Глава 12. Путешествие во времени

Если существует идея о том, что время некоторым образом подобно дополнительному четвертому измерению пространства, то естествен­на и мысль о том, что если можно путешествовать из одного места в другое, то, может быть, можно путешествовать и из одного време­ни в другое. В предыдущей главе мы видели, что идея о «движении» во времени в том смысле, в котором мы передвигаемся в пространстве, не имеет смысла. Тем не менее, кажется ясным, что человек подразумевал бы под путешествием в двадцать пятый век или в эпоху динозавров. В научной фантастике машины времени обычно представляют как эк­зотические аппараты. Путешественник настраивает управляющие при­боры на дату и время выбранного им места назначения, ждет до тех пор, пока аппарат не переместится в эту дату и время (иногда точно так же можно выбрать и место), и вот он там. Если человек выбрал отдаленное будущее, он общается с обладающими сознанием роботами и восхищается межзвездными космическими кораблями или (в зависи­мости от политических убеждений автора) бродит среди обуглившихся радиоактивных руин. Если человек выбрал отдаленное прошлое, он от­ражает нападение тираннозавра, а над ним парят птеродактили.

Присутствие динозавров было бы впечатляющим свидетельством того, что мы действительно достигли ранней эры. Мы могли бы пе­репроверить это свидетельство по разным источникам и более точно определить дату, глядя на некий естественный долгосрочный «кален­дарь», такой, как формы созвездий в ночном небе или относительное соотношение различных радиоактивных элементов в горных породах. Физика обеспечивает множеством календарей такого рода, а законы фи­зики вызывают их согласование друг с другом при надлежащей градуи­ровке. Если принять, что мультиверс состоит из набора параллельных пространств-времен, каждое из которых состоит из пачки «снимков» пространства, определенная таким образом дата — это свойство все­го снимка, и любые два снимка отделяются временным интервалом, который является разностью их дат. Путешествие во времени — это любой процесс, вызывающий несоответствие между этим интервалом между двумя снимками с одной стороны и, с другой стороны, нашим собственным ощущением того, сколько времени прошло между нашим пребыванием на этих двух снимках. Мы могли бы сослаться на часы, которые носим с собой, или могли бы измерить это, пользуясь пси­хологическими критериями возраста своих тел. Если мы видим, что внешне прошло много времени, а по всем субъективным оценкам мы ощутили гораздо меньшее время, значит, мы переместились в буду­щее. Если, с другой стороны, мы видим, что внешние часы и календари показывают определенное время, а позднее (субъективно) мы видим, что они последовательно показывают более раннее время, значит, мы переместились в прошлое.

Большинство научных фантастов осознают, что путешествия во времени, направленные в прошлое и в будущее, радикально отличаются друг от друга. Здесь я не стану уделять много внимания путешествию в будущее, потому что это безусловно менее проблематичное дело. Даже в повседневной жизни, например, когда мы спим и просыпаемся, субъ­ективно ощущаемое нами время может быть короче времени, которое прошло на самом деле. Про людей, которые выходят из комы, длив­шейся несколько лет, можно было бы сказать, что они переместились на столько лет в будущее, если бы не тот факт, что их тела постаре­ли в соответствии с внешним временем, а не с тем временем, которое они ощутили субъективно. Таким образом, в принципе, технику (подоб­ную той, которую мы представили в главе 5) замедления работы мозга пользователя виртуальной реальности можно было бы применить ко всему телу и, таким образом, можно было бы использовать для полнос­тью развитого путешествия в будущее. Менее назойливый метод пре­доставляет специальная теория относительности Эйнштейна, которая гласит, что, в общем, наблюдатель, который ускоряется или замедля­ется, ощущает меньшее время, чем наблюдатель, который находится в состоянии покоя или движется равномерно. Например, астронавт, ко­торый отправился в межорбитальный перелет, включающий ускорение до скоростей, близких к скорости света, ощутил бы гораздо меньшее время, чем наблюдатель, оставшийся на Земле. Этот эффект известен как растяжение времени. С помощью достаточного ускорения можно сделать длительность полета с точки зрения астронавта такой корот­кой, какой он пожелает, а длительность, измеряемую на Земле, такой длинной, какой он пожелает. Таким образом, за данное субъективно ко­роткое время человек мог бы переместиться так далеко в будущее, как он того пожелает. Однако такое путешествие в будущее необратимо. Путешествие обратно потребовало бы путешествия в прошлое, а никакая степень растяжения времени не может позволить космическому кораблю вернуться из полета прежде, чем он взлетел.

У виртуальной реальности и путешествия во времени, по крайней мере, есть нечто общее: и первая, и второе систематически изменяют обычное отношение между внешней реальностью и ощущением, кото­рое получает от нее пользователь. Таким образом, можно было бы за­дать следующий вопрос: если универсальный генератор виртуальной реальности можно было бы так легко запрограммировать на путешест­вие в будущее, можно ли использовать его для путешествия в прошлое? Например, если, замедлившись, мы могли бы отправиться в будущее, могли бы мы отправиться в прошлое, ускорившись? Нет; нам просто показалось бы, что внешний мир замедлился. Даже при недостижимом пределе бесконечно быстрой работы мозга, нам казалось бы, что внеш­ний мир застыл в конкретный момент. Тем не менее, по вышеприве­денному определению, это было бы путешествием во времени, но не в прошлое. Это можно было бы назвать путешествием в «настоящее». Помню, когда я в последнюю минуту готовился к экзаменам, я мечтал о машине, способной переносить в настоящее, — а какой студент не мечтал об этом?

Прежде чем перейти к обсуждению путешествия в прошлое, как насчет передачи путешествия в прошлое? До какой степени можно за­программировать генератор виртуальной реальности, чтобы дать поль­зователю ощущение путешествия в прошлое? Мы увидим, что ответ на этот вопрос, как и на все вопросы о масштабе виртуальной реальности, говорит нам и о физической реальности.

Характерные аспекты ощущения среды прошлого, по определению, являются ощущениями определенных физических объектов или про­цессов — «часов» и «календарей» — в состояниях, которые имели место только в прошлом (то есть, на прошлых снимках). Безусловно, генера­тор виртуальной реальности мог бы передать эти объекты в этих состо­яниях. Например, он мог бы дать человеку ощущение того, что послед­ний живет в век динозавров или находится в окопах Первой мировой войны, а также он мог бы сделать так, что созвездия, даты в газетах и все, что угодно, появлялись бы точно для этого времени. Насколько точно? Существует ли фундаментальный предел точности передачи любой данной эпохи? Принцип Тьюринга гласит, что универсальный генера­тор виртуальной реальности можно построить и запрограммировать для передачи любой физически возможной среды, поэтому, ясно, что его можно было бы запрограммировать для передачи среды, которая действительно физически существовала когда-то.

Чтобы передать машину времени, имевшую определенный репер­туар прошлых мест назначения (а следовательно, и передать сами мес­та назначения), программе пришлось бы включить исторические запи­си сред в этих местах назначения. В действительности, ей понадоби­лось бы больше, чем просто записи, потому что ощущения путешествия во времени включали бы больше, чем просто картины прошлых собы­тий, разворачивающихся вокруг пользователя. Воспроизведение запи­сей прошлого для пользователя было бы просто формированием изобра­жений, а не виртуальной реальностью. Поскольку настоящий путешест­венник во времени участвовал бы в событиях и оказывал бы ответную реакцию на среду прошлого, точная виртуальная передача машины вре­мени, как и любой другой среды, должна быть интерактивной. Про­грамме пришлось бы вычислить для каждого действия пользователя реакцию исторической среды на это действие. Например, чтобы убе­дить доктора Джонсона, что данная машина времени действительно перенесла его в древний Рим, мы должны позволить ему не только не­заметно и пассивно наблюдать, как прогуливается Юлий Цезарь. Он захотел бы проверить подлинность своих ощущений, попинав местные камни. Он мог бы пнуть Цезаря — или, по крайней мере, обратиться к нему на латыни и ожидать, что тот ответит ему так же. Чтобы вир­туальная передача машины времени была точной, эта передача должна реагировать на подобные интерактивные проверки как реальная маши­на времени и как реальные среды прошлого, в которые она переносится. Это должно включать, в данном случае, демонстрацию передачи Юлия Цезаря, который говорит на латыни и ведет себя должным образом.

