Как спасти партию от гибели

Как и в любой стране, переживающей революционный процесс, события в России в 1917 году развивались чрезвычайно быстро. Повсеместно ниспровергались власти различных уровней. Многие освобожденные из неволи революционеры превращались в народных вождей и мстили властям за годы заключения, разжигая бунтарские настроения. Как вспоминал один из вождей Февральской революции А.Ф. Керенский, «непопулярные чиновные лица были буквально сметены со своих постов, а многие из них — убиты или ранены. Рабочие на заводах, прекратив работу, принялись устранять неугодных им управляющих и инженеров, вывозя на тачках за пределы предприятий. В некоторых районах крестьяне, памятуя 1905—1906 годы, стали на свой лад решать аграрный вопрос, изгоняя помещиков и захватывая их земли. В городах самозваные «защитники свободы» начали проводить аресты «контрреволюционеров» или тех, кто был замешан в грабежах. После трех лет войны до предела уставшие на фронте солдаты отказывались подчиняться своим офицерам и продолжать войну с врагом». Хаос усилился после того, как по приказу самого Керенского, когда он был министром юстиции, из тюрем были выпущены уголовные преступники и стали наводить ужас на городские кварталы. Ликвидация самодержавного строя привела к стремительному развитию центробежных сил в стране, появились лозунги за отделение от России (особенно активно за это выступали национал-сепаратисты Финляндии и Украины).

Политический и социальный хаос усугублялся развалом экономики. Заработная плата рабочих после февраля стала быстро расти, но еще быстрее росли цены. По данным министерства продовольствия Временного правительства, с августа 1914-го по июль 1917 года продукты питания подорожали на 51% по сравнению с ростом заработной платы. При этом прибыли капиталистов увеличивались многократно.

К середине 1917 года российская революция достигла переломного момента в своем развитии. Стихийные процессы должны были смениться периодом наведения порядка. Вопрос был лишь в том, какие силы будут наводить этот порядок. Большевики видели выход из хаоса в установлении революционного порядка и дальнейшей радикализации обществен-

ных преобразований. Внутренние и международные силы, которые развязали революцию, требовали от Временного правительства решительных действий по стабилизации положения в стране, которые бы доказали его способность контролировать ситуацию. Для Запада свидетельством кредитоспособности Временного правительства могло явиться успешное наступление русской армии на фронте. Однако развернутое Временным правительством 18 июня наступление провалилось. Сказались нехватка артиллерии, снарядов, усталость солдат, их нежелание воевать. За десять дней боев потери русской армии только убитыми составили более 60 тысяч человек.

Это поражение продемонстрировало российской крупной буржуазии слабость Временного правительства. Созданное еще в апреле 1917 года А.И. Путиловым и А.И. Вышнеградским «Общество содействия экономическому возрождению России» ставило задачу «противодействовать социалистическому влиянию на фронте и во всей стране». Во главе «Общества» стоял Гучков. Сформированный заговорщиками в мае 1917 года «Республиканский центр» считал своей главной задачей ведение антибольшевистской пропаганды на фронте и в стране. Для этого они собирались добиться ликвидации фабзавкомов, запрета большевистской агитации на фронте и вывода из Петрограда большевизированных частей. Один из планов заговорщиков предусматривал организацию провокационного уличного выступления в Петрограде под большевистскими лозунгами, чем можно было воспользоваться для запрета большевистской партии и ареста ее руководителей. С целью подтолкнуть Временное правительство к более решительным действиям против левых сил три министра-кадеты (А.А.Мануйлов, Д.И. Шахновский, А.И. Шингарев) в ночь со 2 на 3 июля подали в отставку.

Еще до этих событий в Петрограде стало известно о намерении Временного правительства расформировать ряд большевизированных воинских частей петроградского гарнизона и отправить их солдат на фронт. В этих частях особенно активно вели пропаганду анархисты, призывая к немедленному свержению правительства и передаче власти Советам.

Поэтому весть об отставке трех министров была воспринята в пулеметном полку, который собирались расформировать, как свидетельство крушения буржуазного правительства. На состоявшемся 3 июля митинге пулеметчики приняли решение послать своих делегатов в другие части петроградского гарнизона, на предприятия Петрограда и в Кронштадт и в 17 часов того же дня выступить против Временного правительства.

За два часа до намеченного выступления два представителя пулеметчиков явились в ЦК РСДРП(б) и заявили, что полк решил свергнуть правительство и передать власть Советам. В «июльских событиях» Сталину суждено было сыграть одну из важнейших ролей. Именно ему пришлось предпринимать меры для того, чтобы сдерживать революцион-

ную стихию, вести переговоры с властями, а затем обеспечивать организованное отступление партии, спасая ее от полного разгрома.

Состоявшееся 3 июля в 16.00 совещание ЦК, ПК и Военной организации большевиков при участии Сталина приняло решение не поддерживать выступление пулеметчиков. (В этом совещании не принимал участия Ленин.) Предотвратить распространение возможных провокационных инсинуаций было поручено Сталину. В 17.00 Сталин уведомил Бюро ЦИК о решении ЦК большевиков.

Пока Сталин вел переговоры с руководством Советов, к особняку Кшесинской, в котором располагались ПК и ЦК, прибыло несколько полков со знаменами и лозунгами «Вся власть Советам!» Попытки большевиков Лашевича и Кураева уговорить собравшихся разойтись были встречены гневным протестом. Одновременно у Таврического дворца, где заседал ЦИК, собралась огромная толпа людей, которые требовали передачи власти Советам. Люди в форме матросов насильно схватили члена ЦИК Чернова, требуя от него, чтобы он немедленно провозгласил Советскую власть. (Позже, оказавшись в петроградских «Крестах», Троцкий узнал в заключенном, сидевшем за грабеж, одного из «матросов», удерживавших Чернова 3 июля. Не исключено, что подобных переодетых провокаторов в толпе искренних сторонников Советской власти было немало.)

Руководство большевиков, с одной стороны, старалось не допустить преждевременного антиправительственного восстания, а с другой — желало поддержать накал оппозиционных страстей. В этом духе перед собравшимися у Таврического дворца до глубокой ночи выступали Зиновьев и другие ораторы от большевистского руководства. Тем временем Сталин вел переговоры с ЦИК. Как отмечал И. Дейчер, «очевидно, что Сталин вызывал доверие, потому что, когда правительство распорядилось арестовать большинство руководителей большевиков, его не тронули, хотя он был членом Центрального комитета».

Прозаседав всю ночь, ЦК большевиков принял решение провести мирную демонстрацию под лозунгом «Вся власть Советам!» Эта демонстрация, в которой приняло участие полмиллиона человек, состоялась 4 июля. С балкона особняка Кшесинской, где размещался ЦК большевиков, выступил Ленин. 90 делегатов от 54 крупнейших заводов Петрограда вручили ЦИК их требования, включая немедленное взятие власти Советами, заключение демократического мира, передачу земли крестьянам. Между тем пока эту депутацию принимали в ЦИК, демонстрация была обстреляна. Были убитые и раненые. Как позже сообщал Сталин съезду партии, «провокаторы не дремали. Тем не менее демонстранты не выходят из рамок необходимой самообороны... Ни одного случая захвата правительственных или общественных учреждений не наблюдалось, ни одной попытки такого захвата, хотя демонстранты при колоссальных воо-

руженных силах, которыми они располагали, вполне могли бы захватить не только отдельные учреждения, но и весь город».

