Iubilate deo omnis terra psalmim dicite nomini euis 10 page

— Слишком вы любопытны, господин Хагенау, — прошипел он, подходя. — А это невежливо. Не к лицу одному из вашей странной тройки. Потому как именно из-за вас возникли все неприятности. И помощи от вас столько же, сколько от козла молока.

— Это, — выпрямился Рейневан, — легко можно исправить.

— То есть?

— Вы хотите знать, по которой дороге поехали те, кто ограбил сборщика? Я вам укажу.

Если удивление раубриттеров было велико, то для состояния Шарлея и Самсона трудно было подыскать соответствующее определение, даже слово «остолбенели» казалось слабым.

Искорка интереса сверкнула лишь в глазах Гуона фон Сагара. Альбинос, на всех, кроме Самсона, смотревший так, словно они были прозрачными, теперь начал внимательно прощупывать глазами Рейневана.

— Дорогу сюда, на Порубку, — процедил сквозь зубы Буко фон Кроссиг, — ты указал нам под угрозой виселицы, Хагенау. А теперь поможешь по собственному желанию? С чего бы так?

— Мое дело.

«Тибальд Раабе. Некрасивая дочь Штетенкорна. С перерезанными горлами. На дне, в тине. Черные от раков, обгладывающих их. От пиявок. Извивающихся угрей. И бог знает, от чего еще».

— Мое дело, — повторил он.

Долго искать не пришлось. Juncus, сит, рос по краям влажного луга целыми купами. Рейневан добавил обвешенную сухими стручками ветку редечника. Трижды перевязал колосящимся стеблем осоки.

Jedna, dwie, trzy

Segge, Binse, Hederich

Binde zu samene...

— Очень хорошо, — проговорил, улыбнувшись, беловолосый маг. — Браво, юноша. Но немного жаль времени, а мне хотелось бы поскорее вернуться домой. Разреши, без обиды, чуточку тебе подсобить. Совсем немного. На грошик. Чтобы, как говорится, силой силе помочь.

Он взмахнул посохом, быстро начертил им в воздухе круг.

— Yassar! — проговорил гортанно. — Quidr al-rah!

От мощи заклинания дрогнул воздух, а одна из выходящих от Счиборовой Порубки дорог сделалась светлее, приятнее, приглашающее. Это произошло гораздо быстрее, чем при использовании одного только навенза. Почти немедленно, а излучаемое дорогой мерцание было гораздо сильнее.

— Туда, — указал Рейневан уставившимся на него раскрыв рты раубриттерам. — Вот эта дорога.

— Путь на Каменец, — первым пришел в себя Ноткер Вейрах. — Очень хорошо. Нам повезло. И вам тоже, господин фон Сагар. Потому что это то же самое направление, что и к дому, куда вам так не терпится попасть. По коням, comitiva!

— Есть, — доложил высланный на разведку Губертик, сдерживая пляшущего коня. — Есть, господин Буко. Едут цугом, медленно, по тракту в сторону Бардо. При них человек двадцать тяжеловооруженных.

— Двадцать, — повторил немного задумчиво Вольдан из Осин. — Хм-м.

— А ты чего ожидал? — глянул на него Вейрах. — Кто, ты думал, вырезал и потопил сборщика с сопровождающими, не говоря уж о францисканцах и паломниках? Мальчик-с-пальчик?

— Деньги? — тут же спросил Буко.

— Есть колебка*. [ Колебками назывались на старопольском повозки, в основном в виде четырехгранных «ящиков», установленных на колесах или на полозьях (зимой). Колебки богачей могли, вероятно, иметь форму домиков, обитых внутри ковром и снабженных подушками для мягкости. ] — Губертик почесал за ухом. — Сокровищничка. Этакая с дверцей.

— Повезло. Там они везут деньги. Двигаем за ними.

— А точно ли, — заметил Шарлей, — это они?

— Ты, господин Шарлей, — Буко окинул его взглядом, — уж как скажешь, так скажешь... Ты б лучше сказал, можем ли мы рассчитывать на тебя. На тебя и твоих компаньонов. Поможете?

