Гилберт Честертон

(1874—1936 гг.)

писатель

Актеры, не умеющие играть, верят в себя; и банкроты.

Артистический темперамент — это недуг, которым страдают любители.

Архитектура — это азбука гигантов.

Библия велит нам любить наших ближних, а также — наших врагов; вероятно, потому, что по большей части это одни и те же люди.

В девяти случаях из десяти любовника жены больше всех ненавидит сама жена.

Все люди, которые действительно верят в себя, сидят в сумасшедшем доме.

Дело не в том, что мир стал гораздо хуже, а в том, что освещение событий стало гораздо лучше.

Дело не в том, что они не способны увидеть решение. Дело в том, что они не могут увидеть проблему.

Демократия означает правление необразованных, аристократия — правление плохо образованных.

Друзья тебя любят, каким ты есть; жена тебя любит и хочет сделать из тебя другого человека.

Если бы мы назвали капусту кактусом, мы сразу бы заметили в ней немало занятного.

Если вы не испытываете желания преступить хоть одну из десяти заповедей, значит, с вами что‑то не так.

Если женщина станет товарищем, вполне возможно, что ей по‑товарищески дадут коленкой под зад.

Если что‑либо действительно стоит делать, стоит делать это и плохо.

Есть только три вещи на свете, которых женщины не понимают: это Свобода, Равенство и Братство.

Журналистика — это когда сообщают: «Лорд Джон умер», — людям, которые и не знали, что лорд Джон жил.

Заниматься политикой — все равно что сморкаться или писать невесте. Это надо делать самому, даже если не умеешь.

Каждый политик является многообещающим политиком.

Каждый рассуждает об общественном мнении и действует от имени общественного мнения, то есть от имени мнения всех минус его собственное.

Каждый хочет, чтобы его информировали честно, беспристрастно, правдиво — и в полном соответствии с его взглядами.

Классиком мы называем писателя, которого можно хвалить не читая.

Когда говорят, что нельзя ругать англо‑бурскую войну, пока она не кончилась, не стоит даже отвечать; с таким же успехом можно говорить, что нельзя преграждать матери путь к обрыву, пока она не свалилась.

Когда человечество уже не производит на свет счастливых людей, оно начинает производить оптимистов.

Кощунство умирает вместе с религией; если вы сомневаетесь в этом, попробуйте кощунствовать против Одина.

Легко быть безумцем; легко быть еретиком.

Любовь не ослепляет, куда там! — любовь связывает, и чем крепче ты связан, тем яснее видишь.

Материалисты и сумасшедшие не знают сомнений.

Молчание — невыносимая реплика.

Мы шутим по поводу смертного ложа, но не у смертного ложа. Жизнь серьезна всегда, но жить всегда серьезно — нельзя.

Надменное извинение — еще одно оскорбление.

Нетрудно понять, почему легенда заслужила большее уважение, чем история. Легенду творит вся деревня — книгу пишет одинокий сумасшедший.

О вкусах не спорят: из‑за вкусов бранятся, скандалят и ругаются.

О самом сокровенном рассказывают только совершенно чужим людям.

Обычное мнение о безумии обманчиво: человек теряет вовсе не логику; он теряет все, кроме логики.

Ортодоксия — это нормальность, здоровье, а здоровье — интересней и трудней безумия.

Парадокс храбрости заключается в том, что следует не слишком заботиться о своей жизни даже для того, чтобы спасти ее.

Пей, когда ты счастлив, и ни в коем случае не пей, когда ты несчастлив.

Первая из самых демократических доктрин заключается в том, что все люди интересны.

Праздник, как и либерализм, означает свободу человека. Чудо — свобода Бога.

Прежде «компромисс» означал, что полбуханки хлеба лучше, чем ничего. У нынешних политиков «компромисс» означает, что полбуханки лучше, чем целая буханка.

Психоанализ — это исповедь без отпущения грехов.

Путешествия развивают ум, если, конечно, он у вас есть.

Слушать музыку во время еды — обида для повара и для скрипача.

Спешка плоха уже тем, что отнимает очень много времени.

Существует большая разница между человеком, который хочет прочесть книгу, и человеком, которому нужна книга, чтобы почитать.

Терпимость — добродетель людей без убеждений.

Только та религия хороша, над которой можно подшучивать.

Хороший роман говорит правду о своем герое, плохой — о своем авторе.

Храбрость: сильнейшее желание жить, принявшее форму готовности умереть.

Человеческий род, к которому принадлежат столь многие из моих читателей…

Честный бедняк может иногда забыть о своей бедности. Честный богач никогда не забывает о своем богатстве.

Чудачества удивляют только обычных людей, но не чудаков. Вот почему у обычных людей так много приключений, в то время как чудаки все время жалуются на скуку.

Я питаю слабость к филистерам. Они часто бывают правы, хотя не могут объяснить почему.

Я пришел к выводу, что оптимист считает хорошим все, кроме пессимиста, а пессимист считает плохим все, кроме себя самого.

Легкомыслие нашего общества проявляется в том, что оно давно разучилось над собой смеяться.