После завершения демонстрации состоялось заседание ЦК большевиков при участии Сталина, на котором было принято решение о прекращении уличных выступлений. По словам Сталина, «в духе этого решения составляется воззвание», в котором говорилось: «Демонстрация 3—4 июля закончилась... Наш пароль: стойкость, выдержка, спокойствие». Однако в это же время в Петроград пришли сообщения о прорыве фронта немцами. Почти одновременно в городе распространился слух о том, что немцам помогают большевики и что Ленин является агентом Германии. Автором этой версии был Алексинский, бывший большевик и бывший участник троцкистского «августовского» блока», а после 1914 года сторонник «защиты Отечества». Эта версия должна была попасть во все петроградские газеты. Однако этому помешал Сталин, который обратился к своему старому знакомому и идейно-политическому противнику по грузинской социал-демократии, председателю ЦИК меньшевику Чхеидзе. Сталин уговорил его обзвонить все редакции газет и потребовать не публиковать эти сообщения. Обвинения в адрес Ленина опубликрвала на другой день лишь малоизвестная газета «Живое слово». «Правда» готовила опровержение версии Алексинского, но в ночь с 4 на 5 июля в ее помещение ворвался отряд юнкеров, который разгромил редакцию, и газета не смогла выйти в свет.

В это же время версию Алексинского подтвердил министр внутренних дел В.Н. Переверзев, заявив, что большевистская партия получала деньги от германского Генерального штаба, а в роли связных были большевик Яков Фюрстенберг (Ганецкий), Парвус и другие. Ленин категорически отрицал свою связь с германским генштабом, Парвусом, Ганецким и другими. Комментируя эти события, Адам Улам писал: «Сейчас нет сомнения — как это можно видеть на основе соответствующих германских документов — что суть обвинений была верной, но не их интерпретация. Ленин брал деньги у немцев, как он взял бы их для дела революции где угодно, включая Российский Двор Его Императорского Величества, но он не был «немецким агентом». Известно, что большевистская партия получала средства для революции из разных источников, то обращаясь за помощью к отдельным капиталистам, то прибегая к «экспроприациям». Вероятно, то, что большевики не гнушались никакими способами для пополнения своей казны, объяснялось их уверенностью в скорой победе мировой революции, а потому они не рассматривали серьезно возможность попасть в политическую или иную зависимость к тем, кто снабжал их деньгами.

В обстановке слухов о прорыве фронта и «разоблачении» Ленина как пособника немцев ЦИК Советов в 10—11 часов вечера 4 июля принял решение вызвать солдат верного правительству Волынского полка для

зашиты Таврического дворца от большевиков. В 2—3 часа ночи 5 июля ЦИК дал полномочия министрам-социалистам для «борьбы с анархией» и поручил им добиться включения в состав Временного правительства кадетов. Одновременно ЦИК объявил военное положение и организовал свой военный штаб из меньшевиков и эсеров.

5 июля Сталин возобновил переговоры с ЦИК. Позже он вспоминал: «Мы говорили руководителям Советов: кадеты ушли, блокируйтесь с рабочими, пусть власть будет ответственна перед Советами. Но они сделали вероломный шаг, они выставили против нас казаков, юнкеров, громил, некоторые полки с фронта... Само собой разумеется, мы не могли принять при таких условиях боя, на который толкали нас меньшевики и эсеры. Мы решили отступить».

От имени ЦИК переговоры со Сталиным вел меньшевик Либер, который потребовал убрать большевистские броневики от особняка Кшесинской и увести матросов из Петропавловской крепости в Кронштадт. Сталин говорил, что он принял эти требования, «при условии, что ЦИК Советов охраняет наши партийные организации от возможного разгрома». Однако, как подчеркивал Сталин, «Центральный исполнительный комитет Советов ни одного своего обязательства не выполнил».

На следующий день 6 июля представитель военного штаба ЦИК эсер Кузьмин потребовал под угрозой применения оружия, чтобы большевики покинули дворец Кшесинской. Сталин вспоминал: «Центральный комитет нашей партии решил всеми силами избегать кровопролития. Центральный комитет делегировал меня в Петропавловскую крепость, где удалось уговорить гарнизон из матросов не принимать боя». Сталин сумел убедить их капитулировать, обратив внимание на то, что они сдаются не Временному правительству, а руководству Советов. Одновременно Сталин ведет переговоры с Кузьминым, который, по словам Сталина, буквально «рвется в бой». По словам Сталина, «Кузьмин недоволен, что «штатские своим вмешательством всегда ему мешают», и неохотно соглашается подчиниться настоянию Центрального исполнительного комитета Советов. Для меня очевидно, что военные эсеры хотели крови, чтобы дать «урок» рабочим, солдатам и матросам. Мы помешали им выполнить их вероломный план».

6 июля была разгромлена типография «Труд», в которой печатались большевистские и профсоюзные издания, проведены обыски в особняке Кшесинской, где помещались ЦК, ПК и Военная организация большевиков. Как говорил Сталин, «на улицах войска, усмиряющие непокорных. Фактически введено осадное положение. «Подозрительные» арестовываются и отводятся в штаб. Идет разоружение рабочих, солдат, матросов». В июле были арестованы руководители военной организации большевиков Антонов-Овсеенко, Крыленко, Дыбенко, Раскольников, член ЦК Каменев, а также лидеры «межрайонцев» Троцкий и Луначарский.

7 июля Временное правительство отдало распоряжение об аресте Ленина и Зиновьева. На квартире Аллилуевых Сталин и другие члены партийного руководства обсуждали вопрос о явке на суд Ленина и Зиновьева которые к этому времени перешли на нелегальное положение. Ногин считал, что Ленину идти на суд необходимо. Ленин также склонялся к этому и даже написал соответствующее письмо в ЦИК. Сталин, Орджоникидзе и Стасова выступили против явки Ленина и Зиновьева. Было решено укрыть Ленина в окрестностях Петрограда. Сталин собственноручно сбрил у Ленина усы и бородку. Ленин надел парик и загримировался, а затем вместе с Зиновьевым (которого также остригли и загримировали) был переправлен на станцию Разлив в домик рабочего-большевика Н.А. Емельянова.

Уговорив наиболее нетерпеливых большевиков отступить, убедив Ленина уйти в подполье, дав партийным организациям указания относительно политического курса в период отступления и в то же время сумев провести с эсерами и меньшевиками конструктивные переговоры, Сталин добился того, что партия понесла минимальные потери после июльского поражения. На первых порах враги большевиков считали; что те уничтожены как политическая сила, а многие большевистские руководители преувеличивали свое поражение. Но уже через три недели после июльских событий Ленин, находясь на станции Разлив, писал: «Передовые отряды пролетариата сумели выйти из наших июньских и июльских дней без массового обескровления. Партия пролетариата имеет полную возможность выбрать такую тактику и такую форму или такие формы организации, чтобы внезапные (будто бы внезапные) преследования... не могли ни в коем случае прекратить ее существование и ее систематическое обращение со своим словом к народу».

