После реформ: От феодализма к капитализму

П адение крепостного права открыло шлагбаум перед российской экономикой на пути развития более прогрессивного, чем феодализм, капиталистического способа производства. Теперь Россия смогла устремиться в погоню за другими великими державами мира, которые к тому времени далеко ушли вперед. Старт в этой погоне Россия приняла с позиции, почти безнадежно отсталой. Ее удельный вес в мировом производстве к 1861 г. составлял всего 1,72 %, уступая удельному весу Франции в 7,2 раза, Германии - в 9 раз, Англии - в 18 раз[1]. Однако еще до конца века Россия смогла заметно сократить свое отставание от ведущих государств в промышленном отношении. Могучими стимуляторами ее индустриального рывка 60-90-х годов стали, во-первых, отмена крепостного права и, во-вторых, промышленный переворот, или, как теперь чаще говорят, промышленная революция, которая осуществилась только благодаря падению крепостного права.

Вопрос о хронологии промышленной революции в России дискутируется между нашими историками уже три четверти века. Н.А. Рожков относил ее исходный пункт к началу XIX в., ряд исследователей, от М.Н. Покровского до В.К. Яцунского, - к 30-м годам, большинство современных авторов - к 50-м. Академик С.Г. Струмилин считал, что промышленная революция, начавшаяся в 30-х годах XIX в., завершилась в основном еще до реформы 1861 г. Исходя из ортодоксально-марксистской посылки о том, что промышленная революция изменила экономический базис общества и лишь вслед за изменением базиса соответственно изменилась в результате реформ 60-х годов надстройка, Струмилин рассуждал так: всякая причина предшествует следствию, поэтому "не крестьянская реформа обусловила собою промышленный переворот в России, а как раз наоборот, - этот переворот подготовлял собою неизбежность реформы". Иронизируя над своими оппонентами, Струмилин добавлял к сказанному: "Говорят, что "причина" не предшествует, а меланхолически идет за своим "следствием" только в единственном случае, когда /217/ неудачливый врач провожает угробленного им пациента на кладбище".

Оппоненты Струмилина относят завершение промышленной революции либо к 70-80-м годам (В.К. Яцунский, П.Г. Рын-дзюнский, Л.М. Иванов), либо даже к 90-м (П.И. Лященко, A.M. Панкратова, A.M. Соловьева), резонно ссылаясь на то, что само понятие "промышленная революция" включает в себя две стороны - техническую (т.е. замену ручного производства машинным) и социальную (замену принудительного труда вольнонаемным и формирование на этой основе новых классов: буржуазии и пролетариата). Если можно допустить, что технический переворот осуществился, хотя бы в общих чертах, еще до 1861 г., то переворот социальный мог быть завершен только после отмены крепостного права.

Результаты новейших исследований[2] показывают, что даже о технической стороне промышленной революции можно говорить лишь применительно к 50-м годам XIX в. Именно в эти годы нарастает и в основном завершается переход от ручного, мануфактурного производства к машинному, фабрично-заводскому. Число механических заводов с 1850 по 1860 г. выросло с 25 до 99 (т.е. почти в 4 раза), а сумма их производства - с 423,4 тыс. до 7,9 млн. руб. (почти в 19 раз). Поскольку же этот сравнительно быстрый для феодальной страны рост отечественного машиностроения не мог удовлетворить растущего спроса на машины со стороны промышленности и транспорта, приходилось увеличивать импорт машин из-за границы: если в 1850-1853 гг. Россия производила в среднем за год 1387 машин и ввозила 3042, то в 1857-1860 гг.- соответственно 5054 и 7243.

Внедрение машин требовало определенной квалификации рабочего и заинтересованности его в совершенствовании производственных навыков. Поэтому оно давало эффект только там, где использовался вольнонаемный труд и не могло быть эффективным в условиях принудительного крепостного труда. Число вольнонаемных рабочих на промышленных предприятиях росло еще до реформы с постоянным ускорением. Вот данные по российской промышленности - без горных заводов (первая цифра означает: всего рабочих; вторая в скобках: из них вольнонаемных):

1804 г. — 224882(61 600)
1825 г — 340568 (114515)
1860 г. — 859 950 (528 650)

Однако "вольнонаемные рабочие" в крепостной России не были (за редким исключением) лично свободными людьми. Чаще всего это были оброчные крестьяне, которые уходили из деревни с /218/ разрешения помещика на заработки и платили ему денежный оброк из своей заработной платы. Помещик, отпустивший крестьян, мог в любое время отозвать их обратно в деревню. Таким образом, эти рабочие находились социально в двусмысленном положении: по отношению к фабриканту - вольнонаемные, а по отношению к помещику - крепостные. Только отмена крепостного права позволила создать в национальном масштабе столь необходимый для капиталистической промышленности подлинно свободный рынок наемной рабочей силы.

