Е.Д. Хомская

О МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМАХ

СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ

Е.Д. Хомская

В новые постперестроечные вре­мена философские методологические проблемы психологии все меньше ин­тересуют научную общественность. Наметились новые тенденции: с од­ной стороны, к чистому прагматизму, к определенному пренебрежению ака­демической наукой в разных ее ипо­стасях, в том числе и методологиче­ской, как, якобы, не имеющей практи­ческой ценности, с другой — к явному оживлению интереса ко всяким чуде­сам, мистике (экстрасенсорному вос­приятию, телекинезу и т.п.). Объеди­няет эти тенденции скрытый или яв­ный уход от вопросов, связанных с четким определением методологиче­ских основ психологических исследо­ваний, к «размыванию» или даже от­рицанию естественнонаучной, мате­риалистической методологии как фи­лософской основы научного психоло­гического знания.

Этот процесс наблюдается не толь­ко в психологии. Достаточно явно он прослеживается и в такой «строгой» науке, как физика. Известно, что в последнее время ряд физиков вводит в свои физические теории вне-физиче­ские категории: идеи буддийской, ин­дийской, японской религии и мифоло­гии. Происходит как бы объединение научных физических воззрений с вос­точными религиозными идеями, что и выдается за новое слово в физике. Современная физика стала использо­вать такие понятия, как сознание, се­мантика, смысл и др. Некоторые фи­зики утверждают, что физические феномены и сознание едины, не су­ществуют друг без друга, более то­го, что сознание «творит» реаль­ность, и объекты физического позна­ния создаются в процессе восприятия. При этом само сознание (или одно из его проявлений) трактуется как транс­личностное сознание, которое функ­ционирует на космическом уровне [20].

Целый ряд статей, опубликованных за последнее время в «Вопросах фи­лософии», свидетельствует о далеко зашедшем процессе изменения естественнонаучной материалистической методологической базы физической науки, о явных попытках — на мате­риале физических реалий — идеали­стического решения гносеологиче­ской проблемы. Нередко это проис­ходит под флагом критики марксизма. Этот процесс можно обозначить как появление «альтернативной» фи­зики [8].

Нечто подобное наблюдается и в психологии, где также можно конста­тировать появление «альтернативной» психологии. В работах этого направления также делается попытка отри­цать (или хотя бы поставить под сом­нение) естественнонаучные материа­листические методологические осно­вы психологического знания. Поэтому обсуждение методологических проб­лем современной психологии весьма актуально, так как наличие методо­логических трудностей в различных отраслях психологии — уже случив­шийся факт, осознание которого по­лезно и для общей оценки состояния современной психологии, и для про­гноза ее будущего развития.

В различных областях психологии методологические трудности прояв­ляются в разной степени. Особенно явно они просматриваются в тех об­ластях психологии, которые занима­ются проблемами личности и созна­ния.

Оживление нематериалистических тенденций в психологии личности наиболее очевидно в ее прикладных областях: психотерапии и психокор­рекции. Происходящее в настоящее время широкое распространение раз­личных видов психологической помо­щи населению (в виде разных спосо­бов психологического воздействия на личность пациента) явно опережает теоретическое осмысление проблемы. Фрейдизм в своей классической фор­ме — как теоретическая основа пси­хологии личности в области психо­анализа — теперь уже не признается большинством западных психологов. Более того, по мнению многих запад­ных специалистов, даже как приклад­ная дисциплина психоанализ З. Фрей­да уже исчерпал себя. Однако в Рос­сии он все еще достаточно популя­рен. Планируется даже создание це­левой программы, предусматриваю­щей дальнейшее развитие психоана­лиза (в соответствии с Указом Прези­дента «О возрождении и развитии фи­лософского, клинического и приклад­ного психоанализа», август 1996 г.). Достаточно популярны у нас и более современные модернизированные варианты психоанализа (неофрейдизм, постфрейдизм и др.).

С философской методологической точки зрения фрейдизм является биологизаторской концепцией личности, одной из разновидностей биологизаторского редукционизма, рассматри­вающего врожденные инстинкты и влечения в качестве главных детер­минант психики, признающего веду­щую роль бессознательного в пове­дении человека. Фрейдизм принижа­ет роль социальных, культурно-исто­рических факторов в развитии лично­сти, в детерминации психических про­цессов и поведения в целом.

Другая концепция личности лежит в основе разных вариантов гуманисти­ческой психологии, имеющей боль­шое распространение у нас и за рубе­жом. Гуманистическая психология, основанная К. Роджерсом, А. Маслоу, Г. Олпертом и другими, появившаяся как «третья сила», оппонентная и би­хевиоризму, и психоанализу, выступа­ет принципиально против детерми­низма, против управления поведени­ем, за индирективную психотерапию. Детерминизм, если и признается, то только в качестве чисто внутреннего, духовного фактора развития лично­сти [27]. Гуманистическая психология базируется на гуманистической пара­дигме, в центре которой — идеи само­развития личности, отрицание внеш­них (в том числе, социальных) факто­ров (стимулов) ее развития. В качест­ве практического выхода гуманисти­ческая психология (и ее варианты) предлагает иной, чем психоанализ, набор психологических воздействий на личность пациента, в частности диалоговую личностно-центрированную терапию.

