Мне скучно без вас в пустом классе

Сегодня последний - 170-й день нашей школьной жизни. Я пришел очень рано, чтобы до прихода детей успеть все приготовить.

Прикрепляю на стенде в коридоре первые и последние в этом учебном году работы детей по письму и математике. В первой работе по письму (выполнена 8 сентября) еще неумелым почерком детей «написаны» первые слова - «написаны» кружочками, обозначающими буквы: четыре кружочка - мама, папа, шесть кружочков - Родина... А последнюю свою работу они выполнили вчера - это сочинение на тему «Чему я научился в школе». Первая работа по математике (от 9 сентября) - это письмо единиц в одну клетку и раскрашивание геометрических фигур. В последней (от 16 мая) написаны задачи и примеры, составленные самими детьми, выполнены чертежи геометрических фигур. Эти четыре работы каждого ученика нашего класса выставлены сегодня на стенде. На стене я прикрепил большой лист чистой бумаги и тут же на столик положил цветные карандаши. Сверху на листе написано название будущей картины - «Как я живу в школе». На стенах в коридоре и в классе повесил фотоснимки. На них каждый ребенок запечатлен в той позе, в какой его застал объектив в один из моментов школьной жизни: кто задумался над задачей, кто привстал с места и что-то выкрикивает, кто зевает, кто разговаривает с соседом, кто танцует, кто сидит на корточках в парке, наблюдая за муравьями, кто...

Дети раньше не видели эти фото. Еще я приготовил альбом: в нем 40 страниц и столько же моих записей о том, что рассказывал мне каждый «нулевик» в первые дни сентября («Когда я был маленьким...»).

Я хочу этими сюрпризами показать детям, как они выросли, показать родителям, как преобразились их дети, как они повзрослели, увидеть самому, к чему я пришел.

Все сделано.

Я стою в пустом классе и жду детей. Оглядываю парту.

За этой партой сидит Марика. Она, эта малюсенькая школьница, как только заходит в кладе, сразу же направляется ко мне. Скажет: «Здравствуйте!», а потом поинтересуется, как я живу. Если же обнаружит, что я в чем-то новом, то обязательно скажет:

Как Вы сегодня красивы! - и потрогает новую вещь.

А я отвечаю: «Для тебя я сегодня так нарядился! Я нравлюсь тебе?» Она улыбнется и прильнет ко мне.

Недавно в школу пришла ее мама: хотела забрать Марику пораньше домой.

- Нет, нет, нет! Не пойду! - категорически отказалась девочка. Мама уговаривает. Ничего не выходит.

- Почему ты упрямишься? - сердится мама. Я не упрямлюсь! Я же в школе!

- Вот и не приведу тебя больше в школу!

- Не приведешь? А если я не отпущу тебя на работу, хорошо будет?

Мама ушла недовольная тем, что я не уговорил Марику послушаться ее и что придется прийти в школу еще раз, чтобы забрать дочку домой.

Ну что, моя девочка, так и ходишь с лекарством в кармане? Не знаешь, когда проглотить таблетку? Хорошо, я напомню тебе! Только больше не говори с мамой так грубо! Это я говорю тебе по секрету. Договорились?..

А тут сидит мой кудрявый, неугомонный «Леван», в отношении которого моя педагогика не сработала.

К концу ноября он еще не мог вычленять звуки в слове, путал буквы и цифры, про любую букву и цифру говорил, что это четыре. К началу февраля научился узнавать некоторые буквы, но не мог читать простейшие слоги, составленные из них. И когда я попросил его нарисовать что-нибудь, он нарисовал несуразную фигуру, нечто вроде треугольника, вдоль которой были начерчены кружочки. «Это дом, а эти кружочки - колеса!» - объяснил он мне. Потом нарисовал то же самое и сказал, что это гоночная машина. Наверное, есть особый смысл в этой многозначной фигуре и многозначности цифры «четыре», и мне нужно его постичь.

