Соотношение потерь сторон на Восточном фронте Первой мировой войны

По нашей оценке, русская армия потеряла в борьбе против Германии и Австро‑Венгрии 1834 тыс. убитыми и умершими от ран (в том числе 301 тыс. человек – против австро‑венгерских войск и 1533 тыс. – против германских войск) и 2467 тыс. пленными (в том числе 1435 тыс. – в германском плену и 1032 тыс. в австро‑венгерском плену). Германские войска в борьбе против русской армии потеряли 219 тыс. убитыми и умершими от ран и 98,1 тыс. пленными. Австро‑венгерские войска в борьбе против русской армии потеряли 301 тыс. убитыми и умершими от ран и 1194,1 тыс. пленными.

Совокупное соотношение потерь убитыми, умершими от ран и пленными оказывается 2,4:1 в пользу Центральных держав. Между Россией и Германией это соотношение равно 9,4:1 в пользу германской стороны, а между Россией и Австро‑Венгрией – 1,12:1 в пользу российской стороны.

Общее соотношение потерь убитыми и умершими от ран оказывается 3,5:1 в пользу Центральных держав, а по пленным – 1,9:1, также в пользу Германии и Австро‑Венгрии. При этом с германской армией соотношение потерь по убитым оказывается 7:1, а по пленным – 14,6:1, в обоих случаях в пользу германской стороны. С Австро‑Венгрией соотношение потерь убитыми близко к 1:1, а пленными – 1,16:1 в пользу российской стороны. Германская армия на голову превосходила российскую армию по уровню боевой подготовки и командования и, в отличие от нее, не испытывала недостатка в снарядах. На катастрофический уровень соотношения безвозвратных потерь влиял и гораздо более высокий уровень образования, особенно функционального, у германских офицеров и солдат. Германия была гораздо более развитой промышленной страной по сравнению с Россией, да и демократические традиции там были значительно более развиты.

Австро‑венгерская армия по своей боеспособности была примерно равна российской армии. Однако нежелание многих народов Австро‑Венгрии, прежде всего чехов, словаков, сербов, румын и итальянцев, воевать привело к тому, что австро‑венгерские потери пленными превышали русские. Австро‑Венгрия превосходила Российскую империю как по уровню образования, так и по уровню душевого национального дохода. Из тысячи призывников в России значительно более половины были неграмотными (в Италии – 330 человек, в Австро‑Венгрии – 220, во Франции – 68, в Германии – 1) [249]. В 1914 году показатели национального дохода в ведущих странах мира были следующими [250]:

Таблица 10. Национальный доход и доход на душу населения в великих державах в 1914 г.

С 1894 года по 1913 год годовой прирост душевого национального дохода в России увеличился с 67 до 101 рубля. За тот же период в Японии прирост увеличился с 24 до 60 рублей, в Италии – со 104 до 230 рублей, в Австро‑Венгрии – со 127 до 227 рублей, во Франции – с 233 до 355 рублей, в Германии – с 184 до 292 рублей, в Англии – с 273 до 463 рублей, в США – с 290 до 545 рублей. Как легко можно убедиться, по уровню развития Россия в начале XX века отнюдь не догоняла другие ведущие державы мира. Во многом это было следствием высоких темпов роста населения, по которым Российская империя уступала только США [251]. Однако острые межнациональные противоречия в Дунайской монархии, особенно сильные между чехами и немцами, венграми и словаками, венграми и румынами, венграми и сербами, сербами и хорватами и поляками и украинцами, подрывали боеспособность австро‑венгерской армии, поэтому она, несмотря на более высокий образовательный уровень и более высокий уровень экономического развития Австро‑Венгрии, не превосходила по боеспособности русскую армию.

Глава 3 Гражданская война в России (1917–1922 годы)

Сколько‑нибудь достоверных данных о людских потерях в ходе Гражданской войны в России не существует. Есть только сводка о потерях Красной Армии, но она довольно неполная [252]. Что же касается потерь противостоявших ей белых армий и других антисоветских формирований, равно как и потерь армий государств, образовавшихся после распада Российской империи (Польши, Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Украины, Грузии, Армении и Азербайджана), то здесь, за редким исключением, имеются лишь отрывочные сведения, сводку которых никто еще не пытался сделать. Так же никто не пытался исследовать сохранившиеся архивы белых армий на предмет извлечения и сведения воедино имеющихся там данных о потерях. И тем более нет сколько‑нибудь достоверных данных о потерях антисоветских и просоветских повстанческих и партизанских отрядов, которые почти не вели систематического учета личного состава. Слабо документированы и потери Красной гвардии, существовавшей с осени 1917 года и до того, как в конце февраля 1918 года была сформирована Красная Армия. Нет также данных о потерях «зеленых» отрядов, сражавшихся как против красных, так и против белых.

Также отсутствуют сколько‑нибудь полные данные о потерях гражданского населения, как ставшего жертвами террора, так и умершего от голода и эпидемий. Нет и сколько‑нибудь надежных исчислений жертв террора – красного, белого и «зеленого», хотя имеющиеся на сегодня факты позволяют утверждать, что красный террор по своим масштабам превосходил как белый, так и «зеленый». Подчеркнем, что фигурирующие в прессе и научных исследованиях цифры общих жертв Гражданской войны в России в 5–10 млн человек, равно как и более высокие и низкие оценки, не имеют под собой ни документального, ни демографического обоснования. Последнее вообще представляется невозможным, принимая во внимание большую неточность переписи 1926 года и практическую невозможность сравнить ее данные с данными переписей 1897 и 1920 годов. Тут и Первая мировая война, потери в которой Российской империи можно оценить лишь очень приблизительно, и значительные изменения границ, и значительные миграции в период 1918–1922 годов.

Российская научная общественность стоит перед сложной и важной задачей: подсчитать общее количество жертв Гражданской войны. Для этого требуется сотрудничество историков и демографов, привлечение исследователей из всех государств, прежде входивших в состав Российской империи, многолетнее изучение как центральных и региональных архивов, так и опубликованных материалов и документов, достаточно сложные расчеты. Такой проект посилен только научному коллективу в несколько десятков человек, в распоряжении которых – не один десяток лет. Одному исследователю такая задача, разумеется, не под силу. Неизвестно, когда российское государство выделит средства для столь амбициозного и необходимого нравственного очищения общества и более глубокого понимания происшедшего с нашей страной в XX веке. Пока же мы попытаемся проанализировать немногие имеющиеся в нашем распоряжении данные и наметить основные направления дальнейших исследований потерь в Гражданской войне.

Мобилизационное управление Полевого штаба Реввоенсовета Республики в декабре 1920 года оценивало потери Красной Армии с начала ее существования 85 343 убитыми и 502 016 ранеными. В справке отчетно‑статистического отдела Главного управления РККА от 26 июля 1924 года потери Красной Армии в 1918–1920 годах определены в 40 тыс. убитых и умерших, 96 тыс. пропавших без вести, 24 тыс. пленных, 20 тыс. дезертировавших, 360 тыс. раненых и 1040 тыс. больных. В июне 1925 года то же Главное управление РККА оценивало потери уже совсем иначе: убито и умерло – 60 тыс. человек, пропало без вести – 150 тыс. человек, ранено и контужено – 260 тыс. человек, заболело – 1 млн человек. В 1925 году были впервые опубликованы данные о потерях в Гражданской войне с разбивкой только на боевые и санитарные и с разбивкой по годам [253]:

Таблица 11. Потери Красной Армии в Гражданской войне

Скорее всего под боевыми потерями имеются в виду убитые и раненые, а под санитарными – эвакуированные больные. При этом боевые потери 1918–1920 годов оказываются в 1,34 раза меньше, чем потери убитыми и ранеными, исчисленные в конце 1920 года. Подобный разнобой в цифрах 1920–1925 годов наводит на мысль, что авторы исчислений порой брали цифры с потолка и не обладали сколько‑нибудь полной базой статистических данных. При этом, как представляется, наиболее близкими к реальности были все‑таки исчисления 1920 года, которые дают максимальное число убитых и раненых. Как признают авторы книги «Россия и СССР в войнах XX века», «нередкими были… случаи, когда войсковые штабы не придавали должного значения учету и статистике людских потерь или же не имели возможности заниматься этим важным делом в силу непредвиденных резких осложнений оперативной обстановки. В результате архивные фонды по Гражданской войне страдают нехваткой многих первичных документов, необходимых для разработки статистических данных, в том числе по потерям. Особенно часто такие пробелы встречаются в архивных делах за 1918–1919 гг.» [254].