Поскольку Юлий Цезарь и древний Рим были физическими объ­ектами, их можно было бы, в принципе, передать с произвольной точ­ностью. Эта задача отличается от задачи передачи Центрального Корта Уимблдона вместе со зрителями только уровнем. Конечно, сложность необходимых для этого программ была бы огромной. Однако еще бо­лее сложной или, может быть, даже в принципе невозможной, была бы задача сбора информации, необходимой для написания программ пе­редачи отдельных людей. Но написание программ здесь не проблема. Я не спрашиваю, можем ли мы собрать достаточный объем информа­ции о среде прошлого (или, в действительности, о среде настоящего или будущего), чтобы написать программу, которая передавала бы именно эту среду. Я спрашиваю, включает ли набор всех возможных программ для генераторов виртуальной реальности программу, которая обеспе­чивает виртуальную передачу путешествия в прошлое, и, если такая программа существует, какова точность этой передачи? Если бы не бы­ло программ, передающих путешествие во времени, то принцип Тью­ринга означал бы, что путешествие во времени физически невозможно (поскольку он гласит, что все, что физически возможно, можно пере­дать с помощью некоторой программы). И в связи с этим действительно существует проблема. Даже несмотря на то, что существуют програм­мы, точно передающие среды прошлого, видимо, существуют фунда­ментальные препятствия их использования для передачи путешествия во времени. Это те же самые обстоятельства, которые, кажется, пре­пятствуют самому путешествию во времени, а именно: так называемые «парадоксы» путешествия во времени.

Типичным парадоксом является следующий. Я строю машину вре­мени и использую ее, чтобы отправиться в прошлое. Там я не даю быв­шему себе построить машину времени. Но если машина времени не построена, я не смогу использовать ее, чтобы отправиться в прошлое, а следовательно, и не смогу воспрепятствовать ее созданию. Так совер­шаю я это путешествие или нет? Если да, то я лишаю себя машины вре­мени и, следовательно, не совершаю путешествие. Если я не совершаю путешествие, то я позволяю себе построить машину времени и, таким образом, совершаю путешествие. Иногда это называют «парадоксом де­душки» и говорят об использовании путешествия во времени, чтобы убить своего деда, прежде чем у него появились дети. (И тогда, ес­ли у него не было детей, у него не могло быть и внуков, так кто же убил его?) Эти две формы парадокса цитируют чаще всего; так полу­чается, что они требуют элемента насильственного конфликта между путешественником во времени и людьми из прошлого, так что чело­веку интересно, кто победит. Возможно, путешественник во времени потерпит поражение, и парадокс будет аннулирован. Однако насилие — это не суть данной проблемы. Если бы у меня была машина времени, я мог бы принять следующее решение: если сегодня меня посетит мое будущее я, пришедшее из завтра, то завтра я не воспользуюсь своей машиной времени; а если сегодня у меня не будет такого гостя, то завтра я воспользуюсь машиной времени, чтобы вернуться в сегодня и навестить себя. Кажется, что из моего решения следует, что если я воспользуюсь машиной времени, то я не воспользуюсь ей, а если я не воспользуюсь ей, то я воспользуюсь ей: противоречие.

Противоречие означает ошибочное допущение, поэтому такие па­радоксы традиционно считали доказательствами невозможности путе­шествия во времени. Другое, иногда оспариваемое, допущение касает­ся свободной воли — имеют ли путешественники во времени обычную свободу выбора своих действий. При этом делают вывод, что если бы машины времени действительно существовали, то воля людей стала бы менее свободной. Они каким-то образом утратили бы способность иметь описанные мной намерения; или иначе, путешествуя во времени, они бы каким-то образом систематически забывали решения, принятые ими перед отправлением. Но оказывается, что ошибочное допущение, стоящее за всеми парадоксами, не связано ни с существованием маши­ны времени, ни со способностью людей выбирать свое поведение, как обычно. Виновата в нем классическая теория времени, которая, как я уже показал, не годится по весьма независимым причинам.

Если бы путешествие во времени было логически невозможно, пе­редача его в виртуальной реальности тоже была бы невозможна. Если бы оно требовало приостановки свободной воли, то этого же требова­ла бы и передача в виртуальной реальности. Парадоксы путешествия во времени можно было бы выразить на языке виртуальной реальнос­ти следующим образом. Точность передачи в виртуальной реальнос­ти — это достоверность, насколько она ощутима, переданной среды той, которую следовало передать. В случае с путешествием во времени среда, которую следует передать, — это среда, существовавшая исто­рически. Но как только переданная среда дает ответную реакцию, что она и должна делать, на воздействие пользователя, она, тем самым, становится исторически неточной, поскольку реальная среда никогда не реагировала на этого пользователя: пользователь никогда на нее не воздействовал. Например, реальный Юлий Цезарь никогда не встречал доктора Джонсона. Следовательно, доктор Джонсон самой проверкой достоверности передачи через беседу с Цезарем разрушил бы досто­верность, создав исторически неточного Цезаря. Передача может либо вести себя точно, будучи достоверным изображением истории, либо реагировать точно, но не то и другое одновременно. Таким образом, может показаться, что так или иначе, передача путешествия во време­ни в виртуальной реальности внутренне не способна быть точной — а это просто другой способ сказать, что путешествие во времени невоз­можно передать в виртуальной реальности.

Но действительно ли этот эффект является препятствием для точ­ной передачи путешествия во времени? Как правило, имитация дейст­вительного поведения среды не является целью виртуальной реальности: значение имеет точная реакция этой среды. Как только вы начнете играть в теннис на переданном Центральном Корте Уимблдона, вы за­ставите его вести себя отлично от поведения реального корта. Но это не уменьшает точность передачи. Напротив, именно это необходимо для ее точности. Точность в виртуальной реальности означает близость переданного поведения к тому, которое исходная среда проявила бы, окажись в ней пользователь. Только в начале передачи состояние пе­реданной среды должно быть достоверным по отношению к оригиналу. Соответственно, достоверным должно быть не состояние среды, а ее реакция на действия пользователя. Почему это «парадоксально» для пе­редачи путешествия во времени, а не для всех других передач — на­пример, для передачи обычного путешествия?

Это кажется парадоксальным, потому что при передаче путешест­вия в прошлое пользователь играет уникальную двуликую или много­ликую роль. Из-за наличия петель во времени, где, например, одна или больше копий пользователя могут сосуществовать и взаимодейство­вать, от генератора виртуальной реальности в действительности требу­ется передавать пользователя, одновременно реагируя на его действия. Например, представим, что я пользователь генератора виртуальной ре­альности, который обрабатывает программу передачи путешествия во времени. Допустим, что когда я включаю эту программу, вокруг себя я вижу фантастическую лабораторию. В центре находится вращающа­яся дверь, подобная тем, которые находятся на входе в большие здания, за исключением того, что она непрозрачна и почти полностью огоро­жена непрозрачным цилиндром. Единственный путь в цилиндр или из него — это вход, прорезанный в его боковой стенке. Дверь, расположен­ная внутри этого цилиндра, постоянно вращается. На первый взгляд кажется, что с этим устройством мало что можно сделать, кроме как войти в него, сделать в нем один или несколько кругов вместе с вра­щающейся дверью и снова выйти. Однако над входом висит табличка: «Путь в прошлое». Это машина времени — вымышленная, виртуальная машина времени. Однако если бы существовала реальная машина вре­мени, способная перенести в прошлое, она, как и эта машина, была бы не экзотическим аппаратом, а экзотическим местом. Чем ехать или ле­теть на ней в прошлое, человеку скорее пришлось бы проделать через нее определенный путь (возможно, используя обычный космический аппарат) и появиться в более раннем времени.

