Сила дома

Перрин мчался сквозь темноту. Капли тумана омывали его лицо и оседали на бороде. Его мысли были смутными, отстранёнными. Куда он бежит? Что он делает? Почему? Перрин взревел и рванул вперёд, продираясь сквозь покрывало тьмы на открытое место. Он глубоко вздохнул и опустился на вершину обрывистого холма, местами покрытого короткой травой. Подножие холма кольцом опоясывали деревья. Небо, напоминая кипящий котел со смолой, грохотало и вспенивалось тучами.

Он находился в волчьем сне. Его спящее тело оставалось в реальном мире на вершине этого холма рядом с Фэйли. Глубоко дыша, он улыбнулся. Проблемы нисколько не уменьшились. На самом деле, учитывая выдвинутый Белоплащниками ультиматум, они только возросли. Но с Фэйли всё уладилось. Этот простенький факт так много менял. Когда она рядом, он может справиться с чем угодно.

Перрин спрыгнул со склона и пересёк поле, на котором разбила лагерь его армия. Они пробыли здесь уже достаточно, чтобы это отразилось на волчьем сне. Палатки находились на тех же местах, что и в реальности, хотя их пологи при каждом новом взгляде оказывались в разном положении. Кострища, разбитая колея, мусор или сломанные инструменты то появлялись, то исчезали.

Он быстро пересёк лагерь, преодолевая за один шаг расстояние в десять обычных. Прежде отсутствие в лагере людей могло показаться ему жутковатым, но он уже привык к волчьим снам. Это было естественно.

Перрин оказался у статуи, возле которой был разбит лагерь, и взглянул на выветрившийся камень, поросший чёрным, оранжевым и зелёным лишайником. Должно быть, изначально статуя была установлена как‑то странно, раз упала подобным образом. Даже казалось, что такой она была задумана – в виде торчащей из‑под земли гигантской руки.

Затем он повернул на юго‑восток, где должен был находиться лагерь Белоплащников. Ему нужно с ними разобраться. В нём всё больше крепла уверенность, даже убеждение, что, не разобравшись с этими призраками из прошлого, он не сможет продолжить путь.

Был один способ решить всё наверняка: тщательно расставленная при помощи Аша’манов и Хранительниц Мудрости ловушка. Перрин мог нанести Детям такой удар, от которого те бы оправились не скоро. Возможно даже, что он навсегда уничтожит их орден.

У него есть способ, есть возможность и повод. Не будет больше страха в этих землях, не будет притворных судилищ Белоплащников. Он прыгнул, пролетев тридцать футов, и мягко приземлился. Затем бросился вперед вдоль дороги на северо‑восток.

Он обнаружил их лагерь на прогалине у леса. Здесь плотными кольцами были расставлены тысячи белых шатров – почти десять тысяч Детей Света и около десяти тысяч наёмников и прочих солдат. По оценке Балвера, здесь были почти все оставшиеся Белоплащники, хотя он и не признался, откуда у него подобная информация. Остается надеяться, что ненависть этого тусклого человечка к Белоплащникам не сказалась на его суждениях.

Перрин прошёл через лагерь мимо шатров, пытаясь обнаружить хоть что‑нибудь, что могли упустить Илайас с айильцами. Это было маловероятно, но стоило попытаться, раз уж он всё равно здесь. Кроме того, ему хотелось своими глазами посмотреть на это место. Переходя от одной группы палаток к другой, он заглядывал внутрь, осматривался, пытаясь почувствовать это место и его обитателей. Лагерь был устроен весьма упорядоченно. Содержимое шатров было менее стабильно, чем они сами, но всё, что он видел, также находилось в полном порядке.

Белоплащникам нравились опрятные и аккуратно сложенные вещи. И им хотелось отполировать и начистить до блеска весь остальной мир, а людей чётко расставить по своим местам, классифицировать и дать им определение в одно или два слова.

Перрин покачал головой и направился к шатру Лорда Капитан‑Командора. Благодаря организации лагеря в виде концентрических кругов, его было легко найти в центре. Шатёр был ненамного больше прочих, и Перрин заглянул внутрь, пытаясь найти там что‑нибудь полезное. Обстановка была простой – походная кровать‑скатка, которая при каждом взгляде оказывалась на новом месте, и стол, предметы на котором случайным образом то исчезали, то появлялись.

Перрин шагнул к нему, взяв нечто, только что появившееся. Это оказалось кольцо‑печатка. Он не смог узнать герб – крылатый кинжал, но успел запомнить за мгновение до того, как кольцо исчезло из рук – оно было слишком неустойчивым, чтобы надолго задерживаться в волчьем сне. Хотя он уже встречался и обменивался посланиями с предводителем Белоплащников, он всё ещё мало знал о его прошлом. Возможно, кольцо поможет узнать подробности.

Он ещё немного осмотрелся в палатке, и, ничего не найдя, направился к большому шатру, где, как утверждал Гаул, содержалось большая часть пленников. Здесь он на мгновение увидел шляпу мастера Гилла. Затем она исчезла.

Удовлетворённый увиденным, Перрин вышел наружу. Сделав это, он почувствовал какое‑то беспокойство. Не следовало ли точно так же поступить во время похищения Фэйли? Он отправлял в Малден множество разведчиков. Свет, он изо всех сил старался удержаться от самостоятельных поисков Фэйли, но даже не попытался навестить то место в волчьих снах!

Возможно, это было бы бесполезно. Но он даже не подумал о такой возможности, и это его обеспокоило.

Проходя мимо телеги, стоявшей рядом с одним из шатров Белоплащников, он замер. Задняя её часть была открыта, и внутри, наблюдая за ним, лежал матёрый серебристый волк.

– Я позволяю себе слишком увлекаться, Прыгун, – произнёс Перрин. – Направляясь к цели, я становлюсь беспечным. Это может быть опасно. Как и в битве, сосредоточившись на противнике перед собой, ты не замечаешь лучника сбоку.

