Уильям Гэзлитт

(1778—1830 гг.)

философ, публицист и критик

Без помощи предубеждений и обычаев я бы заблудился даже в собственной комнате.

Говоря правду женщинам, которые в самом деле красивы, мы учимся льстить остальным.

Даже если мир ни на что другое не годен, это все же прекрасный предмет для рассуждений.

Дефо говорит, что в его время нашлась бы сотня тысяч отважных англичан, готовых не на жизнь, а на смерть сражаться против папизма, не зная даже, что такое папизм — человек или лошадь.

Друга я больше всего люблю за его недостатки, о которых можно поговорить.

Едва ли нужно обязательно быть поэтом, чтобы быть критиком; но, чтобы быть хорошим критиком, нужно не быть плохим поэтом.

Единственный грех, который не может быть отпущен, — это лицемерие. Раскаяние лицемера само по себе лицемерие.

Если бы человек больше думал, он меньше бы действовал.

Есть люди, которые дают обещания ради удовольствия нарушить их.

Занятие критиков — следить за поэтом, но следить за критиками — не занятие для поэта.

Искусство доставлять удовольствие состоит в том, чтобы самому быть довольным.

Лишь те заслуживают памятника, кто в нем не нуждается.

Любовь к славе обычно лишь другое название для любви к превосходству; или же это стремление к высшему превосходству, утвержденному наивысшим авторитетом — авторитетом времени.

Малейшая боль в мизинце тревожит нас больше, чем убийство миллионов наших ближних.

Мы всегда готовы рассказать одну и ту же историю дважды — но не услышать ее дважды.

Мы говорили бы мало, если бы не говорили о себе.

Нам мало быть правыми; нам нужно еще доказать, что другие совершенно не правы.

Нет человека без недостатков — и слава богу, потому что такой человек не имел бы друзей.

Ни один юноша не верит в то, что когда‑нибудь он умрет.

Никто не лицемер в своих снах.

Обсуждение слабостей и причуд наших общих друзей — великое удовольствие и цемент дружбы.

Общественное мнение — страшный трус: оно боится само себя.

Остроумие — соль разговора, но отнюдь не его пища.

Позволь человеку восхищаться собой, и непременно найдется множество простаков, которые будут восхищаться им.

Прозвище — наиболее трудноопровергаемый аргумент.

Разделение труда существует даже в пороке. Одни лишь размышляют о нем, другие применяют на практике.

С той высоты, с которой смотрит на мир величие, все люди кажутся равными.

Самые прочные монументы, несомненно, те, что сооружены из бумаги.

Свой новый дом на первый год отдай врагу, на второй — другу, а на третий въезжай в него сам.

То, что уже не вызывает споров, не вызывает и интереса.

Только невежество творит страшилищ и монстров; наши знакомые всегда самые обычные люди.

Тот, кто ведет войну со всеми, едва ли в мире с самим собой.

Тот, кто приходит к мысли о собственном величии, имеет очень невысокое понятие о величии.

Умные люди — это орудия, которыми делают свою работу дурные люди.

Я бы с удовольствием провел всю свою жизнь в заграничных путешествиях, если бы мог прикупить еще одну жизнь, чтобы провести ее дома.

Я люблю время от времени навещать друзей, просто чтобы взглянуть на свою библиотеку.

Благоденствие — это великий учитель, но несчастье — учитель величайший. Богатство изнеживает разум; лишения укрепляют его.

В зависти, среди прочего, заложена и любовь к справедливости.

В хороших делах мы раскаиваемся ничуть не реже, чем в дурных.

Ведущий войну с другими не заключил мира с самим собой.

Всем нам свойственно низкопоклонство.

Удочка — это палка с крючком на одном конце и дураком на другом.

Если бы человечество стремилось к справедливости, оно бы давно ее добилось.

Если хочешь доставить удовольствие, научись его получать.

Если человек в состоянии существовать без пугала, значит, он по‑настоящему благовоспитан и умен.

Женщина хорошеет на глазах, глядя на себя в зеркало.

Здоровый желудок не принимает дурную пищу, здоровый ум — дурные взгляды.

Излюбленная мысль — богатство на всю жизнь.

Истинное остроумие свойственно простым людям, а не образованным.

Любовь к свободе — это любовь к людям; любовь к власти — это себялюбие.

Мир хорош хотя бы тем, что он — отличная тема для размышлений.

Мода — это аристократизм, убегающий от пошлости и боящийся, что его догонят.

Молчание — особое искусство беседы.

Мы обладаем в душе ровно столькими достоинствами, сколько можем видеть в других людях.

Наше самолюбие протиснется в любую щель.

Нельзя считать идею пошлой только потому, что она общепринята.

Нет более ничтожного, глупого, презренного, жалкого, себялюбивого, злопамятного, завистливого и неблагодарного животного, чем Толпа.

Ни один по‑настоящему великий человек никогда не считал себя великим.

Перестав быть спорной, мысль перестает быть интересной.

Никогда не жалейте людей, с которыми поступили дурно. Они лишь ждут удобного случая так же дурно поступить с вами.

Откровенная неприязнь всегда подозрительна и выдает тайное родство душ.

Предрассудок — дитя невежества.

Разум! Когда же кончится столь долгое несовершеннолетие твое!

Самые лицемерные люди чаще других остаются в дураках.

Слова — это то единственное, что остается на века.

Счастье — по крайней мере однажды — стучится в каждую дверь.

Стремление к власти так же присуще человеку, как и преклонение перед властью над собой. Первое свойство делает из нас тиранов, второе — рабов.

Те, кто громче всего жалуются на несправедливое обращение, первыми же его провоцируют…

Те, кто любит бороться за правое дело, правдой, как правило, не злоупотребляет.

Толпа, ведомая вождем, его же и ненавидит.

Тот, кто боится нажить врагов, никогда не заведет истинных друзей.

Человек — единственное животное на свете, способное смеяться и рыдать, ибо из всех живых существ только человеку дано видеть разницу между тем, что есть, и тем, что могло бы быть.

Чем больше человек пишет, тем больше он может написать.

Я всегда боюсь дурака. Никогда нельзя поручиться, что он вдобавок не плут.

Date: 2015-09-25; view: 366; Нарушение авторских прав