Глава 3. Первые минуты после встречи отец Габриелы не знал, куда деваться от смущения

Первые минуты после встречи отец Габриелы не знал, куда деваться от смущения. Все эти годы жена и дочь не подозревали о его истинном занятии, о той жизни, которую о вел. Натан Брукс — пират. С таким не сразу свыкнешься.

Он действительно так изменился, что был почти неузнаваем. Приезжая в Англию, Натан брился, обрезал длинные волосы и надевал модный костюм. Габриела считала, что похожа на него, особенно черными волосами и светло‑голубыми глазами. К счастью, рост она унаследовала от матери, отец был настоящим великаном. Но этот человек ничуть не походил на отца, которого Габриела знала и любила. Он был не менее живописен, чем любой пират, которых она уже успела навидаться, а в ухе блестела маленькая золотая сережка! Правда, он так стыдился дочери, невзначай узнавшей о его тайной жизни, что поспешно вытащил сережку.

Часа через два после отплытия из гавани Габриела поняла, что судно отца замедлило ход. Она вышла на палубу посмотреть, что происходит, и столкнулась с Пьером Лакроссом. Его судно подошло к самому борту отцовского. Значит, Пьер узнал обо всем и погнался за ними.

Онаеще не успела поговорить о нем с Натаном: просто не было времени. И кроме того, девушка еще не отошла от потрясения. Разве легко узнать, что твой отец принадлежит к вольному пиратскому братству! Но теперь она хотя бы чувствовала себя в безопасности и была уверена, что никогда в жизни не увидит Пьера и ему подобных.

Оказывается, она ошибалась. Вот он, Пьер, на палубе «Старой драгоценности», толкует с Натаном, как со старым другом!

Только сейчас до нее дошло, что они по меньшей мере хорошие знакомые, поскольку много раз встречались на пиратском острове.

Пьер немедленно пригвоздил ее к доскам палубы холодным жадным взглядом, и прежние страхи вернулись с новой силой. Должно быть, она побледнела, потому что отец тут же шагнул к ней и бережно обнял за плечи.

— Ты слишком быстро отплыл с ней, mon[4]ami, — объявил Пьер, не дав себе труда изобрести причину своего появления. — Я сам, собирался ее купить.

— Она не продается, — коротко бросил Натан.

— Продается, и еще как! Ты же заплатил за нее! Я дам больше. Получишь свою прибыль, и все будут счастливы.

— Ты не так понял. Она моя дочь, — сухо пояснил Натан.

Пьер изумленно уставился на него. На какое‑то напряженное молчаливое мгновение показалось, что драки не избежать. Пьер словно бы оценивал ситуацию, переводя взгляд с дочери на отца. Но должно быть, понял, что проиграл: рассмеялся и самым доброжелательным тоном стал жаловаться на свою неудачливость. Натан сразу успокоился, в полной убежденности, что отныне Пьер не посягнет на его дочь. Но Габриелу ему одурачить не удалось. Она чувствовала, что Пьер рассматривает разговор с отцом как временное препятствие. И хотя он отплыл, Габриела очень боялась, чтовидит его не в последний раз.

Марджери не постеснялась выразить свое неодобрение занятиями Натана и то и дело злобно на него поглядывала. Наконец Габриела, не выдержав, стала защищать отца. В конце концов, он единственный родной человек, который у нее остался. И если он оказался пиратом, ее любовь к нему от этого не убавилась.

Им с отцом не представилось возможности поговорить по душам, пока они не добрались до порта на острове Сент‑Китс. Здесь, на берегу, у отца был маленький домик, достаточно далеко от города, чтобы можно было бросить якорь вблизи берега и при необходимости доплыть до судна на шлюпке. Но ему никогда не приходилось этого делать. Сент‑Китс был английским портом, а Натан, как англичанин, никогда не стрелял по английским кораблям. А вот французы, голландцы, испанцы были законной добычей.

Его дом был единственным в своем роде: типичным английским коттеджем, приспособленным для жизни в теплом климате, с просторными комнатами и широкими окнами, открытыми ветрам всех направлений. Сверкающие деревянные полы, пальмы в больших вазах, тонкие, прозрачные занавеси добавляли дому местный колорит, но мебель работы английских мастеров была элегантной, и небольшой штат слуг, присматривавших за домом в отсутствие хозяина, содержал дом в безупречной чистоте. Картины на стенах были подлинниками и так напоминали те, которые собирала ее мать, что девушка сразу почувствовала себя как на родине.

Правда, спальня оказалась куда больше той, что была у нее в Англии. Здесь стоял антикварный гардероб из вишневого дерева с инкрустациями слоновой кости на дверцах; кровать с четырьмя столбиками была задрапирована тонким пологом от комаров. С балкона открывались великолепная панорама океана и вид на пристань.