— А что, — Шарлей глянул на верхушки сосен, — мы будем с того иметь? Как насчет равной доли, господин Кроссиг?

— Одна на вас троих.

— Идет. — Демерит не торговался, но, видя взгляд Рейневана и Самсона, быстро добавил: — Но будем действовать без оружия.

Буко махнул рукой, потом отстегнул от седла топор, огромное широкое лезвие на слегка изогнутой рукояти. Рейневан увидел, как Ноткер Вейрах проверяет, хорошо ли вращается на древке цепной моргенштерн.

— Послушайте, comitiva, — сказал Буко. — Хоть это наверняка в основном сопляки, но их двадцать. Значит, надо к делу подойти с умом. Сделаем так: в стае отсюда, я знаю, дорога проходит через мосток на струге*... [ Ручей (устар.). ]

Буко не ошибался. Дорога действительно вела через мосток, под которым, в узком, но глубоком яру текла скрывающаяся в гуще ольховника струга, громко шумя на шипотах*. [ Перекаты (устар.). ] Пели иволги, заядло долбил ствол дятел.

— Поверить не могу, — сказал Рейневан, скрытый за можжевеловыми кустами. — Не могу поверить. Я стал разбойником. Сижу в засаде...

— Тише, — буркнул Шарлей. — Едут.

Буко фон Кроссиг поплевал на ладонь, взял топор, опустил забрало армета.

— Берегись, — забубнил он как из глубины горшка. — Губертик! Ты готов?

— Готов, господин.

— Все знают, что делать? Хагенау?

— Знаю, знаю.

В просвечивающем сквозь яворы светлом березняке по противоположной стороне яра замелькали цветные одежды, засверкали доспехи. Послышалось пение. Рейневан узнал. Пели Dum inventus florui, песню на слова Петра Блуаского. Они певали ее в Праге...

— Веселятся, псябратва, — буркнул Тассило де Тресков.

— А чего ж не веселиться, ежели кого обобрал, — пробурчал в ответ Буко. — Губертик! Готовься! Готовь арбалет!

Песня утихла, неожиданно оборвалась. На мостке появился слуга в капюшоне, держащий сулицу поперек седла. За ним выехали трое в кольчугах и металлических опахах. С налобниками. За спинами арбалеты. Все медленно въехали на мосток. Следом явились два рыцаря в латах cap a pied* [ С ног до головы (фр.). ], с копьями, упирающимися в захваты на стременах. У одного на щите была изображена красная лесенка на серебряном поле.

— Кауффунг, — снова буркнул Тассило. — Какого черта?

По мостку зацокали подкованные копыта, это въехали следующие три рыцаря. За ними, запряженная парой меринков, вкатилась обитая бордовым сукном крытая повозка, скарбничек* [ Экипаж для перевозки ценностей. ], сопровождаемый очередными арбалетчиками в налобниках и капалинах.

— Ждать, — бурчал Буко. — Еще... Пусть колебка спустится с мостка... Еще... Давай!

Щелкнули тетивы, зашипел болт. Конь под одним из копейщиков поднялся на дыбы, дико заржал, свалился, одновременно повалив одного из стрелков.

— Вперед! — рявкнул Буко, дав коню шпоры. — На них! Бей!

Рейневан хлестнул коня плеткой, вырвался из можжевельника. За ним устремился Шарлей.

Перед мостом уже шел бой — это на арьергард кортежа ударили справа Рымбаба и Виттрам, слева Вейрах и Вольдан из Осин. Лес наполнился криком, визгом лошадей, звоном, ударами железа о железо.

Буко фон Кроссиг топором повалил вместе с конем слугу с сулицей ударом наотмашь разрубил голову пытающемуся натянуть арбалет стрелку. Проносящегося рядом Рейневана обрызгала кровь. Буко вывернулся на седле, поднялся на стремена, рубанул мощно, топор разрубил наплечник и почти отрубил плечо рыцарю с лесенкой Кауффунгов на щите. Рядом промчался на полном скаку Тассило де Тресков, широким ударом меча свалив коня оруженосца в бригантине. Дорогу ему преградил латник в голубовато-белом лентнере. Они сошлись со звоном стали.