"Великие реформы" 60-х годов открыли простор для промышленной революции, которая из начальной, стесненной фазы переходит в следующую, свободную. Уже в 1861 г. были утверждены "Правила для поощрения машиностроительного дела в России". Они предоставили фабрикантам право "на беспошлинный пропуск им из-за границы чугуна и железа в количестве, необходимом для выделывания на их заведениях машин и фабричных принадлежностей". Отечественное машиностроение получило мощный импульс. За 1861-1879 гг. число машиностроительных заводов выросло с 99 до 187, а суммарная ценность их производства - с 7,9 до 51,9 млн. руб. Так закладывалась база для индустриализации страны. В то же время создавались все необходимые условия, при которых только и возможно свободное развитие капиталистического производства, а именно рынок вольнонаемной рабочей силы, накопление стартового капитала, рынок сбыта промышленной продукции.

Главным источником формирования армии наемных рабочих стало освобождение от крепостной зависимости многомиллионной массы крестьянства. Меньшая часть ее (примерно 4 млн. безземельных и малоземельных крестьян) была выброшена на рынок свободной рабочей силы сразу, а большая часть поступала туда постепенно, по мере расслоения и разорения крестьянства. Другими источниками пополнения рабочего класса служили мастеровые крепостных мануфактур, разорившиеся кустари и ремесленники, дворовые слуги. Уже к началу 80-х годов рабочий класс в России как таковой сформировался. Численность его достигала тогда 7,35 млн. человек. За 1861-1900 гг., по подсчетам А.Г. Рашина, он вырос численно с 3,2 до 14 млн. человек (индустриальные рабочие - с 720 тыс. до 2,8 млн.), т.е. в 4,4 раза, тогда как все население страны увеличилось с 70 до 132,9 млн. человек (примерно на 90 %).

Что касается накопления капитала, то пореформенная Россия могла использовать очень выигрышные, специфически присущие ей источники. Первым из них стала операция по выкупу крестьянских земель, в ходе которой помещики за 30 лет получили 2 млрд. руб. (из них 750 млн.- за первые 10 лет). Второй источник составил приток иностранного капитала (с 60-х годов главным образом в железнодорожное строительство, а с 70-х - и /219/ в промышленность). Иностранные капиталисты, конечно же, содействовали промышленному развитию России, но и прибирали к своим рукам сначала отдельные предприятия, а со временем и целые отрасли производства. Англичанин Джон Юз в 1869-1872 гг. построил в с. Юзовка (ныне Донецк, на Украине) Юзовский металлургический завод, который вскоре "оброс" собственными железными рудниками и угольными шахтами. Немец Ф.Л. Кнопп уже в 70-е годы был совладельцем 122 фабрик, включая крупнейшую в Европе Кренгольмскую мануфактуру. О нем говорили:

Что ни церковь, то поп, Что
ни фабрика, то Кнопп.

Швед Людвиг Нобель в 60-х годах владел крупным машиностроительным заводом в Петербурге, а в 1876 г. вместе с братьями Робертом и Альфредом (изобретателем динамита и учредителем Нобелевских премий) основал в Баку знаменитую на весь мир нефтефирму.

Невиданными для России темпами начал расти с 60-х годов рынок сбыта промышленной продукции. Этот процесс был стимулирован развитием капитализма в сельском хозяйстве, что повышало спрос села на промышленные товары от сельскохозяйственных машин до хлопчатобумажных тканей, а также бурным ростом строительства железных дорог. Начавшийся в стране после отмены крепостного права железнодорожный бум, в свою очередь, имел двоякое назначение - экономическое (вовлечь в торговый оборот земледельческие районы) и стратегическое. К 1861 г. общая протяженность железных дорог в России составляла 1492 версты, тогда как Англия, которая в 90 раз меньше России, имела 15 тыс., а США - 49 тыс. км. Но уже в 1871 г. железнодорожная сеть России протянулась на 10090 верст, а в 1885 г.- на 22 865[3]. Железнодорожное строительство не только содействовало сбыту промышленной продукции, но и стимулировало ее производство, предъявляя огромный спрос на металл, уголь, нефть и пр. (только на постройку одной версты железной дороги требовалось больше 5 тыс. пудов металла).