Рис. 12.1. Путь через пространство-время, совершаемый путешественником во времени

На стене смоделированной лаборатории висят часы, которые перво­начально показывают полдень, а у входа в цилиндр написаны некоторые инструкции. К тому времени, как я закончил читать их, уже пять ми­нут первого, как в соответствии с моим восприятием, так и по часам. Инструкции гласят, что если я войду в цилиндр, сделаю вместе с вра­щающейся дверью один круг и вернусь, в лаборатории будет на пять минут раньше. Я вхожу в одно из отделений вращающейся двери. Когда я перемещаюсь вокруг цилиндра, мое отделение закрывается за мной, а потом, через несколько мгновений, снова достигает входа. Я выхо­жу. Лаборатория выглядит почти также — за исключением чего? Что мне следует ожидать дальше, если это точная передача путешествия в прошлое?

Позвольте мне вернуться немного назад. Допустим, что у входа есть переключатель, два положения которого обозначены как «интер­активность включена» и «интерактивность выключена». Эта установка не позволяет пользователю участвовать в прошлом, а позволяет только наблюдать его. Другими словами, она обеспечивает не полную переда­чу виртуальной реальности среды прошлого, а только формирование изображений.

Наличие этой простой установки, по крайней мере, исключает не­определенность или парадокс относительно того, какие изображения должны быть сформированы, когда я выйду из вращающейся двери. Это должны быть изображения меня, в лаборатории, делающего то, что Я делал в полдень. Одна причина отсутствия неопределенности состоит в том, что я помню эти события, поэтому я могу сравнить изобра­жения прошлого с моими собственными воспоминаниями о том, что произошло. Ограничивая свой анализ небольшой замкнутой средой за короткий промежуток времени, мы избежали проблемы, аналогичной той, что связана с выяснением, каким на самом деле был Юлий Цезарь, проблемы, связанной с верхними пределами археологии, а не с внутрен­ними проблемами путешествия во времени. В нашем случае генератор виртуальной реальности легко может получить информацию, которая ему необходима, чтобы создать требуемые изображения, записав все мои действия. Это не запись моих действий в физической реальности (которые заключаются в том, чтобы спокойно лежать внутри генерато­ра виртуальной реальности), это запись моих действий в виртуальной среде лаборатории. Таким образом, в момент моего выхода из маши­ны времени, генератор виртуальной реальности перестает передавать лабораторию в 12.05 и начинает воспроизводить свою запись с изобра­жений того, что произошло в полдень. Он показывает эту запись мне с перспективой, настроенной на мое настоящее положение, и того, ку­да я смотрю, и постоянно перенастраивает перспективу по мере моего обычного движения. Таким образом, я снова вижу, что часы показыва­ют полдень. Также я вижу более раннего себя, стоящего перед маши­ной времени, читающего надпись над входом и изучающего инструк­ции точно так, как я делал это пять минут назад. Я вижу его, но он не видит меня. Что бы я не сделал, он — или скорее оно, движущееся изображение меня, — никак не отреагирует на мое присутствие. Через некоторое время оно идет к машине времени.

Если я случайно окажусь у входа, мое изображение, тем не менее, направится прямо к машине времени и войдет в нее, так же, как это сделал я, поскольку если бы оно сделало что-то еще, то передача уже была бы неточной. Существует множество способов запрограммировать генератор изображений, чтобы он справился с ситуацией, когда изоб­ражение непрерывного предмета должно пройти через местоположение пользователя. Например, изображение могло бы пройти прямо через пользователя, как привидение, или оно могло бы оттолкнуть пользо­вателя. Последний вариант дает более точную передачу, потому что в этом случае изображения в некоторой степени являются не только видимыми, но и осязаемыми. Я не должен опасаться, что ушибусь когда мое изображение оттолкнет меня, как бы резко оно не сделало это, потому что физически меня там безусловно нет. Если мне не хва­тает места, чтобы уйти с дороги, генератор виртуальной реальности мог бы без усилий переместить меня через небольшую щель или даже телепортировать за препятствие.

Дальнейшего воздействия я не могу оказать не только на свое из­ображение. Поскольку мы временно переключились с виртуальной ре­альности на формирование изображений, я уже не могу воздействовать на что-либо в смоделированной среде. Если на столе стоит стакан воды, я уже не могу взять его и выпить, что я мог сделать, прежде чем про­шел через вращающуюся дверь в смоделированное прошлое. Запросив модель неинтерактивного путешествия в прошлое, которое эффективно является воспроизведением конкретных событий, происходивших пять минут назад, я неизбежно теряю контроль над своей средой. Я передаю контроль, как это и произошло, бывшему себе.

Когда мое изображение входит во вращающуюся дверь, часы снова показывают 12.05, хотя в соответствии с моим субъективным восприя­тием в модели уже 12.10. Что произойдет дальше, зависит от того, что я сделаю. Если я просто останусь в лаборатории, то следующей задачей генератора виртуальной реальности должна стать задача перемещения меня к событиям, которые происходят после 12.05, по времени в лабора­тории. Ни генератор еще не обладает записью этих событий, ни у меня нет никаких воспоминаний о них. Относительно меня, относительно смоделированной лаборатории, относительно физической реальности, эти события еще не произошли, поэтому генератор виртуальной реаль­ности может возобновить свою полностью интерактивную передачу. Общий результат состоит в том, что я провел в прошлом пять минут, не имея возможности воздействовать на него, а затем вернулся в «на­стоящее», которое я оставил, то есть, к нормальной последовательности событий, на которые я могу повлиять.

Существует другая альтернатива: я могу последовать за своим изо­бражением в машину времени, вместе с ним совершить путешествие вокруг машины времени и снова появиться в прошлом лаборатории. Что произойдет в этом случае? Часы снова показывают полдень. Те­перь я вижу два изображения прежнего себя. Одно из них видит ма­шину времени впервые и не замечает ни меня, ни второе изображение. Второе изображение, кажется, видит первое, но не видит меня. Я вижу оба изображения. Только первое изображение способно воздействовать на что-либо в лаборатории. На этот раз, с точки зрения генератора вир­туальной реальности, в момент путешествия во времени не произошло ничего особенного. Он по-прежнему находится в установке «интерак­тивность выключена» и просто продолжает воспроизводить изображе­ния событий, произошедших пять минут назад (с моей субъективной точки зрения), и эти события уже достигли того момента, когда я начал видеть изображение себя.

Рис. 12.2. Повторное использование машины времени позволяет сосуществовать многочисленным копиям путешественника во времени

Когда пройдет еще пять минут, я снова смогу выбрать, войти ли в машину времени опять, на этот раз в компании двух изображений меня (рисунок 12.2). Если я повторю этот процесс, то через каждые пять субъективных минут будет появляться одно дополнительное из­ображение меня. Каждое появляющееся изображение будет видеть все остальные, появившиеся до него (по моим ощущениям), но не будет видеть ни одно из тех, которые появились после него.