Долго он не мог привыкнуть к порядку во время занятий. Самовольно вставал, разгуливал по классу, брал свое пальто и махал им посреди комнаты. А когда «Леван» начал как-то свистеть на уроке, обеспокоенные ребята попросили не мешать. Тогда Вова сказал ему: «Знаешь, что я тебе скажу? Пословицу скажу: «Один свистит, самому себе свистит!» Гига добавил: «А я другую пословицу скажу: «Один смеется, над собой смеется!» Мне стоило немалого труда внушить детям относиться к нему доброжелательно, заботливо.

Обещаю тебе, мальчик, что за это лето я прочитаю много книг, посоветуюсь со специалистами и в сентябре встречусь с тобой не с пустыми руками, а с методикой, продуманной мною для тебя. Я уверен, что мы с тобой отнимем у природы-матери то, чего она не додала тебе или отняла случайно. Я полон оптимизма, что все выправится, потому что без оптимизма не смогу тебе помочь. Кроме того, ты сам тоже внушаешь мне надежду тем, что становишься добрым и постепенно проявляешь интерес к занятиям. Победим, обязательно победим! У меня лично нет иного пути!..

Это место, последняя парта в первом ряду, принадлежит Дато.

- Что ты сейчас читаешь, Дато?

- «Приключения Тома Сойера»! Это было в ноябре.

- А теперь что читаешь, Дато?

- «Приключения Еекльберри Финна»! Это было в январе.

- Что за книгу ты держишь, Дато?

- «Таинственный остров». - Ты ее читаешь?

- Уже половину прочел. Очень интересно! Это было в апреле.

А сегодня Дато, наверное, расскажет мне, какие книги собирается прочесть летом. Только не будь драчуном, рассказывай товарищам о прочитанных книгах, а я принесу тебе сложные задачи по математике! Хочешь?..

На этом месте сегодня никто не будет сидеть, оно пустует уже месяц. Мама «Лаши» вместе с сыном переехала жить в Москву. Дети очень скучают по нему, часто вспоминают. На днях Тенго говорит мне: «Знаете, я вчера во сне видел «Лашу». Как будто он вернулся к нам и читал замечательные стихи. Мы все удивлялись, как «Лаша» выучил столько стихотворений. Аплодировали ему, аплодировали, и я проснулся!»

Вчера на уроке математики я дал детям особенно сложную задачу: «На доске я начертил два отрезка. Вы должны представить их, потому что я пока не хочу показывать их вам. Длина одного отрезка равняется к см, другого - 15 см. Длина обоих отрезков составляет 22 см. Какова длина первого отрезка? Решайте!» Без записи уравнения дети не смогли решить задачу. Тогда и сказала Эка: «Как жаль, что «Лаши» нет с нами, он бы решил эту задачу!»

Конечно, мой мальчик, ты вырастешь хорошим человеком, только надо, чтобы ты сохранил веру в людей. Больно, что отец поступил так необдуманно, что самый любимый твой человек изменил тебе! Ты был первым в нашем маленьком обществе настоящих мужчин, которому было присвоено учрежденное нами звание Прометея. Расти же себя Прометеем, мой мальчик! А мы часто будем писать тебе письма. Вот и вчера на уроке все 38 твоих друзей написали тебе письма. Я не знаю, о чем каждый пишет тебе, но уверен, что эти 38 радостей уже отправлены авиапочтой на твой адрес...

Будет пустовать сегодня и вот это место, вторая парта в среднем ряду. «Маквалу» тоже увезли от нас. Дети скучают по ней. Ей тоже было отправлено 38 писем. А я написал письмо директору школы-интерната, попросил позаботиться о девочке. Лучше, если завтра сам поеду туда, навещу девочку и поговорю с коллегами...

...Третий ряд, третья парта - здесь сидит Гоча.

Он всегда что-то ищет - то черепаху, то красный камень.

А на днях сообщил мне, что организовал штаб.

- Какой штаб? - спрашиваю.

- Штаб, подземный! Мы уже нашли яму. Сверху покрыли большими картонами. Начали ее расширять, но наткнулись на дохлую собаку! Вытащили ее!

