250_____________________________Бочкарев А. А. отчужденность между собой и роялем, между собою и своими руками; и все еще как-то не едино. Только после какого-то момента, большей частью после самых трудных вещей в про­грамме, относительно которых больше всего волнуешься, на­ступает облегчение. Все дело заключается в том, чтобы до это­го играть хорошо, а после этого играть уже не трудно». Одним из сильных эмоциональных факторов для пианистов является инструмент, который в одном случае способствует по­вышению творческой активности, в другом — оказывает небла­гоприятное влияние на психическое состояние исполнителя. «Большую роль во время выступления играет инструмент. Один рояль стимулирует «вдохновенное» состояние, другой — нет. Главная трудность в том, что для артиста часто рояль — дефицит информации: не знаешь, на каком инструменте бу­дешь играть. Иногда приходится «бороться» с ним и на эту борьбу уходит подчас 90% исполнительской энергии. Плохой инструмент создает состояние нервозности, которое нужно су­меть преодолеть. Напротив, если инструмент высокого качест­ва, творческий процесс на эстраде начинается с радости, любо­вания прекрасным звуком, разными тембрами, инструмент стимулирует рождение новых тембров, оттенков и др. Это осо­бое состояние — своеобразная исполнительская эйфория... Чтобы ощущались воздушность, вода, цвет музыки Равеля, нужен очень «чувствительный» инструмент. Иногда это удает­ся передать, иногда — нет. Очень часто после концерта чувст­вуешь себя подавленно, хотя пришел на концерт с хорошим настроением. Испортить состояние может только инструмент. К сожалению, такова судьба всех пианистов, не считая счаст­ливых исключений, которые возили с собой рояль, как, напри­мер, С. Рахманинов» (проф. О. Вондровиц). Доминирующим фактором, определяющим специфику пси­хического состояния музыканта на эстраде, является испол­няемая им музыка. Увлеченность исполняемой музыкой, не­преодолимое стремление к воплощению творческого замысла являются основными побудителями состояния творческого вдохновения и источниками эстрадного волнения. «Вдохновение... возникает обычно после заполненности сознания интенсивными творческими поисками. Вот почему именно в музыке, в отношении к ней артиста содержится, как мне кажется, и главное «лекарство» от «эстрадных болезней». В увлеченности, всепоглощенности музыкальными образами, в непрестанных открытиях всего прекрасного, что содержится в

Музыкально-исполнительская деятельность____________251 сочинении, в любви к каждой его детали, в страстности, с ко­торой жаждешь выявить все это в реальном звучании. В осоз­нании величия музыки, значительности личности ее создателя, в стремлении приблизиться к ним в меру скромных своих сил, в преклонении перед этим величием, этой значительностью, по сравнению с чем все житейские страхи должны показаться та­кими мелкими, ничтожными...» — Д. Благой [42, с. 64]. «Для меня существует какая-то «альфа» — постулат ис­полнительского искусства: ты должен бесконечно любить то сочинение, которое играешь. У каждого свой собственный сложный конгломерат ощущений. Если привходящие обстоя­тельства сильнее, чем индукция, исходящая от музыки («вдруг я на эту ноту не попаду»; «ах, мне бы не провалить­ся»; «если я сейчас не сыграю — погибнет мое доброе имя»; «я сейчас неудачно выступлю»), — перестаешь думать о му­зыке — и тогда конец. Когда же вы обожаете музыку, она всегда индуктирует вашу фантазию. Я выхожу на эстраду как проповедник с трибуны (он тоже ведь не должен волноваться, а должен быть горд тем, что про­износит важные, гуманные человеческие мысли. Оратор, чи­тающий Пушкина, должен быть счастлив тем, что он сейчас публику познакомит с великим творением, оживит эти гениаль­ные слова, гениальные мысли. Взял не ту ноту — не панико­вать! — зато какая сейчас будет модуляция, вот послушайте (публике): прекрасный переход в ре-мажор. И вы сами ощу­щаете, как сердце сжимается и слезы наворачиваются на гла­за. Вот тогда вы чувствуете себя по-настоящему (проф. М. Рос-тропович). «Когда я думаю о том, какие импульсы у меня бывают при публичном исполнении, то нахожу, что самый главный — за­ставить других полюбить то, что я люблю, полюбить так, как я люблю. Конечно, мне доставляет удовольствие и внешний успех, но лишь тогда, когда я чувствую, что зал становится одной семьей, что все мы становимся близкими, что все мы «родственники», лишь тогда бывает действительно хорошо... Самое приятное, когда заставишь почувствовать какую-нибудь очень тонкую вещь, когда во время какой-нибудь ферматы — полная тишина...» — Г. Г. Нейгауз [84, с. 213-214]. Для психологической структуры творческого процесса в начальной фазе характерны неустойчивые творческие состоя­ния, отличающиеся нестабильностью волевых усилий, творче­ской активности, ситуативным отвлечением внимания. Одним