Если я продолжу этот эксперимент так долго, как это только воз­можно, максимальное количество копий меня, способных сосущест­вовать, будет ограничено только стратегией избежания столкновений в генераторе изображений. Допустим, что генератор пытается сделать реально трудным для меня втиснуться во вращающуюся дверь со все­ми изображениями меня. Тогда, в конце концов, я буду вынужден сде­лать что-то отличное от путешествия в прошлое вместе с ними. Я мог бы немного подождать и занять следующее за ними отделение, в слу­чае чего я попаду в лабораторию на мгновение позднее их. Однако это всего лишь отложит проблему переполнения машины времени. Если я не перестану ходить вокруг этой петли, в конечном итоге, все «щели» путешествия во время 12.05 будут забиты, вынуждая меня дожидать­ся более позднего времени, после которого уже не будет дальнейшей возможности возвращения в тот промежуток времени. Этим свойст­вом машины времени тоже обладали бы, если бы существовали. Они не только являются местами, они являются местами с конечной вмести­мостью для осуществления перемещения в прошлое.

Другим следствием того факта, что машины времени — это не ап­параты, а скорее места или пути, является то, что человек не абсолютно свободен выбирать, в какое время воспользоваться ими для путешест­вия. Как показывает этот пример, такую машину можно использовать только для путешествия в то время и место, где она существовала. В частности, невозможно использовать ее для путешествия в то время, когда ее конструкция еще не была закончена.

Сейчас генератор виртуальной реальности содержит записи мно­жества различных версий того, что произошло в этой лаборатории меж­ду полуднем и 12.05. Которая из этих версий описывает реальную ис­торию? Нас не должно волновать отсутствие ответа на этот вопрос, поскольку он спрашивает, что является реальным в ситуации, где мы искусственно подавили интерактивность, сделав неприменимой провер­ку доктора Джонсона. Можно было бы поспорить, что реальна только последняя версия, та, которая описывает большинство копий меня, по­тому что все предыдущие версии в действительности показывают ис­торию с точки зрения людей, которые из-за искусственного правила неинтерактивности не могли полностью видеть, что происходит. На­против, можно было бы спорить, что единственно реальной версией является первая версия событий, та, где была только одна копия меня, потому что только ее одну я ощущал интерактивно. Весь смысл неинтерактивности в том, что мы временно мешаем себе изменить прошлое, а поскольку все последующие версии отличаются от первой, они не опи­сывают прошлое. Они всего лишь описывают кого-то, кто смотрит на прошлое, благодаря универсальному генератору изображений.

Также можно было бы поспорить, что все версии в равной степени реальны. Как-никак, по окончании всего этого я помню, что ощутил не только одну историю лаборатории за пять минут, а несколько таких историй. Я ощущал их последовательно, но, с точки зрения лаборато­рии, все они произошли за один и тот же пятиминутный промежуток времени. Полная запись моих ощущений потребует множества снимков лаборатории на каждый момент, определяемый часами, вместо обычного одного снимка на момент. Другими словами, это была передача параллельных вселенных. Оказывается, что эта последняя интерпретация наиболее близка к истине, как мы увидим, повторив этот же самый эксперимент, но на этот раз с включенной интерактивностью.

Первое, что я хочу сказать об интерактивном режиме, в котором я свободен воздействовать на среду, — это то, что одно, что я могу реализовать по своему выбору, — это точная последовательность со­бытий, которые я только что описал для неинтерактивного режима. То есть, я могу вернуться назад и встретить одну или несколько копий себя, но, тем не менее, (если я достаточно хороший актер) повести себя точно так, как если бы я не видел некоторые из них. Тем не менее, я должен внимательно наблюдать за ними. Если я хочу воссоздать по­следовательность событий, произошедших при проведении мной этого эксперимента с выключенной интерактивностью, я должен помнить, какие копии меня ведут себя так, как я могу вести себя в последую­щие посещения этого времени.

В начале этого эксперимента, когда я впервые вижу машину време­ни, я немедленно вижу, что она выпускает одну или несколько копий меня. Почему? Потому что при включенной интерактивности, когда я буду использовать машину времени в 12.05, у меня будет право воз­действовать на прошлое, в которое я вернусь, а это прошлое — как раз то, что происходит сейчас, в полдень. Таким образом, будущий я или будущие я появляются, чтобы использовать свое право воздействия на лабораторию в полдень, право воздействия на меня и, в частности, пра­во быть увиденными мной.

Копии меня занимаются своими делами. Рассмотрим вычислитель­ную задачу, которую должен выполнить генератор виртуальной реаль­ности при передаче этих копий. Теперь существует новый элемент, ко­торый делает эту задачу гораздо более сложной, чем она была при неин­терактивном режиме. Как генератор виртуальной реальности должен выяснить, что собираются делать копии меня? У него еще нет никаких записей этой информации, поскольку в физическом времени экспери­мент только что начался. Однако генератор немедленно должен пред­ставить мне передачи будущего меня.

Поскольку я твердо решил притвориться, что не вижу эти переда­чи, а затем скопировать то, что делают они, они не будут подвергнуты более строгой проверке на точность. Генератору виртуальной реальнос­ти нужно всего лишь заставить их делать что-либо — что угодно, что мог бы сделать я; или точнее, любое поведение, которое я мог бы ско­пировать. Зная технологию, на которой основан генератор виртуальной реальности, мы допускаем, что это не превысило бы его возможности. Генератор имеет точную математическую модель моего тела и некото­рую степень прямого доступа к моему мозгу. Он может использовать их для вычисления некоторого поведения, которое я мог бы скопировать, а затем заставить свои исходные передачи меня вести себя именно так.

Итак, в начале эксперимента я вижу, что несколько копий меня по­являются из вращающейся двери и что-то делают. Я притворяюсь, что не замечаю их, и через пять минут сам обхожу вращающуюся дверь и копирую виденные мной ранее действия первой копии себя. Через пять минут я снова обхожу дверь и копирую вторую копию и т. д. Тем временем я замечаю, что одна из копий всегда повторяет то, что делал я в течение первых пяти минут. В конце последовательности путешест­вия во времени у генератора виртуальной реальности снова будет не­сколько записей того, что произошло за пять минут после полудня, но на этот раз все эти записи будут идентичны. Другими словами, имеет место только одна история, а именно: что я встречаю будущего себя, но притворяюсь, что не замечаю его. Позднее я стал этим будущим мной, переместился назад во времени, чтобы встретить прошлого себя, и, по-видимому, остался незамеченным. Все это очень неплохо, непа­радоксально — и нереально. Это было достигнуто, благодаря сложной, взаимозависимой игре, в которой участвовали генератор виртуальной реальности и я: я копировал его, а он копировал меня. Но при включе­нии нормальной интерактивности, я могу не выбирать эту игру.