Рост городов и городского торгово-промышленного населения тоже содействовал расширению внутреннего рынка. С 60-х годов городское население росло вдвое быстрее сельского: за 1863-1897 гг.- на 97 % против 48 % у сельского. Правда, удельный вес горожан среди всего населения до конца века оставался малым: в 1863 г.- 8 %, в 1897 - 13,4%. Тем не менее города росли впечатляюще. В 1863 г. только три города в империи имели больше 100 тыс. человек: Петербург, Москва и Одесса. В 1897 г. таких городов /220/ стало 17 (из них 9 - за пределами сегодняшней России): Петербург (1267 тыс. жителей)[4], Москва (1036'тыс.), Одесса (405 тыс.), Рига (282 тыс.), Киев (247 тыс.), Харьков (174 тыс.), Тифлис (160 тыс.), Ташкент (156 тыс.), Вильна (155 тыс.), Саратов (137 тыс.), Казань (130 тыс.), Ростов-на-Дону (120 тыс.), Тула (115 тыс.), Баку (112 тыс.), Кишинев (109 тыс.). Всего к 1897 г. в России было 932 города.

Города не только росли, но и благоустраивались. Улучшалась их планировка, возникали новые застройки, выпрямлялись, озеленялись, мостились и асфальтировались улицы. Водопровод, который до 1861 г. существовал только в Москве, Саратове, Вильне, Ставрополе и... Торжке, начал строиться во всех крупных городах. С 1879 г. на улицах российских городов появился электрический свет, а с 1882 г. в городских квартирах - телефон.

В социальной структуре города выдвигалась на первый план буржуазия - сначала преимущественно торговая, затем промышленная. Она формировалась как класс из дореформенного купечества, мануфактуристов, мещан, а после 1861 г. главным образом за счет расслоения крестьянства, из деревенских "хозяев", кулаков, вроде щедринских Колупаева и Разуваева, которые держались по отношению к своему же брату-мужику такого правила: "В ем только и прок будет, коли ежели его с утра до ночи на работе морить". Выходцы из крепостных крестьян Подмосковья Савва Морозов с четырьмя сыновьями, рязанские крестьяне отец и сыновья Хлудовы, московские мещане Прохоровы (владельцы Трехгорной мануфактуры), как и новгородский дворянин Н.И. Путилов, который в 1868 г. купил в Петербурге сталелитейный завод, названный позднее Путиловским (ныне Кировский),- все они и многие им подобные стали фабрикантами-миллионерами, экономически самыми влиятельными людьми в стране. Уже в 1887 г. остроумец Д.Д. Минаев вопрошал:

Ныне властные хозяева
Кто, скажи-ка, на Руси?
Ты об этом Разуваева,
Колупаева спроси.

Главная особенность перехода России от феодализма к капитализму (не в результате революции, а посредством реформы, при сохранении самодержавия как феодального института власти) наложила свою печать и на происхождение, и на все последующее поведение российской торгово-промышленной буржуазии. Поскольку буржуазия формировалась под покровительством царизма, она и в деятельности своей рассчитывала на его покровительство, льнула к нему под крыло, ибо он давал ей многое: обеспечивал правительственными заказами, ограждал от иностранной конкуренции, /221/ своей завоевательной политикой помогал ей осваивать внешний рынок, защищал ее от пролетарского гнева. "Европейской буржуазии самодержавие - помеха, нашей буржуазии оно - опора",- точно определил в 1879 г. Н.К. Михайловский.