В целом в современной психотера­пии доминируют две основные концепции личности: одна из них — иду­щая от психоанализа «глубинная пси­хология», апеллирующая к глубинам личности, другая — идущая от гума­нистического направления «вершин­ная психология», апеллирующая к высотам духа. Если первая исходит из упрощенных представлений о детер­минантах развития личности, из при­мата влечений, телесных ощущений над духом, то вторая отрицает глу­бинные факторы развития и детерми­низм — как причинно-следственные (включая и социальные) движущие силы развития личности — в пользу духа. Каждая из этих концепций обос­новывает свой подход к человеку (т.е. свою «философию человека») и свою психотерапевтическую практику (т.е. свои техники воздействия на лич­ность пациента).

Следует отметить, что в психотера­пию и психокоррекцию в настоящее время проникает и восточная филосо­фия (буддийская, индийская и др.) с ее идеологией личности и ее техниками воздействия. Восточная философия, основанная на отрицании чисто раци­онального мышления, не только рассматривающая человека в единстве с окружающей средой, с космосом, но и отрицающая независимость окружаю­щего мира от субъекта, принимается некоторыми психотерапевтами как новая научная парадигма, более про­дуктивная, чем другие. Это направ­ление психотерапии предлагает свой набор методов психологического воз­действия (медитации и др.). Концеп­ция личности этого направления пси­хотерапии представляет собой эклек­тическое смешение различных воз­зрений на природу человека, заим­ствованных и из западной, и из вос­точной философий и религий.

В целом — при общей ориентации на западные исследования — в отече­ственной психотерапии ни одна из концепций личности не может пре­тендовать на статус общепризнанной. Одновременно сосуществуют разные «философии человека», предлагаю­щие разные техники воздействия на личность пациента и по-разному объ­ясняющие их результаты. Подобное положение дел в психотерапии дает основание некоторым практикую­щим психологам (и врачам) вообще пренебрегать какими-либо теориями личности и использовать различные приемы безотносительно к их про­исхождению (подобную психологи­ческуюпрактику Л.С. Выготский, как известно, называл «фельдшеризмом»).

Таким образом, можно констати­ровать, что наряду с безусловно по­лезной и широко применяемой прак­тикой психологического воздействия на личность пациента в этой области психологии сосуществуют явно проти­воречивые теоретические концепции личности, интерпретирующие практи­ческие результаты с диаметрально противоположных позиций. Отдавая должное сложности самой проблемы (общая теория личности, ее структу­ра, детерминанты развития, соотно­шение сознательного и бессознатель­ного и т.д.), следует все же признать, что именно в данной области (а не в психологии памяти, внимания и др.) сконцентрированы сегодня наиболее острые теоретические и методологи­ческие трудности и противоречия. Не случайно в психологической ли­тературе практически отсутствуют работы, объясняющие конкретные психологические механизмы тех или иных технологий и анализирующие причины их действия на субъекта. Сравнительно малая интенсивность научных поисков в этом направлении (и вообще объективизации результа­тов психотерапии), прежде всего, свя­зана с отсутствием адекватных — в теоретическом и методологическом отношениях — концепций личности. Все увеличивающийся разрыв прак­тики и теории в этой области психо­логии грозит самыми плачевными по­следствиями для всей психологиче­ской науки, потому что ничто так не разлагает науку изнутри, как невни­мание к теории, исходящее из про­фессиональной среды.

Нужно отметить также, что осо­бенностью нашей отечественной психологии является слияние академи­ческой психологии с «психотерапев­тической». Как известно, во многих странах последняя рассматривается как чисто практическое направление, не занимающееся теоретическими обобщениями. У нас же «психотера­певтическое» направление претенду­ет на статус самостоятельной психо­логической науки (а не только прак­тики), что и позволяет предъявлять к ней повышенные требования. Так, по мнению одного из известных идео­логов практической психологии (пси­хотерапии), последняя не является прикладной отраслью академической психологии, а представляет собой са­мостоятельную гуманитарную науку со своей методологией [26].

Следует также отметить, что психо­терапия и психокоррекция — области знания, пограничные с медициной, — находятся под большим влиянием чи­сто медицинских воззрений на чело­века, в связи с чем представления о психике, сознании, бессознательном несут на себе печать клинического прагматизма, а кроме того, к сожале­нию, распространено отождествление понятий «личность» и «индивид».

Не менее тревожная ситуация скла­дывается и вокруг проблемы «психо­логия и религия». Как известно, за последнее время в нашем обществе быстрыми темпами стал возрождать­ся интерес к различным религиям — не только к традиционному правосла­вию, как ветви христианства, но и к другим конфессиям, — в связи с чем анализ связи психологии и религии стал очень актуален. В центре этой проблемы — старый и опять новый вопрос о соотношении науки и рели­гии, научного и религиозного миро­воззрения. Для психологии этот воп­рос особенно важен, потому что и у психологии, как науки, и у религии, как определенного мировоззрения один и тот же предмет познания: че­ловек, личность. Принято считать, что изучение человека психологической наукой и религией ведется с различ­ных методологических позиций. Пси­хология, как отрасль научного знания, строится на системе доказательств (фактов) и без таковых не принимает никаких теоретических положений. Религия не нуждается ни в каких до­казательствах, ее положения основа­ны на постулатах веры.

