Научные традиции

Самое общее определение традиции приведено в «Новейшем философском словаре»: «Традиция (лат. traditio - передача, придание) - универсальная форма фиксации, закрепления и избирательного сохранения тех или иных элементов социокультурного опыта, а также универсальный механизм его передачи, обеспечивающий устойчивую историко-генетическую преемственность в социокультурных процессах» (1, 724). Научная традиция – это система канонизированных, общепринятых знаний, норм и идеалов научного познания. В определенном смысле это конвенция, общепринятый договор между учеными относительно адекватности той или иной теории, правил и норм научного познания. Традиция чаще всего вписана в ту или иную научную школу, сообщество. Схематично традицию можно изобразить так:

Традиция:

- то, что передается (определенный и важный для данного общества объем социокультурной информации)

- то, как осуществляется эта передача, т.е. определенный способ взаимодействия людей (

Уже из двух этих составляющих традиции выявляется связь собственно научного (знания в широком смысле этого слова) и социального (социокультурного). Под социокультурным понимается вся совокупность материальных и духовных достижений человеческого общества (социальные, экономические, политические, идеологические институты и связи), а также сам общественный субъект, т.е. некий демиург культуры (2, 5-6).

Значение традиции исключительно для человеческого общества: традиция обеспечивает воспроизводство выдержавших испытание временем образцов прошлой деятельности, т.е. она определяет ход развития настоящего и будущего прошлым, уже сбывшимся. Такое понимание традиции делает это понятие применимым практически к любым фрагментам и уровням организации социокультурного опыта (как прошлого - культурное наследие, так и настоящего), что иногда служит основанием для отождествления традиции и социокультурного опыта. Однако такое отождествление неправомерно, так как не всякий опыт становится традицией. Для включения в систему традиции социокультурный опыт должен пройти селективный отбор на устойчивость и относительную массовость воспроизведения в структурах деятельности.

Множество философов и ученых рассуждали о сути и роли традиции в научном познании. Вот некоторые из этих позиций:

1. И.Т. Касавин определяет традицию как «способ аккумуляции и трансляции коллективного опыта человеческой деятельности, выраженного в социальных стереотипах» (3, 52). Как видим, это определение согласуется с общепринятым, и здесь опять же мы обнаруживаем неразрывную связь научного и социального. Такое понимание традиции восходит к учению постпозитивистов (Куна, Лакатоса и др.). Именно они показали, что научная теория буквально «нагружена» социальными стереотипами, идеалами, ценностями, господствующими в том или ином сообществе ученых. То есть, по сути, наука не может быть автономной, изолированной от социальной среды.

2. Фундаментальную роль традиций в науке подчеркивает пионер современной научной революции В. Гейзенберг. Он рассматривает влияние традиций на выбор проблем, методологий и собственно научных понятий. Гейзенберг ставит вопрос, насколько мы свободны в выборе этих главных компонентов научной работы. И отвечает на этот вопрос так: понятия как основные рабочие инструменты науки так или иначе заимствуются из предшествующей истории и задают нам ту или иную картину мира. При исследовании каких-то новых явлений эти понятия могут оказать и тормозящее влияние на развитие науки и в ряде случаев даже увести от истины. «Тем не менее нам все равно приходится применять понятия, причем мы поневоле обращаемся к тем, которые предлагает традиция» (4, 226). Таким образом, утверждает Гейзенберг, наша свобода в выборе проблем также крайне ограничена, так как деятельность ученого неразрывно связана с определенной исторической эпохой, с господствующими традициями в науке. «Можно поэтому сказать, что проблемы нам заданы, что нам не приходится их выбирать» (4, 208).

Традиции воплощаются всюду, однако самым непосредственным образом они обнаруживают себя в следующих отношениях и действиях:

· в личных контактах ученых,

· в отношениях учитель-ученик,

· в создании научных школ и направлений.

Следует сказать, что при выборе проблем учеными руководят не только традиции, но и другие мотивы, среди которых в первую очередь нужно выделить:

· практическую приложимость,

· стремление к истине,

· желание максимально проявить свою личность в избранной области.

С наибольшей полнотой, считает Гейзенберг, действие традиции проявляется в более глубоких слоях научного процесса, где ее не так -то легко распознать. Речь идет о выборе научного метода. В течение более чем трех столетий (включая и XX в.) наука следует методу, открытому Коперником, Галилеем и их последователями. Сущность нового метода состояла в представлении природных феноменов как идеальных объектов, в проектировании экспериментов, идеализирующих опыт и допускающих математическую обработку.

