Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Разгром
Приняв дежурство по колонии в десять часов вечера, бригадир первой Воленко сменил часовых в лагере и в вестибюле, проверил сторожей на производственном дворе и у кладовых, прошел по палаткам для порядка и еще раз заглянул в главное здание, чтобы просмотреть меню на завтрашний день. В вестибюле он мельком взглянул на стенные круглые часы и удивился. Они показывали пять минут одиннадцатого. — В чем дело? — спросил он дневального. — Остановились. Уже приходил Петров 2‑й и лазил туда, сказал — завтра утром исправит. — А почему не сегодня? — Он взял запаять что‑то… — А как же завтра с подьемом? — Не знаю. Воленко задумался, потом отправился в палатку к Захарову: — Алексей Степанович, у нас беда — часы испортились. — Возьми мои. Захаров протянул карманные часы. — Ой, серебрянные! — Подумаешь, драгоценность какая — серебро! — А как же: серебро! Спасибо! Утро встретило колонистов на удивление свежим солнечным сиянием. Колонисты щурились на солнце и нарочно дышали широко открытыми ртами, а потом все разьяснилось: часы испортились, и Воленко наудачу поднял колонию на полчаса раньше. Воленко был очень расстроен, на поверке приветствовал бригады с каким‑то даже усилием. нестеренко ему сказал: — Ну что такое: на полчаса раньше. Это для здоровья совсем не вредно. Но Воленко не улыбнулся на шутку. После сигнала на завтрак, когда колонисты, оживленные и задорные, пробегали в столовую, он стоял на крыльце и кого‑то поджидал, рассматривая входящих взглядом. Зырянскуий пришел из лагеря одним из последних. Воленко кивнул в сторону: — Алеша, на минутку. Они отошли в цветник. — Что такое? — Часы… пропали… Алексея, серебрянные. — У Алексея? — Он мне на ночь дал… наши стали. — Украдены? Ну?! — Нет нигде. — Из кармана? — Под подушкой были… — А ты… все в столовой? Сейчас же обыск! Идем! В кабинете Воленко подошел к столу, Зырянский остался у дверей. — Алексей Степанович! У меня взяли ваши часы. — Кто взял? Зачем? Воленко с трудом выдавил из себя отвратительное слово: — Украли. Захаров нахмурил брови, помолчал, сел боком: — Пошутил кто‑нибудь? — Да нет, какие шутки? Надо обыскать. В кабинет вошли Зорин и Рыжиков. Рыжиков с разгону начал весело. — Алексей Степанович, Зорин партию столов в город… Я обратно привезу медь. Зырянский с досадой остановил его: — Да брось ты с медью! Никто никуда не поедет. — Почему? Захаров встал за столом: — Часы того не стоят. Нельзя обыск. Кого обыскивать? Воленко ответил. — Всех! — Чепуха. Этого нельзя делать. — Надо! Алексей Степанович! Рыжиков испуганно огляделся: — А что? Опять кража? — У меня… часы Алексея Степановича… Захаров повернулся к окну, задумчиво посмотрел на цветники: — Если украдены, никто в кармане держать не будет. Зачем всех обижать? Зорин шагнул вперед, гневно ударил взглядом в заведующего: — Ничего! Все перевернуть нужно! Всю колонию! Надоело! — Обыскивать глупо. Бросьте! Рыжиков закричал, встряхивая лохмами: — Как это глупо? А часы? — Часы пустяшные… Пропали, что ж… Рыжиков с гневом оглянулся на товарищей: — Как это глупо? Как это так пропало? Э, нет, значит, он себе бери и продавай, а потом опять будут говорить, что Рыжиков взял, чуть что — сейчас же Рыжиков? До каких пор я буду терпеть? Зырянский неслышно открыл дверь кабинета и вышел. асовым сегодня стоял Игорь Чернявин. Зырянский приказал: — Чернявин, стань на дверях столовой, никого не выпускать? — Почему? — Это другое дело — почему. Я тебе говорю. — Ты не дежурный. — Э, черт! Он быстро направился к кабинету, ему навстречу вышел Воленко. — Прикажи ему стать здесь! — Я не хочу дежурить! — Не валяй дурака! — Я не буду дежурить! — Идем к Алексею! Воленко снова остановился перед столом Захарова, над белым воротником парадного костюма его побледневшее лицо казалось сейчас синеватым, волосы были в беспорядке, строгие, тонкие губы шевелились без слов. Наконец он произнес глухо: — Кому сдать дежурство, Алексей Степанович? — Слушай, Воленко… — Не могу! Алексей Степанович, не могу! Захаров присмотрелся к нему, потер рукой колено: — Хорошо! Сдай Зырянскому! Воленко отстегнул повязку, и, против всяких правил и обычаев колонии, она закраснела на грязном рукаве Алешиной