Однако современная психология (в лице ее некоторых представителей) оспаривает эту точку зрения. Так, ав­торы коллективной монографии «На­чала христианской психологии» [21] считают, что способы религиозного познания только кажутся ненаучны­ми, субъективными. На самом деле истинное познание души человека воз­можно только через религию. Отри­цается оппозиция религии и науки в познании психологической реально­сти, делается попытка объединить ре­лигию и науку под видом «единства познания психической жизни чело­века». Ориентация на естественно­научный материалистический подход в отечественной психологии, беру­щий начало от работ И.М. Сеченова, И.П. Павлова, В.М. Бехтерева и дру­гих естествоиспытателей, объявляет­ся ошибочной. Авторы «Начал...» считают, что «после многих десятиле­тий главенства материализма в отече­ственной психологии... необходимо сменить научную парадигму в соответствии с предметом исследования», так как «душа была принесена в жер­тву научному мировоззрению» [21; З]. В качестве нового слова в давнем спо­ре между психологией и религией провозглашается «христианская пси­хология» (кстати, а как быть с дру­гими конфессиями?). Авторы «На­чал...» не раскрывают содержания но­вого направления, его методов (оче­видно, интроспекция?). Ясно лишь, что под душой понимаются прежде всего нравственные категории.

Подобное смешение религиозного и научного психологического мировоз­зрений можно встретить и в других публикациях, причем многие истин­ные проблемы, встающие перед оте­чественной психологией в связи с воз­рождением религии, не затрагивают­ся, хотя они весьма важны и с науч­ной, и с социальной точек зрения (проблемы религиозного внушения, фанатизма, сектантства и др.).

Совершенно очевидно, что в осно­ве сложной ситуации, сложившейся в этой области психологического зна­ния, — невнимание к методологиче­ским проблемам психологического знания, неразличение научно-психо­логического и религиозного подходов к человеку. Более того, авторы дела­ют попытку объявить эту эклектиче­скую методологическую несовмести­мость в качестве нового истинного слова в психологической науке, ново­го пути отечественной психологии. Подобная ситуация весьма опасна (особенно в перспективе), так как она создает возможность — якобы с по­зиций новой психологии — пренебрежительно относиться к научному про­шлому, отрицать очевидные научные истины и утверждать — в качестве последних достижений психологиче­ской науки — сомнительные «фак­ты» и просто вымысел (из области парапсихологии и т.п.). По-видимому, назрела необходимость открытого об­суждения всего круга психологиче­ских проблем, связанных с религией, и в первую очередь методологических основ научно-психологического и ре­лигиозного подхода к изучению чело­века. Если учесть, что психология в течение многих столетий была частью теологии и философии и лишь срав­нительно недавно выделилась в самостоятельную дисциплину и приобрела статус научного знания, то опасность возврата к старому не покажется на­думанной.

Можно говорить о наличии мето­дологических трудностей и в других областях психологии, например в ней­ропсихологии.

Нейропсихология как одна из нейронаук, занимающихся изучением мозговой организации психических явлений, всегда была ареной острой борьбы материалистических и идеа­листических концепций, по-разному объясняющих соотношение мозга и психики. Заслугой А.Р. Лурия и его школы явилась разработка принципи­ально нового подхода к этой пробле­ме, отличного от двух основных спо­собов ее решения (узкого локализационизма или психоморфологиче­ской концепции и концепции эквипо­тенциальной организации мозга).

Концепция А.Р. Лурия о системной динамической локализации высших психических функций открыла новые возможности для изучения проблемы «мозг и психика» с чисто материали­стических позиций. Если прежде (до А.Р. Лурия) никто не сомневался в возможности локализации (т.е. в чет­ком соотнесении с определенными мозговыми образованиями) так назы­ваемых элементарных сенсорных и моторных процессов (зрительных, слуховых ощущений, моторных реакций и т.д.), однако оставался откры­тым вопрос о возможностях локали­зации высших психических функций (восприятия, памяти, речи и др.), то после работ А.Р. Лурия этот вопрос был в принципе решен. Факторный анализ нарушений высших психиче­ских функций позволил по-новому объяснить их мозговую организацию и открыл широкие перспективы даль­нейших исследований в этой области.

На современном этапе развития нейропсихологии весьма актуальны­ми становятся вопросы о мозговой организации наиболее сложных форм психической реальности — эмоцио­нально-личностной сферы и сознания. И вновь раздаются голоса о принци­пиальной недопустимости самой по­становки вопроса об их мозговой ор­ганизации (или локализации), о не­возможности связывать эти сложные психические явления с какими-либо конкретными мозговыми образова­ниями. Вновь дискутируются вопро­сы об общественно-исторических, социальных и биологических, генетиче­ских детерминантах психики, причем в процессе таких дискуссий нередко смешиваются вопросы о содержании психических явлений (определяемом социальными факторами) и способах их реализации (с помощью конкрет­ных мозговых механизмов). При ре­шении этих проблем в рамках нейронаук на современном уровне вновь всплывают упрощенные представле­ния о материальных основах психики (идеи о мозговых «центрах» эмоций, центрэнцефалическая теория созна­ния), с одной стороны, и современные «эквипотенциальные» теории (голографические концепции работы моз­га) — с другой. Наряду с этими кон­цепциями достаточно распростране­ны и представления о принципиаль­ной невозможности естественнонауч­ного объяснения таких сложных пси­хических явлений, как личность и со­знание в естественнонаучной мате­риалистической парадигме.