Заметим также, что из‑за большого дезертирства попытки определить потери убитыми, ранеными и больными путем сравнения численности Красной Армии на разные даты с учетом поступивших пополнений, т. е. балансовым методом, не представляется возможным, тем более что данные о поступлении пополнений также весьма фрагментарны.

В 1926 году Управлением устройства и службы войск Главного управления РККА был составлен именной список, куда вошли около 51 тыс. фамилий военнослужащих, убитых или умерших от ран и болезней [255]. С 1 июня 1918 года по 1 июня 1920 года среднемесячная численность Красной Армии выросла с 374 551 до 4 424 317 человек, но при этом в действующей армии в июне 1920 года было только 1 539 667 человек [256].

Любопытно, что, согласно цитируемым авторами книги «Россия и СССР в войнах XX века» советским документам, большую часть периода Гражданской войны Красная Армия значительно уступала своим противникам в численности. Так, в декабре 1918 года Красная Армия будто бы уступала по численности всем своим противникам в 2,1 раза, причем на Западном фронте превосходство противника оценивается как почти 12‑кратное. Вероятно, берется предполагаемый списочный состав расположенной на Востоке германской армии, без учета того, что в связи с революцией она находилась в состоянии разложения и ни с кем воевать не собиралась. Во второй половине июня 1919 года силы противника будто бы превосходят Красную Армию в 1,85 раза. Причем даже на Восточном фронте, где советские войска успешно громят Колчака, армии которого откатывались на Урал, у белых был небольшой перевес в численности – 129 тыс. штыков и сабель против 125 240. В первой половине мая 1920 года неприятельское превосходство немного уменьшилось. Теперь по численности врагов было лишь в 1,4 раза больше, чем красноармейцев. Зато на главных в тот момент Западном и Юго‑Западном фронтах превосходство противника было более значительным – соответственно в 2,1 и 2,3 раза. Советские войска имели значительное превосходство лишь на Туркестанском фронте – в 2,8 раза, а также в полосе действий 7‑й Отдельной армии на Севере, которая умудрилась иметь против себя противника, превосходящего ее по численности аж в 5,2 раза. Поскольку Северный фронт был ликвидирован еще в марте 1920 года, можно предположить, что в качестве противника этой армии рассматривалась вся армия Финляндии, причем в ее штатной численности, которой она далеко не достигала. Финская армия активных боевых действий против Красной Армии никогда не вела, дело ограничивалось стычками партизанских отрядов в Карелии. Численное превосходство в 1,6 раза Красная Армия обрела только 1 ноября 1920 года, при этом на Южном фронте против Врангеля превосходство было в 4,5 раза.

В то, что главные сражения Гражданской войны Красная Армия выиграла, уступая противнику в численности, верится с трудом. Особенно если принять, что в Красной Армии служили более 5 млн человек, а во всех белых армиях и армиях государств‑лимитрофов служило не более 1,5 млн. При этом самая многочисленная из армий построссийских государств, польская, вела активные боевые действия против Красной Армии только с апреля по сентябрь 1920 года [257].

Как представляется, данные о численности противостоявших Красной Армии войск в советских документах завышены весьма значительно, порой в разы. Здесь сказалась давняя традиция русских военачальников максимально завышать в донесениях, в том числе и разведывательных, численность противника и его оснащение вооружением, боевой техникой, так, чтобы, он как минимум не уступал их войскам, а лучше – превосходил. Тогда любое поражение можно оправдать численным превосходством неприятеля, а победа будет выглядеть весомей и свидетельствовать о полководческих качествах одержавшего ее военачальника.

Авторы книги «Россия и СССР в войнах XX века» на основе архивных данных рассчитали потери Красной Армии за 1920 год [258] (см. табл. 12).

Данные этой таблицы весьма неполны. Как признаются ее составители, в нее не включены, в частности, потери за январь. Они приводят данные за этот месяц лишь по отдельным фронтам, по которым сохранились соответствующие документы: Западный фронт – 174 убитых, 1094 умерших от ран и болезней, 952 раненых и 19 772 заболевших; Юго‑Западный фронт – 15 убитых, 1053 умерших от ран и болезней, 1768 раненых и 37 022 заболевших; 6‑я отдельная армия (будущий Северный фронт) потеряла 3 убитых, 278 умерших от ран и болезней, 40 раненых и 2860 заболевших.

Таблица 12. Потери Красной Армии в 1920 г.

Характерно, что среди убитых число рядовых, приходящихся на одного командира, – 8,1. Среди пропавших без вести такое соотношение оказывается 24,5:1, а если вычесть данные по Туркестанскому фронту и 5‑й отдельной армии, по которым нет данных о числе командиров, то 24,1:1. Если взять суммарные данные по убитым и пропавшим без вести, исключив данные по Туркестанскому фронту и 5‑й Отдельной армии, то соотношение красноармейцев и командиров оказывается 19,7:1. Вероятно, оно более объективно отражает соотношение бойцов и командиров среди убитых, поскольку у погибших красноармейцев было больше шансов попасть в число пропавших без вести, чем у погибших командиров. В небоевых потерях, подавляющее большинство из которых, вероятно, составляют умершие от болезней, число убитых красноармейцев на одного командира составляет 32,7:1. Принимая во внимание, что среди заболевших вряд ли мог быть существенный недоучет командиров и что вероятность умереть от болезней у них была примерно одинаковая, можно предположить, что примерно таким было соотношение командиров и красноармейцев в боевых частях. Среднее соотношение красноармейцев и командиров по всем основным фронтам, взятое главным образом за июль – август 1920 года, составляет 12,6:1. Однако здесь взята полная списочная численность войск, со штабами и тылами, где доля командиров значительно выше средней [259]. Соотношение же числа красноармейцев и командиров среди заболевших, 25,6:1, находится примерно посредине между этим показателем среди убитых и пропавших без вести и среди небоевых потерь. Не исключено, что среди заболевших в большей мере учтены как боевые, так и небоевые части и учреждения, тогда как среди небоевых потерь, очевидно, подразумеваются только потери боевых частей. Правда, среди раненых соотношение получается всего лишь 6,6:1, что можно объяснить только огромным недоучетом раненых красноармейцев, тогда как командиров учитывали гораздо более точно.

Есть также данные по распределению потерь Красной Армии по годам, на которых основаны подсчеты авторов книги «Россия и СССР в войнах XX века» [260].

Таблица 13. Потери Красной Армии в 1918–1920 гг.