15 июля Сталин опубликовал в кронштадтской газете «Пролетарское дело» статью «Смыкайте ряды», содержавшую краткий анализ июльских событий. Сделав вывод о неизбежности новых политических кризисов, он обратился к членам партии: «Первая заповедь — не поддаваться провокации контрреволюционеров, вооружиться выдержкой и самообладанием, беречь силы для грядущей борьбы, не допускать никаких преждевременных выступлений. Вторая заповедь — теснее сплотиться вокруг нашей партии, сомкнуть ряды против ополчившихся на нас бесчисленных врагов, высоко держать знамя, ободряя слабых, собирая отставших, просвещая несознательных». Отвергая «соглашения с контрреволюционерами», Сталин в то же время выдвинул новый лозунг: «За союз революционных элементов против контрреволюции и ее прикрывателей — таков наш пароль».

От имени ЦК партии Сталин выступил с отчетным докладом и докладом о текущем моменте на экстренной конференции Петроградской организации РСДРП(б), состоявшейся 16—20 июля. По поводу июльских

событий Сталин заявил, что большевики могли взять власть, «но вопрос в том, могли ли мы удержать власть?» Считая, что захват власти 3— 4 июля не был бы своевременным, Сталин вновь призвал большевиков «к выдержке, стойкости и организованности» и поставил задачи: «возобновление, укрепление и расширение наших организаций; не пренебрегать легальными возможностями, ибо никакая контрреволюция не может серьезно загнать нас в подполье».

В заключение доклада Сталин заявил: «Говорить... об единстве с социал-тюремщиками преступно. Надо выставить другой лозунг: единство с левым их крылом — с интернационалистами, которые сохранили еще дозу революционной чести и готовы бороться с контрреволюцией». «Есть среди меньшевиков и эсеров элементы, которые готовы бороться с контрреволюцией (у эсеров — камковцы, у меньшевиков — мартовцы), и с ними мы готовы объединиться в едином революционном фронте». Такой курс, предложенный Сталиным, позволил большевикам выйти из изоляции и заручиться поддержкой левых сил в других партиях. Во многом благодаря союзу с левыми эсерами большевики смогли взять власть в октябре 1917 года и удержать ее в самые трудные месяцы 1917— 1918 годов.

На VI съезде РСДРП(б) (26 июля — 3 августа), который был проведен подпольно, Сталин выступил с отчетным докладом ЦК и докладом о политическом положении в стране. Съезд констатировал, что со времени апрельской конференции число местных организаций партии выросло с 78 до 162, а численность большевиков возросла со 100 до 240 тысяч. Сталин был убежден в неизбежности скорого нового подъема революции: «Поскольку развиваются силы революции, взрывы будут, и настанет момент, когда рабочие поднимут и сплотят вокруг себя бедные слои крестьянства, поднимут знамя рабочей революции и откроют эру социалистической революции в Европе».

Учитывая ту роль, которую сыграло руководство Советов в июльских событиях, большевики отказались от лозунга «Вся власть Советам!». Однако это не означало отказа от борьбы за власть. Даже в период, когда партия находилась на полулегальном положении, Сталин верил в возможность перерастания буржуазной революции в социалистическую. В своем докладе на съезде он заявлял: «Некоторые товарищи говорят, что так как у нас капитализм слабо развит, то утопично ставить вопрос о социалистической революции. Они были бы правы, если бы не было войны, если бы не было разрухи, не были бы расшатаны основы капиталистической организации народного хозяйства... У нас разруха приняла более грозные размеры. С другой стороны, такой свободы, как у нас, нигде не существует в условиях войны. Затем нужно учесть громадную организованность рабочих... Нигде не было и нет таких широких организаций, как Советы рабочих и солдатских депутатов... Понятно, что пользовав-

шиеся максимумом свободы и организованности рабочие не могли отказаться от активного вмешательства в хозяйственную жизнь страны, не совершая над собой политического самоубийства. Было бы недостойным педантизмом требовать, чтобы Россия «подождала» с социалистическими преобразованиями, пока Европа не «начнет». «Начинает» та страна, у которой больше возможностей».

Возражая против поправки Преображенского, который предлагал иную редакцию резолюции (он настаивал на словах: «для направления ее к миру и при наличии пролетарской революции на Западе — к социализму»), Сталин заявил: «Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму. До сих пор ни одна страна не пользовалась в условиях войны такой свободой, как Россия, и не пробовала осуществлять контроль над производством. Кроме того, база нашей революции шире, чем в Западной Европе, где пролетариат стоит лицом к лицу с буржуазией в полном одиночестве. У нас же рабочих поддерживают беднейшие слои крестьянства... Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стоюна почве последнего». После выступления Сталина состоялось голосование по поправке Преображенского, и она было отклонена.

VI съезд избрал Сталина в состав ЦК. Одновременно членом ЦК был избран С. Г. Шаумян, а кандидатом в члены ЦК стал еще один «бакинец» — П.А. Джапаридзе. Членами ЦК стали также принятые на съезде в большевистскую партию «межрайонцы» Л.Д. Троцкий, М.С. Урицкий, а кандидатом в члены ЦК стал «межрайонец» А.А. Иоффе. В то же время в период, когда многие видные деятели ЦК, включая Ленина, Зиновьева, Каменева, Троцкого, либо скрывались в подполье, либо находились в заключении, Сталин оставался фактическим руководителем большевистской партии с начала июля до начала сентября 1917 года. Под его руководством партия пережила период отступления после июльских событий и начала быстро восстанавливать свои позиции после корниловского мятежа.

Разгром Корнилова способствовал разъединению антибольшевистского фронта. Напуганные попыткой генерала установить военную диктатуру, эсеры и меньшевики освобождали арестованных большевиков, возвращали им оружие, отобранное у них в июльские дни, не возражали против создания большевистских красногвардейских отрядов, лишь бы они дали отпор войскам Корнилова. В результате большевики укрепили союз с левыми эсерами и левыми меньшевиками.

В статье «Вторая волна», опубликованной 9 сентября, Сталин писал: «Корниловское восстание лишь открыло клапан для накопившегося революционного возмущения, оно только развязало связанную было революцию, подстегнув ее и толкнув вперед». Он писал о «второй волне

революции», которая «начинается крахом... коалиции с кадетами». Влияние большевиков возрастало, а их позиции в Советах стали укрепляться. После корниловского мятежа большевики вернулись к лозунгу «Вся власть Советам!». В статье «К демократическому совещанию» (14 сентября) Сталин писал: «Если Советы и Комитеты оказались главными оплотами революции, если Советы и Комитеты победили восставшую контрреволюцию, — не ясно ли из этого, что они должны быть теперь основными носителями революционной власти в стране?»

В сентябре—октябре 1917 года Россия переживала новый тяжелый кризис. Политическая и социальная смута не могла не отразиться на экономическом положении страны. За 1917 год объем промышленного производства сократился на 36,4%. Примерно в такой же пропорции сократилось металлургическое производство; многие домны работали с недогрузкой, почти половина мартеновских печей бездействовала. Сократилось производство в легкой промышленности, и в стране ощущался недостаток тканей, одежды, обуви. Особенно тяжелое положение сложилось на железнодорожном транспорте.

