Философия — трансцендирующее постижение объекта

Еще одна сторона, или ипостась, философского познания — его трансцендирующий характер.

«Трансцендентный» (от латинского transcendere — переступать) — понимается как выходящий за границы возможного (не только индивидуально и в настоящее время) опыта, лежащий за пределами этого опыта, выходящий за пределы человеческого сознания. Этому понятию противоположно «имманентное». В «Философском энциклопедическом словаре» данное слово поясняется так: «Трансцендентный — термин, возникший в схоластической философии и характеризующий все то, что выходит за пределы чувственного опыта, эмпирического познания мира; предмет религиозного и метафизического познания. Схоластика различала имманентные и трансцендентные причины и действия; первые имеют место в самих объектах, вторые — находятся за пределами их наличного бытия... Кант пытался закрепить различие между понятиями трансцендентальный и трансцендентный, понимая под последним также и то, что недоступно познанию, но является предметом веры (Бог, душа, бессмертие)» (М., 1989. С. 665). Как видно из этого объяснения трансцендентного, оно входит в религиозное познание и в философию («метафизика» ** «философия»). Здесь признается то обстоятельство, что философия есть род трансцендируюшего познания.

Для лучшего уяснения того, что такое «трансцендентное», обратимся к его трактовке русским философом С. Л. Франком. Он выделяет в трансцендировании два момента: трансцендирование «во-вне» и транс-цендирование «во-внутрь», которые оказываются взаимодополняемыми. Пример тому — любовь в человеческой жизни. Любовь, отмечает он, есть осознание подлинной реальности чужой души, ее бесконечной, неисчерпаемой бытийственной глубины. В ней любящий, отдаваясь самозабвенно и самоотверженно любимому, переносит — не переставая быть самим собой — средоточие своего бытия в любимого, пребывает в любимом, как и любимый — в любящем; я теряю себя в ты и именно тем обретаю себя, обогащенный привступившим ко мне дарованным мне ты. Дающий и расточающий именно в силу этого становится обретающим. В каждом подлинном отношении любви любимое «ты» представляется нам бесконечно ценным. Мое замкнутое самобытие исчезает из моего взора и заменяется моим бытием для другого и в другом. Но бытие в другом, в «ты» все же остается вместе с тем бытием в форме «я есмь», бытием «я» и даже представляется мне каким-то впервые обретенным истинным бытием «я» — именно бытием, обогащенным через обладание «ты». Я «обогащаюсь», «углубляюсь», впервые начинаю вообще подлинно «быть» в смысле опытно осознанного внутреннего бытия. В этом и заключается чудо ли таинство любви, которое, при всей его непостижимости для «разума» (т.е. трансрациональности), все же самоочевидно непосредственному живому опыту. При разрыве отношений с любимым или смерти близкого человека, мы сознаем радикальное изменение нашего собственного внутреннего бытия («Непостижимое» // Франк С. Л. «Сочинения». М., 1990).

Обратим внимание на важные моменты, связанные с трансценди-рованием как методом постижения чего-то: выход «за пределы» связан с самоуглублением, с наличием определенного «таинства», «непостижимости для разума», и в этом смысле, сверхчеловечности, постигае-мости трансрационально. Заметим: в литературе часто пишут об «иррациональном» в негативном смысле, как о чем-то недозревшем до рациональности, как противостоящем ему и его исключающем. Но на поверку оказывается, что у того или иного философа-«иррационалиста» «иррациональность» есть нечто, учитывающее и рациональное, осно-вываюшееся на нем, но его превосходящее и составляющее более мощное средство познания — «трансрациональное» (чувственная и интеллектуальная интуиция, постижение в целостном переживании и т.п.).

Б. Паскаль говорил: «Все попытки разума оканчиваются тем, что он сознает, что есть бесконечное число вещей, превышающих его понимание. Если он не доходит до этого сознания, то это означает только, что он слаб» («Мысли». М., 1888. С. 139). В этом утверждении заключена констатация определенной ограниченности разума, что вовсе не отрицает признания его большого значения ни в жизни индивида, ни в развитии науки. Между тем, в данном и подобных положениях некоторые историки философии видели выступление против науки и рационального познания, подчеркивание «беспомощности человеческого разума» (см.: «История философии. Т. II. Философия XV — XVIII вв.». М., 1941. С. 142).