Как известно, А.Р. Лурия, разраба­тывая нейропсихологию как новую отрасль психологической науки, наме­ренно ограничивал сферу своих инте­ресов высшими психическими функ­циями (когнитивными, двигательны­ми), что отразилось и на названии теории, объясняющей соотношение мозга и психики («теория системной динамической локализации вьющих психических функций»). Эмоциональ­но-личностные явления и сознание, как предметы специальных нейропсихологических исследований в его трудах, если и встречаются, то только в контексте общего описания нейропсихологических синдромов. Их изу­чение должно стать следующим эта­пом развития нейропсихологии. Од­нако А.Р. Лурия не сомневался в безу­словной необходимости и принципи­альной возможности изучения проб­лем личности и сознания с позиций нейропсихологии.

Относительно нейропсихологии личности (или эмоционально-лично­стной сферы) А.Р. Лурия говорил, что в истории науки известны неудачные попытки связать понятия «личность» и «мозг» в виде «неоклейстизма» (од­ного из вариантов узкого локализационизма) или апелляции к исклю­чительно надматериальной духовной природе личности. Решение этой про­блемы он видел лишь в рамках тео­рии системной динамической локали­зации психических функций, считая, что признание прижизненного фор­мирования личности и поиски систем­ной динамической мозговой организа­ции ее различных составляющих (параметров, компонентов, аспектов) яв­ляются необходимыми условиями нейропсихологического рассмотрения проблемы. Учитывая большой вклад Б.В. Зейгарник в изучение проблемы личности, патологии мотивов деятельности и их иерархии, А.Р. Лурия ука­зывал на необходимость строго диф­ференцировать в личности то, что связано с органической патологией мозга, и то, что обусловлено социаль­ными факторами жизни, преломлен­ными через ситуацию болезни. К лич­ностным дефектам, как известно, А.Р. Лурия относил нарушения саморегуляции поведения, расстройства произвольного контроля, нарушения критики, которые он связывал с пато­логией третьего блока мозга, а так­же эмоциональные и мотивационные нарушения, возникающие при пора­жении и третьего, и первого блоков. Он считал, что «вопрос об отношении нейропсихологии к проблеме лично­сти является очень сложным, однако крайне актуальным... Его решения требует само развитие и нейропсихо­логии, и общей психологии» [22; 172].

Эти и другие высказывания А.Р. Лу­рия относительно нейропсихологи-ческого анализа эмоционально-лич­ностной сферы не оставляют сомне­ния в том, что он был убежден в воз­можностях решения этого круга про­блем с естественнонаучных позиций.

Достаточно определенно А.Р. Лурия высказывался и о проблеме сознания. Он отмечал ее принципиальную важ­ность для понимания предмета психологической науки и многократно пи­сал о том, что именно изучение раз­личных форм сознательной деятель­ности человека и составляет основ­ной предмет психологии, причем в за­дачи психологии входит не только их описание, но и объяснение с материа­листических детерминистических по­зиций. А.Р. Лурия, как последователь Л.С. Выготского, распространял куль­турно-исторический подход на изуче­ние не только высших психических функций, но и сознания в целом. Он проводил четкую грань между соци­ально-историческими «истоками», детерминантами сознания, определяю­щими его возникновение и содержа­ние как высшей формы отражения действительности, и мозговым суб­стратом сознания, мозгом как орга­ном, реализующим сознание. Инди­видуальное сознание с точки зрения его детерминант, генеза и содержания рассматривалось А.Р. Лурия как обще­ственно-историческая категория. Он писал, что «для того, чтобы объяс­нить сложнейшие формы сознатель­ной жизни человека, необходимо вый­ти за пределы организма, искать ис­точники... сознательной деятельно­сти и "категориального" поведения не в глубинах мозга и не в глубинах духа, а во внешних условиях жиз­ни...в социально-исторических фор­мах существования человека» [18: 23]. В своей статье «Философские при­ключения известного нейрофизиоло-га» [16] он критикует непоследова­тельность взглядов Д. Экклза, придерживавшегося строго материалистиче­ской точки зрения на мозговую орга­низацию элементарных физиологи­ческих процессов и одновременно счи­тавшего сознание проявлением боже­ственного начала в человеке. А.Р. Лу­рия не сомневался в возможности строго материалистического объясне­ния мозговых механизмов не только отдельных сознательных актов (в ви­де высших психических функций), но и сознания в целом. Как последо­ватель Л.С. Выготского, А.Р. Лурия развивал представления о смысловом и системном строении сознания, объ­единяя проблему сознания (и отвле­ченного мышления) с проблемой язы­ка ([14], [15], [18] и др.).

За годы, прошедшие со времени кончины А.Р. Лурия, ситуация в этих областях нейропсихологии измени­лась мало. Нейропсихология личности и нейропсихология сознания пока еще не сформировались как эксперимен­тальные направления, как это про­изошло с нейропсихологией памяти, речи, восприятия и других высших психических функций.

Изучение нейропсихологии лично­сти в настоящее время сводится к двум типам работ. Во-первых, это ис­пользование в клинике локальных поражений мозга личностных опросников (Кеттелла, MMPI и др.). Ре­зультаты тестирования прямо сопо­ставляются с локализацией пораже­ния. Если учесть, что сами тесты (опросники) составлены для иных целей и не имеют специального нейропсихологического обоснования, а получен­ные данные основаны только на само­наблюдении пациентов, то, очевидно, что серьезных выводов на основании таких данных делать нельзя. А глав­ное, в подобных исследованиях отсут­ствует основной принцип луриевского подхода к изучению мозговой ор­ганизации психических явлений — факторный, или синдромный, анализ последствий локальных поражений мозга. С теоретической точки зрения это вариант современного психомор­фологического подхода к решению проблемы «мозг и личность».

