Утомленные грамотой

После рассказов о предшественниках и других родственниках снова вернемся к падонкам, к их речи, или, грубо говоря, от истории — к лингвистике. Вернусь к блогу Упыря лихого [37] и процитированным выше суждениям:

«„Язык падонкаф“ — это прежде всего не сленг, а стиль». И далее в пяти пунктах излагается, в чем же этот стиль заключается. В пункте первом и, по-видимому, главном указано:

В нарачитом каверканьи русскай арфаграфии.

Мнение Упыря лихого о том, что мы имеем дело не с жаргоном, а со стилем, имеет право на существование. Дискуссия по поводу того, жаргон перед нами или стиль, могла бы быть долгой и даже интересной, но скорее специалисту. Читателя едва ли увлечет обсуждение вопросов лингвистической терминологии. И все-таки несколько замечаний по этому поводу стоит сделать. Если слегка огрубить картину, то можно сказать, что жаргон, во-первых, принадлежит некоторой выделенной группе носителей языка (по профессиональному, возрастному или какому-то другому критерию) и, во-вторых, характеризуется в основном особой лексикой, то есть особыми словами и устойчивыми словосочетаниями, и отчасти словообразованием. Стиль же (лингвисты бы в этом случае говорили о функциональном стиле) определяется не для группы носителей, а для коммуникативной и социальной сферы и характеризуется не только лексикой, но и грамматикой, синтаксисом, фонетикой. Так, говорят о научном, публицистическом или официально-деловом стиле.

Язык падонков в начале его существования корректно рассматривать как жаргон. Он принадлежит небольшой группе людей, относящейся к контркультуре падонков. Для него характерны особые словечки и устойчивые словосочетания. Правда, есть еще игры с орфографией, но это можно рассматривать как особую черту этого конкретного жаргона. По мере же распространения языка падонков за пределы своей контркультуры он действительно приобретает в большой степени черты стиля, связанного с особой коммуникативной средой — «разговорным» интернетом. Принципиальным становится не знание отдельных слов и выражений, а уместное использование ряда приемов, прежде всего эпизодического искажения орфографии.

Вообще, игру с орфографией следует считать важнейшей особенностью языка падонков. Очевидно, что искажение орфографии провоцирует вопрос о грамотности пишущего. Мнение людей далеких от интернета состоит в том, что падонки (как, впрочем, и другие обитатели интернета) безграмотны, что они пишут, как слышат, то есть используют фонетическое письмо, что означает в представлении неспециалиста нечто, напоминающее белорусскую орфографию.

Такое мнение, очевидным образом, неправильно. Слова превед, кросафчег и многие другие противоречат правилу «пишу как слышу». В соответствии с ним мы бы написали привет или красафчик. Таким образом, в жаргоне падонков делаются ошибки, которые бы просто неграмотный человек не сделал. Мы имеем дело скорее с анти-грамотностью, чем с безграмотностью. Безусловно, первоначально это игра интеллектуалов, [38] очень близкая к игре лингвистов, показанной на примере слова озперанд. То есть те принципы орфоарта, которые описаны в блоге Упыря лихого, в действительности могут быть заменены одним правилом:

Делай орфографическую ошибку всякий раз, когда она не влияет на чтение.

Если не лень, вернитесь к принципам орфоарта, упомянутым выше, и проверьте. А я просто напомню примеры Упыря лихого:

1. Арегенал читается по-русски так же, как оригинал (фонетическое письмо).

2. Школьнег читается так же, как школьник (антифонетическое письмо).

3. Ниасилил читается так же, как не осилил (нарушение слитно-раздельного написания).

4. Аццкий читается так же, как адский.

5. Жирнайа читается так же, как жирная.

Кстати, несколько выпадает из общего ряда принцип, касающийся слитно-раздельного написания, поскольку нарушения в основном действуют в одном направлении — в сторону слитности. И затрагивает это, как правило, клише, что подчеркивает их функционирование в качестве единой и цельной смысловой единицы: ржуннмагу, ниасилел, убейсибяапстену и многочисленные матерные выражения.

Замечу, что в некоторых примерах сделаны как раз не все возможные ошибки. Так, можно «улучшить» их написание таким образом: жкольнег, аццкей, жырнайа. Для орфографической несобранности Упыря лихого и Артёма Яваса существуют вполне понятные причины.

Дело в том, что между игрой в озперанда и орфоартом имеются принципиальные отличия. Игра ученых — это игра по строгим правилам, имеющая очень ограниченное применение. С помощью озперанда и ему подобных никто всерьез не предполагал общаться и вести переписку. Орфоарт же обслуживает совершенно реальную коммуникацию. И тут оказывается, что в обычной коммуникации очень трудно строго придерживаться анти-правил.

Во-первых, так трудно писать. Надо быть не только очень грамотным человеком, но и очень внимательным, и вообще педантом, если хотите. Ведь приходится выделить все места, где можно допустить ошибки, не влияющие на произношение (их в школе называют орфограммами), и последовательно все эти ошибки сделать. Как-то раз, готовя доклад для научной конференции о жаргоне падонков, я решил назвать его соответствующим образом: «Арфаграфичискайа ашипка каг знаг». Уже перед самым докладом я с ужасом обнаружил, что ошибся, точнее, недостаточно ошибся, то есть исказил не всё, что следовало бы. Будь я педантом, я бы написал — арфаграфичезкойо ашипко.

Во-вторых, написанное таким образом чрезвычайно трудно читать. Даже Упырь лихой в своем блоге признал: «Асилели? Тада пагнали дальшэ. Естессна, пастаяннае каверканье арфаграфии сильна утамляет васприятийе», после чего перешел на обычный язык.