Рейневан подскочил к кулебке. Возница изумленно смотрел на торчащий из паха вонзившийся по самые лётки болт. Шарлей подлетел с другой стороны, сильным ударом сшиб его с козел.

— Запрыгивай! — крикнул он. — И гони коней!

— Берегись!

Шарлей нырнул под конскую шею, опоздай он хотя бы на секунду, его б насадил на копье рыцарь в полных латах с черно-белой шашечницей на щите, мчавшийся с мостка. Рыцарь таранил коня Шарлея, бросил копье, схватил висящий на темляке буздыган, но ударить демерита по темени не успел. Подоспевший галопом Ноткер Вейрах шарахнул его по саладе моргенштерном так, что гул пошел. Рыцарь покачнулся в седле, Вейрах откинулся и трахнул его снова по середине наплечника, да так, что шипы железного шара вонзились в металл и увязли в нем. Вейрах бросил рукоять, выхватил меч.

— Гони! — рявкнул он Рейневану, который тем временем уже забирался на козлы. — Вперед! Вперед! На мосту раздался дикий визг, там жеребец в цветной попоне развалил перила и вместе с седоком рухнул в яр. Рейневан крикнул, что есть силы хлестнул упряжку вожжами, мерины вырвались вперед, колебка закачалась, подскочила, изнутри из-под плотного покрывала, к великому изумлению, Рейневана долетел пронзительный писк. Однако удивляться было некогда. Кони шли галопом, ему с трудом удавалось удерживаться на подпрыгивающих досках. Все еще кипел яростный бой — крики и звон и лязг оружия.

Справа галопом выскочил тяжеловооруженный без шлема, наклонился, пытаясь схватить упряжку. Тассило де Тресков подлетел к нему и рубанул мечом. Кровь опрыскала бок мерина.

— Гооооони!

Слева появился Самсон, вооруженный только ореховой веткой. Оружием, как оказалось, совершенно адекватным ситуации.

Получившие по крупам меринки пошли таким галопом, что Рейневана прямо-таки втиснуло в спинку козел. Колебка, внутри которой все еще что-то пищало, подпрыгивала и раскачивалась словно корабль на штормовых волнах. Рейневан, правду сказать, никогда в жизни не бывал у моря, а корабли видел исключительно на картинках, но не сомневался, что именно так, а не иначе, они должны раскачиваться.

— Гооооони!

На дороге возник Гуон фон Сагар на пляшущем вороном, посохом указал на просеку, сам пустился туда галопом. Самсон помчался следом, таща за собой коня Рейневана. Рейневан натянул вожжи, крикнул на коней.

Просека была в выбоинах. Колебка подскакивала, качалась и пищала. Отголоски боя стихали за спиной.

— Недурно получилось, — расценил Буко фон Кроссиг. — Совсем даже недурно... У нас только два оруженосца убиты. Обычное дело. Вовсе недурно. Пока что.

Ноткер фон Вейрах не ответил. Только тяжело дышал и ощупывал бедро. Из-под ташки текла кровь, тоненькая струйка ползла вниз по набедреннику. Рядом тяжело дышал Тассило де Тресков, осматривая левую руку. Аванбраса не было, оторванный наполовину налокотник висел на одном крыле. Но рука выглядела целой.

— А господин Хагенау, — протянул Буко, на котором не заметны были какие-либо повреждения, — господин Хагенау прекрасно правил. Боевито показал себя. О, Губертик, ты цел? Вижу, что жив. Где Вольдан, Рымбаба и Виттрам?

— Догоняют.

Куно Виттрам снял шлем и шапочку, волосы под ней были влажными и курчавились. Металл края наплечника от удара встал торчком, стяжка была совершенно исковеркана.

— Помогите! — крикнул он, будто рыба ловя воздух. — Вольдан ранен...

Раненого сняли с седла. С трудом, под сопровождение стонов и оханий, стащили с головы крепко вмятый, искривленный и расклепанный хундсгугель.

— Христе... — простонал Вольдан. — Ну, получил... Куно, глянь-ка, глаз еще на месте?

