Между Востоком и Западом

В 395 году римский император Феодосий I (347—395) разделил империю между двумя своими сыновьями: Гонорию отошли Рим и западные пределы государства, Аркадию — Восток и новая столица, созданная на Босфоре императором Константином I, — Константинополь, возведенный на месте торгового города Византии. Орел на гербе Римской империи стал двуглавым: его головы смотрели на Восток и на Запад. Этому обстоятельству предшествовали различные внутренние и внешние процессы. Шарль Монтескьë в XVIII веке напишет: “Рим был разрушен потому, что все народы сразу напали на него и растерзали его на части”. Одной из этих частей была Восточная Римская империя, стремившаяся сохранить славу Рима-государства и Рима-города и названная впоследствии Византией. Проследим в общих чертах процесс ее появления.

“Вечным городом” называли римляне свой город и гордились его красотой. Натиск варваров, учинивших настоящее разграбление, стал одной из причин упадка культуры и гибели Рима. Византийский писатель, современник осады Рима в 410 году войсками вестготского короля Алариха I (ок. 370—410), рассказывает, что римляне уплатили завоевателю 5000 фунтов золота и 30 000 фунтов серебра, для чего пришлось расплавить золотые и серебряные статуи богов. Но и богатый выкуп не остановил Алариха. “Гордыня” и “кичливая сила своей власти” — такие выражения использовал готский историк Иордан (VI век), характеризуя предводителя гуннов Атиллу, но их можно отнести ко всем тогдашним варварам-завоевателям — готам, германцам, вандалам...

Нападения варваров не были главной причиной развала Римской империи, они лишь ускорили его. По существу, все желали перемен — и правители, и знать, и простонародье. Рим брал непомерные налоги с захваченных им территорий. Он уничтожил и поглотил греческие, восточные и западные земли и уже не мог существовать иначе, как питаясь в прямом и переносном смысле тем, что созидалось в римских провинциях. Поэтому процессы, вызвавшие необратимые изменения не только в культуре, но и во всех сторонах римской действительности, шли как извне Рима, так и изнутри него.

Римской провинцией была и Греция, некогда цветущая, а теперь разграбленная и лежащая в развалинах. Позднее Байрон (1788—1824) в поэме “Паломничество Чайльд-Гарольда” напишет:

Страна людьми низвергнутых богов,

Страна людей, прекрасных, точно боги.

Долины, рощи, гор твоих отроги

Хранят твой дух, твой гений, твой размах.

Разбиты храмы, рушатся чертоги,

Развеялся твоих героев прах,

Но слава дел твоих еще гремит в веках.

[22, т. 1, с. 210]

Эти строки написаны по поводу завоевания Греции турками, но они вполне справедливы и по отношению к римским завоевателям.

Вспомним, что для грека важно было само сознание своей принадлежности к великой Элладе, сознание того, что грек не может быть рабом. Великая Эллада оказалась покоренной чванливыми, менее развитыми людьми, вывозившими из Греции целыми кораблями статуи, они разрушили греческие представления о былой эллинской гордости. Но эти же завоеватели, попиравшие греческие ценности, почитали за честь “купить за деньги афинское гражданство, увековечить свое имя в дельфийском святилище..., принять участие в олимпийских или пифийских играх...” [255, с. 235]. Рим все более превращался в военную державу с неограниченной императорской властью. С Востока был завезен пышный придворный церемониал, богатство двора поражало, в связи с чем, естественно, росли и налоги. Разноплеменное государство не имело никаких оснований для внутреннего единства. Оставалось только уповать на религию, которая проповедовала бы веру в единого Бога. Такой религией, как известно, стало христианство, о котором уже шла речь в предыдущей главе.