Я хочу любить ближнего не потому, что он — я, а именно потому, что он — не я. Я хочу любить мир не как зеркало, в котором мне нравится мое отражение, а как женщину, потому что она совсем другая.

Критики пренебрегают мудрым советом не бросаться камнями, если живешь в оранжерее.

Для детской натуры пессимиста каждая смена моды — конец света.

Цинизм сродни сентиментальности в том смысле, что цинический ум столь же чувствителен, сколь и сентиментален.

Растущая потребность в сильном человеке — неопровержимый признак слабости.

По‑настоящему трусливы только те мужчины, которые не боятся женщин.

Возможна только одна биография — автобиография; перечень же чужих поступков и эмоций — не биография, а зоология, описание повадок диковинного зверя.

Никогда не ломайте забор, не узнав, зачем его поставили.

Воспитание детей всецело зависит от отношения к ним взрослых, а не от отношения взрослых к проблемам воспитания.

Страдание своим страхом и безысходностью властно влечет к себе молодого и неискушенного художника подобно тому, как школьник изрисовывает тетради чертями, скелетами и виселицами.

Постоянно подвергаться опасностям, которые нам не угрожают, давать клятвы, которые ничем нас не свяжут, бросать вызов врагам, которые нам не страшны, — вот фальшивая тирания декаданса, которая зовется свободой.

Любовь, по природе своей, сама связывает себя, а институт брака лишь оказал рядовому человеку услугу, поймав его на слове.

Издеваясь над ограниченностью, мы сами подвергаемся серьезной опасности сделаться ограниченными.

Простые люди всегда будут сентиментальны — сентиментален тот, кто не скрывает свои сокровенные чувства, кто не пытается изобрести новый способ их выражения.

Честность не бывает респектабельной — респектабельно лицемерие. Честность же всегда смеется, ведь все, нас окружающее, смешно.

Главный грех журналистики в том, что в своих статьях газетчик выставляет в ложном свете себя самого.

Все человеческие беды происходят от того, что мы наслаждаемся тем, чем следует пользоваться, и пользуемся тем, чем следует наслаждаться.

Они (современные философы) подчиняют добро целесообразности, хотя всякое добро есть цель, а всякая целесообразность — это не более чем средство для достижения этой цели.

Газета, выходя чрезвычайно быстро, интересна даже своими просчетами; энциклопедия же, выходя чрезвычайно медленно, не интересна даже своими открытиями.

Скорость, как известно, познается в сравнении: когда два поезда движутся с одинаковой скоростью, кажется, что оба стоят на месте. Точно так же и общество: оно стоит на месте, если все члены его носятся как заведенные.

Установить непреложную истину в споре тем проще, что ее не существует в природе.

Раз человек учится играть в свое удовольствие, почему бы ему не научиться думать в свое удовольствие?

Сила всякого художника — в умении контролировать, укрощать свою несдержанность.

Человек может претендовать на ум, но претендовать на остроумие он не может.

Многие из тех, кто способен сочинить эпическую поэму, не способны написать эпиграмму.

Мы так погрязли в болезненных предубеждениях, так уважаем безумие, что здравомыслящий человек пугает нас, как помешанный.

Для человека страсти любовь и мир — загадка, для человека чувствительного — старая как мир истина.

Круглых дураков тянет к интеллекту, как кошек к огню.

Многие детективные романы не удаются именно потому, что преступник ничем не обязан сюжету, кроме необходимости совершить преступление.

Люди, сентиментальные всякий день и час, — самые опасные враги общества. Иметь с ними дело — все равно что ранним утром лицезреть бесконечную череду поэтических закатов.

Роман, в котором нет смертей, кажется мне романом, в котором нет жизни.

Если вам говорят, что какой‑то предмет слишком мал или слишком велик, слишком красен или слишком зелен, чересчур плох в одном смысле и так же плох в противоположном, знайте: нет ничего лучше этого предмета!

В великом произведении всегда содержится простейшая истина в расчете на простейшее прочтение.

Хотя я вовсе не считаю, что мы должны есть говядину без горчицы, я совершенно убежден, что в наши дни существует куда более серьезная опасность: желание съесть горчицу без говядины.

Современному миру не суждено увидеть будущее, если мы не поймем: вместо того, чтобы стремиться ко всему незаурядному и захватывающему, разумнее обратиться к тому, что принято считать скучным.

Из чистого человеколюбия и возненавидеть недолго.

Серьезные сомнения чаще всего вызываются ничтожными мелочами.

Для поэта радость жизни — причина веры, для святого — ее плод.

В любви заимодавец разделяет радость должника… Мы не настолько щедры, чтобы быть аскетами.

В великих битвах нередко побеждают побежденные. Те, кого побеждали к концу боя, торжествовали в конце дела.

Много говорят смиренные; гордые слишком следят за собой.

Безумными могут быть приключения; герой же должен быть разумным.

На свете нет слов, способных выразить разницу между одиночеством и дружбой.

Единственный шанс остаться в живых — не держаться за жизнь.

Единственный минус нашей демократии в том, что она не терпит равенства.