— На месте, на месте, — успокоил его фон Виттрам. — Ты ничего не видишь, потому что его кровь залила...

Рейневан опустился на колени и сразу же взялся перевязывать. Кто-то ему помогал. Он поднял голову и встретился взглядом с серыми глазами Гуона фон Сагара.

Стоящий рядом Рымбаба скривился от боли, ощупывая большую вмятину на боку нагрудника.

— Ребра как не бывало, — простонал он. — В крови, курва его мать, плаваю. Гляньте.

— Кому интересно знать, в чем ты, курва, плаваешь. — Буко фон Кроссиг стащил с головы армет. — Давай говори, за нами гонятся?

— Не-а... Мы маленько их того... проредили...

— Будут преследовать, — убежденно сказал Буко. — А ну давайте выпотрошим колебку. Заберем деньги и поскорее сматываемся.

Он подошел к экипажу, рванул обитую сукном плетеную ивовую дверцу. Дверца поддалась, но всего на дюйм, потом захлопнулась снова. Было ясно, что ее держат изнутри. Буко выругался, рванул сильнее. Раздался писк.

— Что такое? — удивился, поразившись, Рымбаба. — Пищащие деньги? А может, колектор в мышах налог собирал?

Буко жестом подозвал его на помощь. Вдвоем они рванули дверцу с такой силой, что оторвали ее начисто, а вместе с ней раубриттеры вытащили из колебки существо, которое ее держало.

Рейневан вздохнул. И замер, раскрыв рот.

Ибо на сей раз тождественность не могла вызывать ни малейших сомнений.

Тем временем Буко и Рымбаба взрезали ножами покрывало, вытащили из обитого шкурами чрева колебки девушку, такую же светловолосую, тоже в синяках, одетую в такую же зеленую cotehardie* [ Длинное и плотно облегающее женское платье (фр.). ] с белыми рукавичками, может, только помоложе, пониже ростом и попухлее. Именно эта вторая, полненькая, все время пищала и теперь, когда Буко толкнул ее на траву, вдобавок принялась рыдать. Первая сидела тихо, не отпуская дверцу колебки и заслоняясь ею словно павенжей.

— Клянусь палицей святого Дальмаста, — вздохнул Куно Виттрам. — Что еще такое?

— Не то, чего мы ожидали, — трезво отметил Тассило. — Прав был господин Шарлей. Сначала надо было убедиться, а уж потом нападать.

Буко фон Кроссиг вылез из колебки. Кинул на землю какие-то тряпки и наряды. Его мина совершенно недвузначно говорила о результатах поисков. Каждого, кто не был уверен в том, что нашел Буко, очередь отвратительных ругательств должна была убедить в том, что ожидаемых пятисот гривен в колебке не было.

Девушки в страхе прижались друг к другу. Та, что повыше, натянула cotehardie до щиколоток, заметив, что Ноткер Вейрах лакомо посматривает на ее изящные лодыжки. Та, что пониже, похлипывала.

Буко скрежетнул зубами, сжал рукоять ножа так, что побелели костяшки пальцев. Мина была взбешенная, он, несомненно, бился с мыслями. Гуон фон Сагар сразу же заметил это.

— Пора взглянуть правде в глаза, — фыркнул он. — Ты осрамился, Буко. Все вы осрамились. Совершенно ясно — сегодня не ваш день. Отправляйтесь-ка лучше домой. Да поскорее. Прежде чем снова не выпадет вам сыдиотничать.

Буко выругался, на этот раз его поддержали и Вейрах, и Рымбаба, и Виттрам, и даже Вольдан из Осин из-под перевязки на глазу.

— Что делать с девками? — Буко словно только теперь их заметил. — Прирезать?

— А может, отхендожить? — мерзко ухмыльнулся Вейрах. — Господин Гуон немного прав, действительно скверный нам сегодня выпал день. Так, может, хоть закончить его каким-никаким приятным действом? Возьмем девок, отыщем подходящий стог, чтобы помягче было, и там их обеих совместно отделаем. А? Что скажете?

