Найти больше удовольствий

Размышляя о развлечениях, я вдруг, к своему удивлению, осознала, что не очень хорошо понимаю, что такое для меня развлечение. Мне вспомнился один из моих Секретов зрелости: то, что радует других, может не порадовать тебя, и наоборот. Есть много такого, что людям нравится, а мне – нет.

В принципе, я не имею ничего против игры в шахматы, посещения лекций по экономике, разгадывания кроссвордов, обедов в модных ресторанах, оперных абонементов. Понимаю, почему многим все это очень нравится. Я и сама была бы не прочь получать от этого удовольствие. Но я не получаю. Некоторые читатели моего блога чувствуют то же самое.

«В последние годы я начал понимать, что действительно доставляет мне удовольствие. Я осознал, что в моей жизни есть множество занятий, которые меня совсем не радуют. Эти занятия нравятся многим, но не мне. Осознание того, что чужие удовольствия – не обязательно мои удовольствия, стало для меня блестящим озарением. Довольно трудно заниматься тем, что нравится тебе, и не задумываться, что тебе должно нравиться то же, что и другим. Например, я люблю ходить в кино. Но есть и более дешевые занятия, которые мне нравятся гораздо больше. Поэтому я постепенно удалил кино из своей жизни. Иной раз схожу в кино вместе с другом, а раньше посещал кинотеатр раза два в неделю».

«Примерно год назад муж задал мне вопрос: „В чем ты находишь удовольствие?“, и я затруднилась сразу ответить. Большинство моих развлечений – спокойные и уединенные. Мне нравится читать хорошие книги, вышивать, мастерить украшения. И я позволила себе считать, что это нормально. Хотя еще я люблю играть в настольные игры, особенно с детьми».

«Мое понимание развлечений определенно отличается от представлений других людей. Я люблю занятия в тишине и уединении. Даже виды спорта я предпочитаю спокойные. Чтение (как книг, так и блогов) – это развлечение. Программирование – тоже развлечение. Йога, дайвинг, скалолазание – тоже. А вот шопинг, который нравится множеству девушек, для меня не развлечение. И вечеринки тоже».

Я была склонна переоценивать те занятия, которыми сама не увлекалась, и недооценивать свои собственные увлечения. Мне казалось, что увлечения других людей – более значимые, более культурные… Более приличные, что ли… Тут снова настала пора «быть Гретхен». Мне надо было признаться себе в том, что мне действительно нравится, а не должно нравиться. Если что‑то составляет для меня удовольствие, то я должна это с радостью предвкушать, меня это бодрит, а не утомляет, и потом не вызывает раскаяния.

Я рассказала об этом подруге, и она воскликнула: «Боже! Если бы мне хотелось как‑то развлечься, я бы стала переживать из‑за того, что на это нет времени. Мне не хочется ничего добавлять к тому, что есть». Меня поразило, что то же самое раньше могла бы сказать и я. Но мой проект позволил мне думать иначе: «У меня достаточно времени для развлечений!»

Но каких именно развлечений? Чем мне хотелось бы заниматься? Не так уж много вариантов… Я люблю читать детские книжки. Никогда не задумывалась, что нахожу в них такого, чего нет во взрослой литературе. Но что‑то все‑таки есть… Разница между детскими книгами и книгами для взрослых – не просто в оформлении обложек, в положении на полках магазина и в возрасте персонажей. Все дело в духе…

Детская литература часто непосредственно затрагивает самые высокие абстрактные темы – борьбу добра и зла, всепобеждающую силу любви. В этих книгах нет ужасов и смакования зла, и даже самые реалистичные из них имеют хороший конец. «Взрослые» авторы обычно пишут иначе. Возможно, они боятся показаться примитивными и сентиментальными, поэтому живописуют несправедливости, лицемерие, похоть, жестокость судьбы, неизбежность смерти и т. д. Все это темы «большой литературы». Но мне, признаюсь, нравится читать о победе добра над злом, о торжестве добродетели и наказании порока. Я люблю назидательные рассказы, как у Толстого или Мадлен Лэнгли.