Столовая тоже выходила на океан, а на ужин подали вкусное местное блюдо: фаршированных крабов с жареными бананами и томатами, которое полагалось запивать тонким французским вином.

В окно врывался душистый теплый ветер и доносился мерный шорох океанского прибоя. Кажется, ей будет хорошо здесь. Но Марджери, похоже, придерживалась иного мнения. Весь вечер она изводила слуг злобными взглядами и твердила, что вернется домой первым же кораблем.

Как только недовольная экономка удалилась к себе, Натан повел дочь прогуляться по берегу, понимая, что там они смогут поговорить без помех. Он не стал извиняться за жизнь, которую вел, но постарался объяснить, что заставило его стать пиратом.

— Я был всего лишь юным матросом на торговом судне, когда налетел шторм и мы пошли ко дну. Удалось спастись немногим. Нас носило по океану несколько дней, прежде чем появились пираты.

— Значит, ты посчитал себя обязанным им за спасение жизни? — догадалась Габриела.

— Я бы не стал называть это спасением, Габби. Им просто не хватало рабочих рук.

— Иначе они спокойно проплыли бы мимо и не остановились? — ахнула девушка.

— Совершенно верно. И нам, как обычно, предложили либо присоединиться к ним, либо отправляться за борт. Я выбрал первое.

— Но ты ведь не был обязан оставаться с ними, верно? Когда вы пришли в порт, ты вполне мог сойти на берег и отправиться своей дорогой.

— Мы очень долго не заходили в порт, по крайней мере такой, который не принадлежал пиратам. А когда все‑таки зашли, я уже не хотел возвращаться в прежней жизни: мне слишком нравилась новая. Поэтому я решил остаться и, можно сказать, проложил себе путь от матроса до владельца собственного судна.

— Но все это было до или после встречи с мамой?

— Разумеется, до.

— И она ничего не заподозрила?

— Ни в малейшей степени.

— Но что ты делал в Англии, когда познакомился с ней? Натан расплылся в улыбке.

— Искал клад. Капитан того первого корабля приохотил меня к этому занятию.

— Поиски клада в Англии? — удивилась она.

— Нет, меня привела туда недостающая часть одной из карт. Годы ушли на то, чтобы обнаружить, что она находится во владении семьи Карлы. Я и женился на ней, чтобы легче было заполучить карту.

— Неужели ты совсем ее не любил? Натан слегка покраснел.

— Она была красивой женщиной… но нет, девочка, моей единственной любовью было море. А она была просто счастлива заполучить мужа. Бедняжка уже начала волноваться, что останется старой девой, потому что это был ее четвертый лондонский сезон, а ей не сделали ни одного предложения. Конечно, я не считался достойной партией, тем более что в моем роду не было аристократов, но должен сказать, что тогда меня считали неотразимым. Так или иначе, она удивила нас обоих, согласившись стать моей женой. Но супружеское счастье долго не продлилось, и она была рада, когда я уплыл.

Это, разумеется, многое объясняло. Габриела всегда гадала, какие причины заставили ее родителей пожениться, тем более что, встречаясь, вели они себя как совершенно чужие люди. Оказалось, что это не так уж далеко от правды. Значит, и Натан, и Карла преследовали в браке собственные цели. Она хотела ребенка, а для этого был необходим муж. Но за все эти годы Габриела ни разу не усомнилась в любви матери. Даже в самом конце, когда потеря любовника ожесточила Карлу, та никогда не срывала злость на дочери.

— А ты нашел утерянную часть карты? — полюбопытствовала она.

— Нет, — промямлил отец. — Но из‑за поисков чересчур задержался и успел зачать тебя. Поверь, дорогая, ты была единственной причиной, по которой я вообще возвращался домой. Но я никогда не жалел о том, что ты у меня есть. Ты стала светом моей жизни, дорогая Габби, источником истиной гордости. Мне очень жаль, что твоя мать умерла и тебе пришлось пройти это испытание в одиночестве. И ты по‑настоящему храбра и отважна, если рискнула отправиться сюда, чтобы найти меня.

— Я поняла, что иного выхода все равно нет.

Они остановились полюбоваться океаном, залитым лунным светом. Волны лизали песок у их ног, теплый ветерок играл подолом ее юбки. Отец обнял ее за плечи и привлек к себе.

— Очень обидно, дитя мое, что ты ко всему прочему попала в плен, но я ничуть не жалею, что ты здесь и со мной. Я всегда мечтал об этом.

Слезы выступили на глазах девушки. Она молча обняла отца. Наконец она дома. Только здесь, с ним, она может быть спокойна и счастлива.