Рымбаба и Виттрам захохотали, но как-то неуверенно. Вольдан из Осин застонал из-под окровавленного полотна. Гуон фон Сагар покрутил головой.

Буко сделал шаг к девушкам, те сжались и плотно обняли друг друга. Младшая заплакала. Рейневан схватил за рукав Самсона, который уже собрался было вмешаться.

— И не думайте, — сказал он, обращаясь к раубриттерам.

— Что?

— И не думайте к ней прикоснуться. Это может для вас плохо кончиться. Она дворянка и не из последних. Катажина фон Биберштайн, дочь Яна Биберштайна, хозяина Стольца.

— Ты уверен, Хагенау? — прервал долгую и тяжелую тишину Буко фон Кроссиг. — Не ошибаешься?

— Он не ошибается. — Тассило де Тресков поднял и показал всем извлеченный из колебки сак с вышитым гербом — красным оленьим рогом на золотом поле.

— Точно, — согласился Буко. — Биберштайнов знак. Которая из них?

— Та, что повыше, старшая.

— Ха! — Раубриттер уперся руками в бока. — Вот мы и завершим день приятным акцентом. И возместим свои потери. Губертик, свяжи ее. И посади на коня перед собой.

— Накаркал я. — Гуон фон Сагар развел руками. — И верно, этот день подбросил вам новый случай показать себя идиотами. Не в первый раз, ей-богу. Я вот думаю, Буко, у тебя это врожденное или благоприобретенное?

— А ты, — Буко отмахнулся от чародея, подошел к младшей, которая скорчилась и начала хлюпать носом, — ты, девка, вытри нос и слушай внимательно. Сиди здесь и жди погоню, за тобой-то, может, и не послали бы, но за Биберштайнувной придут наверняка. Хозяину в Стольце передашь, что выкуп за его доченьку составит... пятьсот гривен. Конкретно, значит, пятьсот коп пражских гривен. Для Биберштайна это раз плюнуть. Господин Ян будет уведомлен о способе выплаты. Поняла? Гляди на меня, когда с тобой говорят. Поняла?

Девочка сжалась еще больше, но подняла на Буко голубые глазки и кивнула.

— А ты, — серьезно заметил Тассило де Тресков, — действительно считаешь, что это удачная мысль?

— Действительно. И довольно об этом. Едем.

Буко повернулся к Шарлею, Рейневану и Самсону:

— А вы...

— Мы, — прервал Рейневан, — хотели бы ехать с вами, господин Буко.

— Это почему же?

— Хотели бы вас сопровождать. — Рейневан не отводил глаз от Николетты, не обращая внимания ни на шипение Шарлея, ни на мины Самсона. — Для безопасности. Если вы не против...

— Кто тебе сказал, что не против? — сказал Буко.

— И не надо, — вполне значительно сказал Ноткер Вейрах. — Зачем? Не лучше ли, чтобы при данных обстоятельствах они были с нами? Вместо того чтобы быть у нас за спиной? Насколько я помню, они собирались ехать в Венгрию, с нами им по пути...

— Лады, — кивнул Буко. — Поехали с нами. По коням, comitiva. Генричек, присматривай за девкой... А у вас, господин Гуон, что за мина такая кислая?

— А ты подумай, Буко. Подумай.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,

в которой Рейневан вместо того, чтобы направиться в Венгрию, едет в замок Бодак. Он этого не знает, но выйти оттуда может не иначе как in omnem ventrus* [На все ветра (библ.).]

Они ехали по дороге на Бардо вначале быстро, то и дело оглядываясь, однако вскоре сбавили темп. Кони утомились, да и состояние седоков, как выяснилось, было далеко не лучшим. В седле горбился и постанывал не только Вольдан из Осин, лицо которого было сильно поранено вмявшимся шлемом. Травмы остальных, хоть и не столь эффектные, все же явно давали о себе знать. Охал Ноткер Вейрах, прижимая к животу локоть, и искал удобного положения в седле Тассило де Тресков. Вполголоса призывал святых Куно Виттрам, скривившийся словно после кружки какой-то жуткой кислятины. Пашко Рымбаба ощупывал бок, ругался, плевал на ладонь и рассматривал плевки.