Более того, детская литература нередко погружает читателя в мир архетипов. Некоторые образы обладают особой способностью пробуждать воображение, и детская литература блестяще этим пользуется. Книги вроде «Питера Пэна», «Золотого компаса» или «Синей птицы» на символическом уровне оперируют смыслами, которые невозможно проработать иначе. Взрослые романы также порой передают эту атмосферу, но очень редко. Я люблю погружаться в мир абсолютного добра и зла, в мир говорящих зверей и сбывающихся пророчеств.

Но моя беззаветная страсть к детской литературе не соответствовала моим представлениям о том, какой я должна быть. Слишком уж это было по‑ребячески… Мне хотелось увлекаться серьезной литературой, юриспруденцией, экономикой, искусством и прочими взрослыми предметами. Я действительно всем этим интересуюсь и порой испытываю неловкость за свою любовь к детской литературе. Мне удалось так заглушить эту сторону своей натуры, что, когда вышла первая книга о Гарри Поттере, я долго не покупала ее, притворяясь, будто меня это не волнует.

Если я настроена «серьезно относиться к развлечениям», я должна была признать эту подавленную страсть и насладиться ею. Но как? Когда я мучилась размышлениями об этом, у меня состоялся совместный ланч с одной знакомой, успешным, рафинированным литературным агентом. Поначалу мы вели ни к чему не обязывающий праздный разговор, пока я вдруг случайно не упомянула, что люблю роман Стивена Кинга «Противостояние». Сейчас я понимаю, что это было немного рискованно: такой человек, как она, мог и не одобрить увлечение Кингом.

– Я тоже люблю Стивена Кинга, – неожиданно призналась она. – «Противостояние» мне нравится. Но, конечно, эта книга не так хороша, как «Гарри Поттер».

– О, вам нравится «Гарри Поттер»?

– Я без ума от «Гарри Поттера».

Эврика! Я нашла родственную душу. До самого конца ланча мы говорили только о «Гарри Поттере». По ходу разговора я вспомнила, что знаю еще одного человека, который любит детскую литературу. Не создать ли нам кружок?

– Позвольте мне поделиться одной идеей, – нерешительно предложила я, пока мы расплачивались. – Не хотелось бы вам организовать читательскую группу любителей детской литературы?

– Группу для чтения книг? Каких?

– Любых, какие мы захотим. Мы можем по очереди организовывать общий ужин.

– Конечно, это будет здорово, – с энтузиазмом ответила она. Боюсь, если бы она не согласилась, я вряд ли предложила бы это кому‑либо еще. – У меня есть подруга, которая тоже может к нам присоединиться.

Итак, я разослала несколько писем и начала расспросы. Меня поразило, что среди моих знакомых нашлись люди, которые разделяют мое увлечение. А ведь я могла бы об этом и не узнать!

К нашей первой встрече я разослала электронной почтой приглашение собраться у меня дома и обсудить книгу Клайва Льюиса «Лев, колдунья и платяной шкаф». В конце письма я добавила цитату из блестящего эссе Льюиса «Три способа писать для детей»: «Когда мне было десять, я читал сказки тайком и очень устыдился бы, если б меня застали за этим занятием. Сейчас мне пятьдесят, и я их читаю, не таясь. Став мужчиной, я избавился от детских черт, в том числе от страха казаться маленьким и от стремления быть очень взрослым».

Это оправдание не особенно много значило для остальных членов группы, потому что они никогда не подавляли свое увлечение детской литературой. Почему же так вела себя я? Больше не буду.

С самой нашей первой встречи группа стала для меня колоссальным источником удовольствия. Я любила книги, я любила общаться с людьми. Еще мне нравилось, что у многих из нашей группы не было детей, поэтому не возникало сомнения, что мы читаем детские книги ради себя самих. Мне нравилась традиция группы, согласно которой на каждой встрече подавалась еда, имеющая какое‑то отношение к обсуждаемой книге.