В своей статье «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», написанной 10—14 сентября 1917 года, В.И. Ленин говорил: «России грозит неминуемая катастрофа. Железнодорожный транспорт расстроен неимоверно и расстраивается все больше. Железные дороги встанут. Прекратится подвоз сырых материалов и угля на фабрики. Прекратится подвоз хлеба... Катастрофа невиданных размеров и голод грозят неминуемо».

К таким же выводам пришел и Сталин. В заметке «Голод на фабриках» Сталин писал: «Россия, вывозившая ежегодно хлеба до войны 400— 500 миллионов пудов, теперь, во время войны, оказывается не в состоянии прокормить своих же рабочих. На фабриках работы останавливаются, рабочие бегут с работы из-за того, что нет хлеба, нет продовольствия в фабричных районах... Земледельческие районы жалуются на то, что от фабричных районов поступает к ним невероятно мало товаров. Ввиду того и хлеба отпускают они фабричным районам мало. Но недостаток хлеба в фабричных районах вызывает уход рабочих с фабрик, сокращение фабричных работ и значит, дальнейшее сокращение количества товаров, поступающих в деревню, что в свою очередь вызывает новое уменьшение количества хлеба, притекающего к фабрикам, новое усиление голода на фабриках и новое бегство рабочих».

Не лучше было и положение крестьян. В заметке «Голод в деревне» Сталин цитировал письмо крестьянина из Муромского уезда: «Наступает скоро зима, реки замерзнут, и тогда нам придется умереть с голоду. Станция железной дороги от нас далеко. Выйдем мы на улицы искать хлеба. Как нас не называйте, но голод заставляет нас это сделать».

Нехватка продовольствия ощущалась даже в фешенебельных гостиницах Петрограда. По воспоминаниям английского писателя Уильяма Со-

мерсета Моэма, прибывшего в августе 1917 года в столицу России, в них не было ни хлеба, ни масла, ни сахара, ни яиц, ни картошки. В одном из лучших ресторанов Петрограда могли предложить лишь рыбу и зелень. Временное правительство, которое с 8 июля возглавил А.Ф. Керенский, демонстрировало свою неспособность найти выход из отчаянного положения. Оценивая ситуацию в России осенью 1917 года, Моэм писал: «Керенский... был съедаем тщеславием и увольнял любого министра, который, как ему казалось, представлял угрозу для его положения. Он произносил бесконечные речи. Был момент, когда возникла опасность того, что немцы двинутся на Петроград. Керенский произносил речи. Нехватка продовольствия становилась все более угрожающей, приближалась зима и не было топлива. Керенский произносил речи. Ленин скрывался в Петрограде, говорили, что Керенский знает, где он находится, но не осмеливается его арестовать. Он произносил речи».

Кризис власти был очевиден, и Ленин решил воспользоваться им. Между 12 и 14 сентября Ленин, находившийся в это время в Гельсингфорсе, написал письма Центральному комитету: «Большевики должны взять власть» и «Марксизм и восстание». В них он утверждал, что в стране сложились объективные и субъективные условия для успешного вооруженного восстания. Ленин уверял, что «активное большинство революционных элементов народа обеих столиц достаточно, чтобы увлечь массы народа, победить сопротивление противника, разбить его, завоевать власть и удержать ее». Одновременно он полагал, что лозунги, которые выдвинет большевистское правительство, обеспечат ему поддержку всего населения и такое правительство «никто не свергнет».

Ленин торопил, так как считал, что Керенский, оттолкнув от себя кадетов и часть левых сил в эсеро-меньшевистской коалиции, готов пойти на сговор с немцами и сдать им Петроград. Ленин предупреждал: «Предстоящая отдача Питера сделает наши шансы в сто раз худшими. А отдаче Питера при армии с Керенским и Ко во главе мы помешать не в силах». «Только наша партия... победив в восстании, может спасти Питер». Ленин допускал и вероятность заключения мира между Антантой и центральными державами с целью разгрома русской революции и «сепаратного раздела России империалистами обеих коалиций».

Будучи подлинным революционером, Ленин пренебрегал правовыми процедурами и конституционными органами для передачи власти: «Ждать «формального» большинства у большевиков наивно: ни одна революция этого не ждет. И Керенский с Ко не ждут, а готовят сдачу Питера... Нет аппарата? Аппарат есть: Советы и демократические организации». Поэтому он предлагал перейти от слов к делу: «Вопрос в том, чтобы задачу сделать ясной для партии: на очередь дня поставить вооруженное восстание в Питере и в Москве (с областью), завоевание власти, свержение правительства». Он был уверен в успехе: «Взяв власть сразу в

Москве и в Питере (неважно, кто начнет; может быть, даже Москва может начать), мы победим безусловно и несомненно».

Ленин предлагал «не теряя ни минуты... организовать штаб повстанческих отрядов, распределить силы, двинуть верные полки на самые важные пункты, окружить Александринку (имелся в виду Александрийский театр, где заседало Демократическое совещание. — Прим. авт.), занять Петропавловку, арестовать генеральный штаб и правительство, послать к юнкерам и к дикой дивизии такие отряды, которые способны погибнуть, но не дать неприятелю двинуться к центрам города;...мобилизовать вооруженных рабочих, призвать их к отчаянному последнему бою, занять сразу телеграф и телефон, поместить наш штаб восстания у центральной телефонной станции, связать с ним по телефону все заводы, все полки, все пункты вооруженной борьбы и т.д.».

Этот план действий не вызвал единодушной поддержки в руководстве большевистской партии. Каменев и Зиновьев решительно выступили против предложений Ленина, считая, что восстание несвоевременно. Троцкий выдвинул альтернативный план действий, который увязывал выступление с поддержкой Советов. Сталин же предложил передать письма Ленина на рассмотрение наиболее крупных партийных организаций, исходя из того, что такое важное решение требует широкого и всестороннего обсуждения. Явно Сталин не был склонен безоглядно поддержать ленинский план восстания.

Свои сомнения в отношении ленинских писем Сталин изложил в феврале 1924 года, когда он говорил о тогдашнем положении в стране. «Что означало поднять восстание в такой момент? Поднять восстание в такой обстановке — это значит поставить все на карту». Усилиями Сталина и других руководителей партии число большевиков с начала августа к концу октября 1917 года увеличилось с 240 тысяч до 350 тысяч. Партийные организации были созданы более чем в 100 городах страны. На фронте большевиков было 50 тысяч. Даже в деревне, где позиции большевиков были слабы, за 1917 год были созданы 203 крестьянские партийные ячейки, объединявшие 4122 крестьянина. Ежедневный тираж большевистских газет составлял около 600 тысяч экземпляров. Очевидно, что Сталину, который с таким трудом сумел провести партию через водоворот июльских событий, было нелегко решиться на рискованный шаг, чреватый разгромом партии. Возможно, что такие же сомнения разделяли и другие члены ЦК, поскольку решения ЦК по предложению Ленина не было принято.