Какой смысл бороться против глупого тирана в Лондоне, если такой же тиран всевластен в семье?

Тот, кто хочет всего, не хочет ничего.

В упоении победой забываются ошибки и возникают крайности.

Часто бывает, что плохие люди руководствуются хорошими побуждениями, но еще чаще, наоборот, хорошие люди — плохими побуждениями.

Гораздо естественнее ведет себя тот человек, который машинально ест икру, чем тот, кто принципиально не ест виноград.

О безумце можно сказать все, что угодно, кроме того, что действия его беспричинны. Наоборот, сумасшедший во всем усматривает причину.

От глаз к сердцу проложена дорога, которая не проходит через интеллект.

На свете нет такого понятия, как неинтересная тема. Зато есть такое понятие, как безразличный человек.

Демократы ратуют за равноправие при рождении. Традиция выступает за равноправие после смерти.

Всякий консерватизм основывается на том, что, если все оставить как есть, все останется на своих местах. Но это не так. Если хотя бы одну вещь оставить на своем месте, она претерпит самые невероятные изменения.

Вся разница между созданием и творением сводится к следующему: создание можно полюбить лишь уже созданным, а творение любят еще несотворенным.

Отбросив тщеславие и ложную скромность (каковую здоровые люди всегда используют в качестве шутки), должен со всей откровенностью сказать: мой вклад в литературу сводится к тому, что я переврал несколько очень недурных идей своего времени.

Анархия и творчество едины. Это синонимы. Тот, кто бросил бомбу, — поэт и художник, ибо великое мгновение для него превыше всего.

Английский радикализм всегда был скорее позой, нежели убеждением, — будь он убеждением, он мог бы одержать победу.

Меня всегда до глубины души поражает странное свойство моих соотечественников: неоправданная самонадеянность в сочетании с еще более неоправданной скромностью.

Единственное истинное благо — неоплатный долг.

Благотворительность — способность защитить то, что незащитимо.

Вор чтит собственность. Он хочет ее присвоить, чтобы чтить еще больше.

Современный город уродлив не потому, что это город, а потому, что это джунгли…

Карлейль говорил, что люди в большинстве своем дураки; христианство же выразилось точнее и категоричнее: дураки — все.

В женщине больше непосредственной, сиюминутной силы, которая зовется предприимчивостью; в мужчине больше подспудной прибереженной силы, которая зовется ленью…

Жизнь слишком хороша, чтобы ею наслаждаться.

Зло подкрадывается, как болезнь. Добро прибегает запыхавшись, как врач.

Интеллектуалы делятся на две категории: одни поклоняются интеллекту, другие им пользуются.

Искусство — это всегда ограничение. Смысл всякой картины в ее рамке.

Современный критик рассуждает примерно так: «Разумеется, мне не нравится зеленый сыр. Зато я очень люблю бежевое шерри».

Литература и беллетристика — вещи совершенно разные. Литература лишь роскошь, беллетристика — необходимость.

Любая мода — форма безумия. Христианство потому и немодно, что оно здраво.

Мужчины — люди, но Мужчина — женщина.

Умение бороться в обстоятельствах, не внушающих ничего, кроме полнейшего отчаяния.

Насилие над человеком — это не насилие, а мятеж, ибо каждый человек — король.

Нелепость признак достоинства.

По‑настоящему мы вспоминаем лишь то, что забыли.

Парадокс напоминает о забытой истине.

То, что мы называем «прогрессом», — это лишь сравнительная степень того, от чего не существует превосходной.

Пуританин — человек, который изливает праведное негодование не на то, что следует.

Пуританин стремится постичь истину; католик довольствуется тем, что она существует.

Стремление к свободной любви равносильно желанию стать женатым холостяком или белым негром.

Сумасшедший — человек, который лишился всего, кроме разума.

Сноб уверяет, что только на его голове настоящая шляпа; резонер настаивает, что только под его шляпой настоящая голова.

Следовать традиции значит отдавать свои голоса самой загадочной партии — партии наших предков.

Убийца убивает человека, самоубийца — человечество.

Ничто не наводит в наш век большего уныния, чем увеселения.

Для угнетенных хуже всего те девять дней из десяти, когда их не угнетают.

Факт — это то, чем человек обязан миру, тогда как фантазия, вымысел — это то, чем мир обязан человеку.

Фанатик — тот, кто воспринимает всерьез собственное мнение.

Одно дело — любить людей, совсем другое — быть филантропом.

Христианский идеал — это не то, к чему стремились и чего не достигли; это то, к чему никогда не стремятся и чего достичь необыкновенно сложно.

Художественный темперамент — болезнь, которой подвержены все любители.

Из чистого человеколюбия и возненавидеть недолго.

Человечество — это не табун лошадей, которых мы должны накормить, а клуб, в который мы должны записаться.

Юмор с трудом поддается определению, ведь только отсутствием чувства юмора можно объяснить попытки определить его.

Бедные бунтовали иногда и только против плохой власти; богатые — всегда и против любой.

Date: 2015-09-25; view: 370; Нарушение авторских прав