Таким образом, все необходимые условия для свободного развития капитализма в промышленности после 1861 г. были в России (одни в большей, другие в меньшей мере) налицо. К тому же Россия могла использовать опыт и достижения передовых стран Запада, которые раньше нее встали на путь капитализма и ушли вперед по этому пути. В результате российская промышленность в течение почти всех 60-х годов переживала подъем (за 1860-1872 гг. продукция машиностроения выросла в 2,5 раза), а с конца десятилетия вступила в полосу так называемого грюндерства, которое было характерно тогда и для других стран капитала. Грюндерство, т.е. "учредительная горячка" (от нем. Grunder - основатель, учредитель), - это ажиотажное учредительство всевозможных (промышленных, торговых, банковских, железнодорожных) акционерных компаний. Если за 1861-1865 гг. их было основано в России 44 с капиталом в 99,4 млн. руб., то за 1869-1873 гг.- 281 с капиталом в 697 млн. руб. По масштабам грюндерства Россия не уступала развитым странам Запада, а по уровню концентрации промышленности даже превзошла их. В.И. Ленин подсчитал, что в 1890 г. почти половина индустриальных рабочих была сосредоточена на крупных предприятиях с числом рабочих более 500, тогда как даже в США на таких предприятиях сосредоточивались 33 % рабочих.

Включившись в мировой цикл капиталистического производства, Россия пережила вместе с другими странами экономические кризисы 1873-1875 и 1881-1883 гг., длительную депрессию второй половины 80-х годов, а в 90-е годы - крутой промышленный подъем. Промышленное производство в России за последнее десятилетие века выросло в 2 раза, тогда как в Германии - на 62 %, в США - на 38 %, в Англии - на 27 %. Однако стартовые позиции держав перед таким рывком были настолько разными, что Россия даже с ее "сверхамериканскими" темпами развития промышленности в 90-е годы оставалась далеко позади Запада.

Ряд причин, производных от крепостного строя, мешал российской промышленности максимально использовать открывшиеся перед ней в 1861 г. возможности для развития капиталистического производства: слабость технической (отчасти еще дореформенной) базы, низкая производительность труда, тоже унаследованная от крепостничества, чрезмерный ввоз машин и капиталов из-за границы, что приводило к росту экономической зависимости России от Запада, и, наконец, хозяйственная политика царизма. Разумеется, царизм учитывал силу экономической /222/ необходимости, понимая, как говорил граф П.А. Валуев Александру II, "что росчерка пера Его Величества достаточно, чтобы отменить весь Свод законов Российской Империи, но никакое высочайшее повеление не может поднять на одну копейку курс рубля на петербургской бирже"[5]. Поэтому царское правительство и покровительствовало отечественной буржуазии. Но само это покровительство оборачивалось во вред собственной промышленности, ибо "свои" капиталисты, ограждаемые от конкуренции со стороны "чужих", приучались не слишком беспокоиться о техническом совершенствовании производства.

Развитие капитализма вширь, столь характерное для России с ее далеко разбросанными и отсталыми окраинами, хотя и было полезным, втягивая эти окраины в общероссийский процесс, все же мешало развитию капитализма вглубь. Имея возможность искать и находить выгодные рынки сбыта даже для низкосортной продукции на окраинах, русские промышленники не проявляли должного интереса к интенсификации и совершенствованию производства в центре страны.

Как бы то ни было, к 1870 г. Россия вышла на 5-е место в мире по объему промышленного производства и в 1900 г., удерживая за собой то же место, сократила отставание от четырех самых развитых стран. Если в 1870 г. доля России в мировой промышленности составляла 4 % -после Франции (10 %), Германии (13 %), США (23 %) и Англии (32 %), то к 1900 г. Россия давала уже 6 % мировой промышленной продукции, Франция - 8 %, Германия -14%, Англия - 22 %, США - 31 %[6]. Зато российская экономика в целом (особенно в исчислении продукции на душу 130-миллионного населения) была даже по сравнению с Францией крайне отсталой, ибо промышленность в России к концу XIX в. развивалась в 8 раз быстрее сельского хозяйства.

Падение крепостного права освободило путь для развития капитализма и в сельском хозяйстве. Оно тоже, хотя и гораздо медленнее, чем промышленность, обретало все более торговый, предпринимательский характер. Это проявлялось прежде всего в растущем производстве хлеба на продажу - и внутри страны, и за границу. С 1861 по 1896 г. объем перевозок зерна по железным дорогам России вырос в 2 раза, а вывоз его за рубеж - в 5 раз. Впрочем, хлеб вывозили даже в голодные годы. "Не доедим, а вывезем!" - хвастался министр финансов И.А. Вышнеградский.

