Эмиль Кроткий

(1892—1963 гг.)

поэт‑сатирик,

юморист и афорист

Актер становится собой только тогда, когда изображает другого.

Балет — это опера для глухих.

Бог его обидел и поступил совершенно правильно.

Больших чувств она избегала, как крупных купюр, которые не всегда легко разменять.

Будь прост, но не слишком! Простейшее — амеба.

В автомобиле сидел стандартный молодой человек из тех, которые выпускаются сериями — вместе с автомобилями.

В искусстве не все боги. На одного Аполлона приходится четверка лошадей.

В картинной галерее было столько исторических личностей на конях, что можно было подумать, будто историю делают на лошадях.

В книгах мы жадно читаем о том, на что не обращаем внимания в жизни.

В нем было что‑то от поэта и что‑то от Пегаса.

В секретном отделе Бог хранил тайны мироздания.

В семейном альбоме мирно уживались родственники, ссорившиеся всю жизнь.

В тринадцатое число ему не везло. Не везло и во все остальные числа.

Века были так себе, средние.

Верит в медицину. Соблюдает диету, как его дед соблюдал посты.

Внести свое в таблицу умножения можно только переврав ее.

Все пережитое ею было написано у нее на лице, а кое‑где и подчеркнуто морщинами.

Всякий талант в конце концов зарывают в землю.

Город, в котором тебе не везет, всегда кажется неинтересным по архитектуре.

Два сапога — пара, если они одного размера и фасона.

До близких далеко, до далеких близко — вот и ходишь к далеким.

До смерти боялся умереть. После смерти уже не боялся.

Доклад — это кратчайшее расстояние между двумя цитатами.

Если ты хочешь быть впереди классиков — пиши предисловия к ним.

Есть люди, которые наглеют, если их ежедневно кормить.

— Есть такие женщины. Пришьет тебе вешалку к пальто, а потом будет говорить, что отдала тебе молодость.

Жизнь и смерть ходят рядом, но ничего не знают друг о друге.

Забытая мысль всегда кажется значительной.

Земля действительно вращается, но в личной жизни можно это не учитывать.

И рождаясь и умирая, мы делаем кому‑нибудь больно.

К таким лицам больше всего идут пощечины.

Как ни люби человечество, а на долю каждого человека придется все же мало любви.

Книга так захватила его, что он захватил книгу.

Когда вагоновожатый ищет новых путей, вагон сходит с рельсов.

Куклы в кукольном театре так походили на всамделишных актеров, что даже интриговали друг против друга.

Лицо у нее было очень подходящее для выступлений по радио.

Лучшее средство от бессонницы — спать.

Люди хуже, чем они хотят казаться, и лучше, чем они кажутся.

Мало быть правым. Надо быть правым вовремя.

Мудрецы и кассиры одинаково спокойно относятся к деньгам.

На чужих похоронах мы волнуемся, как актер на репетиции.

Нарушение моды королями становится модой для их подданных.

Начинают всегда с малого. В первый день Бог создал только небо и землю.

Не верил ни в заочное обучение, ни в загробную жизнь.

Не все попугаи говорящие. Есть и пишущие.

Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Но и ничего не делать — ошибка.

Несколько десятков Новых годов делают человека старым.

Нет ничего тяжелее легких связей.

Ничего не читал. Он был не читатель, а писатель.

О жизни и деньгах начинают думать, когда они приходят к концу.

О присутствующих не говорят, об отсутствующих злословят.

Он давно уже считался известным писателем, но никто об этом не знал.

Он испытывал муки Тантала, который никак не дотянется до водки.

Он не приписывал себе чужих мыслей. Он приписывал свои мысли другим.

Он очень шел к своему галстуку.

Он походил на картинку из модного журнала, где тщательно вырисована каждая складка костюма, а лицо только намечено пунктиром.

Она была холодна, как мороженое, и так же легко таяла.

Она говорила немного по‑французски и очень много по телефону.

Она меняла возлюбленных, как перчатки. Перчаток она никогда не меняла.

Она не понимала его, как бесхитростные ходики, вероятно, не понимают хронометра.

Она признавала лекарства только с латинскими названиями: в русском переводе они на нее не действовали.

Она уже обижалась, когда ей уступали место в трамвае.

От акробата не требуют простоты. Его дело — ломаться.

Переводил со всех языков на суконный.

Плавают разными стилями, тонут — одним.

Погода располагала к любви, а на огороде старый хрен заигрывал с молодой картошкой.

Подруга отбила у нее мужа и портниху. Последнего она не могла простить.