- Кто это «мы»?

- Это наша тайна, но Вам скажу. В штаб я ввел... - и он шепнул мне имена шестерых своих товарищей - состав всего штаба.

- А что вы будете делать? Еще не знаем!

Ничего, мальчик, зато я знаю, что делать с вашим штабом! А что, если вы вдруг получите секретные приказы устроить соревнование по дальности полета самодельных птичек, открыть выставку, посвященную героям космоса, узнать от своих дедушек о событиях Великой Отечественной войны, провести конкурс на художественное чтение? Сейчас я уже не успею начать с вами эту серьезную игру, но начну, как только опять соберемся вместе.

Но ты не знаешь о нашей общей тайне! Мы ведь все, до единого, сговорились «против» тебя!

- Дядя Валерий пришел! - кричали дети, как только твой папа появлялся в классе.

Твои товарищи и ты сам часто ждали его у входа в школу. Приходил он не только с музыкой, которую писал для всех вас, приходил со своим обаянием, со своей улыбкой и любовью. Он рассказывал вам забавные истории о музыке, играл для вас на фортепиано, репетировал постановку музыкальной пьесы... Но ты один до сих пор не знаешь о беде, которая постигла твою семью.

Он попал в аварию и теперь лежит в больнице в далеком городе! Там он останется долго, пока врачи не вылечат его! - так сказали тебе.

В тот день, узнав о случившемся (тебя не было в школе), дети заплакали. И мы решили до поры до времени хранить эту святую ложь, чтобы пощадить твое хрупкое сердце...

Здесь сидит Tea. Выпрямись, пожалуйста, нельзя так горбиться при письме!..

Рядом сидит Лери, брат Теи. Говори спокойно, мальчик, не торопись, не глотай слова!..

За этой партой - Дито. Будь более мужественным, малыш, не пугайся темноты в комнате!..

Здесь сидит Русико. Твои сообразительность и находчивость радуют меня, но откуда это пристрастие говорить неправду? И я ищу способы, чтобы избавить тебя от этого «недуга»!..

Здесь сидит Ния. Что ты рисуешь, Ния? Мальчика с цветком во рту? А кому ты подаришь этот рисунок? Мне? Спасибо, Ния! Я повешу его в своем кабинете!..

Рядом сидит Нато. Что ты мне шепчешь, Нато? Выучила новые стихи? Когда ты их прочтешь нам? Сейчас?..

За этой партой сидит Виктор. Как дела, мальчик? Хочешь, я дам тебе сложную задачу? Она у меня уже приготовлена! Бери со стола!..

Это место Илико. Ну, как, мальчик, научился грузинскому произношению? Скажи, пожалуйста, правильно: «Бакаки цкалши кикинебс!» Выпускай звуки из гортани! Вот так!.

А здесь - место Елены. Не будь, девочка, такой застенчивой! Не бойся, верь в свои способности!..

Здесь сидит Элла. Ну, как, Элла, твоя сестренка еще не заговорила? Ты понаблюдай и скажи нам, какое она скажет первое слово! Передай ей мой привет!..

Здесь сидит Котэ. Сыграй, пожалуйста, на пианино свою песенку, видишь, все тебя просят!..

Здесь сидит Гига. Почему ты такой грустный сегодня? Маму положили в больницу? Не грусти, она скоро выздоровеет! Хочешь, понеси ей в подарок свой рассказ! Он ей очень понравится!..

Здесь сидит Лела. Что с тобой, девочка? Ты сама себя наказываешь? За что? Провинилась? Когда?

Здесь сидит Эка. Ты просишь, чтобы мы простили Тенго и Котэ? Они больше не будут?.. Ну, хорошо, согласен!.

Здесь сидит Тека. Что это у тебя написано? 2500 + 2500 = = 5000? Молодец, верно! Но почему пишешь мелом на парте?..

Здесь сидит...

Дети, приходите поскорее! Мне скучно без вас в пустом классе!