Здесь невооруженным глазом видно, что в 1918–1919 годах был громадный недоучет потерь, как безвозвратных, так и санитарных, во много раз превосходящий недоучет в 1920 году. Если вспомнить историю Гражданской войны, то на 1918 год приходятся два Кубанских похода Добровольческой армии, причем в первом, «Ледовом» походе белые даже не брали пленных, и безвозвратные потери красных были особенно велики и, вероятно, в несколько раз превышали первоначальную численность Добровольческой армии. Как пишет русский историк С.В. Волков, «среди 3683 участников похода было 36 генералов (в т. ч. 3 генерала от инфантерии и кавалерии и 8 генерал‑лейтенантов), 190 полковников, 50 подполковников и войсковых старшин, 215 капитанов, ротмистров и есаулов, 220 штабс‑капитанов, штабс‑ротмистров и подъесаулов, 409 поручиков и сотников, 535 подпоручиков, корнетов и хорунжих, 668 прапорщиков, 12 морских офицеров (в т. ч. 1 капитан 1‑го ранга и 1 капитан 2‑го ранга), 437 вольноопределяющихся, юнкеров, кадет и добровольцев и 2 гардемарина, 364 унтер‑офицера (в т. ч. подпрапорщиков и им равных), 235 солдат (в т. ч. ефрейторов и им равных) и 2 матроса. Кроме того – 21 врач, 25 фельдшеров и санитаров, 66 чиновников, 3 священника и 14 гражданских лиц. Из 165 женщин 15 были прапорщиками, 17 рядовыми добровольцами, 5 врачами и фельдшерицами, 122 сестрами милосердия и только 6 не служили в армии» [261]. Фактически эти бои, как, впрочем, и Второй Кубанский поход, равно как и ожесточенные бои, которые добровольцы вели в январе и феврале 1918 года на Дону, были боями профессиональных военных против наспех сформированного ополчения. Следует принять во внимание, что уже в 1918 году значительные потери войска несли от эпидемий. Так, в конце 1918 года при отступлении к Астрахани 11‑я армия красных почти полностью погибла от тифа. Надо учесть также, что во второй половине 1918 года шли ожесточенные бои за Царицын между донскими казаками атамана П.Н. Краснова и советскими войсками. Сюда же надо приплюсовать потери Красной гвардии в конце 1917 года – начале 1918 года в боях против добровольцев Корнилова, донских, кубанских и оренбургских казаков, а также в боях против войск украинской Центральной рады.

Гораздо меньшие потери Красная Армия понесла в 1918 году в боях на Восточном фронте, в боях против чехословацкого корпуса и войск Комуча, против войск интервентов на Севере России, а также во время наступления австро‑германских войск в феврале – апреле 1918 года. Вообще на востоке страны борьба в целом отличалась меньшей ожесточенностью, чем на юге и северо‑западе, поскольку на востоке оказалось лишь незначительное число бывших офицеров царской армии, казачьи войска были гораздо малочисленнее, чем в европейской части страны, и силы белых, которые в конце концов возглавил адмирал А.В. Колчак, были значительно слабее, чем сражавшиеся в европейской части страны армии Деникина, Юденича и Врангеля. Так же велики, как и в 1918 году, были потери Красной Армии в 1919 году, когда она разбила основные силы Колчака, Деникина и Юденича. Поэтому убитых и пропавших без вести в рядах советских войск в 1919 году никак не могло быть только 60 408 человек, что в 4 раза меньше, чем потери 1920 года, когда основные потери пришлись на войну с Польшей, на последние бои с деникинцами в январе – марте и на бои с Врангелем, а также на бои с армией атамана Семенова в Забайкалье. Даже с учетом больших потерь Красной Армии в польскую войну и при штурме Перекопа, вряд ли суммарные потери за 1920 год существенно превышали суммарные потери за 1919 год. Мы принимаем потери Красной Армии убитыми и пропавшими без вести за 1920, 1919 и 1918 годы примерно равными между собой. Потери за февраль – декабрь 1920 года мы определяем с помощью коэффициента соотношения численности красноармейцев и командиров и красноармейцев в 32,7:1. При этом число командиров среди пропавших без вести в 5‑й Отдельной армии и на Туркестанском фронте в сумме мы оцениваем в 85 человек. Тогда общее число убитых и умерших от ран и пропавших без вести командиров за указанный период составит 7349 человек. Общее же число убитых, умерших от ран и пропавших без вести за указанный период можно оценить в 240,3 тыс. человек. Из польского плена вернулось 75 699 советских людей [262]. Практически все они попали в плен в 1920 году. В таблицы потерь не вошли около 43 тыс. красноармейцев, интернированных германскими властями в августе – сентябре 1920 года в Восточной Пруссии после разгрома под Варшавой. Сколько из них умерло во время интернирования, точно неизвестно, но, вероятно, немного, поскольку 40 986 человек были возвращены в середине 1921 года, а некоторое число вернулось на родину еще раньше – в конце 1920 и в начале 1921 года [263]. Смертность среди интернированных была значительно ниже, чем смертность красноармейцев в польском плену. Это объясняется как более мягкими условиями и меньшим временем содержания для интернированных, так и тем, что в Германии не было массовых эпидемий и, несмотря на союзную блокаду, она меньше пострадала от войны, чем Польша, ставшая театром боевых действий в Первую мировую войну.

Общее число советских пленных, оказавшихся в польском плену, включает около 16–18 тыс. умерших в польских лагерях, главным образом от эпидемий, и около 25 тыс. человек поступили в армию Украинской Народной Республики, отряды Савинкова и Булак‑Булаховича и в другие антибольшевистские формирования и после заключения перемирия и Рижского мира в подавляющем большинстве остались в Польше или уехали в другие страны Европы [264]. Если суммировать все польские данные о советских пленных по польским данным по отдельным операциям, получается 118,3 тыс. человек: 7096 – в 1919 году, 30 тыс. – в ходе Киевской операции в апреле – мае 1920 года, 41 161 – в ходе контрнаступления под Варшавой в августе – сентябре 1920 года, 40 тыс. – во время заключительных боев в период с 11 сентября по 18 октября 1920 года [265]. Кроме того, около 1 тыс. советских пленных умерло еще в 1919 году [266], а не менее 7 тыс. были отбиты в ходе контрнаступления Красной Армии на Юго‑Западном фронте в мае – июне 1920 года [267]. В сумме это дает 112,3 тыс. пленных, из которых 104,2 тыс. – в 1920 году, что на 9,3 тыс. больше официального числа пропавших без вести в 1920 году на Западном и Юго‑Западном фронтах. Вероятно, эта цифра в 112,3 тыс. пленных наиболее близка к истине. Тогда число пленных, оставшихся в Польше и других странах после заключения перемирия, можно оценить в 19,6–20,6 тыс. человек.

Наша оценка близка к оценке польского историка Збигнева Карпуса, согласно которой после прекращения боевых действий в середине октября 1920 года в Польше находилось около 110 тыс. советских пленных, в том числе около 50 тыс. захваченных в боях за Варшаву с начала августа и по 10 сентября 1920 года, 40 тыс. – в период с 11 сентября по 18 октября 1920 года, и еще 15–20 тыс. человек, взятых в плен в период с февраля 1919 года по июль 1920 года. Из них до 25 тыс. человек поступили в союзные Польше русские и украинские отряды, 16–18 тыс. умерло и около 67 тыс. было репатриировано [268]. Возможно, разница в числе репатриированных по советским и польским данным образовалась за счет советских пленных, отбитых Красной Армией в ходе контрнаступления в июне – июле 1920 года и включенных в советские данные по репатриации.

Между тем, по советским документам общее число пропавших без вести на Западном и Юго‑Западном фронтах составило 94 880, при этом на Юго‑Западном фронте их оказалось всего на 12 730 человек меньше, чем на Западном, при том, что основную массу пленных поляки взяли именно на Западном фронте. Это говорит о значительном недоучете потерь, особенно на Западном фронте.