Другой тип более традиционных исследований — анализ вклада личностных компонентов (планирования, контроля и др.) в нарушения различ­ных психических функций (памяти, мышления, речевого общения и др.). Но эти исследования не могут рассма­триваться как раскрывающие тему «мозг и личность» по существу.

Более продуктивно в нейропсихо­логии разрабатываются проблемы, связанные с мозговой организацией эмоций, особенно в контексте проб­лемы межполушарной асимметрии мозга. Однако и эти исследования не посвящены собственно нейропсихоло­гии личности.

Нейропсихологические исследова­ния проблемы сознания, как состоя­ния полной или измененной ориенти­ровки пациента в окружающем и себе самом, за последние годы проводи­лись лишь в контексте общих клини­ческих описаний различных нейропсихологических синдромов, т.е. на феноменологическом уровне. Как и во времена А.Р. Лурия, продолжалось изучение патологии сознания в рам­ках нейропсихиатрических представ­лений. Описывались феноменология нарушений сознания, характерная для поражения правого и левого полуша­рий у правшей, особенности наруше­ний сознания у левшей ([7] и др.). Подобные исследования, как и все кли­нические описания нарушений созна­ния в психиатрии, основаны только на наблюдениях за больными и их вы­сказываниями. Поэтому в ряде слу­чаев их интерпретация выглядит не очень убедительно (например, утвер­ждения, что в сознании больных при­сутствует только прошлое или толь­ко будущее время и т.п.). Описания патологии сознания у больных с ло­кальными поражениями мозга, безус­ловно, содержат очень интересный пласт клинической реальности, кото­рый нуждается в точном эксперимен­тальном исследовании. К сожалению, в современной нейропсихиатрии, как и в нейропсихологии, нет достаточно ясной концепции сознания, что тор­мозит развитие экспериментальных исследований. Достоинством этих нейронаук является то, что обе они исходят из положения об имманент­ной связи сознания с мозгом. В этой области знания психиатры проклады­вают дорогу нейропсихологическому эксперименту, однако, поле фактов, описанных ими, нуждается, прежде всего, в теоретическом осмыслении.

В других нейронауках (например, в нейрофизиологии) проблема созна­ния также далека от своего решения. Главный вопрос в этих нейронауках тот же, что и в психологии, а, именно: является ли сознание особой, но мате­риальной по своей основе функцией мозга или нематериальным явлением, воплощением духа? В целом в нейронауках преобладает естественно­научная традиция в изучении проб­лемы сознания, в соответствии с ко­торой сознание определяется, как «осознание нашей умственной и/или физической деятельности» и рассмат­ривается, как функция мозга [2]. При этом многие нейробиологи, как и А.Р. Лурия, считают, что осознают­ся только те внутренние события, ко­торые прошли переработку в речевой системе.

Что касается конкретных мозго­вых механизмов, ответственных за процессы сознания, то наиболее попу­лярны в нейробиологии представле­ния, согласно которым сознание как проявление интегративных процессов высшего порядка обеспечивается ко­рой больших полушарий, преимуще­ственно ассоциативной. Широко из­вестна гипотеза В. Маунткастла и со­авторов [34], согласно которой осно­ву сознания составляет широко раз­ветвленная по всей коре сеть нейрон­ных ансамблей, организованных по принципу вертикальных «колонок», объединяющих нейроны разного ти­па. Считается, что важным достоин­ством этой гипотезы является ее до­ступность экспериментальной про­верке.

Таким образом, специалисты по нейронным сетям связывают созна­ние с конкретными нейронными об­разованиями. Однако на другом по­люсе нейронаук к идее поиска кон­кретных «носителей» сознания от­носятся отрицательно. Представители многих зарубежных нейропсихологических школ, не разделяющие взгля­дов А.Р. Лурия, отрицают саму воз­можность мозговой организации та­ких сложных психических явлений, как личность и сознание. Так, в хоро­шо известном руководстве по клини­ческой нейропсихологии [32], вышед­шем в 1993 г. третьим изданием, главы, посвященные нейропсихологии лич­ности и нейропсихологии сознания, отсутствуют. Нет каких-либо упоми­наний об этих проблемах и в других авторитетных нейропсихологических источниках (например, в [33] и др.).

Таким образом, в современных нейронауках, занимающихся проблемами личности и сознания, можно конста­тировать весьма широкий набор по­зиций: от полного отрицания связи личности и сознания с мозгом до узкоконкретных представлений об оп­ределенных типах нейронов — «носи­телях» сознания. Эта ситуация, безус­ловно, свидетельствует о неразрабо­танности проблем, относящихся к лич­ности и сознанию, в том числе, и на теоретическом и методологическом уровнях, а не только о личных вкусах, пристрастиях, позициях различных исследователей этих проблем (вклю­чая и нейропсихологов).

Можно привести примеры методо­логических трудностей и противоре­чий, связанных с проблемами лично­сти и сознания, и из других отраслей психологии. Однако сказанного впол­не достаточно, чтобы сделать некото­рые выводы.