Пользоваться чужими остротами так же бестактно, как брать взаймы бритву.

Поминутно поглядывая на часы, он клялся ей в верности навек.

Понтий Пилат мыл руки не только перед едой.

После долгой разлуки с друзьями он увидел, что они поседели, а их жены стали блондинками.

Походил на Сократа — лысиной и женой.

Развращенная успехом у публики цирковая лошадь обижалась, когда ей мало аплодировали.

С ним обращались, как с запасным колесом автомобиля: считали необходимым, подержали сзади.

Сначала ей нельзя было возражать, чтобы ребенок не родился нервный, потом — чтобы молоко не иссякло. Ну а потом она привыкла.

Суд потомства плох уже тем, что рассматривает дело в отсутствие потерпевшего.

Тайна, которой она не поделилась с подругой, была для нее тем же, что платье, без пользы висящее в гардеробе.

У него была хорошая память на плохое и плохая — на хорошее.

У него было кое‑что общее с Бальзаком: он тоже женился в Бердичеве.

Ухаживать за ней было опасно: это походило на лотерею, в которой боишься выиграть.

Ухаживать за своей женой ему казалось столь же нелепым, как охотиться за жареной дичью.

Ученье — свет, неученых — тьма.

Хваля автора, перевирают его фамилию, браня — никогда.

Хороший рассказ должен быть краток, плохой — еще короче.

Хорошо помнил своих прежних друзей и при встрече безошибочно не узнавал их.

Чем ближе к закату, тем длиннее тень воспоминаний.

Чтоб не отстать от жизни, он ходил на все похороны.

Эта авторская привычка самовосхваления пошла с той поры, когда бог, сотворив наш несовершенный мир, самонадеянно сказал: «Хорошо!»

Это была не пьеса, а оскорбление четырьмя действиями.

Жизнь подобна универмагу: в ней находишь все, кроме того, что ищешь.

Нет пива без недолива.

Мы убиваем время, а время убивает нас.

Самое плохое в жизни — то, что она проходит.

Я пью не больше 100 граммов, но, выпив 100 граммов, становлюсь другим человеком, а этот другой пьет очень много.

О ком бы мы ни плакали, мы плачем о себе.

Великие платят за искусство жизнью, маленькие зарабатывают им на жизнь.

Жизнь — это школа, но спешить с ее окончанием не следует.

У строителей воздушных замков всегда хватает стройматериала.

В горящем доме не меняют занавесок.

Постоянные колебания простительны только маятнику.

Весной даже сапог сапогу шепчет на ушко что‑то нежное.

Искусство не зеркало, оно не обязано отражать все без разбора.

Подхалим иногда подобен альпинисту: идет в гору.

В школе жизни неуспевающих не оставляют на повторный курс.

Есть люди, которым приятнее думать о том, что пчелы жалят, чем о том, что они дают мед.

Мыльный пузырь всегда радужно настроен.

Если уж метать икру, так только черную.

Соловей берет качеством, воробей — количеством.

И ослы играют роль в музыке: их кожу натягивают на барабан.

Барабан может заглушить весь оркестр, но не может заменить его.

Брак — это мирное сосуществование двух нервных систем.

Сердце надо беречь. И не только свое.

Имя его не сходило с афиши, где он неизменно фигурировал в числе «и др.».

Заснул, забыв принять снотворное.

Бокс: дружеские кровоизлияния.

Всем взял — умом, талантом, а кое с кого и деньгами.

Сколько времени ни теряешь, а лет все прибавляется.

Зеркало успешно отражало ее попытки казаться красивой.

— Директор на минуту вышел. Позвоните через час.

Кошка мечтала о крыльях: ей хотелось попробовать летучих мышей.

Костюм ее был еще не вполне модным, но уже достаточно неудобным.

Наследовать болезни имеют право даже самые отдаленные родственники.

Плох тот писатель, которому не верят на слово.

Неприятные телеграммы всегда приходят без опоздания.

Выходные дни тоже засчитываются в срок жизни.

Память ему не изменяла, но он изменял ей всегда, когда находил это удобным.

Из песни слова не выкинешь, но можно выкинуть песню.

Радио сближает народы, но ссорит соседей.

На задачи, заданные нам жизнью, ответы не даются и в конце.

Каждому свое, а иным чужое.

— Прислуживаться начальству? Нет уж, увольте. И его уволили.

В день его девяностолетия сослуживцы поднесли ему вечное перо.

Едва взглянув на букет, определил: «Это пахнет полусотней».

Часы неподвижны, маятник колеблется, а время решительно идет вперед.