Если оценить общее число убитых и пропавших без вести на Юго‑Западном и Западном фронтах, основываясь на данных о потерях командиров, то оно может составить около 196,3 тыс. человек, что на 83,8 тыс. больше официальных цифр. Если это число целиком отнести к пропавшим без вести, то их количество на двух фронтах возрастет до 178,7 тыс. человек, из которых 104,2 тыс. попали в плен. С учетом того, что в плену умерло 16,5 тыс. красноармейцев, в том числе около 1 тыс. – в 1919 году, общее число оставшихся в живых пленных 1920 года можно оценить в 88,7 тыс. человек. Тогда общее число убитых, умерших от ран и умерших в плену на Западном и Юго‑Западном фронтах можно оценить в 107,6 тыс. человек, а общее число убитых, умерших от ран и в плену в составе Красной Армии в феврале – декабре 1920 года – в 151,6 тыс. человек. Потери в январе 1920 года убитыми и умершими от ран и в плену можно оценить примерно в 15,2 тыс. человек, т. е. в одну десятую от потерь в феврале – декабре, учитывая, что в декабре 1920 года Красная Армия практически не вела боев. Таким образом, общие потери советских войск в 1920 году убитыми и умершими от ран и в плену можно оценить в 166,8 тыс. человек, а без умерших в плену – в 150,3 тыс. человек. Общее же число погибших и умерших от ран и в плену в 1918–1920 годах можно оценить примерно в 500,4 тыс. человек. Кроме этого, Красная Армия несла потери от болезней. В феврале – декабре в 1920 году от болезней и несчастных случаев умерло 20 018 человек в боевых частях Красной Армии. Если оценить число умерших от болезней в январе в одну одиннадцатую от общего числа умерших в последующие месяцы 1920 года, то общее число умерших от болезней и несчастных случаев, а также по другим причинам в боевых частях Красной Армии можно оценить в 21,8 тыс. человек. В тыловых частях умерло от ран и болезней 17 539 человек, при том, что заболевших было 2 203 078 человек, а раненых поступило 319 097. Последняя цифра кажется близка к истинной цифре раненых в 1920 году, в отличие от цифры в 57 475 раненых, приведенной в данных о потерях действующей армии в 1920 году. Тогда соотношение между числом раненых и числом убитых и умерших от ран оказывается 2,1:1. В 1919 году раненых оказалось 202 293 человека, или в 1,6 раза меньше, чем в 1920 году, что представляется невероятным, принимая во внимание, что интенсивность боевых действий в 1919 году была ничуть не меньше, чем в 1920‑м. Заболевших же было в 2,7 раза меньше, чем в 1920 году, – всего 819 617, что также кажется маловероятным. Скорее всего число заболевших в 1919 году значительно занижено.

Цифру же в 17 539 человек мы относим к умершим от неинфекционных болезней и несчастных случаев. Тогда общее число умерших от болезней и несчастных случаев, как на фронте, так и в тылу, можно оценить минимум в 39,3 тыс. человек. Если эта цифра относилась бы ко всем болезням, включая инфекционные, то смертность от болезней, вопреки распространенному мнению, оказывается не слишком большой – всего 1,8 % от общего числа заболевших. Однако, судя по всему, в данном случае речь идет только о смертности от неинфекционных заболеваний и несчастных случаев. В нашем распоряжении имеются данные о числе инфекционных больных и о числе умерших от инфекционных болезней. В 1918 году было 5940 инфекционных больных, в 1919‑м – 587 480 и в 1920 году – 1 659 985. В 1918 году умерло будто бы всего лишь 786 человек, в 1919 году – 73 804 и в 1920 году – 208 519 человек [269]. Данные за 1918 год, вероятно, занижены во многие десятки раз. Но и данные 1919 года кажутся приуменьшенными вследствие недоучета. К 1 июля 1919 года численность Красной Армии достигала 2 320 542 человек, а к 1 июня 1920 года – 4 424 317 человек, т. е. в 1,9 раза больше [270]. При этом число умерших от инфекционных болезней в 1920 году оказалось в 2,8 раза больше, чем в 1919 году. Как нам представляется, резонно предположить, что в 1919 году умерло от инфекционных заболеваний лишь в 1,9 раза меньше, чем в 1920 году, т. е. примерно 109,7 тыс. человек. Характерно также, что, как мы уже убедились, авторы книги «Россия и СССР в войнах XX века» в таблице 65 приводят данные о том, что в 1918 году в действующей армии заболело 45 542 человека, в 1919 году – 819 617 и в 1920 году – 2 203 078 человек. Кроме того, в тыловых военных округах заболело в 1918 году – 77 332 человека, в 1919 году – 253 502 человека и в 1920 году – 386 455 человек. Вероятно, суммирование данных по действующей армии и тыловым округам и дает наиболее близкое к истине число инфекционных больных в Красной Армии: в 1918 году – 122 864 человека, в 1919 году – 1 073 119 и в 1920 году – 2 589 533 человека.

Если предположить, что в 1920 году учет потерь в Красной Армии был наиболее точным по сравнению с 1918–1919 годами (а Справочный учетно‑статистический отдел был создан в составе Всероссийского Главного штаба лишь в сентябре 1919 года, а его деятельность начала положительно сказываться на учете личного состава и потерь только с начала 1920 года) [271], то доля умерших от инфекционных болезней в 1920 году можно оценить в 8,1 %. Если то же соотношение было и в 1919 году, то число заболевших в этом году должно было составлять около 1354,3 тыс. человек, что в 1,3 раза больше, чем документально установленное число инфекционных больных в 1919 году. Такой размер недоучета, примерно в 20 %, представляется вполне вероятным. Что же касается числа красноармейцев, умерших от инфекционных болезней в 1918 году, то оно, вероятно, было меньше числа умерших в 1919‑м примерно вдвое. Его можно оценить примерно в 54,85 тыс. человек, а число заболевших – в 677,1 тыс. человек. Общее число умерших от инфекций в Красной Армии мы оцениваем в 373,1 тыс. человек. Можно предположить, что примерно так же, как число погибших от инфекций бойцов Красной Армии, изменялось по годам число погибших от неинфекционных заболеваний и несчастных случаев. Ведь и то, и другое фактически является функцией от численности вооруженных сил. Общее число погибших от несчастных случаев и неинфекционных болезней в Красной Армии в 1918–1920 годах мы оцениваем в 70,3 тыс. человек.

Мы также предполагаем, что число умерших от неинфекционных болезней и несчастных случаев, равно как и число умерших от инфекционных болезней в рядах белых армий, мы оцениваем примерно в половину от числа умерших по этим причинам в Красной Армии. Хотя в численности они уступали Красной Армии в 4–5 раз, но зато отличались гораздо худшим обустройством медицинской службы и тыла вообще. Общее число умерших от всех болезней и несчастных случаев у белых мы оцениваем в 221,7 тыс. человек.

Попробуем сравнить соотношение потерь Красной Армии и Войска польского в советско‑польской войне 1919–1920 годов. Польские потери известны довольно точно. Они составили [272]:

Таблица 14. Потери польской армии в 1918–1920 годах

По годам польские потери распределялись следующим образом: 1918 год – 1128 человек, 1919 год – 48 614 человек, 1920 год – 201 587 человек.

Средняя численность польской армии в 1920 году составляла 825 тыс. человек. В этом году погибло в бою 14 366 человек, а 315 838 человек заболели инфекционными болезнями. Из них умерло 13 823, или 4,3 % заболевших. В Красной Армии же, насчитывавшей в 1920 году 4 424 317 человек, смертность от инфекционных болезней, по нашей оценке, составила 8,1 % [273]. Поскольку в 1919 году численность польской армии была в несколько раз меньше, вряд ли число умерших от инфекций было значительным и превышало 3–4 тыс. человек. К началу января 1919 года в Войске польском было 100 тыс. человек, к концу февраля – 155,8 тыс. человек, к концу апреля – 170 тыс., а к концу 1919 года его численность возросла до 600 тыс. человек. Среднегодовую численность польской армии для 1919 года можно оценить в 257 тыс. человек, учитывая, что резкий рост численности Войска польского произошел в самом конце 1919 года. Это в 3,2 раза меньше средней численности польской армии в 1920 году. Соответственно число умерших от инфекционных заболеваний вряд ли могло быть больше 4,3 тыс. человек [274]. Это еще раз доказывает, что цифра 38 830 в графе «Прочие потери» не может относиться к умершим от всех болезней и несчастных случаев. Если от инфекционных заболеваний могло умереть не более 18,1 тыс. человек, то тогда на умерших от несчастных случаев и неинфекционных болезней должно было приходиться 20,7 тыс., что совершенно невероятно. Смертность от неинфекционных болезней была крайне незначительна, и от несчастных случаев такое большое количество солдат и офицеров тоже не могло погибнуть. Остается предположить, что, вместе с умершими от ран, умершие от всех болезней и несчастных случаев относятся к графе «Умершие». Эта категория насчитывает 30 337 человек. Вероятно, общее количество умерших от всех болезней и несчастных случаев составляет около двух третей от этого числа, т. е. около 20,2 тыс. человек, а количество умерших от ран – около одной трети, т. е. около 10,1 тыс. человек. В категорию же «Прочие потери», скорее всего, вошли все те, кто пострадал от несчастных случаев и неинфекционных болезней.