В современной психологии, и осо­бенно в отечественной, можно видеть признаки методологического кризи­са, наиболее явно проявляющиеся в тех областях психологии, которые за­нимаются проблемами личности и со­знания. Как это уже было в истории психологии, оживились (или появи­лись) различные «альтернативные» подходы к изучению человека. Эта ситуация в психологии не случайна. Как уже говорилось выше, она явля­ется частью более общего методоло­гического кризиса, распространив­шегося и на другие научные дисцип­лины (физику, астрономию, биоло­гию и др.), который обусловлен, по-видимому, и внешними, и внутренними причинами. Внешние (социальные факторы) — это прекращение идео­логического «давления» на науку, полная свобода мнений, а также про­никновение в психологию непрофес­сионалов, не знакомых (или даже не считающих нужным знать) с уже на­копленными психологическими сведениями (фактами, законами, теория­ми) и, вследствие этого, склонных к иным упрощенным или вообще вне-научным объяснениям психологиче­ских данных. Внутренние (логика раз­вития самой науки) — это расшире­ние сферы интересов современной психологии, появление новых проб­лем, для решения которых она еще не готова, что естественно для развития науки.

В истории отечественной и миро­вой психологии можно выделить несколько критических периодов, когда проблемы методологии обсуждались особенно активно.

В 60—70-е гг. прошлого века, пос­ле публикации работ И.М. Сеченова («Рефлексы головного мозга», «Ко­му и как разрабатывать психоло­гию»), как известно, развернулась острая дискуссия между сторонни­ками «объективной» и «субъекти­вистской» психологии, т.е. между И.М. Сеченовым и его последовате­лями, которые рассматривали психи­ку человека (включая и самые слож­ные ее формы) как объект научно­го познания, с одной стороны, и те­ми, кто отрицал подобную возмож­ность, — с другой.

На рубеже XIX и XX вв. вновь обо­стряется борьба двух методологий в психологии, а именно той, которая лежала в основе «объясняющей» (или номотетической) психологии, стремя­щейся, как и всякая наука, найти об­щие закономерности психики, и той, на которой базировалась «понимаю­щая» (или идиографическая) психо­логия, стремящаяся понять конкрет­ного человека со всем его своеобра­зием и отрицающая всеобщие законы психики.

В начале 20-х гг. нашего века вновь разразился психологический кризис, которому Л.С. Выготский придавал историческое значение, и суть которо­го состояла в борьбе за новую психо­логию против редукционизма и дуа­лизма, в попытке Л.С. Выготского и его школы сформулировать новые методологические основы психоло­гии, вытекающие из философии марк­сизма.

В начале 50-х гг. — во время Пав­ловской сессии — также происходил пересмотр методологических пози­ций в психологии, их приспособление к идеологии классического павловско­го учения — в трактовке А.Г. Ивано­ва-Смоленского (в конечном счете — к бихевиоризму).

Сейчас, в 90-е гг. наметился оче­редной методологический кризис в связи с новой и социальной, и внутри-психологической ситуацией (в част­ности, вследствие широкого распро­странения психоаналитических и гу­манистических идей).

При всех кризисах, в конечном ито­ге, происходит борьба двух основных методологий: естественнонаучной и гуманитарной ([19], [30], [31] и др.). Соответственно центральным во всех случаях является вопрос о принципе детерминизма психических явлений, его роли в психологии.

Представители естественнонауч­ных направлений в психологии («объективной», «номотетической», «фи­зиологической» психологии, бихевио­ризма, психоанализа, рефлексологии, гештальтпсихологии, «марксистской» психологии) отстаивали принцип де­терминизма как основу изучения при­чинно-следственных отношений в психологии. Представители противо­положного подхода («субъективист­ской», «понимающей», «идиографической», «гуманистической» психоло­гии) отказывались от всякого детер­минизма, провозглашая «духовную свободу личности» (субъекта, инди­вида), ее непредсказуемость и незави­симость от объективной реальности.

Таким образом, признание или не­признание принципа детерминизма психических явлений — одно из важ­нейших различий между естественно­научной и гуманистической парадиг­мами в психологии.

Однако, известно, что детерминизм, как основной методологический прин­цип в психологии, по-разному тракту­ется различными направлениями. Это либо механистическое понимание де­терминант психики, апеллирующее непосредственно к внешним стимулам (бихевиоризм, рефлексология), либо упрощенное сведение психического к физиологическому («физиологиче­ская», «павловская» психология), ли­бо признание психического следстви­ем врожденных влечений (психоана­лиз и его варианты), либо непосредст­венное выведение психического из социального («марксистская» психо­логия и ее варианты); наконец, этоможет быть «гибкий» (внутренний) детерминизм в виде опосредствования психических процессов орудиями, знаками, речью, имеющими культур­но-историческое (внешнее) происхо­ждение, как это утверждает школа Л.С. Выготского.

Можно, следовательно, говорить о «качестве» детерминизма, но сам принцип детерминизма, т.е. примене­ние к психике философских законов о всеобщей обусловленности психиче­ских явлений реалиями объективного материального мира и распростране­ние на психику причинно-следствен­ных закономерностей, является важ­нейшим критерием естественнонауч­ной парадигмы в психологии.

Можно говорить и о других крите­риях этого подхода: рациональности познания, доступности для эмпириче­ской проверки, включения в систему уже накопленных знаний, опоре на уже сложившиеся научные традиции и др. Совершенно очевидно, что с точки зрения и этих критериев совре­менные «альтернативные» направле­ния в психологии (например, так на­зываемая гуманистическая психоло­гия) не выдерживают критики.