254_____________________________Бочкарев Л. Л. Многие музыканты-исполнители трактуют психическое сос­тояние на эстраде как состояние раздвоения, как синтез вдох­новения и контроля, стихийного и сознательного [150, с. 106]. «Я считаю, что исполнитель, также как и актер, должен иметь две сущности, которые действуют одновременно: одна играет, а другая смотрит на нее со стороны, как это получается» (проф. М. И. Гринберг). «Эмоции на сцене раздвоенные. Скажем, если я играю «Двой­ника» Шуберта-Листа, то я испытываю одновременно чувство трагизма, которое заложено в этом произведении и радость от удачной реализации этого трагизма. Конечно, я переживаю не те чувства одиночества, безысходности героя, стоящего перед домом возлюбленной, которые явились основой для сюжета произведения, я переживаю именно их музыкальный сгусток, я бы сказал, переживаю интонации этой мелодии, которые для меня говорят очень много без перевода на язык образов, ассоциаций. Одновременно я испытываю подъем и творческую радость от самого процесса передачи этих эмоций. Играешь ли ты похороны, смерть, трагедию, ты в это же время радуешься, потому что без радости нет исполнительства. Эта радость воз­никает от ритма, от движения образов, от того, как у тебя из под пальцев или уст, если ты поешь, рождаются нужные ин­тонации, как это получается, как попадает в фокус. Кроме того, раздвоенность заключается и в другом: как бы ни был вработан музыкальный материал в отношении ли психомотор­ном, в отношении ли темпа, фразы — без внимательного, на­пряженного, контролирующего непрерывного участия нашего сознания и всей нашей натуры исполнения не получится. Та­кое исполнение, основанное на автоматизме, будет мертвым или гипертрофированным» (проф. Г. М. Коган). В состоянии «раздвоения» диалектически взаимосвязаны перевоплощение и контроль. Самые искренние и самые прав­дивые переживания актера-певца сдерживаются и управляют­ся зорким оком его наблюдения над собой «со стороны». «Я ни на минуту, — подчеркивает Ф. И. Шаляпин, — не расстаюсь с моим сознанием на сцене. Ни на секунду не теряю способности и привычки контролировать гармонию действия. Правильно ли стоит нога? В гармонии ли положение тела с тем О своеобразии сочетания противоположных эмоциональных сос­тояний в эстетическом переживании пишут многие музыковеды, философы и психологи [149, 288, 349].

Музыкально-исполнительская деятельность____________255 переживанием, которое я должен изображать? Я вижу каж­дый трепет, я слышу каждый шорох вокруг себя. У неряшливо­го хориста скрипнул сапог, — меня это уже кольнуло. Бездель­ник, — думаю, — скрипят сапоги, а в это время пою: «Я умира-аю...» [337, с. 123]. Г. М. Коган, анализируя психологические особенности сце­нического состояния Ф. И. Шаляпина, совершенно справедли­во подчеркивает, что обостренное внимание к внешним атри­бутам сценической игры не мешает ему глубоко переживать муки умирающего Дон-Кихота (149]. «Состояние «раздвоения», о котором говорят К. С. Станис­лавский, П. И. Чайковский, В. И. Качалов, И. Н. Певцов, Г. М. Коган и многие другие, есть проявление высокоразвитых эмоционально-регулятивных способностей человека: «Для арти­ста в момент творчества необходимо полное спокойствие... Те, кто думают, что творящий художник в момент аффектов спосо­бен посредством своего искусства выразить то, что он чувствует, ошибаются» [330, с. 371]; «волнение в образе» вполне совмес­тимо с «творческим спокойствием» вне образа» [149, с. 89]; «внутреннее спокойствие — необходимое условие творчества» [111]. Спокойствие и волнение, переживание и глубокая сосре­доточенность не являются выражением «раздвоения личности» или «раздвоения сознания», как ошибочно считают некоторые представители идеалистической психологии [114, 171]. Психо­логическим механизмом состояния раздвоения является рас­пределение внимания¹, выражающиеся в умении воспринимать, мыслить или действовать в данный отрезок времени при нали­чии двух или более направленностей этих процессов. Как из­вестно, регуляция психической деятельности связана с такими особенностями внимания, как распределение и переключение, устойчивость и объем. Одной из важных функций внимания является слежение: внешнее, осуществляющее контроль за деятельностью, и внут­реннее, обеспечивающее соответствие модели объекту. В процессе ¹ 95% студентов Киевской консерватории обнаружили высокий уровень распределения внимания, диагностировавшегося по методике канадских психологов П. Линдсея и Д. Нормана: испытуемый дол­жен был вслух повторять вслед за одним экспериментатором текст и одновременно воспринимать и запоминать вопросы другого экспери­ментатора. Аналогичные методики на музыкальном материале ис­пользуются нашим учеником доцентом А. Б. Зелинским [128].