Прыгун приоткрыл пасть, улыбаясь по‑волчьи. Он выпрыгнул из телеги. Перрин чувствовал неподалёку других волков – ту стаю, с которой он бегал раньше. Танцующая в Дубах, Искристый, Свободный От Оков.

– Ну ладно, – сказал он Прыгуну. – Я готов учиться.

Прыгун уселся на задние лапы и уставился на Перрина.

«Следуй», – мысленно позвал волк.

Затем он пропал.

С проклятьем Перрин огляделся. Куда тот исчез? В поисках волка он обошёл весь лагерь, но нигде не почувствовал Прыгуна. Он попытался найти его мысленно. Тоже ничего.

«Юный Бык, – Прыгун внезапно возник у него за спиной. – Следуй». И снова исчез.

Перрин зарычал и в мгновение ока обежал лагерь. Не найдя там волка, он вернулся в поле, где повстречал Прыгуна в прошлый раз. И там волка не оказалось. Расстроенный Перрин остался стоять среди колышущихся колосьев.

Прыгун появился несколькими минутами позже. От волка пахло досадой. «Следуй!» – позвал он.

– Я не знаю как, – признался Перрин. – Прыгун, я не знаю, куда ты направляешься.

Волк сел. Он мысленно послал Перрину образ щенка, который присоединяется к стае. Волчонок наблюдает за старшими и повторяет за ними.

– Я – не волк, Прыгун, – сказал Перрин. – Я не смогу так научиться. Ты должен объяснить мне, что мне делать.

«Иди туда» – как ни странно, волк послал образ Эмондова Луга. Затем он пропал.

Перрин последовал за ним и оказался на знакомой лужайке. Но окружавшие её дома выглядели странно. Эмондову Лугу следует быть небольшой деревушкой, а вовсе не городом с каменной стеной и мощёной дорогой, идущей мимо гостиницы мэра. За короткое время его отсутствия здесь многое изменилось.

– Зачем мы здесь? – спросил Перрин. Посреди площади развевалось знамя с волчьей головой. Это могли быть причуды волчьего сна, однако сомнительно. Он слишком хорошо знал, с какой охотой двуреченцы подняли штандарт «Перрина Златоокого».

«Люди – странные», – передал Прыгун.

Перрин повернулся к старому волку.

«Люди мыслят странно, – продолжил Прыгун. – Мы не пытаемся их понять. Почему олень бежит, воробей летает, а дерево растёт? Просто это так. И всё».

– Хорошо, – согласился Перрин.

«Я не могу научить воробья охотиться, – продолжал Прыгун. – А воробью не научить волка летать».

– Но здесь ты можешь полететь, – возразил Перрин.

«Да. Но меня не учили. Я просто это знаю». От Прыгуна пахло смятением и другими эмоциями. Каждый волк помнит всё, что знает хотя бы один из них. Прыгун был разочарован, потому что ему хотелось научить Перрина, но он не умел делать это по‑человечьи.

– Пожалуйста, – попросил Перрин. – Попытайся объяснить, что ты имеешь в виду. Ты всегда повторяешь, что я здесь «слишком сильно». Ты говоришь, что это опасно. Почему?

«Ты спишь, – ответил Прыгун. – Другой ты. Тебе нельзя оставаться здесь надолго. Ты должен всегда помнить о том, что ты здесь понарошку. Это не твоё логово».

Прыгун повернулся к окружающим их домам. «Вот – твоё логово. Логово твоих предков. Это место. Помни о нём. Оно поможет тебе не потеряться – когда‑то твоё племя так умело. Ты поймёшь».

Это не был вопрос, скорее это казалось похожим на мольбу. Прыгун не знал, как объяснить лучше.

«Я могу попробовать», – решил Перрин, пытаясь понять суть послания. Но Прыгун был неправ. Это место не было его домом. Дом Перрина – там, где Фэйли. Значит, чтобы не оказаться слишком сильно затянутым в волчий сон, ему следует помнить об этом.

«Я видел твою самку в твоём разуме, Юный Бык, – наклонив голову, передал Прыгун. – Она похожа на пчелиный улей – со сладким мёдом и острыми жалами внутри». В переданном Прыгуном образе Фэйли походила на очень странную волчицу. Сперва она игриво хватает за нос, а затем рычит, отказываясь разделить свою добычу.

Перрин улыбнулся.

«Память – только часть, – продолжил Прыгун, – но другая часть – ты сам. Ты должен оставаться Юным Быком». Отражение волка в воде – мерцающее и становящееся размытым, когда его касается рябь.

– Я не понимаю.

«Сила этого места, – Прыгун направил образ волка, целиком вырезанного из камня, – это твоя сила. – Волк задумался на мгновение. – Держись. Оставайся. Будь собой».

Передав это, волк встал и подался назад, словно приготовился прыгнуть на Перрина.

Сбитый с толку Перрин вообразил себя самого, изо всех сил стараясь удержать этот мысленный образ в голове.

Прыгун разбежался и прыгнул, всем телом врезавшись в Перрина. Так же он делал и раньше, каким‑то образом выбрасывая Перрина из волчьего сна.

Однако, на сей раз Перрин этого ждал. Инстинктивно он отступил назад. Волчий сон вокруг Перрина исказился, но потом снова стал стабильным. Прыгун отлетел от него, хотя тяжёлый волк должен был придавить его к земле.

Прыгун, словно оглушённый, помотал головой. – «Хорошо, – довольный Перрином, передал он. – Хорошо. Ты учишься. Ещё раз».

Перрин едва успел выпрямиться, когда Прыгун наскочил на него снова. Человек зарычал, но устоял.

«Сюда», – и Прыгун передал образ хлебного поля. Волк исчез, и Перрин отправился следом. Едва он появился, как волк ударил в его разум и тело.