Это началось, когда на первой встрече на десерт был подан рахат‑лукум, который играет важную роль в сюжете сказки «Лев, колдунья и платяной шкаф». На следующей встрече мы пили токайское, потому что это вино появляется в ключевой момент в книге Филиппа Пулмана «Золотой компас» (я с удивлением узнала, что токайское действительно существует; прежде я думала, что это фантазия из мира Лиры). На обсуждении «Алисы в Стране чудес» подали псевдочерепаховый суп и торт с патокой. Традиция прижилась.

Согласно данным научных исследований, наличие хотя бы одного предмета общих интересов повышает шансы на установление тесных отношений между людьми, а также примерно на 2 % повышает уровень удовлетворенности жизнью.

Наша группа подарила мне новых друзей и повысила удовлетворенность жизнью даже больше, чем на 2 %.

Принадлежность к группе способствует чувству сплоченности, уверенности в себе и в итоге – счастью.

В то же время я вступила в Общество внешней политики. Интересный предмет, интересная группа, и все очень прилично. Какая же группа принесла мне больше радости? Где у меня завязались новые дружеские отношения? В литературном кружке! Я в восторге от Уинстона Черчилля и Джона Кеннеди, но, честно говоря, внешняя политика меня не увлекает. Этот кружок не стал для меня хорошим развлечением и источником радости.

Снова вспомнилась моя Первая заповедь: «Будь собой, Гретхен». Следовало стремиться к тому, что по‑настоящему радует меня саму. Это и есть тот путь, который ведет к счастью. Но чем еще, кроме обсуждения детской литературы, я могла заняться для своего удовольствия? Я почувствовала замешательство. Неужели я не в состоянии придумать хоть что‑нибудь еще?

Жизнь в Нью‑Йорке одновременно хороша и плоха тем, что постоянно чувствуешь, как много ты можешь сделать. Можно сходить на балет или на авангардную пьесу, записаться на курсы графического дизайна, отправиться за покупками в Вильямсбург, поужинать в «Астории». Такие возможности впечатляют, но и служат укором, потому что я ими почти не пользуюсь. Однажды в метро я увидела плакат социальной рекламы, который с тех пор преследует меня многие годы. На плакате была изображена коробочка китайской еды навынос, стоявшая на двух видеокассетах. Надпись гласила: «Если вы так проводите свое время, зачем вы живете в Нью‑Йорке?»

Нью‑Йорк изобилует развлечениями, если только собраться с духом и погрузиться в них.

Я рассказала подруге о том, что пытаюсь найти побольше развлечений. Она могла бы просто посоветовать мне обратиться к колонке «Чем заняться в городе» в еженедельнике New Yorker. Но вместо этого она спросила: «Чем ты любила заниматься в детстве? То, что тебе нравилось делать в десятилетнем возрасте, могло бы понравиться и теперь».

Это была любопытная идея. Я вспомнила о том, как Карл Юнг в возрасте 38 лет вновь увлекся игрой в кубики, дабы пережить тот энтузиазм, который испытывал 11‑летним мальчишкой. А чем я развлекалась в детстве? В шахматы не играла, на коньках не каталась, не рисовала. Я занималась «чистыми книгами». На мой десятый день рождения дядя подарил мне книгу, которая называлась «Чистая книга». Выглядела она как обычная книжка, только страницы в ней были чистые. Сегодня такие книжки можно купить где угодно, но тогда это было мне в диковинку. Потом я сама купила еще несколько таких.

Я превратила мои «чистые книги» в обычные альбомы, заполненные разными вырезками, картинками, записками, касавшимися всего того, что меня интересовало. Нередко там оказывались шутки, позаимствованные с юмористических страниц старых номеров Reader’s Digest. Целые серии составили чистые книги, превращенные в иллюстрированные собрания цитат. Каждый раз, столкнувшись с интересным высказыванием, я его выписывала. Увидев в журнале понравившуюся мне картинку, я ее вырезала. Книжки составлялись путем подбора соответствующих картинок к цитатам.