спецовки. Но, по обычаю, Захаров поднялся за столом и поправил пояс. Воленко вытянулся перед заведующим и поднял руку: — Первой бригады дежурный бригадир Воленко дежурство по колонии сдал! Зырянский с таким же строгим салютом: — Четвертой бригады дежурный бригадир Зырянский дежурство по колонии принял. Но как только захаров сказал «есть», Зырянский опрометью бросился из кабинета. Теперь уже с полной властью он еще издали закричал дневальному: — Дневальный! Стань на дверях, никого из столовой! Чернявин увидел повязку на рукаве Зырянского: — Есть, товарищ дежурный бригадир! На быстро бегу Зырянский круто повернул обратно. — Алексей Степанович, я прступаю к обыску. — Я не позволяю. — Ваши часы? Потому? Да? Я прступаю к обыску. — Алеша! — Все равно я отвечаю. Захаров поднял кулак над столом: Что это такое? Товарищ Зырянский! Но Зырянский закричал с полным правом на гнев и ответственность: — Товарищ заведующий! Нельзя иначе! Ведь на Воленко скажут! Захаров опешил, посмотрел на Воленко, сидящего в углу дивана, и махнул рукой. — Хорошо! В двери столовой уже билась толпа. Нестеренко стоял против Чернявина и свирепо спрашивал: — Черт знает что! Почему, отвечай! Кто нас арестовал? — Не знаю, дежурный бригадир приказал. — Воленко? — Не Воленко, Зырянский. — А где Воленко? — Не знаю. — Арестован? — Не знаю. Кажется, отказался дежурить. На Зырянского набросились с подобными же вопросами, но Зырянский не такой человек, чтобы заниматься разговорами. Он вошел в столовую, какнастоящий дикттаор сегодняшнего дня, поднял руку: — Колонисты! К порядку! И в полной тишине он обьяснил: — Товарищи! У Воленко ночью украдены серебрянные часы Алексея Степановича. Бегунок! — Есть! — Передать в цеха: начало работы откладывается на два часа. — Есть! В подавленном, молчаливом отчаянии колонисты смотрели на дежурного бригадира. Зырянский стал на стул. Было видно по его лицу, что только повязка дежурного спасает Зырянского от безудержного ругательного крика, от ярости и злобы. — Надо повальный обыск! Ваше согласие! Голосую… — Какие там голосования! — О чем спрашивать! — Скорее! — Давай! Давай! — Замолчать! — закричал Зырянский. — Бригадиры! Сюда! Четвертая бригада, обыскать бригадиров. Остальные, отступить! Хоть и все согласились на обыск, а краснели и бригадиры, и члены четвертой бригады, когда на глазах у всей колонии зашарили пацаньи руки в в карманах, за поясами, в снятых ботинках. Но молча хмурились колонисты, молча подставляли бока; нужно отвечать всем за того, кто еще не открытый, притаившийся здесь же в столовой, возмущающийся вместе со всеми, — с какой‑то черной целью — неужели из‑за денег? — регулярно сбрасывал на голову колонии им. Первого мая целые обвалы горя. Два часа продолжался позор. Зырянский со свирепой энергией разгромил спальни, кладовые, классы, библиотеку, заглянул во все щели и в зданиях и во дворе. В десять часов утра он остановился перед Захаровым, уставший от гнева и работы: — Нигде нет. Надо в квартирах сотрудников! — Нельзя! — Надо! — Не имеем права, понимаешь ты? Права не имеем! — А кто имеет право? — Прокурор. Да все равно, часы уже далеко. Зырянский закусил губу, он не знал, что дальше делать. Вечером над разгромленной колонией стояли раздумье и тишина. Говорить было не о чем, да, пожалуй, и не с кем. С кем могла говорить колония им. Первого мая? Ведь в самом теле колонии сидело ненавистное существо предателя. Колонисты встречались друг с другом, смотрели в глаза, грустно отворачивались. Редко, редко где возникал короткий разговор и терялся в пустоте. Рыжиков сказал Ножику: — Это из нашей бригады. — Из нашей, — ответил Ножик. А кто? — А черт его знает! И в восьмой бригаде сказал Миша Гонтарь Зорину: — А того… Воленко обыскивали? — Миша! Ты дурак, — ответил Зорин. — Я не такой дурак, как ты думаешь. Никто ведь не знал, что у Воленко часы. — Все равно, ты дурак. Гонтарь не обиделся на Санчо. При таких делах нетрудно и поглупеть человеку. И в палатке четвертой бригады Володя Бегунок сказал Ване: — Это не Воленко. — А кто? — Это Дюбек. — Рыжиков? Нет! — Почему нет? Почему? — Володя, ты понимаешь? Рыжиков, он вор, ты понимаешь? Он… возьмет и украдет. А это, с часами, нарочно кто‑то сделал, понимаешь, нарочно!
|