Жизнь на Сент‑Китсе оказалась волнующей и полной приключений. Каждый день Габриелу будило яркое солнце. По настоянию отца она научилась плавать и несколько часов проводила, качаясь на теплых голубых волнах Карибского моря. Кроме того, она обожала скакать по берегу на купленной отцом лошади и часто возвращалась домой только в сумерках, задерживаясь, чтобы полюбоваться великолепными закатами.

Она полюбила эти места, хотя жара иногда угнетала. Но здесь все было для нее внове, все интересовало, все увлекало. Еда и климат оказались совершенно иными, чем в Англии, местные жители разных цветов кожи были живописными и дружелюбными, развлечения, даже танцы на улице, разительно отличались от тех, которые она привыкла видеть на родине.

Габриела обнаружила даже, что ей нравится жизнь на корабле, и часто присоединялась к отцу, когда тот отправлялся на поиски очередной карты, указывавшей путь к кладу. Теперь она лучше понимала, почему он избрал такую жизнь. За одну неделю на его долю выпадало больше интересных приключений, чем у иного за целый век! Пусть она не одобряла его пиратской деятельности, но вскоре начала видеть это занятие в ином свете, особенно после того, как узнала, что, если бы не Натан, сыгравший роль посредника, некоторые пленники могли бы никогда не вернуться к своим семьям. Кроме того, сам он больше не захватывал корабли и большую часть времени охотился за кладами.

Однажды она была с ним, когда он наконец нашел место, отмеченное на карте ярко‑красной точкой. Было невероятно волнующе наблюдать, как отец и его люди стали рыть яму на маленьком острове и действительно нашли закопанный там большой сундук. Но к сожалению, оказалось, что сундук пуст.

Впрочем, этого следовало ожидать. Карты, которые он собирал много лет, проходили через множество рук, прежде чем оказаться в его собственности. Большинство было очень трудно расшифровать, поскольку каждый владелец клада, рисовавший карты, пользовался возможно малым количеством вех и приметных мест: ровно таким, чтобы привести его назад, к вожделенному сокровищу, но совсем недостаточным для тех, кто мог завладеть картами. А некоторые были специально разорваны, чтобы окончательно запутать охотников за сокровищами. Обрывки карт прятались в тайниках, отдавались разным членам семьи, истинное значение их с годами забывалось, так что многие люди даже не знали, чем владеют. У его отца были две такие карты.

Марджери так и не вернулась в Англию, хотя, только очутившись на Сент‑Китсе, клялась, что и недели здесь не останется. И хотя она плохо переносила жару, все же осталась, потому что не желала покидать Габриелу одну среди этих пиратов. Кроме того, она сама успела прекрасно узнать некоторых пиратов, по крайней мере членов команды Натана. Как, впрочем, и Габриела. Последняя даже считала кое‑кого из них дорогими друзьями. Собственно говоря, большинство членов команды Натана оказались на удивление порядочными и даже благородными людьми, хотя, возможно, немного чересчур бесшабашными, свободными духом и слишком любящими приключения, чтобы без помех стать членами так называемого приличного общества.

Натан сумел защитить дочь от всякой швали вроде Пьера Лакросса, хотя она по‑прежнему боялась этого человека даже после того, как узнала, что он связался с женщиной‑пиратом по кличке Ред — Рыжая. И Габриела как‑то видела его в море после того, как Пьер только что захватил корабль. Именно тогда она и узнала, что если отец не покупал заложников у Пьера, тот попросту убивал их. Кроме того, перед уходом он умудрился подобраться к ней и прошептать так, чтобы не слышал отец:

— Не думай, что я забыл тебя, моя кошечка. Наше время придет.

Это было, возможно, единственным темным пятнышком в безупречно ярком гобелене чудесных событий, которыми она искренне наслаждалась, живя с отцом на островах. Девушка сознавала, что счастье не может длиться вечно. Когда‑то придется выйти замуж, и она с некоторым нетерпением ожидала этого события. Потому что страстно желала того, чего была лишена в детстве: дружную, любящую семью, члены которой держатся друг за друга. Она даже немного флиртовала с красивыми матросами, но они неизменно уплывали в море, против чего девушка не возражала, поскольку хотела первые два года на Сент‑Китсе провести с отцом и восполнить все то время, пока они были в разлуке.

И так прошло почти три года. На остров вернулся Чарлз Миллфорд, получивший к тому времени образование за границей. Очень красивый юноша, отпрыск богатой английской семьи, сын владельца сахарной плантации, стал ухаживать за Габриелой… пока не обнаружил, кто ее отец. Он оказался достаточно груб и безжалостен, чтобы объяснить, почему их знакомство не может продолжаться. И дело не в том, что Натан был пиратом. Никто на Сент‑Китсе не знал этого. Все дело в том, что его считали простолюдином. Миллфорды, известные снобы, искренне считали, что такая невеста недостаточно хороша для их единственного сына.