Христианство сыграло в Византии двойственную роль. С одной стороны, оно начинало свой путь как гонимая и часто тайная религия рабов, обездоленных и искателей справедливости. Но впоследствии христианство вступило в союз с государством уже при Константине I и в дальнейшем способствовало разрушению античной культуры. Феодосии I в 394 году запретил олимпийские игры, согласно его указам разрушались языческие храмы, он сам руководил сожжением в Александрии египетского храма и знаменитой библиотеки, насчитывавшей 700 тысяч свитков. И Феодосии, и его наследники прокладывали дороги, возводили акведуки и оборонительные сооружения, используя в качестве строительных материалов прекрасные античные храмы. Таким образом, они разрушали свое прошлое, уничтожая культурную память Рима и одновременно укрепляя свою неограниченную власть, создавали предпосылки будущего общества. Но никакое общество не может опираться на одну только власть, ему нужна и соответствующая идеологическая основа. Этой основой стало для Византии христианство, выступившее его философией, нравственностью, политикой и даже правовой системой.

Возникшая в IV веке Византия значительно отличалась и от Греции, и от Рима. Как это и должно быть в переходный период, она несла в себе и новое, и старое, в том числе античные традиции, сохранявшиеся на Востоке гораздо дольше, чем на Западе, где разрушительные действия варваров носили более активный характер. В Византию входили многие восточные земли: Египет, Малая Азия, Палестина, Сирия, Греция, острова Эгейского моря, часть Месопотамии, Крит, Кипр, Закавказье, южная часть Крыма, а в периоды удачных военных захватов — северная Африка, часть Испании и Италии. Среди народов, населявших Византию, были греки, копты, сирийцы, армяне, персы, иудеи, арабы, грузины, фракийцы, туземные племена Малой Азии, находившиеся почти на первобытном уровне развития, а позже — славяне и латиняне. Не утратив своих собственных языков, нравов и обычаев, они оказали сильное влияние на все стороны жизни Византии — от придворного этикета до образа мыслей и отношений каждого отдельного человека с миром.

Огромные территории Византии на трех континентах (в Азии, Африке и Европе) отличались разнообразием климатических условий и располагали множеством природных богатств, поэтому она долго сохраняла славу мировой державы, восхищая своей пышностью и великолепием многие европейские государства. В отличие от Западной Европы здесь сохранились богатые и крупные города — центры ремесла, торговли и образованности. Особенностью византийской культуры является то, что “наивысший расцвет городов... приходится не на конец, а на начало истории Византии. В то время как на Западе многие античные городские центры были смыты волной варварских завоеваний и запустели, Византия на заре своей истории по праву могла называться страной городов” [155, с. 26]. Стоит вспомнить только часть из них: Иерусалим, Бейрут, Дамаск, Эфес, Коринф и другие, поражавшие воображение путешественников и послов. Но за долгий период существования Византии они постепенно теряли свой блеск и значительность, а к периоду покорения Византии турками только Константинополь еще хранил былое величие.

Жизнь же сельского населения Византии была трудной и переменчивой. Долго и мучительно складывались феодальные отношения. Рабский труд сохранялся и использовался и в ремесленном производстве, и в земледелии, хотя становился все менее выгодным. Некоторые владельцы земли предоставляли рабам землю с тем, чтобы они платили хозяину за ее пользование, а также налоги в государственную казну. Вместе с этим существовала и крестьянская община, часто организованная как сообщество соседей — микрокомия: каждый член общины владел участком земли, но объединялся с соседями для совместного труда. Здесь снова проявилась двойственность, характерная для многих сторон византийской действительности: частная собственность на землю сочеталась с общинной собственностью. Кроме свободных крестьян, были колоны — мелкие арендаторы земли, которые постепенно прикреплялись к ней различными способами: либо попадая в долговую зависимость от хозяина земли, либо потому, что исконно были несвободны. Владения феодалов (феод — земельная собственность) постоянно поглощали земли, принадлежавшие общинам, и непомерно богатели. Например, один из таких владельцев, Филарет Милостивый имел, кроме земли, 600 быков, 100 рабочих волов, табун из 800 лошадей, 12 тысяч овец. К VII—IX векам огромным количеством земли и богатством стала владеть церковь, при этом ни церковь, ни монастыри не платили налогов государству.

За длительный период существования Византии в ней успел возникнуть, сформироваться и постепенно придти в упадок феодальный способ хозяйства, и это стало одной из причин развала блестящего византийского мира.