Существует именной список поляков, погибших в рядах польской армии в 1918–1920 годах. Он был опубликован в 1934 году, насчитывает 47 055 имен [275] и практически совпадает с суммарным числом убитых и умерших – 47 615 человек. Как можно понять, сюда вошли как убитые, так и умершие от ран, болезней, несчастных случаев, но не вошли убитые и умершие в плену из числа пропавших без вести. Скорее всего в категорию «Прочие потери» вошли эвакуированные больные, а также получившие увечья в результате аварий и несчастных случаев, тогда как умершие от болезней и несчастных случаев, вероятно, включены в графу «Умершие». Мы не знаем, указаны ли в графе «Раненые» все лица, получившие ранения, или только те раненые, которые остались в живых. Но даже если верно последнее предположение, доля умерших от ран, если считать всех умерших только умершими от ран, оказывается слишком велика – 21,1 %. Столь высокая смертность от ран кажется невероятной, так как она должна была бы доказывать, что в госпитали попадало много тяжелораненых, у которых было не так много шансов выжить. А поскольку медико‑санитарная служба была поставлена, во всяком случае, не хуже, чем в Англии, Франции или Германии в Первую мировую войну, столь высокую смертность раненых трудно объяснить. Поэтому логичнее предположить, что до двух третей в графе «Умершие» приходится на умерших от болезней и по другим небоевым причинам.

В 1919 году на Западном фронте, по данным, приводимым российским историком И.И. Костюшко, было пленено 1324 польских военнослужащих, включая 7 офицеров и 3 врача. Части Южного фронта, действовавшие против поляков, захватили в 1919 году 116 пленных, включая 1 офицера, а всего – около 1450 человек [276]. В 1920 году войска советского Западного фронта взяли в плен 19 699 поляков, а войска Юго‑Западного фронта – 12 139 поляков [277]. Общее число польских пленных, взятых на советско‑польском фронте, можно оценить в 33 288 человек. Кроме того, в Сибири из состава 5‑й дивизии польских стрелков, сформированной главным образом из польских пленных Первой мировой войны и сражавшейся на стороне войск Колчака, Красная Армия взяла около 8 тыс. пленных [278]. Вплоть до июля 1922 года из России, Украины и Белоруссии было репатриировано 34 839 польских военнопленных, а еще 133 пленных, бежавших из плена, благополучно добрались до польских позиций [279]. Не вернулись домой примерно 6,3 тыс. польских пленных. По оценке И.И. Костюшко, в советском плену умерло около 2 тыс. поляков, а не пожелали вернуться и остались в СССР, по разным данным, от 2 до 3,5 тыс. человек [280]. С учетом этого, общее число погибших в советском плену поляков, в основном ставших жертвами эпидемий, можно оценить от 2,8 до 4,5 тыс. человек, в среднем – в 3,65 тыс. человек. Из них на захваченных в Сибири поляков могло приходиться около 1,65 тыс. умерших в плену.

Необходимо также учесть, что потери Войска польского включают потери не только в боях против Красной Армии, но и в боях против Украинской Галицийской армии, продолжавшихся с начала ноября 1918 года до середины июля 1919 года, а также эпизодические бои с войсками Украинской Народной Республики в январе и марте 1919 года и с литовскими отрядами в районе Вильнюса в январе и апреле 1919 года и в сентябре – ноябре 1920 года. Также во время польского Сейненского антилитовского восстания в районе Сувалок в августе 1919 года участвовали примерно 800 солдат Войска польского и около 1000 повстанцев. Польские потери составили 37 убитых и 70 раненых [281], из которых на регулярные войска могло приходиться до 16 убитых и до 31 раненого. В то же время польские регулярные войска не участвовали в трех польских восстаниях в германской Верхней Силезии в 1919–1921 годах, но зато участвовали в вооруженном конфликте с Чехословакией в январе 1919 года из‑за Тешинской Силезии, в котором польские потери составили 92 убитых, а чехословацкие потери – 53 убитых. Но в польском восстании в Тешине в 1920 году польские войска не участвовали.

Первый бой между советскими и польскими войсками произошел 28 января 1919 года под Волковысском, но он не имел серьезных последствий. Активные боевые действия между Красной Армией и Войском польским начались только во второй половине марта 1919 года и продолжались до конца апреля. С мая по июль 1919 года на советско‑польском фронте опять было затишье. Поляки начали наступление здесь только в июле, после того, как они покончили с Украинской Галицийской армией. С декабря 1918 по февраль 1919 года продолжалось Великопольское восстание поляков, прежде служивших в германской армии. Оно охватило провинцию Позен (Познань, Великая Польша). Однако восставшие, численность которых составляла около 70 тыс. человек, почти не имели потерь, поскольку германские гарнизоны быстро капитулировали.

Практически все потери поляков в ноябре – декабре 1918 года и в январе – феврале 1919 года приходятся на войну с ЗУНР. За 1918 год польские потери составили 1128 человек, в январе 1919 года они составили около 4 тыс. человек, а в феврале – около 2 тыс. человек [282]. В марте поляки потеряли около 4,8 тыс. человек, в апреле – около 3 тыс. человек, в мае – 5 тыс., в июне – 9 тыс. и в июле – 5 тыс. человек. Предположим, что половина польских потерь в марте – июле падает на борьбу с украинскими и, в незначительной степени, литовскими войсками, а другая половина – на потери в боях против Красной Армии. Тогда общие потери поляков в боях против украинских и литовских войск можно оценить в 20,5 тыс. человек. Кроме того, в ноябре 1920 года польская армия потеряла около 4 тыс. человек, а в декабре – около 1,5 тыс. человек. Эти потери приходятся в основном на потери в боях с литовской армией в районе Вильнюса. Мы оцениваем польские потери в этом конфликте примерно в 5,5 тыс. человек, предполагая, что потери поляков в боях против литовцев в сентябре и октябре 1920 года примерно равны польским потерям в ноябре и декабре 1920 года, понесенным на других фронтах или относящимся к умершим от ран и болезней на советско‑польском фронте. Общие потери поляков в борьбе против польских и литовских войск мы оцениваем в 26 тыс. человек, из которых на убитых и умерших приходится около 7,8 тыс. человек.

Из 51 374 поляков, пропавших без вести, не менее 33 288 попали в советский плен. Остальные 18 086 человек, по всей вероятности, должны быть отнесены к числу убитых, почти исключительно – в боях против Красной Армии, поскольку в боях с украинцами и литовцами пропавших без вести почти не было. Тогда общее число убитых можно оценить в 35 364 человека. Оно оказывается почти равным числу умерших, что доказывает, что в число умерших входят как умершие от ран, так и умершие от болезней и по другим небоевым причинам. Соотношение, когда число убитых практически равно числу умерших от ран, в истории не встречается. На одного убитого в Войске польском приходилось 3,2 раненого, если в графу «Раненые» включены все раненые, и около 3,6 раненого, если в графу «Раненые» включены только оставшиеся в живых раненые. Оба соотношения кажутся вполне обычными для боевых действий в начале XX века. Поскольку около 26 тыс. человек Войско польское потеряло в боях против украинских и литовских армий, то общее число польских потерь в боях против Красной Армии можно оценить в 225,3 тыс. человек, включая 31,4 тыс. убитых, 26,8 тыс. умерших, 33,3 тыс. пленных, 100,6 тыс. раненых и 34,4 тыс. больных и пострадавших от несчастных случаев.

Для того чтобы оценить соотношение советских и польских потерь, надо попытаться оценить потери польских союзников – армии УНР, армии Булаховича – Савинкова и др. Следует учесть, что их численность была значительно меньше, чем численность польской армии, и к моменту заключения перемирия их общая численность достигла максимума и не превышала 40 тыс. человек [283]. Время же их активных боевых действий против Красной Армии было во много раз меньше, чем время боевых действий польской армии. С учетом этого общие потери союзных Польше войск вряд ли превышали 5 тыс. человек, включая около 1 тыс. пленных и около 1 тыс. убитых и умерших.