Если бы у меня действительно был доступ к виртуальному путе­шествию во времени, я непременно захотел бы проверить подлинность передачи. В обсуждаемом нами случае проверка началась бы сразу же, как только я увидел копии себя. Я бы не только не проигнорировал их, я бы немедленно вступил с ними в разговор. У меня гораздо больше возможностей проверить их подлинность, чем их было бы у доктора Джонсона для проверки подлинности Юлия Цезаря. Чтобы пройти хо­тя бы начальную проверку, переданные версии меня должны были бы быть существами с искусственным интеллектом — более того, сущест­вами, настолько похожими на меня, по крайней мере, в своих реак­циях на внешние раздражители, чтобы они могли убедить меня, что являются точной передачей меня, каким я мог бы стать через пять минут. Генератор виртуальной реальности должен обрабатывать про­граммы, по содержанию и сложности подобные моему разуму. И опять, сложность написания подобных программ в данном случае не проблема: мы исследуем принцип виртуального путешествия во времени, а не его практическое применение. Не имеет значения, откуда наш гипотети­ческий генератор виртуальной реальности берёт свои программы, по­скольку мы спрашиваем, содержит ли набор всех возможных программ программу, точно передающую путешествие во времени. Однако наш генератор виртуальной реальности, в принципе, имеет средства найти все возможные варианты моего поведения в различных ситуациях. Эта информация содержится в физическом состоянии моего мозга, и с по­мощью достаточно точных измерений, в принципе, ее можно было бы считать оттуда. Одним из методов (вероятно неприемлемым) осущест­вить это мог бы быть следующий: генератор виртуальной реальности заставляет мой мозг в виртуальной реальности вступить во взаимо­действие с проверяемой средой, записывает его поведение, а затем вос­станавливает его первоначальное состояние, возможно, прокрутив его назад. Причина того, почему это может быть неприемлемым, в том, что я, по-видимому, ощутил бы эту проверяемую среду и, хотя я потом не вспомнил бы ее, я хочу, чтобы генератор виртуальной реальности давал мне только ощущения, точно определенные мной, и никакие другие.

В любом случае, для настоящих целей значение имеет только то, что, поскольку мой мозг является физическим объектом, принцип Тью­ринга гласит, что он входит в репертуар универсального генератора виртуальной реальности. Таким образом, в принципе, копия меня мо­жет пройти проверку на точность сходства со мной. Но это не единст­венная проверка, которую я хочу осуществить. Главным образом, я хо­чу проверить, подлинно ли передается само путешествие во времени. В этой связи, я хочу выяснить не только, является ли этот человек под­линным мной, но подлинно ли то, что он из будущего. Частично, я могу проверить это, расспросив его. Он должен сказать, что помнит, что пять минут назад находился в моем положении, а потом прошел через враща­ющуюся дверь и встретил меня. Я так же должен обнаружить, что он проверяет подлинность меня. Почему он сделал бы это? Потому что са­мый строгий и прямой способ проверить его сходство с будущим мной заключался бы в том, чтобы подождать, пока я не пройду через маши­ну времени, а потом посмотреть на две вещи: во-первых, ведет ли себя копия меня, которую я там обнаруживаю, так же, как, я помню, вел себя я; и во-вторых, веду ли я себя так, как, я помню, вела себя копия.

В обоих этих отношениях передача определенно не пройдет провер­ку! При моей первой же и самой небольшой попытке вести себя отлично от того, как, я помню, вела себя моя копия, у меня это получится. И за­ставить мою копию вести себя отлично от того, как вел себя я, будет почти так же легко: все, что мне придется сделать, — это задать ей вопрос, который я на его месте не задавал, и ответ на который будет иным. Таким образом, как бы сильно они не походили на меня внеш­не и личностно, люди, появляющиеся из виртуальной машины времени не являются подлинной передачей человека, которым я вскоре стану. Да они и не должны им являться — как-никак, я твердо решил вести себя отлично от них, когда придет моя очередь воспользоваться маши­ной времени, и, поскольку сейчас генератор виртуальной реальности разрешает мне свободно взаимодействовать с переданной средой, нет ничего, что помешало бы мне осуществить свое намерение.

Подведем итог. В начале эксперимента я встречаю человека, в ко­тором узнаю себя, за исключением небольших отличий. Эти отличия последовательно указывают на то, что он из будущего: он помнит ла­бораторию в 12.05, в то время, которое, с моей перспективы еще не наступило. Он помнит, что отправился в это время, прошел через вра­щающуюся дверь и прибыл в полдень. Он помнит, что до всего этого, он начал эксперимент в полдень, впервые увидел вращающуюся дверь и появляющиеся копии себя. Он говорит, что это произошло более пяти минут назад, в соответствии с его субъективным восприятием, хотя, в соответствии с моим субъективным восприятием, весь эксперимент еще не длится и пяти минут. И так далее. Однако, хотя он и проходит все проверки на бытность версией меня из будущего, он не является моим будущим, и это доказуемо. Когда я проверяю, является ли он именно тем человеком, которым я стану, он не проходит эту проверку. Точно так же, он говорит мне, что я не прохожу проверку на бытность его прошлым я, поскольку я не делаю в точности то, что, как он помнит, делал он.

Итак, отправляясь в прошлое лаборатории, я обнаруживаю, что это не то прошлое, которое я только что покинул. Из-за взаимодействия со мной копия меня, которую я нахожу там, ведет себя не точно так, как, я помню, вел себя я. Следовательно, если бы генератор виртуальной реальности должен был записать все, что происходит во время этой последовательности путешествия во времени, ему опять пришлось бы запомнить несколько снимков на каждый момент, определяемый часа­ми в лаборатории, и на этот раз все они были бы отличны. Другими словами, существовало бы несколько различных, параллельных исто­рий лаборатории за пятиминутное путешествие во времени. И опять, я ощутил каждую из этих историй по очереди. Но на этот раз я ощу­тил все их во взаимодействии, поэтому нельзя сказать, что хоть одна из них менее реальна, чем все остальные. Таким образом, в данном слу­чае передается маленький мультиверс. Если бы это было физическое путешествие во времени, многочисленные снимки в каждый момент были бы параллельными вселенными. Зная квантовую концепцию вре­мени, мы не удивились бы этому. Нам известно, что снимки, кото­рые в нашем повседневном опыте собираются приблизительно в одну временную последовательность, в действительности являются парал­лельными вселенными. Мы обычно не ощущаем другие параллельные вселенные, существующие в то же самое время, но у нас есть причина верить в их существование. Таким образом, если мы найдем какой-либо способ, еще неопределенный, переместиться в более раннее время, почему нам следует ожидать, что этот способ непременно поместит каждую копию нас на конкретный снимок, который эта копия уже ощутила? Почему нам следует ожидать, что каждый гость, которого мы принимаем из будущего, будет приходить с конкретных будущих снимков, на которых мы, в конечном итоге, обнаружим себя? В дей­ствительности, нам не следует ожидать этого. Просить разрешения на взаимодействие со средами прошлого — значит изменить его, что, по определению, значит просить находиться на снимке, отличном от того, который мы помним. Путешественник во времени вернулся бы на тот же снимок (или, что, возможно, то же самое, на идентичный снимок) только в чрезвычайно сложном случае, о котором я уже рассказал вы­ше, когда между встречающимися копиями не происходит эффективно­го взаимодействия, и путешественник во времени умудряется сделать все параллельные истории идентичными.

Рис. 12.3. Траектории передвижения в мультиверсе путешественника во времени, который пытается «разыграть парадокс»

Теперь давайте подвергнем виртуальную машину времени окон­чательной проверке. Давайте намеренно разыграем парадокс. Я форми­рую твердое намерение, которое сформулировал выше: я решаю, что если копия меня появляется из машины времени в полдень, то я не вой­ду в нее в 12.05 или в любое другое время, пока длится эксперимент. Но если никто не появится, то в 12.05 я войду в машину времени, появлюсь в полдень, а потом снова не воспользуюсь машиной времени. Что про­изойдет? Кто-нибудь появится из машины времени или нет? Появится. И не появится! Это зависит от того, о какой вселенной мы говорим. Не забывайте, что в полдень в лаборатории происходит больше, чем что-то одно. Допустим, что я не вижу никого, кто вышел бы из машины време­ни, как это показано на точке «Начало», справа на рисунке 12.3. Затем, действуя в соответствии со своим твердым намерением, я жду, когда наступит 12.05, и затем прохожу через уже знакомую вращающуюся дверь. Появляясь в полдень, я, конечно, обнаруживаю другую версию себя, стоящую у точки «Начало», слева на рисунке 12.3. Беседуя, мы выясняем, что сформировали одно и то же намерение. Следовательно, поскольку я появился в его вселенной, он будет вести себя отлично от того; как вел себя я. Действия в соответствии с тем же самым намере­нием, что и у меня, приводят его к тому, что он не использует машину времени. С этого момента мы с ним можем продолжить взаимодействие в течение всего времени имитации, и в той вселенной будет две версии меня. Во вселенной, из которой я пришел, лаборатория остается пустой после 12.05, так как я никогда не вернусь туда. Парадокса нет. Обе версии меня преуспели в осуществлении нашего общего намерения — которое, следовательно, все-таки не было логически невозможным.