Особую неприязнь у членов ЦК вызвали предложения Ленина выступать немедленно в сентябре, не дожидаясь созыва съезда Советов, а членов Демократического совещания «разогнать и арестовать». Через два с половиной года, выступая по случая 50-летия Ленина, Сталин не скрывал сохранившегося у него отрицательного отношения к этому предло-

жению, слегка иронизируя над Лениным: «Нам казалось, что дело обстоит не так просто, ибо мы знали, что Демократическое совещание состоит в половине или по крайней мере в третьей части из делегатов фронта, что арестом и разгоном мы можем только испортить дело и ухудшить отношения с фронтом. Нам казалось, что все овражки, ямы и ухабы на нашем пути нам, практикам, виднее. Но Ильич велик, он не боится ни ям, ни ухабов, ни оврагов на своем пути, он не боится опасностей и говорит: «Встань и иди прямо к цели». Мы же, практики, считали, что невыгодно тогда было так действовать, что надо было обойти эти преграды, чтобы взять быка за рога. И, несмотря на все требования Ильича, мы не послушались его, пошли дальше по пути укрепления Советов и довели дело до съезда Советов 25 октября, до успешного восстания. Ильич был уже тогда в Петрограде. Улыбаясь и хитро глядя на нас, он сказал: «Да, вы, пожалуй, были правы»... Товарищ Ленин не боялся признать свои ошибки».

Однако в сентябре 1917 года до этих признаний еще было далеко, и Ленин продолжал доказывать необходимость быстрейшего выступления. В статье «О героях подлога и об ошибках большевиков» (24 сентября) Ленин критиковал выступление Зиновьева (тот напоминал про судьбу Парижской коммуны, которая победила в Париже, но потерпела поражение во Франции). Ленин писал: «Победив в Питере, Коммуна победила бы в России». Он атаковал Каменева за его выступление на Демократическом совещании (14—22 сентября) «в чисто-конституционном духе». В «Дневнике публициста» Ленин объявил само участие в Демократическом совещании ошибочным. В письме председателю областного комитета армии, флота и рабочих Финляндии от 27 сентября Ленин утверждал: «События вполне подтвердили правильность моего предложения... что партия должна поставить на очередь вооруженное восстание... Теряем время, назначаем «сроки» (20 октября съезд Советов — не смешно ли так откладывать? Не смешно ли полагаться на это?)».

Стараясь убедить руководство партии в том, что в мире сложилась предреволюционная ситуация, и подтолкнуть его к решительным действиям, Ленин в статье «Кризис назрел» (29 сентября) писал: «массовые аресты вождей партии в свободной Италии и особенно начало военных восстаний в Германии — вот несомненные признаки великого перелома, признаки кануна революции в мировом масштабе». Хотя на самом деле никаких «военных восстаний» в Германии и волнений в Италии по поводу арестов социалистов не происходило, Ленин безапелляционно заявлял, что «большевики оказались бы жалкими изменниками пролетарскому делу... если бы они дали себя поймать в ловушку конституционных иллюзий, «веры» в съезд Советов и в созыв Учредительного собрания, «ожидания» съезда Советов и т.п.» Он настаивал: «Кризис назрел. Все будущее русской революции поставлено на карту. Вся честь партии

большевиков стоит под вопросом. Все будущее международной рабочей революции за социализм поставлено на карту... Мое крайнее убеждение, что если мы будем «ждать» съезда Советов и упустим момент теперь, мы губим революцию».

1 октября Ленин написал «Письмо в ЦК, МК, ПК и членам Советов Питера и Москвы большевикам». Он вновь безосновательно заверял, что «в Германии начало революции явное, особенно после расстрела матросов». Вопреки истинному положению вещей, он утверждал, что большевики пользуются полной поддержкой в стране («99 процентов голосов солдат за нас в Москве»), что правительство находится в состоянии политической изоляции («Финляндские войска против правительства... Железнодорожные и почтовые служащие в конфликте с правительством»). Он был все более категоричен в своих требованиях: «При таких условиях «ждать» — преступление. Большевики не вправе ждать съезда Советов, они должны взять власть тотчас. Этим они спасают и всемирную революцию... и русскую революцию... Медлить — преступление. Ждать съезда Советов — ребячья игра в формальность, позорная игра в формальность, предательство революции. Если нельзя взять власти без восстания, надо идти на восстание тотчас... Ждать — преступление перед революцией».

Через неделю Ленин написал «Письмо к товарищам большевикам, участвующим на областном съезде Советов Северной области». Он вновь уверял, что «нарастание всемирной революции неоспоримо», ссылаясь на сей раз на «восстание в немецком флоте», «массовый взрыв в Турине», «взрыв возмущения чешских рабочих» (и опять эти утверждения были по меньшей мере сильно преувеличенными). Он утверждал, что Керенский намерен сдать Петроград немцам и готовит сепаратный мир для удушения русской революции. Ленин заявлял, что «лозунг «Вся власть Советам!» есть не что иное, как призыв к восстанию» и был готов обвинить большевиков в измене мировой революции, если восстание не начнется в ближайшее время. В этом небольшом письме он несколько раз повторял: «Промедление смерти подобно». По словам Н.К. Крупской, Ленин тогда жил «мыслью о восстании, только об этом и думал, заражал товарищей своей убежденностью».

В начале октября 1917 года Ленин тайно прибыл из Гельсингфорса в Петроград. 10 октября он принял участие в заседании ЦК, на котором выступил с докладом. Он осудил «равнодушие к вопросу о восстании» со стороны руководства партии и высказал мнение, что «по-видимому, время значительно упущено». Ленин уверял, что «большинство теперь за нами», что «политически дело совершенно созрело для перехода власти» и настаивал на том, что «надо говорить о технической стороне» восстания.

Против Ленина решительно выступили Каменев и Зиновьев. На другой день они изложили свои возражения в письме, обращенном к ПК,

МК и ряду других комитетов большевистской партии. В нем они не без оснований подвергали сомнению основные аргументы Ленина: «Говорят: 1) за нас уже большинство народа России и 2) за нас большинство международного пролетариата. Увы! — ни то, ни другое неверно, и в этом все дело». Аргументы Ленина о поддержке большинством населения большевиков были опровергнуты в ноябре 1917 года итогами выборов в Учредительное собрание. Утверждения Ленина о начале мировой революции были развенчаны всей историей XX века. Выступления же осенью 1917 года, о которых говорил Ленин, не имели никаких существенных последствий для политической жизни западноевропейских стран. Поэтому его обвинения в адрес большевиков о том, что они могут предать мировую революцию, были абсолютно беспочвенными.

Зиновьев и Каменев могли бы также обратить внимание на бездоказательность утверждений Ленина о готовности Керенского сдать Петроград и его заявлений о возможности сепаратного мира между Антантой и центральными державами с целью подавить русскую революцию и разделить Россию. Последующая история доказала, что все эти заявления не имели под собой никаких оснований. Не соответствовали действительности и утверждения Ленина о том, что 99% солдат в Москве были готовы поддержать большевистскую революцию. Именно в Москве большевики встретили наибольшее вооруженное сопротивление; в отличие от Петрограда здесь бои носили затяжной и кровопролитный характер. Однако даже не использовав всех возможностей для критики ленинского плана, Зиновьев и Каменев считали, что в сложившихся условиях поражение восстания было бы неизбежным, а потому предлагали отказаться от него и ждать созыва Учредительного собрания.