Из потерь советских Западного и Юго‑Западного фронтов надо исключить те, которые были понесены в боях против генерала Врангеля до того, как был образован Южный фронт. 13‑я армия Юго‑Западного фронта, сражавшаяся в Северной Таврии, согласно неполным донесениям ее штаба, в январе – августе 1920 года потеряла только убитыми 5445 человек. При этом значительное число убитых не было учтено, так как отсутствовали донесения за вторую половину марта, первую половину мая и некоторые другие периоды времени и, кроме того, многие убитые оказались среди пропавших без вести, число которых Б.Ц. Урланис не приводит [284]. Данный пример также показывает абсурдность цифры, определяющей потери Юго‑Западного фронта за 1920 год убитыми в 10 653 человека. Тогда получается, что больше половины потерь фронт понес в борьбе против Врангеля, а не против Польши. Но это противоречит здравому смыслу. Ведь против польских войск действовали основные силы Юго‑Западного фронта, и бои против поляков были гораздо более длительными и интенсивными, чем против Врангеля. Кроме того, в боях против Врангеля 13‑я армия понесла значительные потери пленными, которые, правда, в своем подавляющем большинстве вернулись к красным во время отступления Русской армии из Северной Таврии в октябре – ноябре 1920 года. Врангель, в частности, упоминает, что при первоначальном наступлении в Северной Таврии в июне 1920 года было взято около 8 тыс. пленных. В результате разгрома кавалерийского корпуса Д.П. Жлобы в конце июня – начале июля было взято еще 2 тыс. пленных. В ходе дальнейшего наступления в период с 6 по 11 июля было взято еще 11 тыс. пленных. В ходе боевых действий во второй половине июля и начале августа Русская армия взяла еще более 5 тыс. пленных. В августе в боях за Каховку было взято еще не менее 4 тыс. пленных [285]. В сумме это дает не менее 30 тыс. пленных. Это всего на 11 075 человек меньше, чем общие потери Юго‑Западного фронта за февраль – декабрь 1920 года по суммарным данным отчетных документов, при том, что потери пленными в боях против поляков были больше, чем в боях против Врангеля. Наиболее вероятным кажется предположение, что потери 13‑й армии за июль и август 1920 года не включены в данные о потерях Юго‑Западного фронта за 1920 год, приведенные в книге «Россия и СССР в войнах XX века». Кстати сказать, они наверняка не включены и в потери Южного фронта, которые вообще оказываются на удивление маленькими – 811 убитых и умерших от ран и 14 819 пропавших без вести.

Потери советских Западного и Юго‑Западного фронтов убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести в период с февраля по декабрь 1920 года составили, по нашей оценке, 223,1 тыс. человек, а с исключением 104,2 тыс. пленных – 118,9 тыс. человек. Потери Юго‑Западного и Западного фронтов за январь 1920 года составили 189 убитыми, 2720 ранеными, 56 794 заболевшими и 2147 умершими от ран и болезней [286]. Не исключено, что в число умерших от ран включены также убитые. Если принять смертность от болезней в 8,1 %, то в январе 1920 года от болезней на двух фронтах могло умереть 4600 человек, что более чем вдвое превышает общее число умерших от ран и болезней. Либо это число значительно занижено, либо в число умерших от болезней включены не только инфекционные больные, но и жертвы несчастных случаев и неинфекционных заболеваний. Мы предполагаем, что число умерших раненых и больных могло быть примерно одинаковым. Тогда число умерших от ран мы оцениваем в 1073 человека, а общее число умерших от ран и убитых – 1262 человека. Общее число убитых и умерших от ран в боях против поляков можно определить в 120,2 тыс. человек. Польские потери в боях против советских войск в 1920 году можно оценить в 196,1 тыс. человек, включая 33,3 тыс. пленных, 26,4 тыс. убитых и 22,7 тыс. умерших. Если предположить, что примерно треть умерших приходится на умерших от ран, общее число умерших от ран можно оценить в 7,6 тыс. человек. Тогда общее число убитых и умерших от ран в польской армии, действовавшей против Красной Армии в 1920 году, составит 34,0 тыс. человек, а соотношение убитых и умерших от ран между советскими и польскими войсками в 1920 году будет равно 3,5:1. Если же учесть потери польских союзников – по нашей оценке, до 1,5 тыс. убитыми и умершими, то соотношение будет 3,4:1. Учитывая же, что союзники Польши вряд ли нанесли Красной Армии потерь больше, чем понесли они сами, то реальное соотношение польских и советских потерь будет примерно 3,45:1.

Гораздо сложнее определить соотношение потерь убитыми и умершими от ран между Красной Армией и белыми армиями. Можно предположить, что на Южном фронте в боях против войск Деникина, на Северо‑Западном фронте в боях против войск Юденича и на Севере в боях против войск генерала Миллера и англо‑американских интервентов соотношение потерь убитыми и умершими от ран, скорее всего, было в пользу белых, учитывая значительную долю в их составе офицеров, в том числе кадровых, а также казаков. Однако вряд ли это соотношение было столь же благоприятным, как для поляков в случае советско‑польской войны, поскольку польская армия превосходила белые армии и по боеспособности, и по вооружению. Мы предполагаем, что потери красных убитыми и умершими от ран превышали потери белых на указанных фронтах примерно в 2 раза. Согласно подсчетам С.В. Волкова, на Юге России в Белом движении приняло участие около 115 тыс. офицеров, из которых 35–40 тыс. погибли, до 45 тыс. эмигрировало и до 30 тыс. попало в плен или при эвакуации белых армий осталось в России. Многие из этих последних стали жертвами красного террора еще до окончания Гражданской войны. На Востоке воевало 35–40 тыс. офицеров, из которых погибло до 7 тыс., столько же эмигрировало, а большинство осталось на советской территории. На Севере из 3,5–4 тысяч офицеров погибло не менее 500, осталось (попало в плен) 1,5 тыс. (свыше трети), а половина эмигрировала, главным образом, еще до начала 1920 года. На Западе и Северо‑Западе в белых формированиях участвовало в общей сложности около 7 тыс. офицеров, из которых погибло не более 1,5 тыс. а подавляющее большинство оказалось за границей, на советской территории осталось менее 10 %. Примерно 7 тыс. офицеров работали в подполье, тайно поддерживая белых. Из них около 400–500 человек смогли эмигрировать, а 6,5 тыс. стали жертвами красного террора. Таким образом, на Юге воевало около 68 % всех офицеров‑белогвардейцев, на Востоке – свыше 22 %, на Севере – 2,5 %, на Западе и в подпольных организациях – по 4 %. При этом по потерям офицеров на Юг приходится 73 % погибших, на Восток – 13 %, на подполье – 12 %, на Запад и Северо‑Запад – 3 % и на Север – около 1 %. Из примерно 170 тыс. офицеров, участвовавших в Белом движении, 50–55 тыс. погибло, 58 тыс. оказалось в эмиграции и 57–62 тыс. осталось на советской территории [287]. На Востоке боеспособность белых армий, из‑за малочисленности офицеров и казачьих частей, была значительно ниже, чем в европейской части страны, и не превышала боеспособность Красной Армии, где, кстати сказать, тоже служила значительная часть бывших русских офицеров, но их доля была в несколько раз ниже, чем в белых армиях. Поэтому можно предположить, что соотношение потерь убитыми и умершими от ран на Востоке между красными и белыми было примерно 1:1. Соотношение числа погибших офицеров на Юге, Западе и Севере к числу офицеров, погибших на Востоке, – примерно 5,9:1. Однако это соотношение вряд ли можно автоматически распространить на соотношение потерь между белыми армиями различных театров боевых действий. Ведь на Юге многие офицеры сражались в качестве рядовых бойцов и, соответственно, несли непропорционально большие потери по сравнению с другими театрами, где офицеров в качестве рядовых бойцов практически не использовали. К тому же на Юге была выше доля офицеров и среди умерших от болезней. Мы предполагаем, что примерно треть своих потерь убитыми и умершими от ран белые понесли на Восточном фронте, а две трети – на других театрах боевых действий. Потери Красной Армии в боях против Польши убитыми и умершими от ран можно оценить в 141,1. Еще примерно 16,5 тыс. красноармейцев умерло в плену. В таком случае потери Красной Армии в боях против собственно белых армий убитыми, умершими от ран и в плену можно оценить в 342,8 тыс. человек (если принять общее число погибших красноармейцев в 500,4. тыс. человек). Число умерших в белом плену красноармейцев было сравнительно невелико, поскольку основную массу пленных использовали для пополнения своих немногочисленных армий. Убивали только коммунистов и иногда – офицеров, пошедших на службу в Красную Армию. Определить даже сколько‑нибудь приблизительно число умерших в плену красноармейцев не представляется возможным. Поэтому в дальнейших расчетах мы условно включаем красноармейцев, погибших в белом плену, в число убитых и умерших от ран. Тогда нам остается решить уравнение: Y + 2×2Y = 342 800, где y – число погибших на Востоке белых в 1918–1920 годах. Y = 68 560.