Я и видоизмененный я в этом эксперименте имели различные ощу­щения. Видоизмененное я видело, как кто-то выходит из машины вре­мени в полдень, а я этого не видел. Наши ощущения в равной степени совпали бы с нашим намерением, и в равной степени были бы непара­доксальны, если бы наши роли переменились. То есть, я мог бы видеть, как он выходит из машины времени в полдень, а сам не воспользовал­ся бы ей. В этом случае мы оба завершили бы свое путешествие в той вселенной, в которой я начал его. В той вселенной, в которой он начал свое путешествие, лаборатория осталась бы пустой.

Какую из этих двух самосогласованных возможностей покажет мне генератор виртуальной реальности? Во время этой передачи про­цесса, проходящего внутри мультиверса, я играю только одну из двух копий меня; вторую копию передает программа. В начале эксперимен­та эти две копии выглядят идентично (хотя в физической реальности они различны, потому что только одна из них обладает физическим мозгом и телом вне виртуальной среды). Но в физической версии экс­перимента — если бы машина времени физически существовала — две вселенные, содержащие копии меня, которые собирались встретиться, изначально были бы строго идентичны, и обе копии были бы в равной степени реальны. В момент мультиверса, когда мы встретились (в од­ной вселенной) или не встретились (в другой), эти две копии стали бы различными. Бессмысленно спрашивать, какая копия меня испытала бы какие-то ощущения: поскольку мы идентичны, такого понятия, как «ка­кая» из нас, не существует. Параллельные вселенные не имеют скрытых серийных номеров: они отличаются только тем, что происходит в них. Следовательно, чтобы передать все это для блага одной копии меня, ге­нератор виртуальной реальности должен воссоздать для меня следствие существования в виде двух идентичных копий, которые, впоследствии, становятся различными и имеют различные ощущения. Он может за­ставить это произойти произвольно, с равной вероятностью, выбирая, какую из двух ролей он будет играть (а следовательно, зная мое на­мерение, какую роль буду играть я). Дело в том, что произвольный выбор в действительности означает подбрасывание некой электронной версии беспристрастной монетки, а беспристрастная монетка — это та­кая монетка, которая в половине вселенных, где ее подбросили, падает «орлом», а в другой половине — «решкой». Таким образом, в половине вселенных я буду играть одну роль, а в другой половине — другую. Именно это произошло бы с реальной машиной времени.

Мы видели, что способность генератора виртуальной реальности передавать путешествие во времени в точности зависит от того, обла­дает ли он подробной информацией о состоянии разума пользователя. Это может заставить человека поинтересоваться, воистину ли мы избе­жали всех парадоксов. Если генератор виртуальной реальности заранее знает, что я собираюсь сделать, действительно ли я свободен проводить любые проверки, которые выберу? В данном случае нет необходимости задаваться глубокими вопросами о природе свободной воли. Я дейст­вительно свободен делать все, что захочу в этом эксперименте, в том смысле, что для каждого возможного способа я могу выбрать любую реакцию на смоделированное прошлое — включая и произвольную ре­акцию, если я захочу этого, — генератор виртуальной реальности раз­решит мне реагировать именно так. И мои действия влияют на все среды, с которыми я взаимодействую, и все они оказывают на меня ответное воздействие точно так, как они делали бы это, если бы не имело место путешествие во времени.

Генератору виртуальной реальности необходима информация из моего мозга не для того, чтобы предсказать мои действия, а для то­го, чтобы передать поведение моих двойников из других вселенных. Его проблема заключается в том, что в реальной версии этой ситуации существовали бы мои двойники из параллельных вселенных, которые первоначально были бы идентичными, а следовательно, имели бы те же самые склонности, что и я, и принимали бы те же самые решения. (Еще дальше в мультиверсе также существовали бы другие мои двойники, которые отличались бы от меня уже в начале эксперимента, но машина времени никогда не позволила бы мне встретиться с этими версиями). Если существовал бы какой-то иной способ передачи этих людей, ге­нератору виртуальной реальности не понадобилась бы информация из моего мозга, как не понадобились бы ему непомерные вычислительные ресурсы, которые мы рассматривали. Например, если бы несколько че­ловек, которые знакомы со мной, были бы способны скопировать меня с некоторой степенью точности (кроме внешних качеств, как-то: внеш­ний облик и тон голоса, передать которые довольно просто), то генера­тор виртуальной реальности мог бы использовать этих людей, чтобы они сыграли роли моих двойников из параллельных вселенных и, тем самым, мог бы передать путешествие во времени с той же степенью точности.

Конечно, реальная машина времени не столкнулась бы с этими проблемами. Она просто предоставила бы пути, на которых могли бы встретиться я и мои двойники, которые уже существуют, и она не ограничила бы ни наше поведение, ни наши взаимодействия, когда мы действительно встретились бы. На способы соединения этих путей — то есть, к каким снимкам привела бы машина времени — повлияло бы мое физическое состояние, включая состояние моего разума. Это не отличается от обычной ситуации, в которой мое физическое состоя­ние, отраженное в моей склонности к различному поведению, влияет на происходящее. Огромная разница между этим и повседневным опытом в том, что каждая копия меня потенциально имеет огромное влияние на другие вселенные (через путешествие в них).

Действительно ли способность перемещаться в прошлое других все­ленных, но не нашей собственной, эквивалентна путешествию во вре­мени? Возможно, имеет смысл только путешествие между вселенными, но не путешествие во времени? Нет. Процессы, описанные мной, дей­ствительно являются путешествием во времени. Прежде всего, дело не в том, что мы не можем переместиться на тот снимок, на котором мы уже были. Если мы правильно все устроим, то мы сможем это сделать. Конечно, если мы изменим в прошлом что-либо — если мы сделаем прошлое отличным от того прошлого, из которого мы пришли, — то окажемся в другом прошлом. Качественное путешествие во времени позволило бы нам изменить прошлое. Другими словами, оно позволяет нам сделать прошлое отличным от того, которое мы помним (в этой вселенной). Это значит отличным от того, каким оно действительно является на снимках, куда мы не попадали, чтобы изменить что-либо. И к этим снимкам, по определению, относятся снимки, на которых мы были и помним это.