Из раубриттеров лишь по фон Кроссигу ничего не было заметно. Либо ему не досталось так же крепко, как остальным, либо же он умел мужественнее переносить боль. Наконец, видя, что ему все время приходится дожидаться отстающих дружков, Буко решил свернуть с дороги и ехать лесом. Под защитой деревьев можно было ехать медленнее, не опасаясь, что их настигнет погоня.

Николетта — Катажина Биберштайн — за все это время не издала ни звука. Хоть связанные руки и пребывание на луке Губертикова седла должны были ей сильно мешать и причинять боль, девушка ни разу не застонала, не произнесла ни слова жалобы. Она бездумно глядела вперед, и было ясно, что погрузилась в полную апатию. Рейневан попытался было незаметно для других поговорить с ней, но все было напрасно — девушка избегала его взгляда, отводила глаза, не реагировала на жесты, просто не замечала их, а может, делала вид, что не замечает. Так все и шло до переправы.

Через Нису они переправились уже под вечер, не в самом удачном месте, только казавшемся мелким, однако течение тут было значительно сильнее, чем ожидалось. Во время начавшейся суматохи, плеска, ругани и ржания коней Николетта соскользнула с седла и наверняка искупалась, если б не предусмотрительно державшийся поблизости Рейневан.

— Крепись, — шепнул он ей на ухо, поднимая и прижимая к себе. — Терпи, Николетта. Я вытащу тебя отсюда...

Он отыскал ее маленькую узенькую ладонь, пожал. Она ответила тем же. Она пахла мятой и аиром.

— Эй! — крикнул Буко. — Эй, ты, Хагенау! Оставь ее! Губертик!

Самсон подъехал к Рейневану, принял у него Николетту, поднял, как перышко, и усадил на лошадь перед собой.

— Я устал ее везти! — опередил Буко Губертик. — Пусть великан меня ненадолго заменит.

Буко выругался, но махнул рукой. Рейневан смотрел на него со всевозрастающей ненавистью. Он не очень-то верил в пожирающих людей водных чудовищ, якобы обитающих в глубинах Нисы в околицах Бардо, но сейчас многое бы дал, чтобы одно из них вынырнуло из взбаламученной реки и проглотило раубриттера вместе с его рыже-гнедым жеребцом.

— В одном, — сказал вполголоса Шарлей, разбрызгивающий воду рядом с ним, — я должен признаться. В твоем обществе соскучиться невозможно.

— Шарлей... Я обязан тебе...

— Ты многим мне обязан, не возражаю. — Демерит натянул вожжи. — Но если ты вознамерился что-то объяснять, то придержи это при себе. Я ее узнал. На турнире в Зембицах ты пялился на нее ровно теля, потом она нас предупредила о том, что в Стольце тебя будут поджидать. Полагаю, тебе есть за что благодарить ее. Кстати, тебе еще никто не предсказывал, что тебя погубят женщины? Или я буду первым?

— Шарлей...

— Не трудись, — прервал демерит. — Я понимаю. Долг благодарности плюс великий афект, ergo, снова придется подставлять шею, а Венгрия оказывается все дальше и дальше. Что делать! Прошу тебя только об одном: подумай, прежде чем начнешь действовать. Ты можешь мне это обещать?

— Шарлей... Я...

— Я знал. Будь внимателен. На нас смотрят. И погоняй коня, погоняй! Иначе тебя течение унесет!

К вечеру добрались до подножия Райхенштайна, Златостоцких гор, северо-западного отрога пограничных цепей Рыхлебов и Есеника. В лежащем над стекающей с гор речкой Быстрой поселке они намеревались передохнуть и перекусить, однако тамошние крестьяне оказались негостеприимными — не позволили себя ограбить. Из-за охраняющей въезд засеки на раубриттеров посыпались стрелы, а ожесточенные лица вооруженных вилами, окшами* [ Разновидность бердыша. ] и кольями крестьян не вызывали желания ждать от них особого радушия. Кто знает, как все сложилось бы при обычных обстоятельствах, однако сейчас понесенный урон и усталость сыграли свою роль. Первым развернул коня Тассило де Тресков, за ним последовал обычно запальчивый Рымбаба, завернул, даже не бросив в адрес деревни скверного слова, Ноткер фон Вейрах.