«Дух школы»

Сговорились они, что ли?

Врываются сразу десять-двенадцать улыбок и радостных «Здравствуйте!».

Я с закрытыми глазами могу угадать каждое «Здравствуйте!». В классе запахло жизнью и цветами.

- Здравствуйте, дети! - приветствую их. Каждому пожимаю руку.

Как-то завелся у нас такой обычай: приходит ребенок в класс, подходит ко мне, здоровается, а я, если у меня не заняты руки и могу оторваться от дел, протягиваю руку и тоже приветствую: «Здравствуй!» Дети очень ценят это рукопожатие, оно скрепляет наш деловой и дружеский союз на весь день.

- У нас так много дел сегодня! Надо успеть, пока придут родители и гости!

- Успеем!

- Посмотрите, что мы должны делать!

Дети читают вслух написанное мною на доске:

I урок - заполнить и заклеить секретные пакеты.

II урок - устроить выставку.

III урок - попрощаться с нашими деревцами.

IV урок - побеседовать о будущем.

- А потом?

- А потом придут родители и гости, мы покажем им свой спектакль и попрощаемся друг с другом!

- Мне не хочется прощаться!

- Давайте начнем работу, не дожидаясь звонка на урок! Дети садятся за парты. Каждый достает из своего ящика пакет и приступает к делу: пересматривает содержимое, что-то поправляет, обновляет. Я же должен подозвать каждого к себе, ознакомиться с содержанием секретного пакета, вложить в него 'характеристику ребенка и разрешить ему заклеить, пакет.

Первые такие пакеты родители получили в конце полугодия. А это уже второй пакет, и, судя по тому, как родители отзывались о первом, могу представить, с каким нетерпением ждут они этого - второго пакета.

Что это за секретные пакеты? Почему пакеты? Почему секретные? На эти вопросы у меня имеются свои ответы, закрепленные размышлениями и экспериментом.

Скажу сразу: шестилетним детям, пришедшим в школу для того, чтобы пройти курс подготовки, нельзя ставить отметки! Своим младшим школьникам я давно не ставлю никаких отметок ни в первом, ни во втором, ни в третьем классах. По моему представлению, отметки - это костыли хромой педагогики или же жезл, олицетворяющий императивную власть педагога. И входить в подготовительный класс на костылях, класть на виду у шестилеток этот жезл и так приступать к обучению - это кажется мне педагогической аномалией.

Кому нужны эти отметки?

- Детям! - слышу ответ одних учителей.

Нет, дорогие коллеги! Детям они вовсе не нужны! Они не знают, что такое отметки, зачем они придуманы, чью жизнь облегчают. Это мы - педагоги и родители - приучаем детей к отметкам, разжигаем в них страсть к этим цифрам от 1 до 5 и, когда видим, как они, в конце концов, начинают стремиться к «хорошим» отметкам, начинают учиться ради этих цифр, говорим: «Вот видите, как нужны детям отметки: не будь их, они бы перестали учиться!»

Не могу представить, как жилось бы этим «нулевикам», занятым сейчас своими секретными пакетами, если бы я приходил на каждый урок с отметками разных категорий Как бы мог я тогда предложить им: «Хотите сложную задачу?», как осмелился бы «ошибиться» сам и куда делись бы принцип жизни на уроке, принцип деловых отношений, принцип наступательного познавательного движения детей? Как бы я смог нести радость каждому малышу, сея семена горечи и обиды?

Детям не нужны отметки, они и без них будут учиться, если учение мы превратим в процесс развития познавательных стремлений, если они не будут чувствовать на себе силу наших мер принуждения. Им вовсе не нужно знать, насколько каждый из них обогнал остальных или отстал от них, не нужно знать о том, что ученики подразделяются на «сильных» и «слабых», «успевающих» и «отстающих». Не заставляет ли нас это разделение краснеть перед детьми из-за того, что мы сами не смогли познать психологию каждого ребенка, особенно тех, кого так просто относим к «слабым», «отстающим», не смогли построить для этих последних самую, как сейчас любят говорить в науке, оптимальную индивидуальную методику? Я лично краснею перед моим кудрявым «Леваном», когда он смотрит на меня порой такими грустными глазами, в которых я читаю: «Я сам с собой ничего не могу поделать! Ты же взрослый, умный. Помоги мне, не оставляй меня в беде!»