Таким образом, желание изменить конкретные прошлые снимки, на которых мы однажды были, действительно не имеет смысла. Но это никак не связано с путешествием во времени. Эта бессмыслица проис­текает непосредственно из бессмысленной классической теории о по­токе времени. Изменить прошлое значит выбрать, на каком снимке находиться, а не изменить какой-то конкретный снимок прошлого на другой. В этом отношении, изменить прошлое — все равно что изме­нить будущее, чем мы постоянно занимаемся. Всякий раз, когда мы делаем выбор, мы изменяем будущее: сделай мы иной выбор, мы изме­нили бы его опять. Подобная идея не имела бы смысла в классической физике пространства-времени с ее единственным будущим, определен­ным настоящим. Но она имеет смысл в квантовой физике. Делая выбор, мы изменяем будущее по сравнению с тем, каким оно будет в тех все­ленных, где мы делаем другой выбор. Но ни один конкретный снимок будущего ни в коем случае не изменяется. Он не может измениться, поскольку потока времени, по отношению к которому он мог бы изме­ниться, не существует. «Изменение» будущего означает выбор снимка, на котором мы будем находиться; «изменение» прошлого в точности означает то же самое. Поскольку потока времени не существует, не су­ществует и изменения конкретного снимка прошлого, подобного тому на котором, как мы помним, мы были. Тем не менее, если каким-то образом мы получим физический доступ к прошлому, нет такой при­чины, почему мы не могли бы изменить его в том смысле, в каком мы изменяем будущее, а именно, выбирая пребывание на снимке, отличном от того, где бы мы находились, сделай мы другой выбор.

Аргументы виртуальной реальности помогают при понимании пу­тешествия во времени, потому что понятие виртуальной реальности требует серьезного отношения к «событиям, которые противоречат фак­там», а потому, квантовая концепция времени, подразумевающая на­личие многих вселенных, кажется естественной, будучи переданной в виртуальной реальности. Увидев, что путешествие в прошлое вхо­дит в репертуар универсального генератора виртуальной реальности, мы понимаем, что идея о путешествии в прошлое имеет абсолютный смысл. Но это не означает, что она непременно физически достижи­ма. Как-никак, в виртуальной реальности возможно и путешествие со скоростью, превышающей скорость света, и вечные двигатели, и много всего другого, что невозможно физически. Никакой объем рассуждении о виртуальной реальности не может доказать, что данный процесс раз­решен законами физики (хотя рассуждение может доказать, что он не разрешен: если бы мы пришли к противоположному выводу, это озна­чало бы, в соответствии с принципом Тьюринга, что путешествие во времени физически невозможно). Так что же наши позитивные выводы о виртуальном путешествии во времени говорят нам о физике?

Они говорят нам, как выглядело бы путешествие во времени, если бы оно имело место. Они говорят нам, что путешествие в прошлое неиз­бежно было бы процессом, установившимся в нескольких взаимодейст­вующих и взаимосоединенных вселенных. В этом процессе участники, куда бы они ни отправились во времени, в общем случае, перемещались бы из одной вселенной в другую. Точные способы соединения вселен­ных зависели бы, помимо всего прочего, от состояния разума участни­ков.

Таким образом, чтобы путешествие во времени было физически возможно, необходимо существование мультиверса. Кроме того, необ­ходимо, чтобы законы физики, управляющие мультиверсом, были та­ковы, что в присутствии машины времени и потенциальных путешест­венников во времени, вселенные становились бы взаимосоединенными именно так, как описал я, и никак иначе. Например, если я не собираюсь использовать машину времени, что бы ни случилось, то на моем снимке не должна появиться ни одна версия меня, путешествующая во време­ни; то есть с моей вселенной не может соединиться ни одна вселенная, в которой версии меня используют машину времени. Если я определен­но собираюсь использовать машину времени, то моя вселенная должна соединиться с другой вселенной, в которой я тоже определенно исполь­зую ее. А если я попытаюсь разыграть «парадокс», то, как мы видели, моя вселенная должна соединиться с другой вселенной, в которой ко­пия меня имеет то же самое намерение, что и я, но, осуществляя это намерение, ведет себя отлично от меня. Удивительно, но именно это и предсказывает квантовая теория. Короче говоря, результат в том, что если пути в прошлое действительно существуют, то путешествующие по ним свободны взаимодействовать с окружающей их средой так же, как они могли бы делать это, если бы эти пути не вели в прошлое. Путешествие во времени ни в коем случае не становится алогичным и не налагает особые ограничения на поведение путешественников во времени.

Все это оставляет у нас вопрос, возможно ли физически существо­вание путей в прошлое? Этот вопрос был предметом многих исследо­ваний и все еще является в высшей степени противоречивым. Обычно отправной точкой является набор уравнений, формирующих (предсказательную) основу общей теории относительности Эйнштейна, нашу лучшую теорию пространства и времени на сегодняшний день. Эти уравнения, известные как уравнения Эйнштейна, имеют множество решений, каждое из которых описывает возможную четырехмерную конфигурацию пространства, времени и гравитации. Уравнения Эйн­штейна определенно позволяют существование путей в прошлое; обна­ружено много решений с таким свойством. До недавнего времени при­нятая практика систематически игнорировала такие решения. Но это никоим образом не следовало ни из самой теории, ни из какого-либо доказательства в физике. Так происходило потому, что физики нахо­дились под впечатлением, что путешествие во времени «привело бы к парадоксам» и, следовательно, такие решения уравнений Эйнштейна должны быть «нефизическими». Эта вторая произвольная догадка на­поминает о том, что произошло в первые годы после появления теории общей относительности, когда сам Эйнштейн отверг решения, описы­вающие Большой Взрыв и расширение вселенной. Он пытался изменить уравнения так, чтобы они описывали статическую вселенную. Позднее он говорил об этом как о величайшей ошибке своей жизни, а расширение вселенной экспериментально подтвердил американский астроном Эдвин Хаббл. В течение многих лет ошибочно отвергали как «нефизические» и решения, полученные немецким астрономом Карлом Шварцшильдом, первые решения, описывающие черные дыры. Эти ре­шения описывали явления, противоречащие интуиции, как-то: область, которую в принципе невозможно избежать, и гравитационные силы, которые в центре черной дыры становятся бесконечными. В настоящее время распространено мнение, что черные дыры действительно сущест­вуют и действительно обладают теми свойствами, которые предсказы­вали уравнения Эйнштейна.

В буквальном понимании уравнения Эйнштейна предсказывают, что путешествие в прошлое было бы возможно вблизи массивных, вра­щающихся объектов таких как черные дыры, если бы они вращались достаточно быстро, а также в некоторых других ситуациях. Но мно­гие физики сомневаются в реальности этих предсказаний. Не известно ни одной достаточно быстро вращающейся черной дыры, и было до­казано (неокончательно), что, скорее всего, невозможно искусственно увеличить скорость вращения черной дыры, потому что любой быстро вращающийся материал, помещенный в черную дыру, мог бы быть от­брошен и не попал бы туда. Возможно, скептики правы, но поскольку их нежелание принять возможность путешествия во времени исходит из убеждения, что такое путешествие ведет к парадоксам, оно неоправ­данно.

Даже когда уравнения Эйнштейна будут поняты более полно, они не дадут окончательных ответов на вопрос путешествия во времени. Общая теория относительности предшествует квантовой теории и не полностью совместима с ней. Никто еще не преуспел в формулировке удовлетворительной квантовой версии — квантовой теории гравита­ции. Тем не менее, исходя из приведенных мной аргументов, в ситуаци­ях, связанных с путешествием во времени, доминировали бы квантовые эффекты. Типичные кандидаты, претендующие на звание квантовой теории гравитации, не только позволяют существование в мультиверсе связей с прошлым, они предсказывают, что подобные связи непрерывно образуются и мгновенно рвутся. Это происходит во всем пространстве и времени, но только на субмикроскопическом уровне. Типичный путь, созданный этими эффектами шириной около 10^-35 метра, остается от­крытым в течение одного времени Планка (около 10^-43 секунды) и, сле­довательно, перемещает в прошлое только примерно на время Планка.