Почему же Сталин, а также остальные восемь членов ЦК (не считая Ленина) согласились с руководителем партии? Оценивая теперь высказывания Ленина в пользу восстания, можно увидеть, что он использовал неверно аргументы для правильных практических выводов. Все, что теперь известно о ситуации, сложившейся осенью 1917 года в России, свидетельствует о том, что она не могла долго сохраняться и тем более не могла плавно эволюционировать в сторону конституционного развития демократического общественного порядка.

В своих мемуарах А.Ф. Керенский писал, что он узнал о закулисной стороне предоктябрьских событий, уже находясь в эмиграции, от генерала Эжена Пети, который был представителем Франции при Временном правительстве. В это время правые силы, потерпевшие поражение во время разгрома корниловского мятежа, выжидали удобный момент для нового контрреволюционного выступления. По словам Э. Пети, Милюков, Родзянко, генерал Алексеев и другие готовили заговор с целью захвата власти и установления правой диктатуры. В октябре 1917 года «Милюков и его друзья были убеждены... что большевизм не представляет

слишком большой угрозы и что в России существуют лишь две партии: «партия порядка» во главе с Корниловым и «партия распада», возглавляемая Керенским. Поэтому заговорщиков «вообще не беспокоила перспектива захвата большевиками власти. Ленин сбросит Керенского, размышляли они, и тем самым, не подозревая об этом, расчистит путь к созданию «крепкого правительства», которое неизбежно придет к власти через три или четыре недели». Более того, по словам Керенского, правые заговорщики «распространяли компрометирующие слухи и сплетни» против Временного правительства. Керенский писал: «Именно такие «документы» дали в руки Ленина, Троцкого, Сталина и им подобным необходимые «свидетельства», чтобы изобразить меня сторонником Корнилова».

В отличие от правых заговорщиков западные державы всерьез опасались прихода к власти большевиков и выхода России из войны. Именно этим и объяснялся приезд Моэма в Петроград. Менее чем за три месяца своего пребывания в России этот выдающийся разведчик сумел организовать контрбольшевистский заговор с участием руководителей чехословацкого корпуса, видных генералов России и правых эсеров во главе с известным террористом Б. Савинковым. (Разрозненные части этой заговорщической организации выступали против Советской власти в различных частях России в течение 1918 года.) Позже Моэм описал, как он отправил зашифрованный план государственного переворота в Лондон. Он утверждал, что «план был принят, и ему были обещаны все необходимые средства». Однако великий разведчик попал в цейтнот. «Время поджимало. Росли слухи о растущей активности большевиков. Керенский носился взад и вперед как перепуганная курица». Очевидно, что сведения о тайной деятельности подданных Великобритании становились известны большевикам. Во всяком случае Сталин в своей статье «Иностранцы и заговор Корнилова» (14 сентября) обратил внимание на активное участие британских подданных в заговорах на территории России. Позже Моэм узнал, что его фамилия была в числе тех, кого должны были арестовать большевики после прихода к власти, а потому сразу же после штурма красногвардейскими отрядами Зимнего он спешно уничтожил весь свой шпионский реквизит и был эвакуирован британскими спецслужбами из Петрограда.

Помимо заговоров, которые плели генерал Алексеев, Милюков, Родзянко, а также британские и французские спецслужбы, в Петрограде и Других городах страны создавались всевозможные заговорщические центры, которые готовили выступление для разгрома революции и большевистской партии. Но пока эти силы были разрознены, а многие из них были в оппозиции к Керенскому или даже поджидали выступления большевиков, для того чтобы их руками свергнуть Временное правительство и лишь затем уничтожить их самих, у большевистской партии была воз-

можность для политического маневра. С одной стороны, у большевиков был редкий шанс взять власть в свои руки, но он мог быть упущен в случае промедления.

С другой стороны, промедление могло быть чревато разгромом революции. При этом первыми жертвами явились бы большевики. Хотя не большевики были зачинщиками Февральской революции 1917 года для значительной части российского общества, уставшего от революционного хаоса, именно они олицетворяли смуту. К тому же большевиков еще в июле обвиняли в пособничестве немцам. Если в июле большевики смогли сойти с политической авансцены с минимальными потерями, то после совершения государственного переворота различными заговорщиками, большевиков ждала бы такая же судьба, какую пришлось пережить коммунистам и социалистам Германии, Испании, Индонезии, Чили, в 1933, 1936-1939, 1965 и 1973 годах: большевиков либо поголовно пересажали бы, либо физически уничтожили. Ленин и другие руководители партии не без оснований считали, что выбора у них не было: либо идти к революционному восстанию, либо ждать своей гибели и ликвидации всех революционных завоеваний. Другим следствием подобных событий было неизбежное установление на долгие годы жестокой диктатуры, вроде тех, что устанавливались в XX веке после кровавых расправ с коммунистами и социалистами в Германии, Италии, Испании, Греции, Чили и других странах. Чтобы избежать полного разгрома и сохранить Партию, большевикам надо было захватить власть.

Очевидно, что сведения о готовящихся заговорах, а также политическая интуиция помогли Ленину и большинству членов ЦК сделать верный вывод о необходимости выступать как можно скорее. Не исключено, что Ленин понимал колебания своих сторонников и сознательно использовал сомнительные аргументы о начавшейся мировой революции и всеобщей поддержке большевиков в России для того, чтобы придать своим соратникам уверенности в успехе.

На заседании ЦК 10 октября 10 голосами против 2 (Каменев и Зиновьев) была принята ленинская резолюция: «Признавая таким образом, что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководиться этим и с этой точки зрения обсуждать и решать все практические вопросы». На этом же заседании ЦК принял решение создать Политическое бюро в составе: В.И. Ленин, А.С. Бубнов, Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, Г.Я. Сокольников, ИВ. Сталин, Л.Д. Троцкий.

ЦК стал готовить партийные организации к вооруженному выступлению под лозунгами защиты революции от контрреволюционного заговора. В своей статье «Власть Советов» (13 октября) Сталин, не произнося слово «восстание», фактически призывал к смене власти: «События внут-

ренней и внешней политики, затяжная война и жажда мира, поражения на фронте и вопрос о защите столицы, гнилость Временного правительства и голод, безработица и истощение, — все это неудержимо влечет революционные классы России к власти. Это значит, что страна созрела для диктатуры пролетариата и революционного крестьянства. Настал момент, когда революционный лозунг «Вся власть Советам!» должен быть наконец осуществлен».

16 октября состоялось расширенное заседание ЦК, на котором с двухчасовым докладом выступил Ленин. Как свидетельствует краткая протокольная запись его выступления, Ленин вновь говорил о невозможности ориентироваться на настроение масс («оно изменчиво и не поддается учету»), вновь уверял, что «выступая теперь, мы будем иметь на своей стороне всю пролетарскую Европу». В то же время Ленин четко указал на альтернативу, которая встала перед большевиками: «либо диктатура корниловская, либо диктатура пролетариата и беднейших слоев крестьянства».