— Чертовы хамы, — догнал их Буко Кроссиг. — Надо, как это делал мой предок, хоть бы раз в пять лет разваливать им халупы, сжигать все до голой земли. Иначе они начинают беситься. Благоденствие и достаток все переворачивают у них в мозгах. Ишь возгордились...

Небо заволакивали тучи. Из деревни тянуло дымком. Лаяли собаки.

— Впереди Черный лес, — предупредил едущий первым Буко. — Держаться рядом! Не отставать! Следить за лошадьми!

К предупреждению отнеслись серьезно, потому что и Черный лес — чащоба из буков, тисов, ольх и грабов — густой, влажный и затянутый туманом, — выглядел не менее серьезно. Настолько не менее, что аж мурашки бегали по спине. Сразу чувствовалось затаившееся где-то там в чащобе зло.

Кони храпели, мотали головами.

И как-то не очень заинтересовал побелевший скелет, лежащий у самой обочины дороги.

Самсон Медок тихо бормотал:

Nel mezzo del cammin di nostra vita

mi ritrovai per una selva oscura

che la diritta via era smarita...*

[«Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины».

Данте Алигьери, «Божественная комедия». Перевод М. Лозинского.]

— Преследует меня, — пояснил он, видя взгляд Рейневана, — этот Данте.

— И исключительно к месту, — вздрогнул Шарлей. — Миленький лесок, ничего не скажешь... Ехать здесь одному... В темноте...

— Не советую, — проговорил, подъезжая, Гуон фон Сагар. — Решительно не советую.

Они ехали в горы, по все большей крутизне. Кончился Черный лес, кончились буковины, под копытами заскрипел известняк и гнейс, потом базальт. На склонах яров выросли утесики фантастических форм. Опускались сумерки, из-за туч, черными волнами заходящих с севера, темнело быстро.

По четкому приказу Буко Губертик взял Николетту у Самсона. Кроме того, Буко, прежде ехавший впереди, передал обязанности провожатого Вейраху и де Трескову, а сам держался поближе к оруженосцу и пленнице.

— Псякрев... — проворчал Рейневан, обращаясь к едущему рядом Шарлею. — Ведь я должен ее освободить. А этот тип явно что-то заподозрил... Ее стережет, а за нами все время наблюдает. Почему?

— Может, — тихо ответил Шарлей, а Рейневан с ужасом понял, что это вовсе не Шарлей. — Может, как следует рассмотрел твою физиономию? Зеркало чувств и намерений?

Рейневан выругался себе под нос. Было уже темновато, но не только это он винил за ошибку. Седовласый чародей явно использовал магию.

— Ты меня выдашь? — спросил он напрямик.

— Нет, — не сразу ответил маг. — Но если ты захочешь совершить глупость, удержу... Ты знаешь, я смогу. Поэтому не глупи. А на месте посмотрим...

— На каком месте?

— Теперь моя очередь.

— Не понял.

— Моя очередь спрашивать. Ты что, не знаешь правил игры? Вы не играли в это в учельне? В quaestiones de quodlibet* [ Игра, в которой студенты задавали преподавателю любые вопросы; одна из форм средневекового университетского обучения. ]? Ты спросил первым. Теперь моя очередь. Кто таков гигант, которого вы называете Самсоном?

— Мой спутник и друг. Впрочем, почему бы тебе не спросить его самому? Скрывшись под магическим камуфляжем.

— Я пытался, — запросто признался чародей. — Но это тертый калач. С ходу распознал камуфляж. Откуда вы его выкопали?

— Из монастыря бенедиктинцев. Но если это quodlibet, то теперь моя очередь. Что знаменитый Гуон фон Сагар делает в comitive Буко фон Кроссига, силезского рыцаря-грабителя?

— Ты слышал обо мне?

