Последний из могикан

После разгрома Врангеля и прекращения интервенции на Западе, на русской земле осталась только одна иностранная армия – японская. Казалось, Сибири со всеми ее богатствами предстояло окончательно перейти в руки к японцам. Барон Танака – военный министр и начальник японской военной разведки – ликовал: «русский патриотизм угас с началом революции. Тем лучше для нас. Отныне Советы могут быть побеждены только иностранными войсками при условии их достаточной численности».

Япония все еще держала в России свыше 70 тыс. войск и сотни секретных агентов, шпионов, диверсантов и террористов. Белогвардейские армии на Дальнем Востоке продолжали свои действия под руководством японского верховного командования. Среди этих антисоветских сил первое место занимала бандитская армия японского ставленника казачьего атамана Семенова.

Под давлением американцев японцы проявляли осторожность, но 8 июня 1921 г. во Владивостоке они подписали с Семеновым секретный договор о новом большом наступлении «а Советы. По одной из статей этого договора Семенову после ликвидации Советов передавалась вся гражданская власть. В том же договоре было сказано:

Когда на Дальнем Востоке установится прочная правительственная власть, японским подданным будут предоставлены преимущественные права на охоту, рыболовство и лесные концессии, а также на разработку недр и месторождений золота.

Видная роль в предстоявшей кампании уделялась одному из ближайших сподвижников Семенова барону Унгерн‑Штернбергу.

Эта камлания оказалась последней – интервенция подходила к концу.

Генерал‑лейтенант барон Роман фон Унгерн‑Штернберг – бледный, изнеженный прибалтийский аристократ, блондин с рыжеватыми усами, совсем молодым начал службу в царской армии, участвовал в русско‑японской войне 1905 г., а затем вступил в казачий жандармский полк в Сибири. В первую мировую войну он служил под командованием Врангеля на Южном фронте и получил «Георгия» за проявленную доблесть. Среди своих однополчан‑офицеров он славился отчаянной храбростью, дикой жестокостью и припадками неукротимой ярости.

После революции барон фон Унгерн снова пробрался в Сибирь и стал во главе казачьего полка, который промышлял грабежами и совершал налеты на местные советы. И, наконец, его завербовали японские агенты, уговорившие его уйти в Монголию. Ему предложили командовать пестрой армией, состоявшей из белогвардейских офицеров, антисоветских китайских частей, беломонголов и японских шпионов.

В своем штабе в Урге, в атмосфере феодального разбоя и произвола, Унгерн пришел к выводу, что он – избранник судьбы. Он женился на монгольской принцессе, сменил европейское платье на желтый шелковый монгольский халат и объявил себя новым Чингисханом. Подстрекаемый японскими агентами, не покидавшими его ни на минуту, он возомнил себя императором Нового мирового порядка, возникшего на Востоке и долженствующего покорить Советскую Россию и Европу и огнем, мечом и пушками уничтожить «вырождающуюся демократию и еврейский коммунизм». Этот полупомешанный садист совершал чудовищные, неслыханные зверства. Однажды в небольшом сибирском городке он увидел красивую еврейку и пообещал тысячу рублей тому, кто принесет ему ее голову; голова была доставлена, и обещанная сумма выплачена.

«Я уставлю виселицами путь из Азии через всю Европу», – мечтал барон Унгерн.

В начале кампании 1921 г. Унгерн из своей ставки в Урге разослал в свои войска такую прокламацию:

Монголия стала естественным плацдармом для кампании против Красной армии в Советской Сибири…

Комиссары, коммунисты и евреи вместе с их семьями должны быть истреблены. Их имущество должно быть конфисковано… Виновных подвергать либо дисциплинарным взысканиям, либо смертной казни в той или иной форме. «Правда и милосердие» более недопустимы. Отныне может быть только «правда и беспощадная жестокость». Зло, которое обрушилось на Россию, чтобы погубить божественное начало в человеческой душе, нужно вырвать с корнем.

На суровой, пустынной окраине России военные действия Унгерна проходили в виде разбойничьих налетов, после которых оставались только сожженные деревни да изувеченные трупы мужчин, женщин и детей. Города, захваченные войсками Унгерна, отдавались им на разграбление. Евреев, коммунистов и всех, заподозренных в демократических симпатиях, расстреливали, пытали и сжигали заживо.