«Он слабый, он двоечник!» - говорит иной педагог. Однако не оправдание ли это нашей же слабости? Раз его мы считаем слабым, то какими мы считаем самих себя? Видел я много уроков, за которые иным педагогам со всей ответственностью можно было бы поставить безжалостно двойки, записать эти двойки, ну, скажем, в трудовую книжку. Такие педагоги, конечно, не смогут войти в класс без «костылей» и без «жезла», они проведут уроки на двойки и еще осмелятся поставить своим ученикам на этих же уроках двойки и пятерки. Вот какой получается парадокс.

В глубокой древности педагогом называли человека с палкой, провожающего ребенка в школу и обратно. Но потом это слово приобрело совершенно другое содержание: педагог - это человек, учащий и воспитывающий детей. Выбросил ли педагог свою палку, став учителем и воспитателем? Нет, не выбросил! На средневековых барельефах, на иллюстрациях в книгах видим, как педагог, держа в правой руке палку или пучок прутьев, а в левой - раскрытую книгу, учит детей премудростям. Может быть, наши отметки и есть перевоплощенная форма этих палок и прутьев? Так кому нужны отметки в подготовительном классе - неужели шестилетним детям? Малыши и слышать не хотели бы о них, но когда так усердно, каждодневно, всюду - в школе, дома, в любом социальном кругу - мы показываем и доказываем детям зависимость характера наших отношений от полученных ими отметок, то что же детям делать? Они же понимают, что полностью зависят от нас, и не хотят жить без нас, они, привязаны к нам, любят нас, и потому не остается другого пути, как стремиться к отметкам, чтобы угодить нам.

Таким образом, вопрос упирается не в то, что отметки нужны детям, а в то, может ли педагог подготовительного класса забыть о существовании отметок, сломать и выбросить «жезл» своей императивной власти и так прийти к детям обучать и воспитывать их. Легко ли это сделать?

Нет, нелегко педагогу расстаться со своим «жезлом» - отметками. Нелегко потому, что с ними связана методика обучения и воспитания, к которой он так привык. Перестройка методики - это не система процедур, направленных, скажем, на перегруппировку методов, способов, средств обучения, а преобразование педагогом самого себя, своих точек зрения, взглядов и представлений.

Такое преобразование методики и, стало быть, самого себя болезненно будут переживать только те учителя, которые привыкли работать шаблонно и для которых Паата, сидящий в первом ряду, и Паата, сидящий в третьем ряду, - один и тот же ребенок, что облегчает жизнь, конечно, не ученикам, а педагогу, обучающему их одним и тем же способом.

Три закона, обнаруженные Л. Н. Толстым, объясняют суть такого положения вещей. Первый закон заключается в следующем: «Учитель всегда невольно стремится к тому, чтобы выбрать самый для себя удобный способ преподавания» (Толстой Л. Н. Яснополянская школа за ноябрь и декабрь месяцы. Пед. соч. - 2-е изд. М., 1953, с. 176). Хорошо, если невольно, это еще простительно педагогу. Но если он преднамеренно, рационально будет стремиться облегчить себе общение с детьми, это, наверное, можно было бы назвать изменой своей профессии. Второй закон: «Чем способ преподавания удобнее для учителя, тем он неудобнее для учеников» (Там же). Ясно, что всячески надо избегать создания таких педагогических процессов, в которых дети будут «мучиться» вследствие облегчения труда педагога. И поэтому нужно искать выход из положения. Об этом говорит третий закон Л. Н. Толстого, и я его принимаю как заповедь:

«Только тот образ преподавания верен, которым довольны ученики» (Толстой Л. Н. Яснополянская школа за ноябрь и декабрь месяцы. - Пед. соч. - 2-е изд. М., 1953. с. 176).