Ведь наша орфография — не только и даже не столько культурная ценность, а просто весьма практическая вещь. Именно орфография помогает легче воспринимать написанное, то есть попросту — быстрее читать. Это происходит потому, что мы привыкли к определенному графическому облику слов и опознаем их даже не целиком, а по нескольким ключевым буквам, прежде всего — по первой и последней. Неправильное написание незначительно задерживает наш взгляд на слове, тормозя процесс чтения в целом. Если таких задержек оказывается много (то есть мы имеем дело с неграмотным текстом), чтение тормозится не чуть-чуть, а сильно.

На самом деле орфография помогает и быстрее писать, поскольку грамотный человек делает это автоматически. И вот здесь прозвучало ключевое слово: грамотный. Дело в том — и сейчас я раскрываю большой секрет, — что орфография облегчает жизнь далеко не всем, а только грамотным людям. Именно поэтому при любых реформах орфографии и графики страдают прежде всего они — те, для кого письмо и чтение стали, по существу, основным инстинктом. И именно образованные люди сильнее всего сопротивляются таким реформам. Остальные же без орфографии даже немного выигрывают: не надо думать, как писать, да и чтению это не мешает, поскольку привычки к определенному графическому облику слов у них не сформировано. Главное же, что при отсутствии орфографии незнание орфографических правил им абсолютно не вредит, так что их социальный статус сильно повышается.

Итак, орфография позволяет нам читать комфортно и быстро, не прочитывая букву за буквой, а угадывая графический облик слова по опорным точкам. В книге «Русский язык на грани нервного срыва. 3D» [39] я как-то приводил забавный пример из интернета, подтверждающий эту мысль. Повторюсь, потому что он необычайно нагляден:

По рзелульаттам илссеовадний одонго анлигйсокго унвиертисета, не иеемт занчнеия, вкокам пряокде рсапожолена бкувы в солве. Галвоне, чотбы преавя и пслоендяя бквуы блыи на мсете. Осатьлыне бкувы мгоут селдовтаь в плоонм бсепордяке, все-рвано ткест чтаитсея без побрелм. Пичрионй эгото ялвятеся то, что мы не чиатем кдаужю бкуву по отдльенотси, а все солво цликеом.

Действительно, текст читается достаточно легко, хотя в словах перепутаны все буквы, кроме первой и последней. На первый взгляд пример опровергает ценность орфографии, ведь все слова написаны неправильно, а мы относительно быстро узнаем их. Но узнаем-то мы их именно потому, что все буквы в слове сохранены, и они хотя и расположены не в привычном порядке, но помогают нам распознать облик слова. А в орфографии падонков слово опознается плохо даже при соблюдении линейного порядка, а малейшая путаница делает текст вообще нечитаемым.

Попробую записать с орфографическими ошибками:

Па ризультатом еследавоний аднава онглизкава уневирсетето, не емеитзноченийа, фкоком порятки розпаложино букво фслови. Главнайэ, жтобы первойо и паследняйо буквы быле номезти. Азтольныйи буквы могуд следавать фполнам бизпарятки, фсеровно текзд четаидся беспраблем. Претшинай этава йавляйицца тожта мы ничетайим кашдуйу букву паатдельназте, а фсе слова тсилеком.

А теперь скажите, только честно, какой из двух вариантов «странной» записи текста читался легче?

На всякий случай прокомментирую. Если первый вы быстро пробежали глазами, а второй прочитали с трудом, спотыкаясь на некоторых словах, то вы истинно образованный человек, обладающий к тому же навыками быстрого чтения. Если с первым вы не справились, а второй кое-как «асилили», то вы либо падонок (в хорошем смысле этого слова, если, конечно, у него есть хороший смысл), либо ребенок, который слишком много времени проводит у компьютера.

Но даже если вы остались не совсем согласны с результатами моего маленького эксперимента, то у меня остался еще один, самый убийственный аргумент. А теперь перемешайте буквы уже не в правильной записи, а в падонковской, и попробуйте прочитать:

Па ртуиьтазолм елиевдаонсй анавда олгикназва уевтиснетер, не еемит зойеннича, фококм потряки рожпалоинзо бувко фсолви…

Вот то-то… Теперь, я надеюсь, вы поняли, зачем нам нужна наша орфография?

Естественно, что даже узкий круг интеллектуалов не обладает достаточным педантизмом для реализации собственных орфографических установок, а уж по мере привлечения к игре не слишком грамотных масс эти установки и вовсе не соблюдаются. Вдобавок и саму ошибку можно сделать по-разному, например, афтар или аффтар (второй вариант более канонический). Вот и имеем мы постоянный разнобой в написании. Например, слово язык встречается в «падонковской» орфографии и как йазыг, и как йазык, и как изыг, и как изык, и как езыг, и как езык, и, правда совсем редко, как йэзыг или йэзык. А слово падонок (родительный множественного — падонков) встречается и в более «анти-правильной» форме: падонаг (падонкафф).

Таким образом, в реальной коммуникации падонков причудливым образом переплетаются обычная неграмотность, вопиющая безграмотность и сознательная антиграмотность. Идеологически ценной и, я бы сказал, принципиальной, безусловно, является антиграмотность. Именно она лежит в основе языка падонков, хотя впоследствии, как мы видим, идея антиграмотности оказалась сильно размыта как другими принципами (об этом чуть позже), так и естественной неграмотностью большинства пользователей.

Идеологическая значимость антиграмотности осознавалась самими падонками, и чтобы это продемонстрировать, придется снова углубиться в историю.