Наиболее сильно особенности Византии проявились в системе государственности, вобравшей в себя многое из того, что характерно для государств Запада и Востока. От Запада Византия взяла римское государственное устройство, римское право, что более всего заметно в законах Юстиниана I (482—565), принятых в VI веке, в период наибольшего расцвета Византии. Форма же правления приближалась к восточным образцам. Правителем Византии был император (греч. basileus),наделенный самодержавной властью, которая не ограничивалась никакими органами, договорами или условиями. Сам он был вправе казнить, заключать союзы с другими государствами, командовать армией. В его руках была судебная, политическая и военная власть.

Как в любом государстве, особенно восточном, в Византии был большой штат чиновников, назначаемых самим императором. Они могли влиять и на решения басилевса, и на него самого, но даже юридически обусловленное существование сената (или синклита) не становилось решающим при сильном правителе. Особенно активизировались высшие чиновники в периоды смены власти. Специфика Византии была в том, что власть не передавалась по наследству. Поэтому вокруг правителя всегда кипели страсти, всегда находились силы, готовые лишить его престола любыми средствами, и “многие византийские императоры правили недолго и кончали ослеплением, пострижением в монахи или гибелью от руки подосланных убийц” [297, с. 23]. Только в последний период своего существования, во времена Палеологов Византия наконец узнала наследственную власть императоров.

Император Византии — наместник бога на земле, но это не земное божество древнего Египта и не сын Неба, как в Китае. Это суровый и часто беспощадный земной властитель, повелевающий и карающий от лица Бога. Созданный императором Юстинианом “Свод гражданского права” был особенно жесток по отношению к любым выступлениям против государственности. Интересно то, что в своей основе “Свод” опирался на достижения римского права. Он включал в себя четыре части: кодекс Юстиниана — собрание законов римских императоров; “Дигесты или Пандекты” — собрание наиболее авторитетных высказываний знаменитых римских юристов; “Институции” — систематическое руководство по основам римского права и “Новеллы”, написанные самим Юстинианом. Перерабатывая римское право. Юстиниан законодательно закрепляет связь власти с христианством и подчинение крестьян и колонов господам. “Каждый должен подчиниться своей участи”, — вот главный пафос всего законодательства. Основным завоеванием в области юридических взглядов этого времени было признание естественного права, то есть равенства всех людей по рождению, и несоответствия рабства человеческой природе.

Уже на ранних этапах в Византии возникает идея слияния церкви и государства. Главным условием этого союза была гармония христианской церкви и христианского правоверного императора. На идее такой гармонии возник культ византийского басилевса, императора, правителя всего православного мира. Это породило в Византии мысль об ее особой роли среди других держав мира, о роли богоизбранности и абсолютной правильности своего устройства, должного быть образцом для прочих государств.

Под влиянием христианства возникает представление об идеальном монархе. Идеальный басилевс не только должен обладать воинскими доблестями, бесстрашием и силой, по представлениям одного из правителей — Феофилакта Симокатта (конец VI—первая половина VII века), но и быть добрым, справедливым и мудрым: “Будучи любителем мудрости, считай, что эта порфира (пурпурная мантия.— А. Б.)— дешевая тряпка, которой ты обернут, а драгоценные камни твоего венца ничем не отличаются от камешков, лежащих на берегу моря”, — советует он монарху. “Стремись заслужить не страх, а расположение своих подданных, льстивым речам предпочитай упреки — они лучший наставник в жизни” [297, с. 24]. Идеальный монарх должен быть бескорыстным, заботиться о подданных и быть исполненным христианского благочестия. Но действительность так и не позволила ни разу осуществиться этим беспочвенным надеждам. Юрист и историк эпохи Юстиниана, этого поборника равенства, Прокопай Кесарийский (500— 565) в труде “Тайная история” описывает его как кровавого тирана, жестокосердого и грубого.

В сознании населения Византийской империи не сложилось ни чувства беспрекословного гражданского повиновения, ни поклонения императору как божеству. Наоборот, христианское сознание, зовущее к смирению, находилось в противоречивом единстве со стремлением к свободе. Единственным достижимым видом свободы стала внутренняя свобода, возможная только в сфере духа, но не в реальности. Это обстоятельство формирует в обществе две тенденции поведения.