Чтобы педагог смог обучать своих шестилетних учеников без отметок, ему нужно определить, что же он выбирает: быть верным своему святому долгу перед детьми или проработать спокойно энное количество лет, именуемое педагогическим стажем. И если педагог, выбирающий путь творчества, новаторства и ищущий пути к сердцу каждого ребенка, будет восхищаться тем, что пошло поколение умных и жаждущих знаний детей, то второй педагог, с «жезлом» в руках, будет твердить на каждом педсовете: «Что за дети, ничего не хотят делать, не хотят учиться! Даже шестилетки, если не накричишь на них, не пригрозишь чем-то, не утихомириваются на уроках!» Этот второй педагог, войдя в свой подготовительный класс, скажет своим шестилеткам: «Я не люблю шутить! Кто не будет хорошо учиться, не будет внимательным, получит двойку! А вы знаете, что такое двойка? Вот узнаете. А теперь положите руки на стол и слушайте!» Первый же педагог, разумеется, такого не скажет никогда. Он обратится к малышам: «Дети, я хочу посмотреть, как вы улыбаетесь! Я люблю ваши улыбки! Улыбнитесь, пожалуйста! А теперь скажите: что вы больше любите слушать - сказку или стихотворение? Так и быть, расскажу вам сказку о мальчике-с-пальчик! Устройтесь поудобнее! Жил-был...» И выбирает этот педагог самый трудный путь к сердцам детей: путь повседневного обновления своей методики обучения и воспитания и, стало быть, самого себя, чтобы доставлять детям радость общения с ним.

Возникнет ли в таком случае вопрос о том, как сохранить в классе порядок, как утихомирить детей без «жезла», без отметок? Дети зашумели в классе, хочешь им сказать что-то хорошее, научить чему-то... «Успокойтесь!» - говоришь, но они не слушаются. Как быть? Прикрикнуть хорошенько, пригрозить пальцем, наконец, сказать, что поставишь двойку за поведение? И тогда всё стихнет, все успокоятся? Как трудно дать здесь однозначный ответ, выписать рецепт прямого назначения. Трудно потому, что вопрос о дисциплине опять-таки возникает при императивном обучении. И когда обучаешь и воспитываешь детей императивно, то часто приходится повышать голос: «Михо, ты умолкнешь или нет в конце концов?!», образумливать, утихомиривать не только Михо, но и других. Но ведь дети могут через минуту забыть о том, что произошло, и опять попытаться высвободить себя из сети императивности, чтобы заняться более интересным делом! Так не лучше ли опираться не на такие способы восстановления порядка, а на изменение характера отношения к детям, изменение самого процесса обучения и воспитания; наконец, установление в классе общей атмосферы доброжелательности, чуткости? Все это Л. Н. Толстой называет «духом школы», который, по его мнению, составляет «сущность, успешность учения». «Этот дух,- писал он,- подчинен известным законам и отрицательному влиянию учителя, т. е. что учитель должен избегать некоторых вещей, для того чтобы не уничтожить этот дух... Дух школы, например, находится всегда в обратном отношении к вмешательству учителя в образ мышления учеников, в прямом отношении к числу учеников, в обратном отношении к продолжительности урока и т. п. Этот дух школы есть что-то быстро сообщающееся от одного ученика другому, сообщающееся даже учителю, выражающееся, очевидно, в звуках голоса, в глазах, движениях, в напряженности соревнования,- что-то весьма осязательное, необходимое и драгоценнейшее и потому долженствующее быть целью всякого учителя. Как слюна во рту необходима для пищеварения, но неприятна и излишня без пищи, так и этот дух напряженного оживления, скучный и неприятный вне класса, есть необходимое условие принятия умственной пищи» (Толстой Л. Н. Указ, соч., с. 199). Установите этот дух в общении с детьми - и проблема порядка в классе возникнет перед вами в совершенно ином плане: «Ежели оживление это имеет предметом урок, то лучше и желать нечего. Ежели же оживление это перешло на другой предмет, то виноват был учитель, не руководивший этим оживлением. Задача учителя... состоит в том, чтобы постоянно давать пищу этому оживлению и постепенно отпускать поводья ему» (Там же, с. 200).