Габриела была буквально раздавлена, когда Чарлз так жестоко отверг ее, хотя прекрасно скрывала свои чувства. Она не позволит отцу узнать, что единственный человек, заставивший ее серьезно подумать о браке, не пожелал иметь с ней дела из‑за ее скромного происхождения.

Но остров был достаточно мал, чтобы слухи распространились с быстротой лесного пожара, и Натан каким‑то образом обо всем узнал. Она могла бы сама догадаться по мрачному настроению, обычно ему не присущему, но поскольку Натан ничего не сказал, Габриела не осмелилась заговорить первой. И только когда она упомянула, что вскоре достигнет совершеннолетия, и Охр, один из преданных членов команды, услышал ее и спросил, почему девушка в таком возрасте еще не замужем, Натан побледнел и в тот же вечер позвал дочь в свой кабинет.

После такой реакции на слова Охра девушка предположила, что он собирается поговорить о возможных женихах, которых на острове было не так уж много. Ей и в голову не приходило, что решение уже принято.

Не успела она сесть напротив него, по другую сторону письменного стола, как он объявил:

— Я отправляю тебя в Англию.

— Нет! — вырвалось у нее.

Натан улыбнулся печальной, понимающей улыбкой. И даже не попытался возразить. Обычно он так старался угодить дочери, что та побеждала в любом споре. Но сейчас он просто объяснил:

— Ты знаешь, что мы с твоей матерью совсем не подходили друг другу. Она была из дворян, я же — человек простой, и среди моих предков не имелось аристократов. Не думай, мне нечего стыдиться, по крайней мере в том, что касается моего происхождения и воспитания. Я вырос в Дувре. Мои родители были людьми добрыми, богобоязненными и работящими. Но твоя мать не желала ничего видеть и сочиняла для своих друзей затейливые истории о моем происхождении и о том, почему я так редко бываю дома. Она даже не хотела признаться, что я занимаюсь торговлей. Конечно, я занимался кое‑чем другим, но по крайней мере она так думала.

— Я все это знаю, папа.

— Понимаю, но, видишь ли, в твоих жилах течет кровь аристократов по материнской линии. Только в этой части света никто такому не поверит. Кроме того, сегодня я осознал, чего лишил тебя, заставляя жить со мной. Лондонского сезона, роскошных балов и вечеринок, которых вправе ожидать девушка из высшего общества: всего, что желала для тебя твоя мать, включая мужа джентльмена.

— Значит, ты знаешь и о Чарлзе Миллфорде, — вздохнула она.

— Да, — тихо ответил он. — Я даже хотел вызвать старого Миллфорда на дуэль.

— Не может быть! — вскинулась девушка.

— Собственно говоря, я так и сделаю, — ухмыльнулся он, — но сначала хотел спросить, любишь ли ты этого мальчишку.

Немного подумав, девушка призналась:

— В общем, нет. Уверена, что могла бы его полюбить, но, честно говоря, думаю, что просто время пришло, а Чарлз был первым человеком на этом острове, за которого я подумывала выйти замуж.

— Но так или иначе, Габби, подумай о том, что ты только сейчас сказала. За все время, проведенное здесь, ты встретила только одного человека, которого могла бы посчитать достойным своей руки. Это ужасно, дорогая: ведь в Англии у тебя было бы столько поклонников, что не составило бы труда выбрать мужа. А теперь ты вернешься, чтобы предъявить права на свое наследство, и получишь лондонский сезон, о котором всегда мечтала твоя мать, а заодно найдешь себе хорошего мужа.

Габриела понимала, что он прав и здесь ей не выйти замуж. Но английский муж означает, что ей придется жить в Англии, а она не могла вынести мысли о том, что придется покинуть здешнюю идиллическую жизнь. С другой стороны, если очень повезет, она сумеет найти англичанина, любящего приключения настолько, чтобы ради жены перебраться на острова Карибского моря. А вот это будет идеальным выходом, и она уже с нетерпением ждала путешествия.

— Ты прав, — кивнула она. — Я хотела бы встретить человека, которого сумела бы полюбить, и стать его женой, но как это можно сделать, не получив доступ в общество?

— Об этом не волнуйся дорогая. Пусть у меня нет таких связей, как у твоей матери, зато есть друг, который мне обязан, а уж он — аристократ, из весьма влиятельной семьи. Его зовут Мэлори, Джеймс Мэлори.

Date: 2015-09-05; view: 261; Нарушение авторских прав