Развитие капитализма в сельском хозяйстве проявлялось и в усиленном потреблении сельскохозяйственных машин (с 1871 по 1896 г. спрос на них вырос в 3,5 раза), и в специализации сельскохозяйственного производства по районам страны. Так, уже /223/ к 80-м годам определились районы преимущественно зернового хозяйства (губернии Черноземного центра, Нижней Волги и степного Юга), торгового скотоводства (Прибалтика, северные, западные и центральные промышленные губернии, юго-восток), льноводства (19 губерний нечерноземной полосы). Главным же признаком капитализма в сельском хозяйстве был рост применения вольнонаемного труда. Число наемных сельскохозяйственных рабочих за 1865-1890 гг. выросло в 5 раз и достигло 3,5 млн., тогда как фабрично-заводских, горных и железнодорожных рабочих, вместе взятых, было в 1890 г. 1432 тыс.

Итак, характерной особенностью развития сельского хозяйства в пореформенной России была буржуазная аграрная эволюция. Общая картина этой эволюции складывалась, однако, из разных ее черт в крестьянском и помещичьем хозяйствах.

Определяющей чертой крестьянского хозяйства был процесс социального расслоения крестьянства, его "раскрестьянивания". Уже к началу 80-х годов безлошадные и однолошадные дворы составляли в неземледельческой полосе около 70 %, в земледельческой - до 55 %, в Приуралье - от 59 до 63 % общего количества дворов. Зажиточные крестьяне, кулаки, нанимали деревенскую бедноту к себе на работу. По подсчетам В.И. Ленина, к 90-м годам из 3,5 млн. сельскохозяйственных наемных рабочих примерно 1,5 млн. были заняты в кулацких хозяйствах. Кулаки использовали наемную силу для выполнения от 48 до 78 % хозяйственных работ.

Все это показывает, что капитал, проникая в деревню, перестраивал самый способ производства. Зажиточные хозяйства становились капиталистическими, с наемной рабочей силой, беднейшие - разорялись. Формировались новые категории сельского населения - деревенская буржуазия и сельскохозяйственный пролетариат, который составлял резерв промышленного пролетариата. Словом, крестьянское хозяйство после 1861 г. в процессе развития товарно-денежных отношений переходило от старых, феодальных приемов хозяйствования непосредственно к новым, капиталистическим.

Иначе развивалось помещичье хозяйство. Здесь до реформы господствовала барщинная система. Реформа 1861 г. подорвала все ее основания: натуральность хозяйства, прикрепление крестьян к земле, внеэкономическую, т.е. юридическую, зависимость их от помещика. Крестьянское хозяйство перестало быть составной частью помещичьего. Теперь помещик терял прямую власть над крестьянами и вынужден был перестраивать свое хозяйство на капиталистических началах. Но переход от барщинной системы к капиталистической не мог быть скорым. С одной стороны, недоставало условий, необходимых для капиталистического производства (класса людей, привыкших к работе по найму, замены крестьянского инвентаря помещичьим, рациональной, /224/ торгово-промышленной организации земледелия); с другой - барщинная система, хотя и была подорвана, еще сохраняла жизнеспособность: помещики прибрали к рукам 1/5 часть крестьянских земель в виде "отрезков" и могли использовать такие рудименты внеэкономического принуждения, как временнообязанное состояние крестьян, телесные и прочие их наказания, сохранение общины и круговой поруки. Все это позволило помещикам внедрить переходную, так называемую отработочную систему хозяйствования, соединившую в себе черты барщинной и капиталистической систем.

Отработочная система заключалась в том, что крестьяне обрабатывали помещичью землю своим инвентарем и скотом либо за денежную ренту, либо в счет погашения долга (хлебом и деньгами), либо в уплату штрафа за потравы, порубки и пр., но чаще всего за землю, арендованную у помещика. От барщины эта система отличалась прежде всего тем, что отбывать барщину помещик заставлял юридически зависимых от него крестьян, а к отработкам крестьяне прибегали добровольно, из-за экономической необходимости выжить, не умереть с голоду. По существу, отработки представляли собой пережиток барщины с ее крайне низкой производительностью труда и примитивными методами хозяйствования. Оплачивались они гораздо ниже, чем при вольном найме. Впрочем, после 1861 г. даже отработки стали обретать капиталистические черты, а именно заинтересованность работника в производительности труда (особенно при главном виде отработок - издольщине, когда работник вносит арендную плату собственнику за землю долей полученного урожая).