В этой речи проявился его ораторский талант. Участник совещания А.В. Шотман позже писал: «Когда он кончил, все были как бы под влиянием гипноза. Много я слышал в течение 20-летнего моего знакомства с Владимиром Ильичем его докладов и речей, но из всех этот доклад самый лучший. Это тогда же подтвердили присутствовавшие на этом собрании, много лет знавшие Владимира Ильича». Все же некоторые участники (Г.И. Бокий, М.М. Володарский, В.П. Милютин и другие) говорили о равнодушии масс к большевистским лозунгам, а Л.Б. Каменев и Г.Е. Зиновьев вновь возражали против курса на восстание.

Из содержания речи Сталина на заседании ЦК 16 октября следует, что он не подвергал сомнению принятое ранее решение о восстании. Сталин исходил из того, что восстание является результатом объективных политических процессов. Фактически, считал Сталин, восстание уже началось, потому что «флот восстал, поскольку пошел против Керенского. Стало быть, мы должны стать прочно и бесповоротно на путь восстания». Задача партии состоит в том, чтобы удерживать инициативу в своих руках и «обеспечить себе возможности выбора дня восстания и условий, чтобы не давать организоваться контрреволюции». С этой точки зрения он критиковал Каменева и Зиновьева: «То, что предлагают Каменев и Зиновьев, объективно приводит к возможности для контрреволюции подготовиться и сорганизоваться. Мы без конца будем отступать и проиграем революцию». Он считал, что не следует ждать провокации со стороны противной стороны и рассматривать уже происшедшие события («повышение цен на хлеб, посылка казаков в Донецкий район») как достаточные поводы для восстания. Он говорил, что выступать надо с верой в успех. Воздержавшись от заявлений о том, сложилась или нет в Европе революционная ситуация, он сказал, что надежда на поддержку

европейского пролетариата поможет поднять дух участникам революционного восстания («теперь больше веры должно быть»).

На заседании был избран Военно-революционный комитет (ВРК) в следующем составе: А.С.Бубнов, Ф.Э.Дзержинский, Я.М.Свердлов И.В. Сталин, М.С. Урицкий.

Большинством голосов — 19 против 2 (Каменев и Зиновьев) и 4 воздержавшихся — была принята резолюция о «всесторонней и усиленнейшей подготовке вооруженного восстания». В резолюции выражалась уверенность, что «ЦК и Советы своевременно укажут благоприятный момент и целесообразные способы наступления». Протестуя против этого решения, Каменев вышел из состава ЦК, а на другой день, 18 октября, он и Зиновьев опубликовали свое письмо в газете «Новая жизнь», в котором критиковали действия ЦК. Хотя в письме не говорилось о восстании, в те напряженные дни можно было догадаться, о чем шла речь.

Ленин в своем «Письме к членам партии большевиков» называл Зиновьева и Каменева «штрейкбрехерами», предлагал им «основывать свою партию с десятком растерявшихся людей» и квалифицировал их поступок как «тяжелую измену». Через день, 20 октября, в новом письме в ЦК РСДРП(б) Ленин потребовал исключения Зиновьева и Каменева из партии. Он считал, что «только так можно оздоровить рабочую партию, очиститься от дюжины бесхарактерных интеллигентиков».

На заседании ЦК 20 октября обсуждались письма Ленина. Дзержинский, Свердлов и ряд других членов ЦК поддержали критику Ленина, но не приняли его предложение об исключении Каменева и Зиновьева из партии. Сталин предложил не принимать никаких решений, а отложить вопрос до пленума ЦК. Сам он высказался против исключения Каменева и Зиновьева из партии. В этот день Сталин дал возможность Зиновьеву опубликовать свой протест против писем Ленина в редактируемой Сталиным газете «Рабочий путь». Когда Сталина стали критиковать за публикацию письма Зиновьева, он заявил о готовности выйти из редакции газеты, но ЦК отклонил его предложение.

Позиция Сталина, вероятно, объяснялась тем, что он разделял сомнения Зиновьева и Каменева по поводу того, что сложились благоприятные внутренние и международные условия для революционного выступления, и понимал, что объективные условия — против революции. В то же время он видел, что таких условий не будет и в будущем. Поэтому единственным способом избежать разгрома большевистской партии и поддерживавших ее пролетарских сил было революционное выступление. Активные действия могли стать фактором, способным переломить неблагоприятные объективные обстоятельства. Позже Сталин выражал свое восхищение смелостью и решительностью, проявленными Лениным в эти дни. И хотя, в отличие от Каменева и Зиновьева, Сталин был готов выполнять даже заведомо рискованное реше-

ние, необходимость которого диктовалась отчаянной ситуацией, возможно, сам он не разделял уверенности Ленина в успехе.

О непростых настроениях Сталина в эти дни косвенно свидетельствует его статья, опубликованная 20 октября 1917 года под необычным названием: «Окружили мя тельцы мнози тучны». В ней главное внимание Сталин уделил широкой антибольшевистской кампании, развернутой в конце октября, и перечислил силы, противостоявшие большевикам: от «буржуазии», которая «выставила свои пушки у Зимнего», до писателя Максима Горького, атаковавшего большевиков в печати. Сталин констатировал: «словом, если не считать рабочих и солдат, то поистине: «окружили мя тельцы мнози тучны», клевеща и донося, угрожая и умоляя, вопрошая и допрашивая».

Использовав слова 21-го псалма, Сталин сравнивал положение большевиков с положением царя Давида, который жаловался Господу: «Все видящие меня, ругаются надо мною; говорят устами, кивая головою...». Компания, ополчившаяся против большевиков, представлялась Сталину столь же опасной, как и та, что окружала царя Давида: «Раскрыли на меня пасть свою, как лев алчущий добычи и рыкающий... Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои». Спастись от неминуемой гибели царь Давид смог, лишь обратившись молитвой к Богу.

Вряд ли Сталин цитировал Псалтырь, не вспоминая при этом обращение Давида к Господу с мольбой: «Избавь от меча душу мою и от псов одинокую мою. Спаси меня от пасти льва и от рогов единорогов, услышав, избавь меня». Вольно или невольно Сталин обращался к священному для христиан тексту, который произносили как молитву для отвращения напастей, и возможно, такое обращение помогало бывшему ученику духовных училищ обрести крепость духа перед тяжелым испытанием. Ведь на заседании ЦК он подчеркивал, что «теперь больше веры должно быть».

Столкновения между большевиками и их противниками начались еще за несколько дней до начала революции. Рано утром 24 октября отряд юнкеров разгромил редакцию газеты «Рабочий путь». Отряд революционных рабочих выбил юнкеров, и печатники приступили к работе. В этот день вышла в свет газета с последней дореволюционной статьей Сталина «Что нам нужно?».

Он писал о «роковой ошибке» тех, кто передал в феврале власть Временному правительству: «Руководимые дурными пастырями, эсерами и меньшевиками, рабочие и солдаты добровольно передали власть ставленникам помещиков и капиталистов». «Эту ошибку нужно исправить теперь же. Настал момент, когда дальнейшее промедление грозит гибелью всему делу революции». Обращаясь к рабочим, «солдатам, крестьянам, казакам, всем трудящимся», Сталин призывал их: «Если вы все

будете действовать дружно и стойко, никто не посмеет сопротивляться воле народа. Старое правительство уступит новому тем более мирно, чем сильнее, организованнее и мощнее выступите вы... У власти должно быть новое правительство, избранное Советами, сменяемое Советами, ответственное перед Советами».