С одной стороны, Византию сотрясают бесконечные восстания, не имеющие ничего общего с христианским стремлением к прошению, милосердию и смирению. Константинопольский ипподром стал 11 января 532 года местом восстания городских низов Против властей и непомерных налогов. Разъяренная толпа с кличем “Ника!” (“Побеждай!”) грабила дома аристократов, осадила и императорский дворец. Император Юстиниан хотел бежать, но, согласно многим описаниям событий, императрица Феодора сказала, что “царская порфира — прекрасный саван”, то есть рожденный в пурпуре должен и умереть в нем (греч. porphira “фиолетовый” — цвет императора Византии), Юстиниан хитростью и подкупом заманил простонародье на ипподром и, заперев ворота, уничтожил 35 тысяч человек. Известны и другие восстания, бурные, упорные и кровопролитные. Они и лежат в основе бунтарства и непокорности.

С другой стороны, стремление к некоей чистоте, целостности, к более глубокому постижению христианской веры вызвали к жизни аскетизм, отшельничество, появление и стремительный рост числа монастырей в пустынных местах и в городах. Роль отшельников, удалившихся в горы, пустыню или в леса, и монастырей была весьма значительной: считалось, что их дела утверждают истинную веру в противоположность язычеству. Их почитало население, считая, что добровольные лишения, такие, как обет молчания или стояния на высоком столпе (наиболее известным был Симеон Столпник),приближает их к Богу, дает им священное знание. К их советам иногда обращались императоры. Монастыри же пытались прямо воздействовать на жизнь общества и государства, выступая борцами против язычества, а чаще всего античных традиций. Они проповедовали послушание и смирение.

Продолжением византийской государственности была дипломатия, пожалуй, впервые занявшая такое значительное место в отношениях между государствами. Более хитрой и вероломной системы отношений с близкими и дальними соседями, чем византийская, не было ни на Востоке, ни на Западе. “Особенно преуспели византийские правители в умении разбивать сильного врага чужим оружием, хитрыми интригами натравив на него его же союзников... Византийские дипломаты по праву слыли великими мастерами склонять к измене самых лучших друзей своих противников, разъединять своих врагов, покупать союзников за золото и высокие имперские титулы” [297, с. 36]. В ход шло натравливание одних на других, выгодные браки, действия опытных интриганов, купленных или посланных с тайными целями. Византия создала целую систему дипломатической службы, полностью подчиненной правителю, в которой единой для всех послов целью было сохранение величия Византии.

Говорить о Византии как о мощном государстве, объединившем множество народов и территорий, во многих случаях проще, нем о византийской культуре, напоминающей фантом. Она есть и ее нет: в каждом явлении византийской культуры мы находим греко-римскую античность, иудейские, арабские, персидские и многие другие влияния, которые затрудняют выделение в ней специфического начала, а иногда просто затемняют его. Кроме того, ей не пришлось проходить путь от становления к расцвету, как многим другим культурам. Она не имеет четких границ ни во времени, ни в пространстве, она многократно переживала периоды расцвета и упадка. Со всей определенностью можно связать течение византийской культурной действительности лишь с историческими границами существования государства и его блестящей столицы — Константинополя.

§ 2 “Град выше слова и разума”

Когда “вечный город” Рим потерял свое значение, эстафету “вечности” “подхватил” Константинополь. Легенды гласят, что в 330 году 11 мая Константин I копьем начертал на земле границы будущего города, который предстояло воздвигнуть на месте города Византии на берегу залива Золотой Рог и Мраморного моря. Это было весьма удобное место, соединявшее Восток и Запад, здесь узлом связались торговые пути Балкан и Малой Азии, черноморских городов и городов Египта, Греции и Сирии. По своим размерам Константинополь превзошел Рим, и уже спустя столетие со дня его основания в нем проживали около полумиллиона жителей. В начале V века, при императоре Феодосии II, вокруг города заложили новые стены и укрепления, сделавшие его неприступным.