Занятия с «чистыми книгами» были основной формой досуга в моем детстве. Каждый день после уроков я усаживалась на полу перед включенным телевизором и выбирала, сортировала, вырезала, выписывала, вклеивала.

Я решила снова этим заняться. Мне не терпелось попробовать. К тому же в этом занятии мне виделась и потенциальная польза. Многие творческие натуры увлеченно ведут записные книжки, составляют коллекции вдохновляющих материалов. Например, Твайла Тарп посвящает особую папку каждому своему проекту и по ходу работы над танцем наполняет вдохновляющими ее материалами. Такого рода осязаемый способ сохранения информации позволяет не утратить новые идеи и обнаружить интересные их сочетания.

Я купила большой альбом и принялась подыскивать соответствующие материалы. Получилась очень пестрая подборка: портрет принцессы Дианы, составленный из крошечных фотографий цветов; рецензия из New York Review of Books; репродукция картины Порти Мансон «Проект в розовом» (1994), изображающей стол, покрытый розовыми предметами; карта английских графств, которую мне так хотелось иметь в пору работы над книгой о Черчилле; игральная карта, украшенная картинкой водяной мельницы в стиле Томаса Кинкейда, из колоды, которую я взяла в доме бабушки и дедушки после их смерти.

Занятия с моей новой «чистой книгой» заставили меня по‑новому взглянуть на газеты и журналы. Когда что‑то привлекало мое внимание, я задумывалась: «Стоит ли это сохранить в моей „чистой книге“?» Я уже не просто пассивно воспринимала информацию. Кроме того, мне нравился сам процесс вырезания и наклеивания, знакомый с детства.

Размышляя о развлечениях, я поняла, что надо уделять этому больше времени. Слишком часто мне приходилось отказываться от развлечений в пользу работы. Нередко, озабоченная множеством проблем, я говорила себе: «Самое большое удовольствие я получу от того, что вычеркну лишний пункт из списка намеченных дел. Я почувствую себя гораздо лучше, если сумею хоть что‑нибудь завершить». Мной овладевало чувство исполненного долга, когда я откладывала наклеивание картинок в альбом ради того, чтобы ответить на письма.

Однако на самом деле я загоняла себя в ловушку. Когда же я позволяла себе сделать нечто по‑настоящему приятное – в пятнадцатый раз перечитать любимую книгу или позвонить сестре, – я лучше справлялась с исполнением намеченных дел. Развлечения подхлестывают энергию.

Должна признать, что «быть Гретхен», то есть принимать все свои подлинные склонности, бывает порой печально. Я никогда не отправлюсь в полночь в джазовый клуб, не буду бродить по мастерским художников, не слетаю на выходные в Париж, не отправлюсь на утреннюю рыбалку. Никогда никто не восхитится моим шикарным гардеробом, меня не пригласят на правительственный прием. Никогда я не буду стоять в очереди за билетами на велогонку. Я люблю гадательное печенье, но даже пробовать не желаю фуа‑гра.

Все это огорчает меня по двум причинам. Во‑первых, печально сознавать пределы своих возможностей. Мир предлагает так много всего – столько красоты, столько развлечений, но мне не дано насладиться большей частью этого. Но еще это меня огорчает потому, что во многих отношениях мне хотелось бы быть другой. Один из моих Секретов зрелости гласит: «Ты можешь выбрать, что тебе делать, но тебе не дано выбирать, что тебе нравится делать». У меня есть много соображений насчет того, что мне хотелось бы делать, насчет предметов и занятий, которыми мне хотелось бы интересоваться. Но не имеет значения, какой мне хотелось бы быть. Я – Гретхен.