В этот раз Перрин упал, всё взволновалось и замерцало. Он почувствовал, что его выталкивают, выбрасывая из волчьего сна в обычный.

«Нет!» – подумал он, удерживая мысленно образ – как он стоит на коленях посреди колосьев. Он стоит в поле. Перрин убедил себя в том, что это твёрдо и реально. Он почувствовал аромат овса, запах влажного воздуха с нотками глины и опавшей листвы.

Окружающая картина упрочнилась. Тяжело дыша, он опустился на землю, но всё‑таки он сумел остаться в волчьем сне.

«Хорошо, – передал Прыгун. – Ты быстро учишься».

– У меня нет иного выхода, – ответил Перрин, поднимаясь.

«Скоро Последняя Охота», – согласился волк, передав образ лагеря Белоплащников.

Собираясь с духом, Перрин отправился следом. Атаки не последовало. Он огляделся в поисках волка.

Что‑то ударило в его разум. Движения не было, только мысленная атака. Она не была столь мощной, как прежние, но оказалась неожиданной. Перрин едва смог её отразить.

Прыгун грациозно опустился с неба на землю. «Всегда будь начеку, – предупредил волк. – Всегда, и особенно, когда ты в движении». – Этому соседствовал образ настороженного волка, пробующего воздух перед тем, как выйти на открытое место.

– Понимаю.

«Но не оставайся здесь слишком сильно», – пожурил Прыгун.

Перрин тут же заставил себя вспомнить Фэйли и место, где он спит. Его дом. Перрин... немного потускнел. Он не стал прозрачным, и волчий сон остался таким, как и прежде, но Перрин почувствовал себя уязвимее.

«Хорошо, – передал Прыгун. – Будь всегда готов, но и не будь здесь слишком сильно. Словно несёшь щенка в зубах».

– Так балансировать будет непросто, – признался Перрин.

От Прыгуна донёсся запах лёгкого замешательства. Конечно, это трудно.

Перрин улыбнулся.

– И что теперь?

«Пробежимся, – ответил Прыгун, – и ещё позанимаемся».

И, превратившись в серебристо‑серое пятно, волк умчался прочь по направлению к дороге. Перрин отправился следом. Он почувствовал уверенность Прыгуна – запах, странным образом похожий на тот, что исходил от Тэма, когда он муштровал новобранцев из числа бывших беженцев. При этом воспоминании Перрин улыбнулся.

Они бежали вдоль дороги, и Перрин упражнялся в сохранении баланса – не погружаться в сон глубоко, но в любой момент быть готовым укрепить себя. Время от времени Прыгун нападал, пытаясь выбросить Перрина из волчьего сна. Так они продолжали, пока внезапно Прыгун не остановился.

Перрин машинально пробежал немного, вырвавшись вперёд, и остановился. Впереди что‑то было. Какая‑то перекрывавшая всю дорогу полупрозрачная фиолетовая стена. Она поднималась к небу и далеко уходила в обе стороны.

– Прыгун? – спросил Перрин. – Что это такое?

«Неправильность, – ответил Прыгун. – Этого здесь быть не должно». От волка пахло гневом.

Перрин подошёл и поднёс руку к поверхности стены, но медлил с прикосновением. Она была похожа на стекло. Никогда прежде он не встречал в волчьем сне ничего подобного. Возможно, это нечто подобное пузырю зла? Он посмотрел на небо.

Внезапно стена мигнула и исчезла. Перрин моргнул и отшатнулся. Он оглянулся на Прыгуна. Волк сидел на задних лапах, уставившись на место, где только что находилась стена.

«Идём, Юный Бык, – поднимаясь, передал волк. – Позанимаемся в другом месте».

Он убежал. Перрин оглянулся на дорогу. Если стена и была, то после неё не осталось и следа. Встревоженный Перрин последовал за Прыгуном.

* * *

– Чтоб мне сгореть, где же эти лучники! – воскликнул Родел Итуралде, вскарабкавшись на вершину холма. – Я час назад приказывал им построиться на передовых башнях, чтобы сменить арбалетчиков!

Вокруг гремела битва: лязг, вопли, рычание, удары и рёв. Армия троллоков переправлялась через реку – кто по грубому плавучему мосту из поленьев, а кто на плотах из брёвен. Троллоки ненавидели воду. Чтобы заставить их пересечь реку, нужно приложить очень серьёзные усилия.

Именно потому это укрепление было таким полезным. Склон спускался прямо к единственному на многие лиги вокруг имеющему подходящий размер броду. Подходившие с севера из Запустения троллоки втискивались в узкое ущелье и выходили прямо к реке Аринелле. Если их удавалось заставить пересечь реку, то они упирались в холм, изрытый траншеями, укреплённый защитными валами и – на самой вершине – сторожевыми башнями с лучниками. Иного способа добраться из Запустения до Марадона, кроме как минуя этот холм, не было.

Это была идеальная позиция для сдерживания превосходящих сил. Но даже лучшие укрепления можно преодолеть, особенно если обороняющиеся устали после несколько недель сражений. Под градом стрел троллоки взбирались по склону, падали в траншеи, с трудом карабкались на высокие валы.

На вершине холма была устроена площадка. Здесь в передовом лагере располагался командный пункт Итуралде. Глядя на переплетение траншей, валов и башен, он отдавал своим приказы. Сейчас троллоки гибли под натиском скрывавшихся за одним из валов пикинёров. Итуралде наблюдал за ними, пока от раны в живот с рёвом не умер последний огромный пронзённый сразу тремя пиками рогатый троллок.

Похоже, на подходе была новая волна. Мурддраалы гнали сквозь ущелье толпу троллоков. В красной от крови реке уже плавало такое количество тел, практически перекрывших путь воде, что напирающим сзади не нужно было входить в волны. Они могли идти по трупам.