Константин хотел придать столице блеск и значительность. Для строительства Константинополя из Рима на Восток вывозились колонны разрушенных языческих храмов, различавшиеся по форме, цвету и величине, детали и элементы архитектурных украшений. Центральная улица города была украшена античными скульптурами, крытой колоннадой, защищавшей улицу от дождя и жаркого солнца. На античный лад строились дворцы, в которые насильно переселяли знатные семьи. Удивительно, как соединились в этом городе античность и новая, христианская идеология, как сошлись в нем отрицание и утверждение, старое и новое, пышность и нищета.

Как и в Риме, город пересекла с юга на север главная улица — Месе, к которой примыкали поперечные улицы и переулки. Богатство и пышность устремились к центру, дворцы и богатые лавки, общественные здания, украшенные колоннадами, расположились вдоль широкой, мощенной каменными плитами дороги. Улицы, отстоящие от центра, ближе к окраинам становились более узкими, а некоторые не превышали 2,5 метра. По римской традиции на центральной площади города располагался овальный форум с двумя триумфальными арками и статуей Аполлона посередине. Голова Аполлона, учитывая смену религиозного мировоззрения, а затем и власти, была заменена сначала головой Константина, а позже на этом месте была поставлена скульптура, изображавшая Феодосия.

Всё в Константинополе должно было поражать воображение: постройки, украшения, уклад жизни, развлечения, придворные ритуалы. Может быть, впервые создавался город, прямо рассчитанный на то, чтобы существовать напоказ. Конечно, Константинополь был столицей со всеми присущими престольному городу атрибутами. Но не это делало его особенным. Столиц в Европе было много — Константинополь был один, и он действительно превосходил в то время все города мира вплоть до завоевания его турками в 1453 году. Русский писатель Нестор Искандер (XV век), попавший в молодости в Турцию и участвовавший во взятии Константинополя, в “Повести о взятии Царьграда” (Царьград — русское название Константинополя) упоминает слова блаженного Андрея Критского: “Воистину град сей выше слова и разума есть”.

Ежегодно в Константинополе избирался консул. После избрания торжественная процессия двигалась от дома консула к сенату, затем на ипподром, где в его честь давались представления. Чтобы известить власти на местах, консул рассылал в разные провинции Византии диптихи (живописные или рельефные, резные произведения, состоящие из двух частей): на одной стороне изображали его самого (или вырезали его имя), на другой — сцены игр в его честь [177, с. 26, 27].

Стиль жизни императорского дома был еще более помпезным. Для императора полагались особые пурпурные одежды. Стены его комнат с золотой и серебряной утварью были обтянуты пурпурными тканями или покрыты удивительными по красоте и многообразию содержания мозаиками. В 30-х годах IX века создали множество диковинных механических изделий для дворцовой “Золотой палаты”, где обычно принимали послов. В сочинении Константина VII Багрянородного (905—959) “О церемониях византийского двора” (название подлинника — “Изъяснение императорского церемониала”) говорится: “Когда логофет (чиновник по иностранным делам.— А. Б.)заканчивал свои обычные вопросы, то львы начинали рычать, птицы (на седалище трона и на деревьях) начинают петь, и звери, находящиеся на троне, поднимаются на своих подножиях... В это время иноземными послами вносятся дары, и вслед за тем начинают играть органы, львы успокаиваются, птицы перестают петь и звери садятся на свои места” [327, с. 57]. Все эти механические чудеса, созданные для приемного зала Большого дворца выдающимся энциклопедистом, ученым и не менее выдающимся механиком Львом Математиком в IX веке, приводились в движение водой и были рассчитаны на то, чтобы любым способом продемонстрировать необычность, исключительность Византии, ее столицы и правителя. Во вступлении к своей книге Константин VII утверждает, что императорская власть, если она “выступает в убранстве “должного ритма и порядка”,...отображает гармоническое движение созданного богом космоса” [121, т. 2, с. 352].

