Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Лес и ловушки





 

– Забирай левее, – шепотом советовал Семен Тимофеевич. – Еще… еще… Я здесь вчера был… Тряпочки повязывал…

На кустах действительно белели полоски материи.

Все, конечно, знали, что там, где ты прошел сегодня, назавтра можно попасть в ловушку. Но Семену Тимофеевичу верили безоговорочно, потому что у него было чутье. А чутье в Зоне ценилось дороже золота.

– А почему? – не удержался и спросил Костя.

– Да потому что он здесь, почитай, тридцать лет лесничим служит, – ответил Куоркис. (Костя узнал его по голосу.) – И ни разу ни в одну историю не влип. Правда, в прошлом году случилось. А мы его спасли.

– Но он не виноват, – поправил Чачич.

– Я и не говорю, что он виноват, – согласился Куоркис. – Просто так получилось. На его дом «грибница» напала.

– А ну, а ну, расскажите! – с жаром попросил Костя, стараясь запомнить каждое‑каждое слово, чтобы потом написать репортаж.

– Это такая штука, – объяснил Чачич, – появляется ниоткуда, идет напролом через лес и есть деревья со страшной силой, ну и мы…

Вдруг движение впереди замедлилось, и они остановились.

– Пойду узнаю, что там, – сказал враз заволновавшийся Чачич.

– Ты не обижайся на нас, – сказал Куоркис, снимая шлем, чтобы их никто не слышал. – Мы ведь все прошли Чернобыль. Психики у нас нет никакой. Так что терпи.

– Я и терплю, – покорно согласился Костя.

– Кажется, кого‑то нашли, – прибежал Чачич. – Пошли!

Пришлось спускаться в овраг. Большой Куоркис едва не снес всю компанию, когда поскользнулся на склоне. Место накрыли плащ‑палаткой и включили фонарик. Косте с трудом удалось втиснуть голову между чьих‑то плеч. На земле в куче прошлогодней листвы и веток лежал труп в суперформе сталкера и в полумаске. Костя даже сморщился, ожидая почуять запах тлена, но, к его удивлению, совсем ничем не пахло, кроме прелых запахов леса. Над трупом склонились Венгловский и Калита, обыскивая его. Лицо у трупа было черным и сморщенным, как у мумии, но не разложилось.

– Кажись, я его знаю, – покрутил головой Сергей Чачич. – Точно, это он!

– Кто? – чуть обернулся Калита.

– Майор Кальтер. Мы его три года искали. Ушел в Зону и не вернулся. Хитрый, гад!

– Фашист, что ли? – спросил Костя.

– Почему, фашист? Просто немец. Военный разведчик. Маскировался под нашего.

– Сволочь! – сказал кто‑то и пнул покойника.

– Этот район когда‑то принадлежал Украине. Немцы здесь вовсю шарили.

– Андрей Павлович, может, его наши уконтропупили? – высказал предположение Жора.

– Если бы наши, – выпрямился Калита, – от него за три года ничего не осталось бы. Скорее всего, на «шип» напоролся. Есть здесь такая гадость. Растет как раз в таких сырых местах. Этот «шип» вспрыскивает в человека совсем мизерную дозу парализующего яда. Человек мгновенно теряет способность двигаться. «Шип» еще из живого человека выпивает все соки, пока не остаются кожа да кости. Даже собаки не едят.

– О, нашел! – воскликнул Венгловский и показал удостоверение.

Все увидели черно‑красно‑желтый флаг и убедились в правоте слов Сергея Чачича.

Труп забросали листвой и ветками, отдавая таким образом дань еще одному сталкеру, погибшему в Зоне. Андрей Дубасов, однако, плюнул и выбрался из оврага.

– Ни хрена! – сказал он. – Я эту сволочь хоронить не подписывался. Они у меня во вторую мировую под Витебском полдеревни родни сожгли. Мне их любить не резон.

– Вольному воля, – ответил кто‑то, кажется, Жора Мамыра, который по молодости плохо знал историю. Он считал, что Берлин – мировая столица пива и белесых немецких женщин.

Калита, Венгловский и Семен Тимофеевич устроили под плащ‑палаткой совещание. Костя хотел было завалиться подремать, но вспомнил о «шипе» и лишь присел на траву. Светало, но в лесу все еще было сумрачно. Над черными верхушками елей скользила бледная луна.

– Костя… – позвал Калита. – Сабуров!..

Костя очнулся. Он все‑таки успел задремать. Эти несколько минут сна вернули ему силы.

– Я здесь, – ответил он шепотом.

– Иди сюда.

Костя подлез под плащ‑палатку. Ему было любопытно.

