Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
М. или Л.?
Чтобы дать руке отдохнуть, я оторвалась от записей и обсудила с Танюсиком идею новой коллекции. Подруга горячо одобрила мои планы, пообещав раздобыть из сундука на даче парики своей прабабушки, которая была актрисой. А я вернулась к своему золотому дневничку, потому что Танюсик попросила меня почитать вслух прошлогодние записи. И я начала читать: – «В аэропорту Пуля заснула. (Для тех, кто не в теме, объясню: Пуля – это наша руководительница, Полина Прокофьевна, единственный взрослый персонаж, который хоть как‑то ухитрялся с нами справиться во время поездки.) Наверное, это занятие сильно утомило ее – взрослые вообще плохо переносят такие вещи. Вот она и уснула, едва добравшись до кресла у нашего выхода на посадку. Успела только пробормотать: «Чтобы в восемь пятнадцать были тут как штык!» – и бай‑бай. Пуля вообще любит военную терминологию – это и в ее прозвище отражено. Конечно же, мы не стали беспокоить любимую учительницу и решили дать ей спокойно поспать. Поэтому, стоило Пуле закрыть глаза, Братство мгновенно обложило ее своими сумками и чемоданами и переместилось в противоположную часть аэропорта». Переводя дыхание, я улыбнулась и подумала: какими же мы были детьми! Шумными, непоседливыми, наивными… И как только взрослые нас терпели? – Ох и повеселились же мы тогда! – Танюсик мечтательно закатила глаза. – Все‑таки я рада, что у меня было такое веселое и запоминающееся детство. И еще я рада, что мы теперь взрослые и никто нас больше не опекает. Пуля – это, конечно, хорошо, но без поводка – куда лучше! И я не могла с ней не согласиться. В этом году Пуля опекала нас только в Сингапуре, а все перелеты мы совершали самостоятельно. И это было восхитительно! Я солидно кашлянула, перевернула страницу и продолжила чтение: – «М. или Л.? Л. или М.? Как, скажите, выбрать из двух парней, один из которых лучший друг, а другой – любимый, который ненадолго стал предателем? Леха, конечно, опомнился и снова заявил о своей любви, но в душе все равно остался неприятный осадок. К тому же любимый – далеко, а друг – вот он, рядом, надежный и преданный, и несколько раз в прошлом году реально спас меня и остальных от смерти. Но при этом он маленький, некрасивый и совсем еще ребенок, а далекий любимый – вполне себе высокий взрослый красавец. В общем, дилемма неразрешима». – Да уж, попала ты тогда! Помню, помню ваши разборки на вулкане, – сочувственно вздохнула сидящая рядом Танюсик. – А что такое дилемма? – Когда надо выбрать из двух равных. – Рассказала бы мне тогда обо всем честно и прямо, и не было бы у тебя никакой дилеммы! Разве можно сравнивать Леху и Смыша? Смыш – это смыш. Мальчик с маленькой буквы. А Леха – это Леха! – Вот и я о том же, – вздохнула я. – Вот только если бы не та эсэмэска… Ну, помнишь, когда Леха написал «Дружба» вместо «Любовь». Тогда дилеммы и вправду не было бы. Любила бы я только его и ни в чем бы не сомневалась. – И все равно, Смыш… он и в Африке Смыш. При всех своих достоинствах это всего лишь маленький хоббит. Мне по пояс, – с пренебрежением произнесла Танюсик. – Хотя ты, конечно, другое дело. Тебе он как раз по размеру. Метр с кепкой. Ну, или метр тридцать. И вы, кстати, всегда неплохо смотрелись! Я аж задохнулась от возмущения: – Как ты можешь мерить Любовь в сантиметрах? Это кощунственно! – А по‑моему, очень даже правильно и практично! Любовь любовью, а если с парнем стыдно на людях показаться, какой в нем толк? Красным наманикюренным ногтем моя сверхпрактичная подруга стряхнула с рукава пылинку и изящно скрестила длинные загорелые ноги, обутые в ярко‑алые лакированные босоножки на высоченных каблуках. Как будто перед фотокамерами позировала! Хотя так оно, в общем‑то, и было: многие проходящие мужчины и парни глазели на нее и целились фотиками и мобильниками. Что тут скажешь! Танюсик в своем репертуаре. Для нее главное – показуха, а не внутренний мир. – Но вообще‑то ты зря насчет Смыша паришься. – Собрав букет взглядов, Танюсик снова вернулась к разговору. – Не думаю, чтобы он тогда на тебя запал. Уж если он в кого и был тайно влюблен, то, скажу тебе по секрету, это в меня. – В тебя?! – оторопела я. – Ну да! И я тебе сейчас докажу. Вот скажи, например, он тебе разве когда‑нибудь признавался? – Нет, но… – А свидание назначал? Ну, настоящее, чтобы он сам пригласил, выбрал время и место. – Нет, но… – А может, вы целовались? – Нет, но… – А он тебя фотографировал? Именно тебя, а не группы и пейзажи? – Нет, но… – честно говоря, я уже устала от своих однообразных