В капиталистической же системе хозяйства помещик заводил собственный скот и сельскохозяйственный инвентарь, нанимал рабочих и платил им за то, что они обрабатывали его землю его же инвентарем и скотом. При этом помещик, заинтересованный в увеличении своих доходов, заботился о качественной стороне производства: приобретал сельскохозяйственные машины, внедрял агрономические новшества. Будучи, вне сравнения, более прогрессивной, капиталистическая система сельского хозяйства в целом по стране преобладала над отработочной: по данным 80-х годов, из 43 губерний Европейской России она была самой распространенной в 19, тогда как отработочная - в 17 (еще в 7 губерниях преобладала смешанная система). Но в черноземных губерниях капиталистическая система уступала отработочной (9 губерний против 12). Здесь барщинные, т.е. крепостнические, способы сельскохозяйственного производства оказались очень живучими. Лишь на рубеже веков, по мере наступления капитализма, роль отработок в помещичьем хозяйстве резко упала.

Анализируя аграрную эволюцию в России после 1861 г., В.И. Ленин обоснованно заключил, что сосуществуют и противоборствуют два пути развития капитализма в сельском хозяйстве: /225/ прусский (юнкерский, помещичий) и американский (фермерский, крестьянский). Первый путь отвечал интересам помещиков: на этом пути помещичье землевладение сохранялось и постепенно перерастало из феодального в капиталистическое при разорении основной массы крестьянства. Второй путь отвечал интересам крестьян, ибо предполагал отсутствие (как, например, в Сибири или Новороссии) либо уничтожение помещичьего землевладения и свободное развитие крестьянских хозяйств по типу фермерских. Поскольку крестьянскую реформу в России провели помещики, сохранившие в своих руках мощное землевладение[7], они как бы сориентировали капиталистическую эволюцию сельского хозяйства по прусскому пути, тем самым определив его приоритетность. Однако потребности экономического развития толкали Россию на американский путь, что придавало проблеме "двух путей" общенациональное значение. Эта экономическая проблема обретала и социальную, и политическую остроту. Она была чревата, революционными потрясениями, а самым взрывоопасным был в ней аграрный вопрос.

Суть аграрного вопроса в России к концу XIX в. раскрывают следующие цифры, иллюстрирующие два полюса российского землевладения: 10,5 млн. бедных крестьянских хозяйств (примерно 50 млн. человек) имели 75 млн. десятин земли и почти столько же (70 млн. десятин) приходилось на 30 тыс. крупных помещичьих латифундий (примерно 150 тыс. человек). Иначе говоря, крестьянский двор располагал в среднем 7 десятинами (тогда как для нормального хозяйствования требовалось не менее 15 десятин), а помещичья латифундия - 2333 десятинами. Этот расклад земель был прямым следствием реформы 1861 г., концентрированным выражением и экономической основой сохранившихся после реформы пережитков крепостничества.

Крепостнические пережитки (прежде всего, помещичье землевладение и отработочная система) тормозили развитие капитализма в сельском хозяйстве, с одной стороны, разоряя крестьянскую бедноту, а с другой - ограничивая, стесняя крестьянское предпринимательство. В результате сельское хозяйства пореформенной России прогрессировало вяло, с вопиющим (8-кратным) отставанием от промышленности. Академик Н.М. Дружинин подсчитал, что урожаи хлеба на крестьянских надельных землях по 30 губерниям Европейской России составляли в 1861-1870 гг. сам-3,3, в 1871-1880 гг. - сам-3,5, а урожаи картофеля соответственно - сам-3,8 и сам-4,7. Поголовье лошадей и крупного рогатого скота за 1870-1880 гг. выросло с 9013 тыс. до 9207 тыс. (лошади) и с 10 828 тыс. до 11 458 тыс. (крупный /226/ рогатый скот), но в среднем на двор даже несколько сократилось ввиду опережающего прироста населения[8].

К концу века для здравомыслящих россиян становилось все более очевидным, что пережитки крепостничества - это чудовищный тормоз на пути сельского хозяйства (главным образом) и всей отечественной экономики к прогрессу. Весь ход экономического развития страны неумолимо ставил царизм перед выбором: либо пойти на устранение крепостнических пережитков посредством радикальной реформы, либо стать жертвой грандиозной и разрушительной революции.

Date: 2015-09-18; view: 423; Нарушение авторских прав