Итак, по мнению Гейзенберга, ученый отнюдь не свободен в выборе проблем, методов и понятий своей науки. Как правило, этот выбор предопределен традицией, которая в этом отношении выступает в качестве «порождающей грамматики» научного мышления, способа творческой генерации указанных новаций, реализуемых в рамках заданных правил.

3. Еще одно определение научной традиции мы находим в работах А.С. Кравца, полагающего, что традиция реализуется на основе общего стиля мышления ее представителей: «Традиция – это коллективный опыт, поддерживаемый от поколения к поколению, от учителя к ученику, процесс духовной деятельности, осуществляемый по определенным канонам, а стиль выражает как раз те устоявшиеся каноны мышления, которых придерживаются представители данной традиции. Стиль мышления, с одной стороны, препятствует проникновению в науку чуждых ей идей (ненаучных представлений), а с другой стороны, обеспечивает взаимопонимание людей «мира науки» и накопление знаний» (2, 34). То есть, стиль мышления выполняет роль ценностного фильтра для отбора компонентов познавательного процесса. Стиль задает исходную иерархию ценностей в отборе познавательных средств, определении и постановке научных проблем, способе их разрешения. Каноны стиля мышления, как отмечает Кравец, существуют в качестве «неписаных правил», а формой их существования является общественное мнение ученых. Опять же мы видим, что традиция, закрепленная в данном, конкретном стиле мышления, обеспечивает трансляцию знания и саму возможность ученых разговаривать на общем для них языке науки. Познание, таким образом, носит не чисто теоретический характер, но общественный, социальный. Различие между стилем и традицией видится в следующем: если стиль – свод определенных канонов, то традиция – воплощение этих канонов на практике. Традиция – «коллективно-индивидуальная деятельность, совершаемая по общепринятым в научном сообществе ценностным канонам» (2, 58). Традиция – это консенсус, общественный договор ученых относительно норм научного познания, а потому за традицией всегда стоит школа, союз единомышленников, научное сообщество и пр. Кравец выделяет традиции, которые предшествовали возникновению научного стиля мышления. Рассмотрим их.

1. Теолого-схоластическая традиция. Возникла в период средневековья и стала серьезным тормозом на пути возникновения науки. Ее характерной чертой был интеллектуальный авторитаризм – духовное господство авторитетов (прежде всего, авторитета Библии и столпов теологии). Рассмотрение вопросов сводилось к герменевтике (толкованию) священных текстов, а потому в эпоху теолого-схоластической традиции популярны были различные «Суммы», «Компендиумы» и пр. изложения уже известных текстов. Особое место отводилось и канонизированному в период схоластики Аристотелю, чье учение было очищено от рационалистических гносеологических установок и натуралистических элементов мироздания. Однако впоследствии противники теолого-схоластической традиции стали использовать подлинное, нерафинированное учение Аристотеля в борьбе за подлинное знание и возникновение подлинной науки. Кравец отмечает также присущий данной традиции провиденциализм и антропоморфизм, согласно которым мир, сотворенный по божественному плану, движется к определенной цели и окрашен в человечески-чувственные тона. Также отмечается, что существенный удар теолого-схоластической традиции был нанесен аввероизмом (XII в.).

2. Реформация. Реформация бросила вызов автократизму папы, отстаивая право человека самостоятельно постигать божественные и мирские истины. А потому единственным авторитетным источником христианства идеологи Реформации – Лютер и Кальвин – полагали тексты Писания. Существует две книги: божественная и книга природы, и человек сам, без всякой помощи, должен читать их. Однако, несмотря на эту, казалось бы, гносеологическую установку, Лютер и Кальвин подчеркивали приоритет веры над разумом (известно в этой связи высказывание Лютера: разум является «потаскухой дьявола»). Многие исследователи, в их числе Мертон, все же видели в протестантизме то идейное течение, которое обусловило новую науку. Во-первых, протестантская идеология способствовала развитию активной инициативы, деятельностному взгляду на мир, вносило львиную долю реализма. Во-вторых, считается, что установка реформаторов на самостоятельное прочтение Библии привела к зарождению научного, исследовательского подхода. Кравец критикует это предположение: такая точка зрения явно преувеличивает реальное положение дел. Реформаторы так же, как и схоласты, не исследовали Библию, а перетолковывали ее. Отношение идеологов Реформации к зарождающейся науке в лице Коперника сводилось к отрицанию новых, нерелигиозных объяснений Вселенной. Известно высказывание Лютера о теории Коперника: «Глупец желает опрокинуть все здание астрономии, но Священное Писание говорит нам, что Иисус Навин повелел остановиться Солнцу, а не Земле». Это высказывание находится в том же русле аргументации, что и у папы и всей теолого-схоластической традиции. Таким образом, Реформация косвенно, а не прямо, оказала влияние на становление стиля научного мышления, а традиция Реформации ослабила предшествующую схоластическую традицию.