— А кто ж не слышал о Гуоне фон Сагаре? И о Matavernis, мощном заклинании, уберегшем летом тысяча четыреста двенадцатого года поля над Везером от саранчи.

— Саранчи было не так уж и много, — скромно ответил Гуон. — А что до твоего вопроса... Ну что ж, обеспечиваю себе пропитание и стирку. И жизнь на довольно приличном уровне. Ценой, разумеется, определенных ограничений.

— Порой касающихся совести?

— Рейнмар де Беляу, — поразил чародей Рейневана знанием. — Игра в вопросы — не диспут об этике. Но я отвечу: порой, увы, да. Однако совесть как тело: ее можно закалять. А у каждой палки два конца. Ты удовлетворен ответом?

— Настолько, что больше вопросов не имею.

— Значит, выиграл я. — Гуон фон Сагар подогнал вороного. — А относительно девушки — храни спокойствие и не делай глупостей. Я сказал: на месте посмотрим. А мы уже почти на месте. Впереди пропасть. Так что прощай, работа ждет.

Пришлось задержаться. Взбирающаяся круто вверх дорога частично скрывалась в каменистой осыпи, образованной оползнями, частично обрывалась и исчезала в пропасти. Пропасть была заполнена седым туманом, не позволяющим оценить истинную ее глубину. По другую сторону мерцали огоньки, маячили контуры строений.

— Слезайте, — скомандовал Буко. — Господин Гуон, просим.

— Держите коней. — Маг остановился на краю обрыва, воздел свой кривой посох. — Держите как следует.

Он взмахнул посохом, прокричал заклинание, снова, как на Счиборовой Порубке, прозвучавшее по-арабски, но гораздо более длинное, запутанное и сложное. По интонациям тоже. Кони захрапели, попятились, громко топая.

Повеяло холодом, их неожиданно охватил леденящий мороз. Мороз начал щипать щеки, в носу захрустело, заслезились глаза, холод сухо и болезненно ворвался с дыханием в легкие. Температура сильно упала, они попали как бы внутрь сферы, которая, казалось, засасывает в себя весь холод мира.

— Держите... коней... — Буко прикрыл лицо рукавом. Вольдан из Осин застонал, схватившись за перебинтованную голову, Рейневан почувствовал, как немеют пальцы, стиснутые на ременных вожжах.

Притянутый чародеем холод мира, до той поры лишь ощутимый, теперь сделался видимым, принял форму клубящегося над пропастью белого света. Свет вначале заискрился снежинками, потом ослепительно побелел. Послышался протяжный, нарастающий хруст, скрипучее крещендо, завершившееся стеклянным, стонущим, как колокол, аккордом.

— Я тебя... — начал Рымбаба. И не докончил.

Через пропасть перекинулся мост. Из льда, искрящегося и блестящего, как бриллиант.

— Вперед. — Гуон фон Сагар крепко схватил коня за вожжи у самого мундштука. — Переходим.

— А это выдержит? Не лопнет?

— Со временем лопнет, — пожал плечами маг. — Лед — вещь весьма непрочная. Каждая минута промедления увеличивает риск.

Ноткер Вейрах больше вопросов не задавал, быстро потянул коня за Гуоном. За ним ступил на мост Куно Виттрам, затем двинулся Рымбаба. Подковы звенели по льду, разбегалось стеклянное эхо.

Видя, что Губертик не может управиться с конем и Катажиной Биберштайн, Рейневан поспешил ему на помощь. Но его опередил Самсон, взяв девушку на руки. Буко Кроссиг держался рядом, смотрел внимательно, а руку не спускал с рукояти меча. «Чует, откуда ветер дует, — подумал Рейневан. — Не доверяет нам».

Испускающий холод мост позванивал под ударами копыт. Николетта взглянула вниз и тихо ойкнула. Рейневан тоже глянул и проглотил слюну. Сквозь ледяной кристалл был виден затягивающий дно пропасти туман и торчащие из него верхушки елей.

— Быстрее! — подгонял идущий первым Гуон фон Сагар. Словно знал.

Мост затрещал, на глазах начал белеть, становиться матовым. Во многих местах побежали длинные змейки трещин.