– Лучники! – взревел Итуралде. – Где эти проклятые...

Наконец мимо пробежал отряд стрелков из созданного им резерва. Большинство из них были меднокожими доманийцами, хотя среди них затесались несколько тарабонцев. Вооружены они были разномастными луками: и узкими большими доманийскими, и изогнутыми короткими салдэйскими – всё, что сумели собрать по всем сторожевым постам и в окрестных деревнях. Было даже несколько больших двуреченских.

– Лидрин, – позвал Итуралде. Молодой офицер с суровыми глазами поспешил через склон к нему. Коричневая форма Лидрина была помята и испачкана на коленях – но не из‑за недостатка дисциплины. Просто порой, если в тебе нуждаются твои подчинённые, не до стирки.

– Отправляйся с лучниками к башням, – приказал Итуралде. – Троллоки попытаются атаковать ещё раз. Я не хочу, чтобы хоть один кулак прорвался к вершине, слышишь? Если им удастся захватить нашу позицию и использовать её против нас, утро у меня будет испорчено напрочь.

Лидрин не улыбнулся в ответ, как прежде. Он вообще стал улыбаться только в момент, когда убивал очередного троллока. Офицер отсалютовал и, развернувшись, последовал за стрелками.

Итуралде обернулся и оглядел задний склон холма. Здесь под защитой крутого откоса был размещён тыловой лагерь. Этот холм был естественным, однако за многие годы салдэйцы продлили склон до берега реки и подрезали с противоположной стороны, сделав более крутым. Здесь его армия могла отдыхать, принимать пищу и хранить припасы, не опасаясь вражеских стрел.

Оба лагеря – и верхний, и нижний – были похожи на лоскутное одеяло. Часть палаток были куплены в Салдэйе, в деревнях, часть – доманийской работы, остальные были доставлены через Врата со всех уголков мира. Много было огромных полосатых шатров кайриэнской работы. Они уберегали от дождя, и этого было достаточно.

Определённо, салдэйцы знали толк в укреплениях. Если б только Итуралде сумел их убедить покинуть своё убежище за городскими стенами Марадона и прийти на помощь.

– Что ж, – сказал Итуралде. – А где...?

Он осёкся, поскольку в небе появилось нечто тёмное. Он едва успел выругаться и броситься в сторону. В то же мгновение множество крупных предметов, летевших по высокой дуге, дождём обрушилась на передовой лагерь, вызвав крики боли и смятение. Это были не камни, а трупы. Огромные тела мёртвых троллоков. Отродья Тени наконец‑то собрали свои требушеты.

Итуралде был отчасти горд тем, что он вынудил их это сделать. Осадные орудия, без сомнения, были приготовлены для атаки на Марадон, который находился немного южнее. Установка же требушетов на берегу за бродом для атаки передовых линий обороны Итуралде не только замедлит атаку Тени, но и позволит контратаковать осадные орудия.

Но Итуралде не рассчитывал, что те начнут метать трупы. Он выругался, так как небо снова потемнело, и вниз упало еще больше тел, снеся палатки и попав в солдат.

– Целители! – выкрикнул Итуралде. – Где Аша’маны? – С первого дня осады он гонял их нещадно, доводя до грани истощения. Теперь он держал их в резерве, используя только когда троллоки слишком близко подступали к верхнему лагерю.

– Сэр! – С передовой вскарабкался юный посыльный с грязью под ногтями. Его доманийское лицо было пепельно‑бледным, и он был ещё слишком молод, чтобы отрастить нормальные усы. – Капитан Финзас сообщает, что армия Отродий подтянула на линию огня свои требушеты. Он насчитал шестнадцать штук.

– Дайте знать капитану Финзасу, что его треклятый доклад мог прибыть немного пораньше, – прорычал Итуралде.

– Сожалею, милорд. Они протащили их через ущелье раньше, чем мы поняли, что происходит. Первый же залп попал в наш наблюдательный пост. Лорд Финзас был ранен.

Итуралде кивнул. Прибыл Раджаби, чтобы принять командование передовым лагерем и распределить раненых. Часть трупов упала также и на тыловой лагерь. Требушеты имели возможность вести дальнюю навесную стрельбу и атаковать ранее защищённые позиции. Ему придётся перенести тыловой лагерь подальше в направлении Марадона, но это увеличит время сообщения между ними. Проклятый пепел.

«Никогда раньше я так часто не сквернословил», – подумал Итуралде. Это всё тот мальчишка, Дракон Возрождённый. Ранд ал’Тор дал Итуралде слово, что‑то пообещав вслух, а что‑то намёками. Обещание защитить Арад Доман от Шончан. Обещание, что, пойманный в ловушку, Итуралде выживет, а не погибнет от рук Шончан. Обещание позволить ему совершить что‑то. Важное, жизненно необходимое. Нечто невозможное.

Сдерживать Тень. Отбиваться, пока не прибудет подмога.

Небо снова потемнело, и Итуралде нырнул в командный павильон, у которого была устроена деревянная крыша на случай применения осадных орудий. Он опасался залпов камней, а не трупов. Люди рассредоточились, помогая перенести раненых в относительно безопасный тыловой лагерь, а оттуда через равнину к Марадону. Раджаби руководил этим процессом. У этого великана была шея толщиной со ствол десятилетнего ясеня и почти такой же толщины мускулистые руки. В бою он был ранен в левую ногу, и её пришлось ампутировать почти по колено. Айз Седай Исцелили его насколько смогли, но теперь он хромал из‑за протеза. Уйти с тяжело ранеными через врата он отказался, и Итуралде не стал ему приказывать. Незачем разбрасываться хорошими офицерами из‑за одной раны.

Когда раздувшийся труп вновь ударил по крыше павильона, молодой офицер поморщился. Этот офицер по имени Желл не был смуглым доманийцем, хотя отпустил усы по доманийской моде и нарисовал на щеке изящную мушку в виде стрелы.