Как убедительно показал С.Л. Франк, человек, как бы ни развивался его интеллект и основанная на нем рационализированная наука, всегда будет окружен непостижимым; мы постигаем лишь некоторую частицу окружающего нас мира и собственного, внутреннего мира; как внешний, так и внутренний мир до конца непознаваемы, и в этом, кстати, признание их бесконечного многообразия. Но там, где разум обнаруживает свою ограниченность, способно помочь трансрациональное. Посредством него мы, в частности, доходим до первоосновы мира, до первоосновы нашей души. Как трансцендирование в человеческой любви выявляет нам ее ценность, так и трансцендирование в отношении окружающего нас мира подводит к убеждению, что имеется единство бытия и ценности, и оно составляет, по С.Л. Франку, Божество. Оно постижимо и непостижимо. Божество есть творческая любовь, это некий поток, постоянно переливающийся через края «самого себя», — реальность, которая всегда есть нечто большее, чем только «она сама», — именно объемлющая, за пределами себя самой, и меня, ею творимого. Поэтому и моя любовь к Богу есть лишь рефлекс его любви ко мне и обнаружение Его самого как любви. Связь между Богом и миром не есть ни причинно-временная связь, ни связь вневременно-логическая (как между обычным «основанием» и «следствием»). Она есть нечто сущностно-иное, существо чего стоит под знаком трансрациональности, непостижимости и что может быть постигнуто только по способу ведающего неведения («Непостижимое» // Франк С. Л. Сочинения. М., 1990. С. 518 — 519).

Иначе говоря, трансцендирование хотя и не дает определенного и точного знания, как научная рациональность, тем не менее оно способно уловить некоторые глубинные свойства постигаемого бытия (отсюда оно как «ведающее неведение»). «Правда науки и трезвого, рационального восприятия и постижения мира, — отмечает С. Л. Франк, — оказывается производной, частичной и лишь в этом смысле неадекватной правдой. Подлинную Правду нам открывает лишь философия — установка, в которой рациональность, направляясь на самое себя, тем самым трансцендирует через саму себя и опирается на общее и вечное откровение реальности как Трансрационального, Непостижимого» (там же. С. 558).

Постижение богатства первоосновы мира, как это отмечают многие крупные философы, происходит также благодаря медитации. Углубляясь в себя, человек через себя постигает мир в его первооснове, а углубляясь в эту первооснову, человек постигает все более самого себя. «Медитация, — указывается в «Философском энциклопедическом словаре», — умственное действие, направленное на приведение психики человека в состояние углубленной сосредоточенности». Далее отмечается: «В психологическом аспекте медитация предполагает устранение крайних эмоциональных проявлений и значительное понижение реактивности. Соматическое состояние медитирующего характеризуется при этом расслабленностью, а его умонастроение — приподнятостью и некоторой отрешенностью (от внешних объектов и отдельных внутренних переживаний)... Методики медитации различаются наборами технических приемов и последовательностью ступеней достижения уравновешенности ума и нереактивности психики» (М., 1989. С. 351). Медитация, по-видимому, входит составным элементом в общий философский метод трансцендирования.

Трансцендирование тесно связано и с мистикой, если под ней (в соответствии с переводом слова mystikos — таинственный) понимать «нечто загадочное, непонятное, необъяснимое», «веру в сверхъестественное, божественное, таинственное» («Словарь иностранных слов». М., 1984. С. 316). Между тем, в «Философском словаре» 1991 г., как и ранее, заявляется, что «мистика — это религиозно-идеалистический взгляд на действительность». Сама по себе мистика или, иначе, мистическое знание, не есть еще идеализм, хотя, надо заметить, и идеализм, подобно религии, не должен быть никаким пугалом. Мистическое знание в том смысле, в каком оно только что обозначено, может быть связано и с материализмом. Но главное не в этом, а в том, что любое философствование, доходящее до границ с непостижимым и до представлений о первооснове мира, его свойствах, не может, с нашей точки зрения, не касаться областей «сверхъестественных» (т.е. сверхфизиче-ско-природных), «таинственных» и «загадочных». Не спорим: в русле отдельных философских направлений имеются самые разные трактовки мистики. С. Н. Булгаков пишет: «Мистикой называется внутренний (мистический) опыт, который дает нам соприкосновение с духовным, Божественным миром, а также и внутреннее (а не внешнее только) постижение нашего природного мира. Возможность мистики предполагает для себя наличие у человека особой способности непосредственного, сверхразумного и сверхчувственного, интуитивного постижения... Мистический опыт имеет объективный характер, он предполагает выхождение из себя, духовное касание или встречу... Православное богослужение обращается, прежде всего, к мистическому чувству, ему говорит и его воспитывает» («Мистика в православии» // «Православие. Очерки учения православной церкви». М., 1991. С. 308 — 309).