В Византии говорили: “В Константинополе Бог имеет Софию, император — дворец, а народ — ипподром” [45, с. 96]. Сердцем Константинополя был Большой императорский дворец. Он представлял собой целый комплекс зданий и ансамблей, постройка которых началась еще при Константине I. Парадные покои, как было принято еще у римских императоров, размещались во втором этаже и были окружены открытыми террасами с фонтанами, строения разделялись садами, в которых стояли изящные павильоны и другие постройки. Дворики украшались колоннадами, а между дворцами сооружались крытые переходы, иногда двухъярусные. Русский путешественник Стефан Новгородский в XIV веке писал о константинопольском дворцовом комплексе: “Тут же есть двор нарицается: палата правоверного царя Константина; а стены его велики, выше городских стен, великому граду подобны под гипподромием стоят, при море” [309, с. 54]. Он застал дворец, достроенный многими императорами более позднего времени, повелевшими украсить залы мозаиками, в искусстве создания которых особенно преуспели византийские мастера.

К дворцовому комплексу примыкал храм святой Софии, построенный в VI веке малоазийскими архитекторами Анфимием и Исидором. Прокопий Кесарийский писал, что храм “царил над всем городом, как корабль над волнами моря” [67, т. 2, с. 37]. По тем временам это была грандиозная во всех отношениях постройка. Суровый и несколько громоздкий снаружи, внутри храм поражал воображение. Огромный прямоугольник был перекрыт куполом диаметром 31,5 метра. “С востока и запада арки, поддерживающие купол, переходили в два полукупола, а те, в свою очередь,— в три малых полукупола (конхи). Пространство последовательно нарастало от малых куполов к большим полукуполам, а от них к необъятному главному куполу” [45, с. 89]. Изнутри казалось, что центральный купол висит в воздухе, поскольку он опирался на круглый барабан, прорезанный сорока окнами. Вся эта конструкция создавала в храме потоки света, заливавшего все пространство, украшенное цветными колоннами из красного порфира, гранита, зеленого и желтого мрамора. Мозаики стен, пола, многоцветие икон, большей частью сложенных из разноцветной смальты,— все это было столь же величественно, сколь и богато. От архитекторов требовалось выразить в архитектурных формах “непостижимость и неизреченность” христианского восприятия вселенной, воплотить идею централизации и могущества империи.

Постройки Константинополя, как и многое другое, например, купольное строительство, несли в себе не только следы восточных-традиций, но и западные, римские обычаи, которые продолжали связывать Константинополь с Римом, утверждая и величие Рима, и превосходство над ним. Это же касается и третьей части дворцового комплекса — ипподрома, игравшего в жизни византийцев особую роль.

Ипподром примыкал к дворцовому комплексу и имел два парадных входа — из дворца басилевса и из храма. Это выглядело почти символично — христианство и язычество объединялись властью. Предназначенный для конных соревнований (ристалищ), выступлений скоморохов, дрессированных зверей, акробатов, ипподром вмещал сто тысяч зрителей. Он поражал богатством шелковых навесов над трибунами, колоннадой, статуями римских императоров, атлетов, бронзового Геркулеса, созданного в Греции. “Император появлялся в своей ложе под восклицания “Взойди!” И он действительно всходил, словно солнце, появляясь в негнущихся одеждах из златотканых материй, сплошь усыпанных зелеными изумрудами, кровавыми рубинами и жемчугами. Кто бы и в каком бы виде состязаний ни оказывался сильнейшим, цезарь почитался вечным и неизменным победителем. Толпа устраивала ему овации, а он принимал их как должное. Ипподром был символом единения владыки и его подданных” [45, с. 99].