Итак, нужны ли отметки «нулевикам»?

Нет, дети в них не нуждаются, потому что отметка мешает им пристраститься к знаниям, жить в школе радостно и весело.

Нужны ли отметки педагогам?

Пусть сами за себя решают мои коллеги. Что касается меня, они мешали бы мне радоваться каждой встрече с детьми.

Может быть, тогда отметки нужны родителям, чтобы знать, как учатся их дети?

Скажу откровенно: вряд ли желательно давать родителям отметки успеваемости их детей. Что они будут делать с этими отметками? Сами цифры не скажут ровным счетом ничего о конкретных успехах и неуспехах ребенка. Что им скажет, допустим, цифра «2» по математике? Разве она расскажет мамам и папам, что ребенок еще не может складывать числа в пределах десяти, что он допускает ошибки при решении задач типа «В магазин привезли 8 ящиков яблок, было продано несколько ящиков. Осталось 3 ящика. Сколько ящиков яблок продали?»? Разве объяснит эта цифра, по какой причине ребенок не смог ответить педагогу сегодня на уроке на вопросы: где в примере первое слагаемое, второе слагаемое, сумма? И наконец, разве сможет она посоветовать родителям, в чем и как помочь ребенку? Цифра эта не умеет говорить на таком языке. Зато она умеет ябедничать, она так и бежит к папе: «Присмотри за ребенком! Он ничего не хочет делать!» Думаете, «5» и «4» несут с собой радость? Часто они вызывают успокоение и праздность родителей в отношении воспитания ребенка: «Какой он у нас умный! Раз он так хорошо учится, значит, наша помощь ему совсем не нужна!»

А теперь представим такой печальный случай. Ребенок заболел. Конечно, будем вызывать не учителя, а врача-специалиста, чтобы посмотреть, что с ним. Врач осматривает горло, заставляет ребенка высовывать язык, слушает легкие, измеряет температуру. Затем пишет свой диагноз о состоянии здоровья ребенка - «2» - и уходит. Что делать маме с этой двойкой? Ребенок ее не проглотит как пилюлю, накладывать ее на спину как горчичники тоже нельзя. А эта двойка только и кричит: «Ребенку плохо! Надо ему помочь!» Есть ли гарантия, что диагноз «2» о состоянии здоровья ребенка направит родителей на верный путь лечения? Такой гарантии, разумеется, нет, и потому дать родителям больного ребенка диагноз «2» чревато большими опасностями. Это понимают все, и потому никому и в голову не придет с помощью цифр справляться о состоянии здоровья. После осмотра больного добрый Айболит объяснит родителям, чем болен ребенок, каковы причины этой болезни и как ухаживать за больным, чтобы он скорее поправился. Этот Айболит достанет из кармана своего белого халата бумагу с треугольной печатью, выпишет лекарства и строго разъяснит, в каком количестве, в какое время и сколько раз надо их принимать.

Кто же придет к родителям ребенка, получившего «2» по математике, и толком объяснит, каким именно должно быть домашнее обучение? И родители будут вынуждены стать педагогами-знахарями, главным средством которых является испокон веков бытующее строгое запрещение удовольствий. Средства воспитания педагога-знахаря так же опасны для интеллектуального и морального развития ребенка, как лекарства знахаря для обеспечения здоровья человека. Бывают случаи, когда и в одной, и в другой сферах все кончается благополучно - метод воспитания оправдал себя, лекарство для лечения недуга тоже оправдало себя. Но это случай, а не закономерность.

Таким образом, родителям шестилеток лучше не давать никаких отметок, чтобы этим не нарушать духа школы.

Date: 2015-09-25; view: 385; Нарушение авторских прав