На сложную, неоднозначную связь мистики с религией указывает Н. А. Бердяев. Он выделяет два типа мистики: один есть духовный опыт, второй — умозрение, познание. Если в первом типе описывается драма между душой и Богом и восхождение индивидуальной души к Богу, то во втором типе мистики описывается космическая драма; человеческая драма превращается в космическую драму. «Мистика, — отмечает он, — проблематична в христианстве, и она постоянно оспаривалась, подвергались сомнению ее права. Официальные представители христианства, как, впрочем, и всех религий, всегда относились подозрительно к мистике как к сфере внутренней свободы духа» («Дух и реальность» // «Философия свободного духа». М., 1994. С. 427). Мистиков постоянно обвиняли в имманентизме, т. е. в признании имманентности Бога и божественного в душе. И действительно, мистика преодолевает трансцендентную бездну между Богом и человеком. Официальная теология почитала себя объективной и противопоставляла свою объективность субъективности мистики. В мистическом опыте трансцендентное становится имманентным. Столкновения между мистикой и теологией неизбежны и вечны. «Подлинная мистика, — отмечает Н.А. Бердяев, — и есть реализм, она обращена к первореальностям, к тайне существования, в то время как ортодоксальная теология имеет дело лишь с символами, как бы «откровение откровения», раскрытие реальностей за символами. Настоящие мистики были реалистами* (там же. С. 428).

Результатом философского трансцендирования с включенными в него элементами — медитацией и мистикой — является философская вера. Это вообще уже не наука, а психологическая установка индивида, принимающего что-то необоснованное должным образом за реально существующее. Специфика этой веры — в ее предмете, каковым оказываются первоосновы мира и бытия человека.

Существо философской веры проанализировано и ярко представлено К.Ясперсом в его книге «Философская вера» (впервые опубликована в 1948 году). К. Ясперс пишет следующее. Путь мыслящего человека — это жизнь в философствовании. В наличном бытии человека открывается бытие. Человек не может выразить себя в наличном бытии как таковом. Он прорывает всю как будто завершенную в мире действительность наличного бытия. Он действительно знает себя как человека только тогда, когда, будучи открыт для бытия в целом, живет внутри мира в присутствии трансценденции. Принимая свое наличное бытие, он все же настойчиво стремится к бытию. Он переступает пределы своего наличного бытия и мира, достигая их основ. «В философствовании не следует пользоваться незнанием, чтобы уклониться от ответа. Я не знаю, верую ли я. Но меня охватывает такая вера, что я осмеливаюсь жить перед лицом этой веры» («Смысл и назначение истории». М., 1991. С. 438). Повсюду незамкнутость мира и разрушение каждой замкнутой картины мира, неудача планирования в мире, человеческих проектов и их осуществлений, незавершенность самого человеческого бытия ведут к границе: у края бездны познается ничто или Бог. Однако здесь никогда не может быть доказательства в смысле неопровержимого научного доказательства. Доказанный Бог уже не Бог. Поэтому, только тот, кто походит на Бога, может его искать. «В философствовании человек совершает прорыв своего естества, но посредством.собственной сущности. То, что он в этом прорыве схватывает как бытие и как самого себя, и есть его вера» (там же. С. 431). По К.Ясперсу, философская вера не противоположна знанию, но включает его в себя; она не противоположна мышлению, но являет себя в нем. Вера есть в науке, но в философии она специфична. Верой (в философии) называется сознание экзистенции в соотнесении с транс -ценденцией (там же. С. 433). По К.Ясперсу, подлинное отличие философии от предметно познающего мышления, применяемого в науках, состоит в том, что философии, и только ей, присуще трансцендирующее мышление (см.: Там же. С. 434).

Отмеченные признаки философского знания, объединяемые понятием «трансцендирующее мышление» (медитирующий характер, элементы мистики, философская вера), близко подводят философское знание к религии и мистицизму и позволяют утверждать, что отдельными своими сторонами, как и отдельными философскими концепциями, философия подобна этим видам познания.