Когда я написала в блоге о «печальной стороне Проекта „Счастье“», я была поражена откликами. Мне казалось, что вряд ли мои переживания окажутся созвучны еще чьим‑то, однако десятки людей откликнулись и оставили свои комментарии.

«Это сообщение созвучно моим настроениям. Именно об этом я в последнее время и думал. Сейчас я переживаю период больших перемен, и, как обычно бывает в таких случаях, это заставляет сильно задуматься».

«Я понимаю, что мне никогда не стать астронавтом. Я никогда не узнаю, что значит быть кем‑то другим, жить другой жизнью. Мир, как вы и пишете, огромен, и что‑то в нем останется мною упущено. Я никогда не буду ни гонщиком Формулы‑1, ни супермоделью. Я не буду сражаться на войне. Не буду танцевать на палубе круизного лайнера, не буду дилером в Лас‑Вегасе.

Не потому, что этого абсолютно невозможно добиться. Просто я не умею танцевать (хоть и пробовал). Мне не по силам упражнения на центрифуге (мне даже на карусели не по себе). Я невысок ростом и не очень красив. Математику и физику ненавижу. Не быть мне астронавтом!

Но дело даже не столько в том, что я НЕ МОГУ этого, сколько в том, действительно ли я этого хочу. Настроен ли я посвятить себя тому, чтобы этого добиваться».

«Мне никогда не быть другим человеком».

«Мне понадобились десятилетия, чтобы согласиться с тем, что мою любимую прическу невозможно сделать на моих волосах».

«Не помню, когда именно, но помню, как это произошло. Однажды‑, когда мне было 34 года, меня осенило: я могу сделать многое из того, что хочу, но не могу сделать все, что хочу. Это озарение изменило мою жизнь».

«Наверное, большинство из нас думают так же. Я учусь в колледже, специализируюсь по английскому языку и пытаюсь разобраться, какой путь мне избрать. Я выбрала эту специализацию, потому что люблю читать. Есть много дел, связанных с книгами, которыми я могу заняться. Однако едва ли не ежедневно я с огорчением думаю о том, что мне не дано (например, меня совсем не тянет в клубы). Но мои увлечения приносят мне истинную радость».

«Последовав вашему примеру, я приняла для себя заповедь – „будь собой, Наташа“. Я с большим удовольствием проведу вечер за чтением, чем отправлюсь танцевать в клуб. Мне нравятся детские книжки, и всякий раз, бывая в библиотеке, я просматриваю их десятками. По‑моему, поняв себя и будучи самими собою, мы можем в чем‑то сделать мир лучше».

«Помню, когда мне исполнилось 25 лет, я поняла, что мне никогда не быть стипендиатом Родса. [6] Правда, мне никогда особенно этого и не хотелось, и я не добивалась стипендии. Но, так или иначе, эта возможность была для меня закрыта. Сейчас меня беспокоит, будут ли у меня дети. Мне всегда казалось, что я приму это решение, когда встречу своего будущего мужа. Однако он так и не появился (и существует ли он вообще?). А время уходит».

«Переживать о таких вещах свойственно человеку, правда? Особенно в том мире, в котором мы живем, где многие люди гораздо больше могут, больше имеют… Но ведь еще больше людей могут и имеют меньше, чем мы, живущие на богатом привилегированном Западе. Осознание данного факта отрезвляет меня, когда я принимаюсь сожалеть, что не имею того или этого».

«Глядя на людей, которые лет на десять моложе меня, но имеют шестизначные доходы на высоких корпоративных должностях, я порой думаю: „Вот бы и мне так же…“ Но в душе я – художник, и мой путь к финансовому благополучию иной. Я думал об этом годами и чувствовал себя безнадежно несчастным. Сейчас я следую зову своей художественной натуры, сижу без гроша, постоянно беспокоюсь о деньгах, но безумно счастлив (за исключением тех моментов, когда хочется облегчить свою жизнь и слиться с толпой)».