Развитие отечественной психологии в значительной степени находится под влиянием работ Л.С. Выготского и его школы ([12], [17), [30], [31] и др.). Это связано прежде всего с тем, что Л.С. Выготский и его последователи внесли важнейший вклад в формиро­вание методологических основ совре­менной психологии. В 20-х гг. наше­го столетия Л.С. Выготский впервые сделал попытку сформулировать ос­новную методологическую концеп­цию, которая позволила бы создать новую научную психологию. Как методолог психологической науки Л.С. Выготский опирался на филосо­фию марксизма, но для него марксизм был не идеологией, а философской методологией, которая должна быть использована для разработки кон­кретной методологии «общей психо­логии», т.е. для разработки конкрет­но-психологической «философии че­ловека» [24]. Однако, завершить эту работу он не успел. Тем не менее, Л.С. Выготский впервые сумел пре­одолеть упрощенное социологизаторское понимание соотношения челове­ка и общества, которое было прису­ще другим строителям «марксист­ской» психологии. Он выдвинул тезис об опосредствованной (через орудия, знаки, символы, речь) детерминации психических процессов и сознания в целом социальными, культурно-исто­рическими факторами. Культурно-ис­торическая концепция Л.С. Выготско­го и была той конкретной методоло­гической позицией, которая позволила начать создание новой научной пси­хологии и ее различных отраслей не только в нашей стране, но и за рубе­жом, где за последние годы происхо­дит второе рождение трудов Л.С. Вы­готского, которые приобрели боль­шую популярность.

Л.С. Выготский в соответствии с философией марксизма выделял несколько уровней методологического осмысления (методологических принципов) науки, а именно:

1) общие ме­тодологические принципы марксизма (диалектического материализма), как общей методологической основы все­го естествознания;

2) методологиче­ские принципы конкретной науки — психологии («общей психологии»);

3) более частные методологические принципы определенной отрасли пси­хологии (например, нейропсихологии, детской психологии и др.).

В качестве общей методологии все­го естествознания, включая и психологию, рассматривались принципы де­терминизма, системности, развития, перехода количества в качество и др.

В качестве конкретной методоло­гии «общей психологии» была сформулирована концепция культурно-исторического генеза психических функций (в онтогенетическом и исто­рическом плане).

В качестве еще более конкретных форм методологии, созданной на ос­нове культурно-исторической теории, Л.С. Выготский начинал, например, разработку теоретических основ ней­ропсихологии [5], продолженную и завершенную А.Р. Лурия (в виде тео­рии системной динамической локали­зации высших психических функций).

Все уровни методологического анализа, по мысли Л.С.Выготского, должны тесно взаимодействовать друг с другом, составляя целостное здание методологии психологической науки.

Как известно, Л.С. Выготский скеп­тически относился к попыткам непосредственно «приспособить» к нуж­дам психологии общие философские принципы марксизма. Он иронизиро­вал над попытками написать учебник психологии «с позиций диалектиче­ского материализма», которые пред­принимались в 20—30-е гг. В трудах классиков марксизма Л.С. Выготский искал лишь метод построения пси­хологии, как науки, а не конкретные рецепты решения психологических проблем.

Методологические проблемы психо­логической науки, как известно, активно обсуждались и после Л.С. Вы­готского в трудах многих ведущих психологов (С.Л. Рубинштейна [23], А.Н. Леонтьева [10], А.Р. Лурия [13], [14], П.Я. Гальперина [б], М.Г. Ярошевского [30], [31], Б.Ф. Ломова [19], В.П. Зинченко и С.Д. Смирнова [9], Г.М. Андреевой [I], А.В. Брушлинского [З], О.К. Тихомирова [25], Н.И. Чуприковой [28] и других). В результате сложилась достаточно устойчивая ес­тественнонаучная парадигма, в рамках которой были получены многие дос­тижения отечественной психологиче­ской науки, признанные мировой на­учной общественностью. Продуктив­но развивались намеченные Л.С. Выготским различные направления науч­ной психологии в трудах А.Н. Леонтье­ва (в виде концепции деятельностного подхода к изучению психики), А.Р. Лу­рия (в виде создания новой отрасли психологической науки — нейропси­хологии), П.Я. Гальперина (в виде теории поэтапного формирования ум­ственных действий) и других отечест­венных учёных. Однако процесс соз­дания новой научной («общей») пси­хологии не завершен. Не завершена и работа по формированию методоло­гических принципов психологической науки (общих и частных). Об этом свидетельствует и та ситуация, в ко­торой оказалась современная психология,—ситуация методологиче­ского кризиса. Для обсуждения различных проблем современной пси­хологии и, прежде всего, трудных ме­тодологических вопросов, необходима открытая дискуссия. Она тем бо­лее актуальна, что сейчас в психоло­гии почти официально сложились две явно противоположные точки зре­ния. Помимо традиционной для на­шей отечественной психологии естественнонаучной материалистической позиции, идущей от И.М. Сеченова и других естествоиспытателей и про­долженной плеядой выдающихся советских ученых (Л.С. Выготским, С.Л. Рубинштейном, А.Н. Леонтьевым, А.Р. Лурия, П.Я. Гальпериными другими), достаточно популярными, если не сказать модными, стали раз­личные нематериалистические кон­цепции психики, особенно в психоло­гии личности и сознания.