Ипподром был также источником и местом политической борьбы. Зрители цирковых представлений болели за тех или иных возниц конных квадриг (двухколесных колесниц, запряженных четверкой лошадей в один ряд; лошадьми управляли стоя). Четыре цвета одежды возниц породили сообщества болельщиков, принявших цвета как отличительные знаки. Впоследствии эти сообщества преобразовались в партии, или димы,связанные политическими интересами. Таких партий было четыре: левки (белые), русии (красные), прасины (зеленые) и венеты (голубые). Постепенно партии прасинов и венетов приобрели наибольшее влияние. Во главе димов стояли лица, участвующие в политических интригах высших кругов. Они использовали для своих целей простонародье или тех, кто по разным причинам примыкал к какой-либо партии. Венетов обычно возглавляли представители аристократии, а прасинов — влиятельное и богатое купечество. Во время состязаний они получили право “предъявлять требования к императору и его чиновникам, одобрять или критиковать их политику, участвовать в официальных церемониях, носить оружие” [297, с. 31]. Когда же происходили выборы следующего императора, в которых участвовали сенат, армия и народ, руководители димов стремились создать среди народа настроения в пользу своих интересов. Как отмечает З. В. Удальцова, императоры также активно использовали эти цирковые партии, постоянно разжигая между ними борьбу, чтобы избегнуть объединения народа. Восстание “Ника!”, о котором мы говорили, стало возможным в результате объединения этих двух партий.

Диптих с цирковыми сценами. Деталь. V век

Константинополь был также центром образования и образованности, а эталоном служило античное образование с его системой семи свободных искусств. В начальный период существования Византии еще не утратили своей известности знаменитые философские школы Александрии и Афин, где изучались философия и естественные науки. Школы принимали всех желающих. Хотя плата за обучение была велика, но и престиж ученых людей был высок: имеющие классическое образование могли улучшить свое материальное и социальное положение, получив должность в императорской или церковной канцелярии. Один из императоров говорил, что те, кто овладел семью свободными искусствами, достойны высокого места между ромеями.

В крупных городах Византии многочисленные школы были организованы по примеру греческих гимнасий. Обучение шло на греческом языке, даже в тех регионах, где в повседневной жизни общались на местном языке. В византийских школах по-прежнему обучались по поэмам Гомера и других греческих классиков, изучали деяния античных богов и героев. Христианство, особенно в ранний период существования Византии, не препятствовало античным тенденциям в системе образования. Церковь лишь предупреждала, что античные источники, по которым учились школяры,— причина “ошибок и заблуждений”, но, тем не менее, поощряла их изучение, поскольку полагала, что знание античной литературы помогает и пониманию Евангелия.

В Константинополе в 425 году указом Феодосия II был основан университет (единственный на Востоке), где получали преимущественно светское образование. В нем открылись кафедры греческой и латинской грамматики, риторики, права и философии. Многих ученых для преподавания в университете правительство приглашало из самых различных уголков обширной империи. В более поздние времена начались различного рода ограничения и даже репрессии по отношению к преподавателям, но университет не был окончательно закрыт. Когда Юстиниан I, по свидетельству некоторых современников, нуждаясь в деньгах, пытался “уничтожить звание адвокатов и отменить плату профессорам и медикам” [297, с. 501], константинопольские школы и университет сохранили свое значение. В IX веке здесь блистали виднейшие ученые-эрудиты, не находившие себе применения в Западной Европе, например, Лев Математик: он впервые применил буквенные обозначения цифр, заложив основы алгебры, изобрел световую сигнализацию для передачи различной, чаще военной, информации. В его бытность обучение в университете стало не только престижным, но и элитарным, потому что там преподавали лучшие профессора своего времени, а обучаться могли лишь дети знатных родителей.

В XIII веке крестоносцы, разбившие огромную империю на несколько держав, нанесли урон красоте и величию города, но и тогда Константинополь устоял, а при Михаиле VIII Палеологе (1224—1282) даже несколько возродил часть своего былого величия. Писатель Никифор Григора писал, что Михаил “очистил город и, уничтожив его безобразие, вернул ему по возможности прежнюю красоту”. Окончательное падение Константинополя под натиском турков, страшное разграбление города и его крушение потрясли всю Европу. Армянский поэт Аракел Багешский создал горестный плач по городу:

Окружили тебя неверные

И осквернили, Византия,

Стала посмешищем ты

Для соседей язычников, Византия,

Как виноградник роскошный,

Цвела ты, Византия,

Сегодня плод твой стал негодным,

Колючкой стал, Византия.

[297, с. 228. 229; пер. С. С. Аревшатяна]