Таким образом, потери белых на Востоке мы оцениваем в 68,6 тыс. человек, а потери белых на остальных фронтах – в 137,2 тыс. человек. Всего потери белых армий убитыми и умершими от ран и в плену в 1918–1920 годах можно оценить в 205,8 тыс. человек, а с добавлением умерших от болезней – 427,5 тыс. человек. Потери Красной Армии в 1918–1920 годах убитыми и умершими от ран и в плену мы оцениваем в 500,4 тыс. человек, а с умершими от всех болезней и несчастных случаев – в 943,8 тыс. человек. Заметим, что авторы книги «Россия и СССР в войнах XX века» расчетным способом, исходя из соотношения раненых и убитых 4:1, определяют потери Красной Армии в 1918–1920 годах в следующих цифрах: убито и умерло на этапах санитарной эвакуации – 249 294 человека, пропало без вести, не вернулось из плена – 86 330, умерло от ран и болезней из состава действующей армии – 407 209, ранено, контужено, обожжено, обморожено – 536 725, заболело из состава действующей армии – 3 068 237, заболело из состава тыловых военных округов – 717 279 человек. Общие безвозвратные потери Красной Армии, согласно этой оценке, составили 742 833 человека [288], что на 201 тыс. меньше нашей оценки.

В 1921–1922 годах Красная Армия, согласно сохранившимся документальным неполным данным, понесла следующие потери [289]:

Кроме того, Народно‑революционная армия Дальневосточной республики в боях с белоповстанческой армией приамурского правительства и японскими интервентами в период с 1 января по 15 июня 1922 года понесла следующие потери [290]:

Таблица 15. Потери Народно‑революционной армии Дальневосточной Республики в период с 1.1. по 15.6. 1922 г.

Таблица 16.

Бросается в глаза, что потери НРА ДВР учтены весьма неполно. Следует отметить, что, как и правительство ДВР, Народно‑революционная армия находилась под полным контролем РСФСР и фактически была частью Красной Армии. Кроме боев в январе – июне 1922 года, НРА совместно с советской 5‑й Отдельной армией сражалась против Азиатской дивизии барона Унгерна в мае – августе 1921 года, а в ноябре и декабре 1921 года и в сентябре – октябре 1922 года – против белоповстанческой армии Приамурья. Но если взять суммарные потери убитыми, умершими, пропавшими без вести и попавшими в плен, то на одного командира приходится только 8 бойцов, тогда как в небоевых потерях это соотношение составляет 49,9:1, среди раненых – 8,8:1, а среди заболевших 11,5:1. Напрашивается предположение, что убитых и раненых учитывали гораздо хуже, чем больных и жертв несчастных случаев. Для оценки реального числа убитых, умерших и пропавших без вести возьмем соотношение бойцов и командиров, среднее для небоевых потерь и заболевших (оно равно 30,7:1), и применим его к общему числу погибших, умерших и пропавших без вести командиров. Тогда мы получим примерное число погибших, умерших и пропавших без вести народоармейцев – 2395 и общее число погибших, умерших и пропавших без вести – 2473 человека.

Если предположить, что суммарные потери убитыми, пропавшими без вести и умершими от ран, которые НРА понесла в мае – августе и ноябре – декабре 1921 года и в сентябре – октябре 1922 года, как минимум, равнялись потерям, понесенным в январе – июне 1922 года, то общие потери войск Дальневосточной республики убитыми, пропавшими без вести и умершими можно оценить в 5,0 тыс. человек.

Общие потери Красной Армии и НРА ДВР в 1921–1922 годах авторами книги «Россия и СССР в войнах XX века» оцениваются следующим образом [291]:

Таблица 17. Потери Красной Армии и Народно‑революционной армии Дальневосточной Республики в 1921–1922 гг.

Бросается в глаза, что число умерших в результате несчастных случаев в Красной Армии за два года оказалось в 1,3 раза больше, чем в НРА за неполных полгода. Это говорит либо об очень значительном недоучете небоевых потерь в РККА, либо, что более вероятно, цифра жертв несчастных случаев в НРА, 2189 человек, включает также умерших от ран и болезней, тем более что графа «Умершие от ран и болезней» в случае с НРА оказывается пустой. Но для того чтобы получить истинные потери НРА умершими от ран, болезней и несчастных случаев, число 2189 человек надо, по меньшей мере, удвоить. Тогда общие потери НРА убитыми и умершими можно оценить в 9,4 тыс. человек. Потери Красной Армии в 1920 году мы определили в 150,3 тыс. убитыми и умершими от ран, что превышает число убитых и умерших на этапах санитарной эвакуации в имеющихся на сегодня отчетных документах в 6,7 раза. Если применить этот коэффициент к периоду 1921–1922 годов, то общие потери убитыми можно было бы оценить в 65,5 тыс. человек. Эта цифра близка к общим безвозвратным потерям фронтов за 1921–1922 год – 58 397 человек, в которую, однако, включены 32 773 дезертира, так что на собственно убитых и умерших, включая пропавших без вести, там приходится лишь 25 624 человека. Если добавить к ним безвозвратные потери НРА ДВР, то сумма возрастет до 28 512 человек. Наша оценка больше этой последней цифры в 2,3 раза. Такая цифра кажется вполне правдоподобной, особенно если считать, что данная цифра включает потери НРА ДВР, а также потери Частей особого назначения (ЧОН), с марта 1921 года считавшихся милиционными частями Красной Армии, Войска внутренней службы (ВНУС) и войска ВЧК, которые главным образом боролись с разного рода повстанческими движениями. В годовом исчислении потери убитыми и умершими от ран оказываются равны 32,25 тыс. человек, что оказывается в 4,7 раза меньше потерь 1920 года. Такое соотношение выглядит правдоподобным, поскольку отражает резкое снижение интенсивности боевых действий. Из 65,5 тыс. погибших 9,4 тыс., или 14,4 %, приходится на потери НРА ДВР, которой пришлось драться против регулярных белых войск – Азиатской дивизии и белоповстанческой армии приамурского правительства. Остальные потери, 56,1 тыс. человек, были понесены Красной Армией и разного рода внутренними войсками в боях с повстанческими движениями, в том числе во время подавления восстания в Кронштадте, антоновского восстания на Тамбовщине, ликвидации армии батьки Махно и ряда других крестьянских восстаний, а также в боях против отрядов УНР и отрядов Савинкова и Булак‑Булаховича, периодически приходивших из Польши на территорию Украины и Белоруссии, а также в боях против грузинской и армянской армий. 9‑я и 11‑я армии Кавказского фронта в феврале – мае сражались против регулярных армий Грузии и Армении во время оккупации этих стран советскими войсками. В конце мая 1921 года Кавказский фронт был упразднен, и вместо него была образована Отдельная Кавказская Краснознаменная армия. Безвозвратные потери Кавказского фронта составили 9338 человек, но из них надо исключить дезертиров. Если на 58 397 человек приходится 32 723 дезертира, то в потерях Кавказского фронта их могло быть 5233 человека. Тогда потери фронта убитыми и умершими можно оценить в 4,1 тыс. человек. В этом случае на борьбу с повстанческими отрядами и армиями придется примерно 52 тыс. человек. В 1918–1920 годах суммарные потери Красной Армии и белых армий в борьбе с разного рода повстанческими отрядами мы оцениваем в половину от потерь Красной Армии в такого рода боевых действиях в 1921–1922 годах, т. е. в 26 тыс. погибших. Примерно такими же мы принимаем потери повстанческих отрядов погибшими в 1918–1920 годах, т. е. примерно 26 тыс. человек.