Партия, сохраненная от разгрома в июльские дни и укрепившаяся к осени 1917 года во многом благодаря мастерству Сталина, смогла успешно совершить государственный переворот. Временное правительство было арестовано, а 25 октября 1917 года в Смольном Ленин провозгласил переход власти в руки Советов и начало социалистической революции. Заявление Ленина о том, что большевики могут взять власть в свои руки, сделанное в июне 1917 года на I съезде Советов и вызвавшее хохот делегатов, было вовсе не шуткой, как показали октябрьские события. Попытки Керенского с помощью казачьих частей Краснова свергнуть Советскую власть провалились, и премьер едва избежал ареста.

Однако «тельцы мнози тучны» продолжали окружать новорожденную власть, атакуя ее публично. Союзниками большевиков выступили только левые эсеры. Остальные же политические партии не только осуждали действия большевиков, но и предпринимали усилия для их свержения, требовали ареста их руководителей и активных деятелей. В борьбе против большевиков меньшевики и эсеры получили поддержку рабочих транспорта. Всероссийский исполнительный комитет союза железнодорожников (Викжель) потребовал сформирования «однородного социалистического правительства», в состав которого наряду с большевиками и левыми эсерами, вошли бы правые эсеры и меньшевики.

В написанном Лениным 7 (20) ноября 1917 года специальном обращении ЦК РСДРП (б) говорилось: «Нас обвиняют хоры буржуазных писак и людей, давших себя запугать буржуазии, в том, что мы неуступчивы, что мы непримиримы, что мы хотим разделить власти с другой партией. Это неправда, товарищи!» Большевики были готовы вступить в политический союз с другими «советскими партиями», но при условии, что те примут их политическую программу. Как опытный политический деятель Ленин прекрасно понимал, что, если большевики уступят места в правительстве без жестких обязательств со стороны «новичков» проводить курс глубоких революционных преобразований, они вскоре утратят свои позиции.

С жесткими требованиями Ленина были не согласны многие в большевистском руководстве. В знак протеста против несогласия Ленина создать коалиционное правительство на условиях Викжеля о своем выходе из ЦК партии объявили Зиновьев, Каменев, Рыков, Ногин и Милютин Одновременно Каменев подал в отставку с поста председателя ВЦИК, на который он был избран в конце октября 1917 года. С постов наркомов ушли в отставку Рыков, Ногин, Милютин, Тодорович.

В эти дни Сталин демонстрировал свою абсолютную поддержку Ленина, настаивавшего на сохранении полного контроля над взятой властью. Сталин участвовал в разборе острого конфликта с представителями Викжеля и на заседании ВЦИК отстаивал необходимость принятия другими социалистическими партиями большевистской программы революционных преобразований. В дальнейшем руководство РСДРП(б) обосновало разгон Учредительного собрания нежеланием большинства этого выборного органа поддержать революционный курс. В конечном счете эта позиция привела к тому, что РСДРП(б) стала единственной правящей партией, а все остальные партии перешли в оппозицию к ней.

Однако разногласия в антибольшевистском лагере долго мешали оппозиции сплотиться в борьбе против правительства Ленина. Кроме того, видя политическую изоляцию большевиков и разброд в их собственных рядах, их противники не верили в прочность новой власти и ожидали ее падения с минуты на минуту. Газета «Новая жизнь» писала 4 (17) ноября: «Ведь кроме солдат и пушек у большевиков пока нет ничего. Без государственного механизма, без аппарата власти вся деятельность нового правительства похожа на машину без приводных ремней: вертеться — вертится, но работы не производит». В значительной степени эта характеристика точно отражала положение вещей, и достаточно было антибольшевистского выступления, опиравшегося на достаточное количество боеспособных солдат и пушек, чтобы власть Совнаркома была сметена.

О том, что и через пару недель после взятия власти судьба Советского правительства продолжала висеть на волоске, свидетельствует рассказ Сталина о том, что главнокомандующий войсками генерал Духонин отказался подчиниться приказу Совнаркома о начале переговоров с немцами: «Минута была жуткая... Командный состав армии находился целиком в руках Ставки. Что касается солдат, то неизвестно было, что скажет 12-миллионная армия, подчиненная так называемым армейским организациям, настроенным против советской власти». В эти минуты Ленин сказал Сталину: «Пойдем на радиостанцию... она сослужит нам пользу: мы сместим в специальном приказе генерала Духонина; назначим на его место главнокомандующим тов. Крыленко и обратимся к солдатам через голову командного состава с призывом — окружить генералов, прекратить военные действия, связаться с австро-германскими солдатами и взять дело мира в собственные руки». По словам Сталина, «это был скачок в неизвестность».

Вслед за посланиями по радио Ленин, Сталин и Крыленко 9 (22) Ноября 1917 года вступили в переговоры с Духониным по прямому телеграфному проводу. Духонин дал понять, что не признает Совнарком, но готов подчиниться «центральной правительственной власти, поддержанной армией и страной» и отказался выполнить приказ Ленина, Сталина

и Крыленко. В ответ последовало послание: «Именем правительства Российской республики, по поручению Совета Народных Комиссаров, мы увольняем вас от занимаемой вами должности за неисполнение предписаний правительства и за поведение, несущее неслыханные бедствия трудящимся массам всех стран и в особенности армиям. Мы предписываем вам под страхом ответственности по законам военного времени продолжать ведение дела, пока не прибудет в Ставку новый главнокомандующий или лицо, уполномоченное им на принятие от вас дел. Главнокомандующим назначается прапорщик Крыленко. Ленин, Сталин, Крыленко».

Растерянность военного командования, усталость солдат от войны, которые взбунтовались и растерзали Духонина, обеспечили успех операции, задуманной Лениным и проведенной им при участии Сталина. Расчеты же правых заговорщиков на то, что приход большевиков к власти расчистит им путь, также оказались несостоятельными. Внешне незаметная, но эффективная деятельность Сталина и других партийных руководителей по превращению партии в хорошо организованную силу на протяжении восьми бурных месяцев 1917 года позволила большевикам подавить сопротивление и сравнительно быстро взять власть в свои руки на всей территории России.

26 октября 1917 года съезд Советов избрал Совет народных комиссаров. Одним из народных комиссаров стал «председатель по делам национальностей И.В. Джугашвили (Сталин)». Однако «министерское положение» не полностью раскрывало реальное влияние, которым пользовался Сталин после 25 октября. 29 ноября 1917 года ЦК создал бюро «для решения наиболее важных вопросов, не требовавших отлагательств», в следующем составе: Ленин, Сталин, Троцкий, Свердлов. Его неофициально именовали «четверкой». Таким образом, уже в первые дни Октябрьской революции Сталин стал одним из ведущих руководителей страны. Через девять лет Сталин констатировал: «От звания ученика (Тифлис), через звание подмастерья (Баку), к званию одного из мастеров нашей революции (Ленинград) — вот какова, товарищи, школа моего революционного ученичества». Долгая учеба в «университете революции» закончилась, и его выпускник имел возможность применить обретенные им знания и накопленный опыт на практике государственного управления великой страной мира.

Date: 2015-09-17; view: 340; Нарушение авторских прав