Они не могли с такой горсткой людей долго сдерживать троллоков. Итуралде придётся отступить с позиции на позицию дальше вглубь Салдэйи и ещё дальше к Арад Доману. Как странно складываются его отступления – каждый раз по направлению к родине. Сперва с юга, теперь с северо‑востока.

Арад Доман будет раздавлен между Шончан и троллоками. «Тебе лучше сдержать слово, мальчик».

К сожалению, он не мог отступить в Марадон. Салдэйцы довольно ясно дали понять, что считают Итуралде, равно как и Дракона Возрождённого, захватчиками. Треклятые дурни. По крайней мере, у него есть шанс уничтожить осадные машины.

Ещё одна туша ударилась о крышу постройки, но та выдержала. Судя по вони, а иногда и по хлюпающему звуку удара, эти трупы они выбирали из числа несвежих. Полностью уверенный в исполнительности своих офицеров и не считая необходимым вмешиваться, Итуралде сцепил руки за спиной. Завидев его, находившиеся и внутри, и снаружи солдаты распрямляли плечи. Самый совершенный план существует до тех пор, пока не выпущена первая стрела, но уверенный и решительный командующий способен обратить хаос в порядок одним своим видом.

Грозовое небо, на котором бурлили чёрно‑серебряные тучи, походило на почерневший, подвешенный над огнем котёл с проблесками металла из‑под слоя сажи. Это было ненормально. Но пусть подчинённые видят, что он не боится, даже когда с этого неба градом сыплются трупы.

Раненых унесли, и в тыловом лагере закипела работа. Его начали разбирать, чтобы переместить подальше. Лучники и арбалетчики непрерывно стреляли, а пикинёров он держал на валах наготове. Ещё были значительные силы кавалерии, но здесь он их использовать не мог.

Требушеты, если с ними ничего не сделать, сметут его солдат дождём камней и осколков – но Итуралде собирался поджечь их первым с помощью Аша’манов или огнём горящих стрел, направленных сквозь врата.

«Если б только я мог отступить в Марадон». Но тот салдэйский лорд его не впустит. Если бы Итуралде отступил к городу, то троллоки попросту раздавили бы его о крепостные стены.

Проклятые, растреклятые дураки. Насколько нужно быть ненормальными, чтобы не дать людям убежища, когда армия Тени стучится в ворота?

– Мне нужен отчёт о потерях, – передал Итуралде лейтенанту Нильсу. – Подготовьте к атаке на осадные машины лучников и позовите двоих дежурных Аша’манов. Передайте капитану Кридину проследить, не пойдут ли троллоки вновь в атаку через брод. После этого обстрела они удвоят нажим, так как сочтут, что деморализовали нас.

Молодой человек кивнул и поспешил исполнить приказ. Одновременно с его уходом в постройку, прихрамывая и почёсывая широкий подбородок, явился Раджаби.

– Ты снова верно угадал насчет требушетов. Им пришлось применить их против нас.

– Я всегда пытаюсь угадывать верно, – ответил Итуралде. – Если я не ошибаюсь, мы терпим поражение.

Раджаби крякнул. В небе не утихала буря. Издалека Итуралде слышал клич троллоков, бой барабанов, крики людей.

– Что‑то не так, – произнёс Итуралде.

– Вся эта проклятая война пошла наперекосяк, – откликнулся Раджаби. – Нас не должно быть здесь; это обязанность салдэйцев. Причём всей армии, а не кучки кавалеристов, переданных нам Возрождённым Драконом.

– Нет. Тут что‑то ещё, – ответил Итуралде, вглядываясь в небо. – Зачем трупы, Раджаби?

– Чтобы нас деморализовать.

Такая тактика была знакома. Но с первых же залпов? Почему сперва не использовать камни – они причинили бы больше вреда – и только потом бросать трупы, когда эффект неожиданности уже утрачен? Троллоки слишком тупы для тактических расчётов, а вот Исчезающие... те могут быть очень коварны. Это ему довелось узнать лично.

Итуралде смотрел в небо – последовал следующий мощный залп, словно прорвало сами тёмные небеса. Свет, где же они взяли так много требушетов, чтобы выстрелить сотнями трупов?

Посыльный говорил: «он насчитал шестнадцать штук». Этого явно недостаточно. И почему некоторые трупы падают слишком ровно?

Догадка поразила его будто разряд молнии. Вот же коварные проклятые твари!

– Лучники! – закричал Итуралде. – Лучники, следите за небом! Это не трупы!

Но было поздно. В тот же миг, как он закричал, Драгкары развернули крылья. В этом залпе более половины «снарядов» оказались живыми отродьями Тени, спрятавшимися среди трупов. Несколько дней назад, после первого нападения Драгкаров на его армию, он выделил лучников на постоянное круглосуточное наблюдение за небом.

Но у лучников не было приказа стрелять по летящим трупам. Не прекращая кричать, Итуралде выскочил из павильона, попутно выхватывая меч из ножен. Верхний лагерь обратился в хаос, поскольку Драгкары приземлялись среди солдат. Большая группа опустилась прямо возле поста командующего. Твари с огромными чёрными блестящими глазами начали завлекать к себе людей своими сладкими песнями.

Итуралде вопил изо всех сил, заглушая остальные шумы звуком собственного голоса. Одно из существ повернулось к нему, но крик помешал расслышать напев. Тварь выглядела такой удивлённой, как только способно выглядеть столь непохожее на человека существо. Он пошёл к ней, спотыкаясь и притворяясь, что одурманен, а затем мастерски рубанул по шее. По молочно‑белой коже заструилась тёмная кровь. Итуралде, не переставая орать, выдернул лезвие.

Он увидел, как Раджаби споткнулся и упал, и как одно из Отродий Тени нависло над ним. Итуралде не мог прийти ему на помощь, поскольку сам схватился с другой тварью. С облегчением он заметил огненные шары, сбивающие Драгкаров в воздухе. Появились Аша’маны.