В процессе этой дискуссии необхо­димо попытаться ответить на вопро­сы: исчерпала ли себя естественнона­учная материалистическая парадигма в психологии? если так, то что имен­но может ее заменить? может быть, не исчерпала, но имеет ограничения в сферах применения? если так, то ка­ковы эти границы? и, главное, спра­ведлива ли доктрина всеобщего де­терминизма в психологии (включая и самые сложные явления — уровня личности и сознания)? иными слова­ми, справедлива ли естественнонауч­ная материалистическая методология психологической науки?

Для того чтобы ее опровергнуть, необходима не просто декларация но­вого пути (или путей) в психологии (типа «христианской» психологии), а убедительная аргументация. В про­тивном случае критика естественно­научной парадигмы в пользу гумани­тарной рискует выплеснуть за борт вместе с водой и ребенка.

_________________________________

1. Андреева Г.М. Методологические проблемы и практика социально-психологических ис­следований // Теоретические методологиче­ские проблемы социальной психологии / Под ред. Г.М. Андреевой. Н.Н. Богомоловой. М.: Изд-во МГУ, 1977.

2. Блум Ф., Лейзерсон А., Хофстедтер Л. Мозг, разум, поведение. М.: Мир, 1988.

3. Брушлинский А.В. Углублять фундаменталь­ные исследования, повышать культуру науч­ных дискуссий // Вопр. психол. 1988. № 1. С. 5—8.

4. Выготский Л.С. Исторический смысл психо­логического кризиса // Собр. соч.: В 6 т. Т. 1. М.: Педагогика.1982.

5. Выготский Л.С. Психология и учение о лока­лизации: Тезисы I Всеукр. психол. съезда. М„ 1934.

6. Гальперин П.Я. Введение в психологию. М.: Изд-во МГУ. 1976.

7. Доброхотова Т.А., Брагини Н.Н. Левши. М.: Книга, 1994.

8. Дынич В.И. и др. Вненаучное знание и совре­менный кризис научного мировоззрения // Вопр. философ. 1994. № 12. С. 122—135.

9. Зинченко В.П., Смирнов С.Д. Методологиче­ские вопросы психологии. М.: Изд-во МГУ. 1983.

10. Леонтьев А.И. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Политиздат, 1977.

11. Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М.: Изд-во АПН РСФСР. 1959.

12. Леонтьев А.Н., Лурия А.Р. Из истории ста­новления психологических взглядов Л.С. Вы­готского // Вопр. психол. 1976. № 6. С. 83— 93.

13. Лурия А.Р. Высшие корковые функции и их нарушения при локальных поражениях мозга. М.: Изд-во МГУ. 1962.

14. Лурия А.Р. Мозг человека и психические процессы: В 2 ч. Ч. 2. М.: Педагогика, 1970.

15. Лурия А.Р. Основы нейропсихологии. М.: Изд-во МГУ, 1973.

16. Лурия А.Р. Философские приключения из­вестного нейрофизиолога // Вопр. философ. 1972. № 6. С. 174—178.

17. Лурия А.Р. Этапы пройденного пути: Науч­ная автобиография. М.: Изд-во МГУ, 1982.

18. Лурия А.Р. Язык и сознание. М.: Изд-во МГУ. 1979.

19. Ломов Б.Ф. Методологические и теоретиче­ские проблемы психологии. М.: Наука, 1984.

20. Налимов В.В. Возможно ли учение о челове­ке в единой теории знания? // Человек в систе­ме наук / Отв. ред. И.Т. Фролов. М.: Наука. 1989.

21. Начала христианской психологии: Учебн. пособие для вузов / Отв. ред. Б.С. Братусь. М.: Наука,1995.

22. Нейропсихология: Тексты / Под ред. Е.Д. Хомской. М.: Изд-во МГУ. 1984.

23. Рубинштейн С.Л. Основы общей психоло­гии. М.: Учпедгиз. 1946,

24. Соколова Е.Е. Тринадцать диалогов о психо- лигии: Хрестоматия, М.: Наука, 1994.

25. Тихомиров O.K. Понятия и принципы общей психологии. М.: Изд-во МГУ, 1992.

26. Флоренский Т.А. Диалог в практический психологии. М.: Ин-т психологии АН СССР. 1991.

27. Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Прогресс. 1990.

28. Чуприкова Н.И. Психика и сознание как функция мозга. М.: Наука 1985.

29. Ярошевский М.Г. Л.С. Выготский в поисках новой психологии. СПб.: Изд-во Междунар. фонда истории науки, 1993.

30. Ярошевский М.Г. Наука о поведении: Русский путь. М.: Изд-во «Ин-т практ. психологии»; Воронеж: НПО «МОДЭК», 1996.

31. Ярошевский М.Г. Психология в XX столетии. Теоретические проблемы, М.: Политиздат, 1974.

32. Heilman K.M.. Valenstein E. (eds.) Clinical neuropsychology. 3d ed. N.Y.; Oxford, 1993.

33. Kertesz A. (ed.) Localization in neuropsychology. N.Y.: Acad. Press. 1983.

34. Mauntcaslle V.B. et. al. Posterior parietal association cortex of the monkeyconimand function for operation within extra-personal space // J. Neurophysiol. 1975. V. 38.