Марсель Пруст

(1871—1922 гг.)

писатель

Как странно! О моей бедной жене я думаю часто, но не могу думать о ней долго.

…нам и в самом деле трудно определить, что именно из наших речей и действий замечают окружающие… мы воображаем, будто все, что не является самым существенным в наших движениях, не без труда проникает в сознание тех, с кем мы разговариваем, и уж конечно, не задерживается в их памяти.

…превосходство герцогини Германтской перед всеми этими окружавшими ее комбрейцами, про которых она не могла бы даже сказать, как их зовут, было до того несомненно, что герцогиня не испытывала к ним ничего, кроме самой искренней симпатии.

…умный человек имеет право быть несчастным только из‑за женщины, которая стоит того.

Знать — не всегда значит помешать.

…я, к великому моему стыду, обнаружил следующее: вопреки тому, что я всегда считал и утверждал, меня очень волнует, что обо мне думают другие.

Бывают дни гористые, трудные: взбираться по ним бесконечно долго, а бывают дни покатые: с них летишь стремглав, посвистывая.

Видите ли, Франсуаза, — говорил садовник, — революция лучше войны, потому что когда провозглашают революцию, то сражаться за нее идут только желающие.

Интеллектуальный уровень салона и его внешний блеск находятся по отношению друг к другу скорее в обратной, чем в прямой зависимости.

Исключить из наших наслаждений воображение — значит свести их на нет.

К сожалению, над снисходительным упорством, с каким мы стараемся не замечать пороки нашего друга, берет верх упорство, с каким наш друг предается этим порокам — то ли потому, что он сам ослеплен, то ли потому, что считает слепыми других.

Каждый человек считает ясными только те мысли, которые по своей смутности не превосходят его собственные.

Как многие интеллигенты, он не умел говорить просто о простых вещах.

Мы не особенно придирчивы и справедливы к тому, что нас не волнует.

Настоящий рай — потерянный рай.

Нет ничего нежнее переписки друзей, не желающих больше встречаться.

Обманутый муж всюду видит обманутых мужей.

Он так долго об этом размышлял, что уже начал это проповедовать.

Оставим красивых женщин людям без воображения.

Ревность часто не что иное, как беспокойное устремление к тирании, перенесенное в сферу любви.

Сильная мысль передает частицу своей силы противнику.

Среди людей обычность одинаковых достоинств не более поразительна, чем многообразие особых недостатков. Уж конечно, и наиболее распространен не здравый смысл, а доброта.

Хотеть не думать о ней — это уже означало все еще о ней думать.

Я удивлялся тому, какими беспомощными оказываются наш разум, наш рассудок, наше сердце, когда нам нужно произвести малейшую перемену, развязать один какой‑нибудь узел, который потом сама жизнь распутывает с непостижимой легкостью.