256_____________________________Бочкарев А. Л. деятельности на эстраде эти функции слухового внимания приобретают доминирующее значение в регуляции исполни­тельского процесса: внутреннее слежение («пред слышание») обеспечивает возможность корректирования исполнительской концепции в целом и динамики музыкального переживания, внешнее позволяет контролировать звучание, игровые движе­ния, контакт с аудиторией в данный отрезок времени. Творческое «состояние раздвоения» характеризуется не только высоким уровнем функционирования внимания, но и отличается динамизмом, стремительностью протекания всех психических процессов: восприятия, представлений, мышле­ния, фантазии. Яркая эмоциональная насыщенность деятельности, твор­ческий подъем во время исполнения могут усиливать про­дуктивность работы фантазии, интуиции и вызвать у музы­канта желание изменить те стороны звучания, которые соот­ветствуют данному психическому состоянию, через которые он может наиболее интересно реализовать свою исполнитель­скую концепцию. Выдающиеся музыканты всех времен под влиянием вдох­новения на эстраде вносили коррективы в свой замысел, от­крывая новое в известном. Основой творческого преобразования исполнительской кон­цепции на эстраде является импровизационность. «В хорошую погоду, — рекомендовал А. Рубинштейн свое­му ученику Гофману, — можете играть ее (фразу — Л. Б.) так.., но в дождь играйте иначе» [111, с. 69]. «Произведение, отмечал А. Скрябин, — всегда многообраз­но, оно само живет и дышит, оно сегодня одно, а завтра дру­гое, как море» [335,с. 222]. Композитор, играя свои произведения, вносил в них су­щественные поправки, отходя от собственных темповых, мет­роритмических, фразировочных, динамических указаний, до­бавляя, заменяя тоны. Отступали от собственноручно напи­санного в нотах А. Рубинштейн, С. Рахманинов, С. Проко­фьев и другие [222]. «Бывают разные типы импровизации. Иногда играешь на эстраде не импровизируя (бездействует воображение). Конеч­но, какие-то элементы импровизации есть всегда, иногда это мера динамики, звука, ритма, темпа, иногда внезапное и не­ожиданное легкое фактурное изменение в нотном тексте или даже более удачное расположение рук или фигураций. Однажды,

Музыкально-исполнительская деятельность____________257 играя «Двойник» Шуберта-Листа, я, по-моему, очень удачно, тонко по звучанию исполнил момент нарастания «ре, ре-ми, фа-диез». Перед тем, как взять «ре» — я услышал его совсем особым образом, необычайно поэтично, после чего весь фраг­мент прозвучал гораздо лучше по сравнению с предшествую­щими исполнениями этого произведения. Раньше этот момент был более обыкновенен и прозаичен. А здесь он прозвучал затаенно — и я хорошо почувствовал, что вся публика затаи­лась вместе со мной. Бывает такой тип импровизации, когда выйдя на эстраду (или за минуту до выхода) представляешь в ином плане и со­отношении все произведение. У исполнителя всегда бывает труднообъяснимое чувство вещи в целом — камертон, в кото­ром эта вещь звучит. Перед концертом иногда этот камертон меняется, правда, это бывает не так часто и свойственно очень талантливым исполнителям... Я не мог бы сказать в ту мину­ту, когда все произведение услышал в другом роде, как изме­няется в соответствии с этим новым камертоном динамиче­ские, темповые соотношения по сравнению с прежней концеп­цией, но вот «войдя» в этот камертон, я сразу, уже играя, чувствовал, каких изменений он требует в деталях, сохраняя при этом логическую концепцию целого. Оценивая свое вы­ступление после концерта как критик, я мог бы сказать, что на этот раз я вложил в произведение как бы другую концеп­цию, которая родилась из иного ощущения камертона вещи в целом» (проф. Г. М. Коган). Вышеописанное творческое преобразование образа (концеп­ции в целом) является проявлением творческого воображения, функции которого усилены в состоянии творческого вдохнове­ния [282]. Однако, учитывая психологические различия между вос­создающим и творческим воображением, следует отметить в то же время их взаимодействие в творческой деятельности музы­канта-исполнителя на эстраде и наличие общности их функ­ции в творческом преобразовании исполнительской концеп­ции. Творческое воображение участвует наряду с мышлением в реализации исполнительского замысла на эстраде, адекват­ность которого композиторскому контролируется с помощью корригирующей функции воссоздающего воображения. Процесс коллективного исполнения накладывает существен­ный отпечаток на импровизационность интерпретации. С од­ной стороны, атмосфера концерта не дает коллективу музыкантов