Можно предположить, что противники Красной Армии в боях понесли примерно такие же потери, т. е. около 65,5 тыс. убитыми и умершими от ран. Сюда не входят повстанцы и пленные белогвардейцы, расстрелянные вскоре после пленения. Их скорее следует отнести к жертвам красного террора.

Число умерших от ран и болезней в составе Красной Армии авторы книги «Россия и СССР в войнах XX века» получили расчетным путем следующим образом. В 1921 году учтено 580 548 инфекционных больных, из которых умерло 77 901 человек. С 1 января по 1 октября 1922 года было учтено 164 973 инфекционных больных, из которых умерло 28 368 человек. Далее из общего числа раненых и больных в 1921–1922 годах (2 464 639) вычитается общее число инфекционных больных – 745 521 человек. Результат – 1 719 118 человек рассматривается как суммарное число раненых и больных неинфекционными болезнями. Беря коэффициент летальности в 6 %, общее число умерших из числа раненых и неинфекционных больных оценивается в 103 147 человек, а количество всех умерших от ран и болезней – в 209 396 [292]. Однако число инфекционных больных кажется значительно заниженным. Во‑первых, не учтены инфекционные больные за октябрь, ноябрь и декабрь 1922 года. Во‑вторых, принимая во внимание число убитых, число раненых в 1921–1922 годах вряд ли превышало 150–200 тыс. человек (авторы книги вообще определяют общее число раненых в 12 132 человека, что, несомненно, многократно занижает их реальное число), неинфекционных больных оказывается порядка 1550–1570 тыс. человек, что вдвое превышает число инфекционных больных. Такое соотношение представляется совершенно невероятным. Вероятно, инфекционных больных в 1921–1922 годах было значительно больше, чем 745 521 человек. Для 1920 года общее число умерших от всех болезней и несчастных случаев мы определили в 247,8 тыс. человек на 2 589 533 больных, из которых не менее 1660 тыс. были инфекционными больными. В 1921–1922 годах общее число больных составило 2 457 410 человек. Общее число умерших от всех болезней и несчастных случаев в этот период можно оценить в 235,2 тыс. человек.

Определить потери антисоветских формирований умершими от болезней в 1921–1922 годах не представляется возможным. Однако ясно, что смертность от болезней среди них в этот период была значительно меньше, чем в советских войсках, принимая во внимание относительную малочисленность повстанцев по сравнению с Красной Армией и партизанский характер их действий небольшими группами, причем повстанцы значительное время оставались дома. Мы предполагаем, что число умерших от болезней среди повстанцев могло быть примерно в 10 раз меньше, чем среди бойцов Красной Армии, и достигать 25 тыс. человек в 1921–1922 годах.

Общие безвозвратные потери Красной Армии, включая умерших от болезней и иных небоевых причин, в 1921–1922 годах можно оценить в 300,7 тыс. человек. Безвозвратные потери антисоветских формирований (повстанцев, белых армий на востоке страны и национальных армий Армении и Грузии) за тот же период можно оценить в 90,5 тыс. человек.

Безвозвратные потери Красной Армии в 1918–1920 годах, по нашей оценке, составили 943,8 тыс. человек, а потери противостоявших ей белых и национальных армий, включая польскую, – в 488,6 тыс. человек, в том числе потери польской армии – 61,1 тыс. человек, включая умерших в плену поляков из плененной в Сибири 5‑й дивизии польских стрелков. Потери повстанческих и партизанских отрядов, не принадлежавших ни красным, ни белым, а также противостоявших им красных и белых полицейских частей мы оцениваем в сумме в 52 тыс. человек. Совокупные потери всех военных формирований в годы Гражданской войны убитыми и умершими составили 1875,6 тыс. человек.

Потери войск держав‑интервентов, участвовавших в Гражданской войне в России, оказались следующими. Войска Италии, действовавшие на Севере, в районе Мурманска и Архангельска, потеряли убитыми и умершими 17 человек, включая 2 офицеров [293]. С середины августа 1918 года до конца августа 1919 года американские экспедиционные войска на востоке России потеряли 25 убитыми, включая 1 офицера. 105 человек, включая 1 офицера, стали жертвами болезней и несчастных случаев. В плен попали 7 человек, включая 1 офицера, но все они были отпущены большевиками [294]. Всего американские войска на севере России с начала сентября 1918 года по начало августа 1919 года потеряли 235 человек убитыми и умершими, в том числе 70 человек – умершими от болезней, главным образом от «испанки». Американские войска в Сибири в период с середины августа 1918 года до начала апреля 1920 года потеряли 353 человека, включая 127 убитыми и умершими от ран. Остальные умерли, главным образом, от болезней [295].

Британские войска в России потеряли 159 убитыми и умершими от ран, включая 30 офицеров, 111 пропавшими без вести и пленными, включая 26 офицеров, 353 умершими от болезней, несчастных случаев и по другим небоевым причинам, включая 10 офицеров. Санитарные потери составили 363 раненых, включая 41 офицера. В Архангельске британские потери составили 129 убитых и умерших от ран, включая 23 офицера, 67 умерших по другим причинам, включая 7 офицеров, 317 раненых, включая 33 офицера, 89 пропавших без вести и пленных, включая 14 офицеров. В Мурманске были убиты или умерли от ран 28 человек (включая 6 офицеров), умерли от других причин 30 человек (включая 1 офицера), 44 ранены (включая 8 офицеров), 1 рядовой, пропал без вести. Во Владивостоке умерли по другим причинам 18 рядовых британских военнослужащих и пропали без вести 18 человек, включая 11 офицеров. На Кавказе был убит один и ранен еще один солдат британской армии, а еще один солдат пропал без вести. От других причин умерли 225 человек, включая 2 офицеров. Наконец, в составе военной миссии при генерале Деникине был убит один офицер и ранен один солдат. Один солдат и один офицер пропали без вести, а 13 солдат умерли от прочих причин [296].

В начале 1919 года на юге России высадились греческие войска, которым пришлось сражаться под Одессой против отрядов атамана Григорьева, который в тот момент служил в Красной Армии. К моменту эвакуации греческих войск в августе 1919 года их потери составили 398 убитыми и 657 ранеными [297]. Потери сербских и французских войск, вместе с греками, действовавшими на Юге России, составили около 600 убитых [298].

Во время интервенции в Сибири в 1918–1922 годах японцы потеряли 3116 человек убитыми и умершими в составе армии и 45 – в составе флота, всего – 3161 человек. Из этого числа 1717 умерли от болезней. Большинство из убитых составляют гражданские лица, погибшие в результате нападений партизан [299]. Крупнейшим из них был т. н. Николаевский инцидент, когда во время нападения красного партизанского отряда анархиста Якова Тряпицына на Николаевск‑на‑Амуре 12–17 марта 1920 года была уничтожена не только большая часть японского гарнизона, но и практически все японское гражданское население. Из 350 японских военнослужащих и 380 мирных граждан погибли 602. В плен сдались 117 мужчин и 11 женщин, которые позднее также были уничтожены. По другим данным, японцев, как военных, так и гражданских, в Николаевске насчитывалось около 900. Все мужчины были мобилизованы и потому формально могли считаться солдатами армии. Еще больше жертв было из числа местного русского населения, за которое и пытались заступиться японцы [300].

Чехословацкий корпус, сформированный в России из военнопленных чехов и словаков, ранее служивш