ответов. – А цветы дарил? Тебе одной, а не нам обеим? – Нет, но… – ответила я в последний раз и призадумалась. Так. Стоп. Надо сказать, Танюсику и вправду удалось поколебать мою уверенность. Некоторое время я сидела, тупо разглядывая пальму в кадке и думая о том, цветет ли она когда‑нибудь. Потому что пальма без цветов выглядела как‑то скучно и уныло… Как и я – до тех пор, пока не вспомнила кое о чем. – Постой‑ка! Он же тогда мне вот что подарил! – Я вытащила из‑под футболки цепочку, на которой болталась подаренная Смышем на вулкане жемчужина. Однако мое торжество длилось недолго. – Ну и что? – фыркнула Танюсик и вытащила косметичку. А потом рядом с моей крепкой ладошкой возникла ее розовая, и на ней – надо же! – перламутрово светилась точно такая же белая капля. – Тоже от Миши, между прочим! – с торжеством объявила она. Мне вдруг стало как‑то не по себе. Как будто у меня отняли любимую игрушку, а взамен ничего не подарили. Я в отчаянии сжала кулаки и выдвинула последний аргумент: – А танец? Наш с ним танец на вулкане? Разве это не ТО САМОЕ? И я почти наизусть прочитала то, что записала в сингапурском дневничке: «Я и не заметила, как мы со Смышем успели сблизиться так, что наши дыхания соприкоснулись. Несколько секунд мы пожирали друг друга разъяренными взглядами, а потом вдруг он положил руки мне на талию и предложил: – Потанцуем? – Угу, – сказала я, обхватив его за плечи. Земля ходила под ногами, в небе грохотала канонада, глаза слезились от едкого дыма, а наши головы качались рядом, как два бутона одного цветка. – Он высокий? – тихо прошептал бутон Миша. – Кто? – выдохнул бутон Сашуля. – Леха. – Ага. Молчание. Гремит гром небесный, из вулкана вылетают огненные слоны… – Красивый? – Ага. Снова молчание под вой падающих раскаленных бомб. – Умный? – Ага. Зловещее шипение лавы – оно уже совсем близко, надо спасаться… – Как ты думаешь, я когда‑нибудь вырасту? – Сполохи пламени отражаются у Смыша в очках, и он кажется Гарри Поттером, пробравшимся в Мордор вместо Фродо. Или вместе с Фродо. – Конечно. А я? – Обязательно! И назло стихии, страху, тоске, неизвестности и прочим несчастьям мы вдруг начинаем весело хохотать, потому что в мире сейчас нет ничего прекраснее нашего танца. И я вдруг понимаю, как дорог он мне, Миша Смыш, независимо от того, получится ли у нас с ним что‑нибудь или нет. Просто потому, что он – часть моей жизни, осколок детства, и потому, что он единственный в мире, кто раз и навсегда придумал и подарил мне сумасшедший танец на вулкане». – Ну? И что ты на это скажешь? – с торжеством спросила я Танюсика. – Хорошо написано, – одобрила она. – Но – нет. Это все не любовь. Мы были в смертельной опасности и могли умереть, и Миша поступил как хороший друг. Он всего лишь отвлекал и утешал тебя. Кстати, когда мы еще тогда, без тебя, лезли по горам за сокровищами, он мне тоже помогал. Руку подавал, сумку тащил… – Смыш? Тащил твою сумку? А Сеня где был при этом? – не поняла я. – Далеко впереди. Навесил на меня свой рюкзак и упылил со скоростью ветра, только мы его и видели. – Навесил на тебя свой рюкзак?! – Ну да. – И ты тащила?! – Не я, а Смыш. И еще свой рюкзак и мою сумку. Так что у нас было несколько очень приятных минут… Вернее, даже часов. Которые мы провели наедине, – и Тычинка сочувственно посмотрела на меня. – Как ты могла? – вырвалось у меня я. – А что? – Танюсиковы брови удивленно поднялись. – Мишенька у нас вроде был и остается ничей! – Но у тебя же Сеня! – упрекнула я. – А у тебя – Леха! – парировала Танюсик. – И вообще, знаешь что! Ты самая настоящая собака на сене. Хочешь захапать себе двоих! – Нет, это ты собака на сене! Это ты хочешь двоих захапать! И даже не двоих, а вообще всех вокруг! – я обвела рукой зал. Тот, кто посмотрел бы на нас в этот момент, ни за что не поверил бы, что мы лучшие подруги. Две разъяренные тигрицы, готовые вцепиться друг другу в глотку, два мчащихся лоб в лоб автомобиля, две готовые к столкновению кометы… И из‑за кого? Из‑за маленького очкарика, полурослика Миши Смыша, который к тому же и правда был ничьим. Казалось, Танюсик сейчас лопнет – так сильно она накалилась. Под сдвинутыми бровями сверкали сердитые глаза, щеки раздулись, пальцы сжались в кулаки… Да и я напряглась и выставила перед собой рюкзак – если надо, Сашуля сумеет постоять за себя! Мы еще немножко пометали взглядами молнии, а потом, не сговариваясь, опустили руки и рассмеялись. – Скучно, – вздохнула Танюсик, обнимая меня. – И домой хочется. Но я тебе точно говорю, Миха меня любит больше, чем тебя. Или, во всяком случае, не меньше.
|