И тут же вдалеке с новой силой загрохотали барабаны. Как он и предвидел, скоро кипящая масса троллоков, перейдя брод, ударит изо всех сил. Свет, иногда он ненавидел оказываться правым.

«Лучше бы ты сдержал своё обещание о помощи, мальчик, – думал Итуралде, расправляясь со вторым Драгкаром, почти охрипнув от крика. – О, Свет! Лучше бы ты сдержал!»

* * *

Фэйли шла через лагерь Перрина. Воздух звенел от разговоров, выкриков командиров и ответных реплик старательных подчинённых. Перрин направил Белоплащникам ещё одно последнее предложение о переговорах и пока не получил никакого ответа.

Фэйли чувствовала себя отдохнувшей. Она провела всю ночь, уткнувшись Перрину в плечо на вершине холма. Она заранее запаслась кучей одеял и спальных принадлежностей. Трава на холме в некотором роде оказалась гораздо удобнее, чем их палатка.

Сегодня утром из Кайриэна вернулись разведчики. Скоро будет их доклад. А пока Фэйли ополоснулась и поела.

Настало время что‑то решать с Берелейн.

Подогревая растущий гнев, она направилась по утоптанному лугу к майенской части лагеря. Берелейн зашла слишком далеко. Перрин говорил, будто слухи пошли не от самой Берелейн, а от её служанок, но Фэйли знала правду. Первенствующая умела мастерски манипулировать и управлять слухами. Это один из лучших способов править, когда твоя власть относительно слаба. Так Первенствующая действовала в Майене, и точно так же сделала здесь, в лагере, где власть Фэйли – супруги Перрина – была сильнее.

У входа в майенскую часть на страже стояла пара часовых Крылатой Гвардии. Их нагрудники были выкрашены в тёмно‑красный цвет, а на головах – крылатые шлемы в форме горшков, расширяющихся от затылка вниз по шее. При приближении Фэйли они вытянулись, сжав свои по большей части декоративные копья с хлопающими на ветру флажками, на которых на фоне синего неба летел золотой ястреб.

Чтобы заглянуть им в глаза Фэйли пришлось вытянуть шею:

– Проводите меня к вашей госпоже, – приказала она.

Гвардейцы кивнули. Один поднял руку в перчатке, и подозвал двух солдат из лагеря, чтобы те сменили их на посту.

– Нам велели ожидать вас, – ответил гвардеец низким голосом.

Фэйли удивлённо изогнула бровь.

– Сегодня?

– Нет. Первенствующая просто сказала, чтобы мы выполнили ваши приказы, когда вы появитесь.

– Конечно, вы должны выполнять мои приказы, ведь это лагерь моего мужа.

Гвардейцы не стали спорить, хотя, возможно, они были не согласны. Берелейн направили сопровождать Перрина, но ему не было дано право распоряжаться ни ею, ни её войсками.

Фэйли последовала за провожатыми. Какое чудо, земля начинала подсыхать. Фэйли уверила Перрина, что её не волнуют какие‑то слухи, однако она была раздражена дерзостью Берелейн.

«Эта женщина, – думала Фэйли, – да как она смеет…»

Нет. Нет. Фэйли нельзя и дальше продолжать в таком духе. Громкая ссора может и улучшит её настроение, зато умножит слухи. Что ещё вообразят люди, если увидят её, идущей к шатру Первенствующей, а затем орущей на неё? Фэйли следует сохранять спокойствие. Хотя это будет трудно.

Лагерь майенцев был выстроен линиями, расходящимися от центрального шатра, словно спицы в колесе. У Крылатой Гвардии не осталось собственных палаток – те находились у мастера Гилла, но размещалась она очень организованно – по отделениям. Ряды палаток казались слишком идеальными: ровно сложенные одеяла, пирамиды копий, коновязи и равномерно выкопанные костровые ямы. Шатёр Берелейн был лавандового цвета с бордовыми вставками – трофей, взятый в Малдене. Пока пара рослых гвардейцев вела её к шатру, Фэйли старалась держать себя в руках. Один из них постучал по находившемуся снаружи столбу, попросив разрешения войти.

Изнутри ответил спокойный голос Берелейн, и гвардеец отодвинул полог, позволяя Фэйли войти. Едва она собралась шагнуть вперёд, как шелест изнутри заставил её отступить, и из шатра появилась Анноура. Айз Седай кивнула Фэйли, качнув косичками около лица. У неё был недовольный вид – ей ещё не удалось восстановить расположение своей госпожи.

Фэйли сделала глубокий вздох и вошла в шатёр. Внутри было прохладно. На полу был расстелен тёмно‑бордовый ковёр с зелёным рисунком в виде вьющегося плюща. Хотя без привычной походной мебели шатёр Берелейн выглядел пустым, у той оставалась пара крепких дубовых кресел и лёгкий столик, также взятый в Малдене.

Первенствующая поднялась навстречу:

– Леди Фэйли, – спокойно обратилась она. Сегодня на ней была надета корона Майена. Изящная диадема была выполнена в виде простого обруча с единственным украшением в виде парящего золотого ястреба, словно летящего навстречу солнцу, льющемуся сквозь отверстия в потолке шатра. Часть клапанов наверху были открыты, чтобы впустить внутрь свет. Платье Первенствующей было из золотой и зелёной материи с очень простым поясом на талии и с откровенным вырезом на груди.

Фэйли села в одно из кресел. Этот разговор может быть опасным, он может привести к катастрофе, но всё равно он нужен.

– Полагаю, у вас всё в порядке? – поинтересовалась Берелейн. – Вас не утомили дожди, лившие последние несколько дней?

– Дожди были просто ужасные, Берелейн, – ответила Фэйли, – Но я здесь не для того, чтобы говорить о погоде.