«Это правда… Я и сам порой об этом думаю, особенно становясь старше. Кое‑что уже никогда в жизни не произойдет… Иногда я из‑за этого огорчаюсь. Но это надо просто принять».

«То, что вы говорите, относится и ко мне. Даже более, чем мне хотелось бы признать. Мне хочется быть общительным, уверенным в себе человеком, который легко сходится с людьми. Но на самом деле я не такая. Я неуютно чувствую себя в незнакомых ситуациях, с трудом завожу друзей. Я хочу стать другой и неплохо умею притворяться. Но надо признать, что в душе я застенчива. К тому же, мне порой хочется, чтобы мой муж стал другим. Но мне приходится напоминать себе, что это нечестно и нереалистично. Поэтому я просто люблю его таким, каков он есть».

«Я потеряла подругу из‑за того, что не могла разобраться, кем мне порой хотелось быть и какой мне хотелось стать. Я всегда немного завидовала женщинам, которые ведут светский образ жизни, роскошно одеваются и с удовольствием беседуют о высокой моде. Моя подруга действительно была такой и однажды просто потеряла ко мне интерес, потому что я – не такая. Наверное, в этом есть и моя вина, потому что я убедила ее, будто сама двигаюсь в этом направлении».

«Но дело в том, что по своему собственному выбору я предпочла бы просто посидеть дома. Я – человек домашний и, честно говоря, не люблю тусовки. Спасибо за ваши слова. Они помогли мне понять, что можно хорошо себя чувствовать, оставаясь самой собой».

«У меня тоже идет постоянная борьба между стремлением и смирением. Раньше я не задумывалась о том, что надо найти баланс между этими противоположностями. Надо признать: погруженная в дела, стараясь выполнить поставленные перед собой задачи, я не могу себе позволить принимать себя такой, какая есть. Мне приходится постоянно себя подстегивать. Но если этого не делать, я недовольна собой и своей жизнью. По‑моему, когда‑то надо и подстегивать себя, а когда‑то и принимать».

«Мне всегда хотелось открыть свое дело. Меня увлекала идея „быть бизнесменом“. Однако когда я пытался делать то, что „должен“ делать, это не приносило мне счастья. Я читал нужные журналы, и т. д. Теперь я не придерживаюсь определенного плана, а делаю то, что меня привлекает. Просто чувствую, какой нужно сделать следующий шаг. Я продвигаюсь в избранном мной направлении бизнеса, но теперь каждый шаг приносит мне огромное удовлетворение. Оглядываясь назад, я понимаю: то, что я якобы был „должен“ делать, не приближало меня к моей цели, скорее уводило от нее, отнимая массу времени».

«Еще вы писали о том, как сожалеете, что упускаете красоту, которую не способны увидеть. Это мне тоже понятно. Но, по‑моему, лучше не сосредоточиваться на этом, а наслаждаться красотой, которая вам доступна. Во всем есть своя красота. Просто что‑то нам ближе».

«Мы живем в противоречивом мире. С одной стороны, идея Исайи Берлина: „Мы обречены делать выбор, и каждый наш выбор – это необратимая потеря“. С другой – „Сад расходящихся тропок“ Борхеса, где каждый выбор порождает множество вариантов альтернативного будущего. Я в основном сторонник Берлина, прошлое воспринимаю как невосполнимую утрату».

«Кстати, должен заметить, что утренняя рыбалка – одно из величайших удовольствий, доступных человеку».

Чтение этих комментариев очень меня порадовало. Я поняла: подобно тому, как в январе я вычистила ностальгический и пафосный мусор из шкафов и тем самым освободила место для вещей, которыми сейчас пользуюсь, так и ревизия моих фантазий о том, чего мне хотелось бы, позволила заняться именно тем, от чего я действительно получаю удовольствие. Зачем сожалеть о джазовых клубах, в которых я не побывала, когда на самом деле мне хотелось бы заняться моей книгой. Лучше я буду Гретхен!

Date: 2015-09-05; view: 261; Нарушение авторских прав