258_____________________________Бочкарев Л. А. широкого выбора, все противоречия, конфронтация, разногла­сия, возникавшие на репетициях, сглаживаются [254, с. 64]. С другой стороны, творческие возможности импровизации в не­измеримой степени усиливаются благодаря взаимному зараже­нию музыкантов чувствами и переживаниями друг друга. Вдохновенная игра солиста, например, может увлечь орке­странтов. новизной прочтения замысла и побудить дирижера изменить трактовку, следуя его почерку. Особенно ярко эта тенденция проявляется в оперном ис-полнительстве. Выдающиеся актеры заражали¹ своими чувст­вами партнеров, заставляя их активно сопереживать и вносить соответствующие коррективы в динамику сценических дейст­вий, менять характер вокальной интерпретации. «Помню, — рассказывает Ф. И. Шаляпин, — как однажды в «Жизни за царя», в момент, когда Сусанин говорит: «Велят идти, повиноваться надо», и обнимая дочь свою Антониду, поет: «Ты не кручинься, дитятко мое, не плачь, мое возлюб­ленное чадо», — я почувствовал, как по лицу моему потекли слезы. В первую минуту я не обратил на это внимания, — ду­мал, что это плачет Сусанин, но вдруг заметил, что вместо приятного тембра голоса из горла начинает выходить какой-то жалобный клекот... Я испугался и сразу сообразил, что плачу я, растроганный Шаляпин, слишком интенсивно почувствовав горе Сусанина, то есть слезами лишними, ненужными, — и я мгновенно сдержал себя, охладил» [337, с. 122—123]. Как справедливо отмечает Б. Горович, гениальная актерская импровизация может в неизмеримой степени усилить художест­венный эффект спектакля, но импровизация в коллективном творчестве должна быть в большей степени, чем в творчестве индивидуальном, ограничена рамками слаженного, сплоченного во всех отношениях ансамбля с его общими целями и задачами: ' Знаменитые трагики часто даже пугали яркими проявлениями чувств своих коллег. Так, в сцене удушения Дездемоны из пятого акта «Отелло» Мочалов, Олдридж, Сальвини так правдиво выражали ярость, что актрисы, игравшие Дездемону «падали в обморок, со­вершенно уверенные, что наступил конец». Сами же трагики с пол­ным самообладанием «незаметно оправляли платье и волосы «жерт­вы», вели шепотом посторонние разговоры, ласково успокаивали своих до смерти напуганных партнерш. «Деточка, это все нарочно», — шептал сквозь рыдания Иванов-Козельский своей партнерше, потря­сенной его слезами [149, с. 86].

М узыкально-исполнигельская деятельность____________259 «куда бы мы зашли, если бы каждый из актеров, принимаю­щих участие в данном спектакле, вздумал разнообразить его все новыми идеями. Разве при этом не сложилась ситуация, иден­тичная случаю с картиной, которую многие художники решили обогатить своими случайными замыслами» [106, с. 167]. Говоря об особенностях своего сценического самочувствия, один из солистов ансамбля скрипачей Большого театра России Д. Шендарев признался, что ощущает себя частицей одной большой скрипки: «Стоит мне чуть ярче почувствовать пре­лесть музыкальной интонации — Вслед за мной должны в той же степени почувствовать эту прелесть все мои коллеги, на сцене у нас одно дыхание, одно настроение, одно сердце, кото­рое испытывает и общую для всех потребность сегодня, на­пример, сыграть эту мелодию более таинственным, «засурдиненным» звуком. Очень многое зависит не только от нас, но и от тех, кто слушает нашу большую скрипку».

Date: 2015-09-25; view: 367; Нарушение авторских прав