Берелейн поджала идеальные губки. Свет, как же она красива! По сравнению с ней Фэйли чувствовала себя замухрышкой с большим носом и маленькой грудью. И голос у неё был совсем не такой мелодичный, как у Берелейн. Почему Создатель создал столь прекрасных людей, как Берелейн? В качестве насмешки над остальными?

Однако Перрин её не любит. Он любит Фэйли. «Помни об этом».

– Очень хорошо, – произнесла Берелейн. – Я предполагала, что этот разговор состоится. Позвольте уверить вас, что все слухи абсолютно лживы. Ничего неподобающего между мной и вашим мужем не было.

– Он мне уже говорил, – ответила Фэйли, – и я верю его словам больше, чем вашим.

Ответ заставил Берелейн нахмуриться. Она была виртуозом политических маневров, обладая таким мастерством и расчётом, которым Фэйли могла только позавидовать. Несмотря на молодость, Берелейн успешно сохраняла независимость своего крошечного государства от притязаний более могучего и крупного Тира. Фэйли могла только предполагать, сколько для этого требовалось политического лавирования, двурушничества и просто сообразительности.

– Тогда зачем вы ко мне пришли? – присаживаясь, спросила Берелейн. – Если ваша душа спокойна, значит, нет причин беспокоиться.

– Мы обе знаем, что смысл здесь не в том, спали вы с моим мужем или нет, – ответила Фэйли, и Берелейн широко распахнула глаза. – Меня раздражает не то, что случилось на самом деле, а то, что предполагается.

– Слухи всегда появляются, где бы ни собрались люди, – сказала Берелейн. – Особенно охочие до сплетен мужчины.

– Такие интенсивные и устойчивые слухи вряд ли появились без подстрекательства со стороны, – сказала Фэйли. – Теперь каждый человек в лагере, включая принесших мне клятву беженцев, полагают, что во время моего отсутствия вы переспали с моим мужем. В результате не только я выгляжу дурой, но и брошена тень на честь Перрина. Он не может вести за собой людей, если они видят в нём человека, который бросается в объятья другой, едва супруги нет рядом.

– Многие правители успешно справлялись с подобными сплетнями, – ответила Берелейн, – и далеко не всегда безосновательными. Монархии в состоянии пережить супружескую неверность.

– Возможно где‑нибудь в Иллиане или Тире, – возразила Фэйли, – но в Салдэйе от своих монархов ждут большего. Также как и народ Двуречья. Перрин не похож на прочих правителей. Подобные косые взгляды от друзей и посторонних раздирают его на части изнутри.

– Полагаю, вы его недооцениваете, – сказала Берелейн. – Он с этим справится, и научится использовать слухи себе на пользу. Это сделает его сильнее как мужчину и правителя.

Фэйли изучающе посмотрела на женщину.

– Ты ведь совсем его не понимаешь, не так ли?

Берелейн отпрянула, будто её ударили по лицу. Очевидно, ей не нравилась прямота, с какой шла эта беседа. Это могло дать Фэйли небольшое преимущество.

– Я понимаю мужчин, леди Фэйли, – холодно ответила Берелейн. – И ваш муж не исключение. Поскольку вы решили быть искренней, я отвечу вам тем же. Вы поступили очень умно, когда окрутили Айбару, соединив тем самым Салдэйю с Драконом Возрождённым, но не думайте, что он останется вашим без боя.

Фэйли тяжело вздохнула. Настал момент начать её игру:

– Благодаря вашему шагу, миледи Первенствующая, репутации Перрина был нанесён большой ущерб. Я, возможно, простила бы вам свой позор, но не его.

– Не знаю, что тут можно сделать.

– А я знаю, – ответила Фэйли. – И уверена, что одна из нас должна умереть.

Берелейн сохранила спокойствие.

– Что, простите?

– У нас в Порубежье если женщина узнаёт, что другая переспала с её мужем, она вызывает ту на дуэль на ножах. – Это было правдой, хотя традиция устарела и теперь редко соблюдалась. – Единственный способ для меня очистить своё имя – это сразиться с вами.

– И что это докажет?

– Как минимум, если вы умрёте – окружающие перестанут считать, что вы всё ещё спите с моим мужем.

– Вы, в самом деле, угрожаете мне в моём собственном шатре?

– Это не угроза, – спокойно ответила Фэйли. Свет, хочется верить, что всё идет правильно. – Это – вызов.

Изучая её расчетливым взглядом, Берелейн ответила:

– Я сделаю публичное заявление. Я при всех отчитаю своих горничных за эти сплетни, и объявлю по всему лагерю, что ничего не было.

– Вы, правда, думаете, что это прекратит слухи? До моего возвращения вы против них не возражали. Это воспринимают как доказательство. И, естественно, теперь от вас ждут, что вы будете вести себя как ни в чём ни бывало.

– Вы не можете говорить о... вызове всерьёз.

– Во всём, что касается чести моего мужа, Берелейн, я всегда серьёзна. – Она встретилась с женщиной взглядом и увидела в нём беспокойство. Берелейн не хотела с ней драться. И, разумеется, сама Фэйли не хотела драться с Берелейн – и не только потому, что не была уверена в своей победе. Хотя ей всегда хотелось отомстить Первенствующей за тот раз, когда Берелейн отобрала у неё нож.

– Я сделаю официальный вызов этим вечером на глазах всего лагеря, – спокойно продолжила Фэйли. – У вас будет ровно один день, чтобы ответить или уйти.

– Я не стану участвовать в подобной чепухе.

– Уже участвуете, – ответила Фэйли, поднимаясь. – Всё началось, когда вы позволили этим слухам распространиться.