3. Гуманизм. Эта интеллектуальная традиция внесла свой вклад в формирование научного стиля мышления. Гуманизм выражал переходное звено от средневековья к Новому времени, и хотя он не выработал строгую научную программу, все же его роль существенна. Именно гуманисты формировали тип разносторонне развитой и совершенной личности, расширяя круг своих интересов от изучения античной словесности к обсуждению этики, политики, натурфилософии. Кравец отмечает такие черты гуманизма, как вербализм, при котором «слово – не отвлеченная универсалия схоластов, а носитель культуры и высшей мудрости» (2, 39). Из вербализма следует некая высокопарность, риторичность и книжность мышления, которые впрочем сочетаются со способностью глубоко выражать свои мысли. Другой чертой гуманистической традиции была ее амбивалентность: с одной стороны, обращенность к античности, а с другой стороны, к религиозным идеям средневекового христианства. В этом можно узреть попытку преодолеть разрыв между земным и небесным, человеком и Богом. Гуманисты выдвинули на первый план человека, способного возвыситься до божественной сущности, и путь к этому возвышению лежал через ученость, усердное овладение знанием. Таким образом, в гуманистическом стиле мышления формировался культ знания. Вместе с тем, Кравец отмечает созерцательный характер идеала гуманистической учености, лишенного какого-либо практического смысла. Особенностью мышления гуманистов можно считать и его авторитарность, преклонение перед античными авторами, хотя, по мнению известного исследователя Ренессанса Л.М. Баткина, «античные, церковные, восточные авторы – все авторитетны, и поэтому любой отдельный авторитет (даже Святого писания) стал частичным, относительным, а не полным выражением истины» (5, 169). Кравец выделяет также такую характерную для гуманистического стиля мышления черту, как диалогичность: «Диалогичность мышления гуманистов была неразрывно связана с признанием процессуальности и незавершенности истины в отличие от теолого-схоластической традиции, в которой диалог должен был подводить к признанию абсолюта» (2, 40).

4. Прагматический универсализм. Эта традиция неотделима от гуманизма, однако представляет собой особенный синкретизм математики, ремесел и искусства. Воплощением этой традиции может служить личность Леонардо да Винчи, совмещающего в себе живописца, архитектора, скульптора, ученого. Установка прагматического универсализма – на опытное знание. Как писал великий Леонардо, «пусты и полны заблуждений те науки, которые не порождены опытом, отцом всякой достоверности… Опыт никогда не ошибается, ошибаются наши суждения, ожидая от него такого действия, которое не является следствием наших экспериментов» (6, 9-11). Однако эта установка на опыт отличается от экспериментального познания в науке и от эмпиризма Нового времени. Опыт для представителей традиции прагматического универсализма трактуется как способность видеть глазом гармонию природы, простые соотношения в явлениях. Кравец полагает, что «скорее мы имеем здесь дело не с опытом, а с особой эмоциональной особенностью живописца схватывать в явлениях скрытую гармонию» (2, 41). Действительно, в период Возрождения опыт есть зрительное схватывание перспективы предметов, но не эксперимент в собственном смысле слова. Многие исследователи отмечают особый визионерский характер данной традиции, а также ее эклектизм и дилетантизм (7). В целом прагматический универсализм как определенный стиль мышления отличается практической направленностью исследовательских устремлений, собирательским опытом как предпосылкой «чистой науки».

5. Герметизм. Этот стиль мышления органически сочетал в себе мистику, магию, астрологию и алхимию. Для герметистов нет разрыва между духовным и материальным, мир окрашен в символические формы. Кравец отмечает, что «собирательский опыт герметистов, заимствованный из деятельности ремесленников, очищенный постепенно от магических плевел, влился в науку Нового времени» (2, 46). Также как реформация, гуманизм и прагматический универсализм герметизм ослабил теолого-схоластическую традицию, а следовательно, внес свою лепту в становлении большой науки.