Путешествие в будущее, для которого по существу необходи­мы только эффективные ракеты, находится на умеренно отдален­ном, но уверенно предсказуемом горизонте технологии. Путешествие в прошлое, которое требует манипуляций с черными дырами или неко­его схожего сильного разрушения структуры пространства и времени, станет применимо на практике только в отдаленном будущем, если ста­нет вообще. Сейчас мы не знаем ничего в законах физики, что исключа­ло бы наше путешествие в прошлое; напротив, они делают правдоподоб­ной возможность путешествия во времени. Будущие открытия в фунда­ментальной физике могут изменить это. Возможно, откроют, что кван­товые флуктуации в пространстве и времени становятся чрезвычайно сильными около машин времени и надежно перекрывают вход в них (Стивен Хокинг, например, утверждал, что некоторые сделанные им вычисления подтверждают вероятность этого, однако его доказатель­ство не является окончательным). Или некое, до сих пор неизвестное Явление может исключить путешествие в прошлое — или обеспечить новый и более простой метод его осуществления. Невозможно предска­зать будущий рост знания. Но если будущее развитие фундаментальной физики будет позволять путешествие во времени в принципе, то его практическое осуществление несомненно станет всего лишь проблемой технологии, которая, в конце концов, будет решена.

Из-за того, что ни одна машина времени не обеспечивает пути в то время, когда ее еще не было, и из-за способа соединения вселенных, о котором говорит квантовая теория, существуют некоторые пределы того, что мы можем ожидать узнать с помощью машин времени. Как только мы построим машину времени, но не раньше, мы можем ожи­дать, что из нее появятся гости или, по крайней мере, послания из будущего. Что они скажут нам? Они точно не сообщат нам новостей о нашем собственном будущем. Детерминистический кошмар проро­чества неизбежной будущей гибели, несмотря на наши попытки избе­жать ее (а может быть, вследствие этих попыток), — это содержание мифов и научной фантастики. Гости из будущего могут знать наше будущее не больше нас самих, поскольку они пришли не оттуда. Но они могут рассказать нам о будущем своей вселенной, прошлое кото­рой было идентично прошлому нашей вселенной. Они могут принести отпечатанные новости и программы текущих дел, газеты с числами, начинающимися с. завтрашнего дня и так далее. Если их общество при­няло какое-то ошибочное решение, которое привело к катастрофе, они могут предостеречь нас от принятия этого решения. Мы можем после­довать их совету, а можем и не последовать ему. Если мы последуем ему, возможно, мы избежим катастрофы или — гарантий здесь нет — обнаружим, что результат еще хуже, чем то, что произошло с ними.

Хотя, в среднем, предположительно, мы должны извлечь большую пользу из изучения истории их будущего. Хотя это и не история наше­го будущего и хотя знание о возможной приближающейся катастрофе не равноценно знанию того, как ее предотвратить, видимо, мы многое могли бы извлечь из такой подробной записи того, что, с нашей точки зрения, могло бы произойти.

Наши гости могли бы принести подробности великих достижений науки и искусства. Если это произошло в ближайшем будущем другой вселенной, вероятно, что двойники тех людей, которые сделали это, существовали бы и в нашей вселенной и, возможно, уже работали бы в направлении этих достижений. Внезапно им бы преподнесли закон­ченные варианты их работы. Были бы они благодарны? Здесь заключен другой мнимый парадокс путешествия во времени. Поскольку этот па­радокс вроде бы не создает нелогичности, а создает только странности, его чаще обсуждают в художественной литературе, нежели в научных доказательствах, опровергающих путешествие во времени (хотя неко­торые философы, например, Майкл Дамметт, относятся к нему вполне серьезно). Я называю этот парадокс парадоксом знания путешествия во времени. Вот как обычно его представляют. Историк из будуще­го, который интересуется творчеством Шекспира, использует машину времени, чтобы посетить великого драматурга в то время, когда тот пишет Гамлета. Они беседуют, и во время этой беседы путешествен­ник во времени показывает Шекспиру текст монолога Гамлета «Быть или не быть», который он взял с собой из будущего. Шекспиру он нра­вится, и он включает его в пьесу. В другой версии Шекспир умирает и путешественник во времени присваивает себе его труды, достигая успе­ха тем, что притворяется, будто пишет пьесы, а на самом деле, тайно переписывает их из Полного собрания сочинений Шекспира, которое он привез с собой из будущего. Еще в одной версии путешественник во вре­мени озадачен тем, что вообще не может найти Шекспира. Через некую цепочку случайностей он обнаруживает, что сам изображает Шекспира и снова присваивает себе его пьесы. Ему нравится такая жизнь, и го­ды спустя он осознает, что он стал самим Шекспиром: а другого и не было.

Во всех этих историях машина времени должна была быть создана некой внеземной цивилизацией, которая смогла достичь путешествий во времени уже во времена Шекспира и которая хотела разрешить сво­ему историку использовать одну из немногих щелей, которые невоз­можно было бы обновить, для путешествия в то время. Или возможно (я полагаю, даже менее вероятно), что вблизи какой-то черной дыры могла существовать естественно создавшаяся машина времени, кото­рую можно было бы использовать.

Все эти истории относятся к совершенно согласованной цепочке — или, скорее, к кругу — событий. Причина их загадочности и того, поче­му они заслуживают названия парадокса, заключается в чем-то другом. Она заключается в том, что в каждой истории великая литература по­является без человека, написавшего ее: никто не написал ее в самом начале, никто не создал ее. И эта предпосылка, хотя и логически со­гласованная, глубоко противоречит нашему пониманию того, откуда исходит знание. В соответствии с эпистемологическими принципами, которые я изложил в главе 3, знание не появляется сразу в полной фор­ме. Оно существует только как результат творческих процессов, кото­рые есть постепенные эволюционные процессы, всегда берущие нача­ло с задачи, продолжающиеся экспериментальными новыми теориями, критикой и исключением ошибок и заканчивающиеся новой предпочти­тельной проблемной ситуацией. Именно так Шекспир писал свои пьесы. Именно так Эйнштейн открыл свои уравнения поля. Именно так все мы преуспеваем в решении любой задачи, большой или маленькой, в нашей жизни или при создании чего-то ценного.

Именно так появляются новые живущие виды. Аналогом «задачи» в данном случае является экологическая ниша. «Теории» — это гены, а экспериментальные новые теории — это видоизмененные гены. «Кри­тика» и «исключение ошибок» — это естественный отбор. Знание соз­дается намеренным действием людей, биологические адаптации — сле­пым неразумным механизмом. Слова, которые мы используем для опи­сания этих двух процессов, различны, да и эти процессы физически не­похожи, но обстоятельные законы эпистемологии, которые управляют обоими процессами, одни и те же. В одном случае эти законы называ­ются теорией роста научного знания Поппера; в другом — теорией эво­люции Дарвина. Парадокс знания можно было бы сформулировать и для живущих видов. Скажем, мы с помощью машины времени переносим нескольких млекопитающих в век динозавров, когда млекопитающих еще не было. Мы отпускаем своих млекопитающих на свободу. Диноза­вры вымирают, и наши млекопитающие сменяют их. Таким образом, новый вид появился, не развившись в процессе эволюции. В данном случае даже проще увидеть, почему эта версия неприемлема с философ­ской точки зрения: она подразумевает недарвинианское происхождение видов, а конкретнее, креационизм. Вероятно, здесь не задействован ни один Создатель в традиционном смысле этого слова. Тем не менее, про­исхождение видов в этой истории явно сверхъестественно: история не дает никаких объяснений — и исключает возможность их существова­ния — того, каким образом определенные и сложные адаптации видов к своим нишам попали туда.

Таким образом, ситуации, связанные с парадоксом знания наруша­ют принципы эпистемологии или, если хотите, эволюции. Они парадок­сальны только потому, что содержат создание сложного человеческого знания или сложных биологических ад

Date: 2015-09-05; view: 231; Нарушение авторских прав