В июле 1921 г. Красная армия предприняла поход против банд Унгерна. После ряда жестоких схваток, проходивших с переменным успехом, Красная армия и советские партизаны одержали решающую победу. Банды Унгерна стали отступать, бросая орудия, обозы и раненых.

В августе Унгерн был окружен. Его личная охрана, состоявшая из монголов, взбунтовалась и выдала его советским частям. Барона в его шелковом халате привезли в Ново‑Николаевск (ныне Новосибирск), и Чрезвычайный сибирский ревтрибунал судил его в открытом заседании как врага народа.

Это был необычайный суд…

Сотни рабочих, крестьян и солдат – русских, сибиряков, монголов и китайцев – набились в зал суда. Тысячи толпились на улице. Многие из этих людей на себе испытали террористический режим Унгерна; их братья, дети, жены и мужья были убиты, замучены, брошены в паровозные топки.

Барона ввели в зал, и было зачитано обвинительное заключение:

Согласно постановлению Сибирского ревкома от 12 сентября 1921 г. генерал‑лейтенант барон фон Унгерн‑Штернберг, бывший командующий азиатской кавалерийской дивизией, предается суду Сибирского революционного трибунала по обвинению в следующих преступлениях:

1. В том, что он поставил себя на службу аннексионистским планам Японии, что выразилась в его попытках создать азиатское государство…

2. В том, что он замышлял свержение советской власти с целью восстановить в Сибири монархию и со временем посадить на престол Михаила Романова.

3. В том, что он зверски убил множество русских крестьян и рабочих и китайских революционеров.

Унгерн не пытался отрицать свои зверства. Казни, пытки и избиения – да, все это было. Объяснялось все очень просто – «война». Но ставленник Японии? «Я сам, – объяснил барон Унгерн, – намеревался использовать Японию». Он пытался отрицать обвинение в измене и в близких сношениях с Японией.

– Подсудимый лжет, утверждая, что не имел сношений с Японией, – сказал советский прокурор Ярославский. – У нас есть на то доказательства.

– Я имел дело с японцами, – признался барон, – точно так же, как и с Чжан Цзо‑лином…[26]Чингисхан до того, как завоевал свое царство, тоже подчинялся Ван‑хану.

– Мы не в двенадцатом веке, – сказал прокурор, – и собрались здесь не для того, чтобы судить Чингисхана.

– Тысячу лет Унгерны повелевали! – воскликнул барон. – Они никогда никому не повиновались.

Он надменно обвел взглядом обращенные к нему лица крестьян, рабочих и солдат.

– Я отказываюсь признать власть рабочих. Как может человек думать об управлении страной, когда он даже не держит прислуги? Он не умеет приказывать!

Прокурор Ярославский привел длинный перечень преступлений Унгерна – карательные экспедиции против евреев и сочувствующих советам крестьян, ночные скачки в степи, когда факелами служили пылающие трупы, уничтожение деревень, пытки, беспощадные избиения детей…

– На мой вкус они были слишком красными, – холодно пояснил Унгерн.

– Почему вы покинули Ургу? – спросил прокурор.

– Решил вторгнуться в Забайкалье и поднять восстание крестьян, но меня взяли в плен.

– Кто взял?

– Меня предали какие‑то монголы.

– А вы подумали о том, почему они так поступили?

– Меня предали.

– Признаете ли вы, что ваша кампания закончилась так же, как все другие покушения на власть трудящихся, предпринятые за последнее время? Не согласны ли вы, что из всех таких попыток ваша была последней?

– Да, – ответил барон Унгерн. – Моя попытка была последней. Как видно, я – последний из могикан.

В сентябре 1921 г. приговор Советского трибунала был приведен в исполнение. Барон Роман фон Унгерн‑Штернберг – «последний из могикан» среди белогвардейских завоевателей – был расстрелян солдатами революции.

Атаман Семенов и остатки его солдат бежали через границу в Монголию и Китай.

Но прошло еще больше года, прежде чем советская земля была полностью очищена от японцев. 19 октября 1922 г. Красная армия подошла к Владивостоку. Японцы, занимавшие город, сдались и передали победителям все свои военные склады На следующий день из Владивостока ушли транспорты с последними японскими солдатами. Над городом взвился красный флаг.

«Решение об эвакуации, – сообщило японское министерство иностранных дел, – должно свидетельствовать о том, что Япония – не агрессивная страна и стремится к сохранению всеобщего мира».

Date: 2015-09-18; view: 292; Нарушение авторских прав