Фэйли повернулась, собираясь выйти из шатра. Ей приходилось стараться, чтобы скрыть своё волнение. Заметила ли Берелейн испарину на лбу? Фэйли чувствовала, что идёт по самому острию меча. Если до Перрина дойдет хоть слово об этом вызове, он будет в бешенстве. Остается надеяться, что…

– Леди Фэйли, – раздался встревоженный голос Берелейн за спиной. – Уверена, что мы сможем договориться. Не доводите до этого.

Фэйли остановилась, её сердце дико колотилось. Она обернулась. Первенствующая выглядела по‑настоящему взволнованной. Да, она поверила, что Фэйли настолько кровожадна, что бросит вызов.

– Я хочу, Берелейн, чтобы ты убралась из жизни Перрина, – сказала Фэйли. – И я добьюсь этого, так или иначе.

– Ты хочешь, чтобы я уехала? – спросила Берелейн. – Задание, которое дал мне Лорд Дракон, закончено. Полагаю, я могу забрать свою армию и уйти на все четыре стороны.

Нет, Фэйли не было нужно, чтобы она уходила. Пропажа её армии станет настоящим ударом перед лицом угрозы Белоплащников. И Фэйли подозревала, что Перрину снова понадобиться Крылатая Гвардия.

– Нет, – ответила Фэйли. – Твой отъезд не отменит слухи, Берелейн.

– Не больше, чем моё убийство, – сухо произнесла женщина. – Если мы сразимся, и тебе удастся меня убить, этим только будет сказано, что слухи о неверности мужа подтвердились, и ты пришла в ярость. Не вижу, как это сможет помочь в твоей ситуации. Это только подстегнёт новые слухи.

– Значит, тебе ясна моя проблема, – сказала Фэйли, выказывая наконец своё раздражение. – Похоже, нет способа избавиться от этих слухов.

Берелейн продолжала пристально на неё смотреть. Когда‑то она пообещала, что заполучит Перрина. Почти что поклялась. Но, похоже, недавно она частично отказалась от этой мысли. И в её глазах появился намёк на беспокойство.

«Она понимает, что позволила всему зайти слишком далеко», – догадалась Фэйли. Ну конечно, Берелейн не ожидала, что Фэйли вернётся из Малдена. Именно это было причиной столь дерзкого шага.

Теперь женщина поняла, что перестаралась. И вполне обоснованно считает, что Фэйли настолько рассержена, что способна публично сразиться с нею на дуэли.

– Я не хотела доводить до этого, Берелейн, – сказала Фэйли, возвращаясь в шатёр. – И Перрин тоже. Но твои приставания надоели нам обоим.

– Твой муж почти не сопротивлялся, чтобы меня отвадить, – заметила майенка, скрещивая руки. – Во время твоего отсутствия случались моменты, когда он сам меня открыто поощрял.

– Ты совсем его не понимаешь, Берелейн. – Удивительно, как человек может быть настолько слеп, будучи настолько разумным в других вещах.

– Это лишь твоё мнение, – сказала Первенствующая.

– У тебя есть два варианта, Берелейн, – подходя, сказала Фэйли. – Можешь сразиться со мной, и одна из нас умрёт. Ты права, это не прекратит слухи. Но это остановит твои посягательства на Перрина. Либо ты будешь мертва, либо станешь женщиной, которая убила его жену.

– Другой выбор, – встретившись взглядом с Берелейн, продолжила Фэйли, – придумать способ остановить эти сплетни раз и навсегда. Ты вызвала этот беспорядок. Тебе его и улаживать.

Вот ставка и сделана. Сама Фэйли не могла придумать выход из сложившейся ситуации, однако Берелейн была куда искушеннее в подобных вопросах. Таким образом, Фэйли явилась, решив заставить Берелейн поверить, что Фэйли готова на любое безумство. А потом позволить изощрённому политику самой искать выход.

Но сработает ли это?

Фэйли встретилась взглядом с Берелейн и дала волю гневу. Произошедшее просто возмутительно. Фэйли мерзла, её избивали и оскорбляли их общие враги. А в это время у Берелейн хватило наглости претворять в жизнь подобные замыслы?

Она не сводила взгляда с Первенствующей. Нет, у Фэйли нет такого опыта в политике, как у Берелейн, но у неё есть нечто иное. Она любит Перрина. По‑настоящему, глубоко. И сделает всё что угодно, чтобы его защитить.

Первенствующая смотрела изучающе.

– Что ж, отлично, – произнесла она. – Да будет так. Можешь собой гордиться, Фэйли. Редко… когда я отказываюсь от желанного приза.

– Ты не ответила, как мы можем пресечь слухи.

– Есть один способ, – призналась Берелейн. – Но он неприятный.

Фэйли выгнула бровь.

– Нужно, чтобы все считали нас подругами, – пояснила Берелейн. – Дуэль и разногласия только подольют масла в огонь слухов. Но если все увидят, что мы проводим время вместе, это их обезоружит. Этого, наряду с моим формальным отрицанием этих слухов, должно быть достаточно.

Фэйли села обратно в то же кресло. Подруги? Да она эту женщину терпеть не может!

– Всё должно выглядеть правдоподобно, – продолжила Берелейн, поднявшись и направляясь к столику в углу палатки. Она налила себе немного охлаждённого вина. – Только так всё получится.

– И тебе придётся найти другого мужчину, – добавила Фэйли. – Кого‑то, кому ты будешь уделять своё внимание. По крайней мере, некоторое время. Чтобы доказать, что Перрин тебя не интересует.

Берелейн подняла кубок.

– Да, – сказала она, – подозреваю, что это тоже поможет. Сможешь ли ты сыграть в такую игру, Фэйли ни Башир т’Айбара?

«Ты же поверила, что я готова тебя убить, не так ли?» – подумала Фэйли.

– Обещаю.

Берелейн замерла с поднесённым ко рту кубком. Затем она улыбнулась и выпила.

– Значит, поглядим, – сказала она, опуская кубок, – что из этого выйдет.