То, что он увидел, привело его в изумление. Конечно, он знал, что такое «планшетник». Но чисто теоретически. Отечественная наука сумела скопировать инопланетную технику. С помощью настоящего «планшетника» можно было путешествовать по любой планете. А с помощью копий – только в заданном районе. Да и то лишь в одном масштабе, хотя даже жалкие копии стоили баснословно дорого. Что говорить об оригиналах. Две раскрытые карты были совершенно идентичными оригиналам. Однако на одной был нанесен маршрут, а другая оставалась чистой. «Вот о какой карте шла речь», – понял Костя.

– Я хотел тебе показать, что мы делаем и куда идем, – сказал Калита, – чтобы ты не потерялся.

Костя понял, что если бы он «не сдал» экзамен на мосту, его бы не пригласили на совещание – просто приглашать было бы некого. Юра Венгловский ободряюще подмигнул ему: мол, не робей!

– Смотри, – сказал Калита, – мы здесь, – и ткнул пальцем.

Масштаб карты увеличился, и Костя узнал овраг, в котором закопали майора Кальтера, и даже кусты, под которыми они вчетвером сидели.

– А если так, – палец Калиты совершил маневр, – мы попадем сюда.

Карта изменилась и выросла до невероятных объемов. У Кости закружилась голова. Перед ними лежал город Припять. Они словно зависли на большой высоте. Квадраты девятиэтажек образовывали улицы, между ними были разбросаны переулки и парки. В центральном парке торчало ребристое «чертово колесо».

– Больницу видишь?

– Да, – ответил Костя, хотя на самом деле ничего не видел.

– Вот она!

– Ага.

– Выброс из Зоны, а точнее, из Дыры, как раз на левое крыло и пришелся.

– Понял, – сказал Костя, хотя ничего не понял.

Потом он сопоставил: все они в этой больнице лежали и все почему‑то выздоровели. Но что это значило, он еще не осознал, точнее, ему никто ничего толком не объяснил.

– Сейчас мы придем в город. Семен Тимофеевич облюбовал хорошее место. Мы там сядем и будем ждать. По всем расчетам, Дыра вот‑вот должна открыться. Дыры без Выброса не бывает.

– А я слышал, что бывает, – сказал Юра Венгловский.

– Бывает, еще как бывает, – заверил его Семен Тимофеевич.

– Не‑е‑е… Я думаю, что она не откроется, – возразил Юра Венгловский. – С чего ты решил, что она откроется? Месяц можно ждать, когда она откроется.

– Спокойно, – сказал Калита. – У меня предчувствие.

– У меня тоже предчувствие, – возразил Венгловский.

– Что ж нам, возвращаться? – спросил Калита таким тоном, что лучше было на этот вопрос не отвечать.

– Не знаю, – пожал плечами Венгловский. – Ты командир, тебе и решать.

– Ладно, – сдержанно обрадовался Калита. – Тогда двигаем вперед.

– Я думаю, – сказал молчавший до этого Семен Тимофеевич, – надо сойти с маршрута.

– Почему? – в один голос спросили Калита и Венгловский.

– У меня тоже предчувствие.

– Оно на чем‑то основано? – осторожно спросил Калита, хотя знал, что зря спрашивает. Никто тебе не ответит точно, подумал он, потому что это Зона. В Зоне алогичные законы, а у таких людей, как Семен Тимофеевич, вырабатывается шестое чувство на опасность. Правда, и людей таких раз‑два и обчелся.

– «Великая Тень» была? – спросил Семен Тимофеевич.

– Была, – кивнул Юра Венгловский.

– Ушла она не по своей воле? – Семен Тимофеевич почему‑то посмотрел на Костю, которому вдруг захотелось провалиться сквозь землю.

– Не по своей, – согласился Юра Венгловский.

– Сейчас все «поля» и ловушки в данном районе в лучшем случае сдвинулись, а в худшем – перемешались. Так всегда бывает…

Тогда бы они благополучно прошли, понял Костя то, что не договорил Семен Тимофеевич. «Выходит, я для них разрядил ситуацию и я же виноват, что какие‑то „поля“ перемешались». Ему стало горько оттого, что его так безжалостно использовали. Он вылез из‑под плащ‑палатки и пошел в темноту, ничего не видя после света фонарика.

– Ты куда?! – удивился Калита. – Костя!

Но он шел, не разбирая дороги, и слезы обиды душили его. «Я к ним всей душой, а они…» – всхлипывал он, как школьник.

– Костя! – услышал он злой шепот и вовсе свернул в какие‑то кусты, потом еще куда‑то и еще и забился под ель, переживая позор и унижение.

«Больше никогда, – думал он, – никогда не буду…» А что «не буду», он так и не понял. «Просто „не буду“, и все!» – думал он, сжимая винтовку, которая стала ему роднее всех этих сталкеров.

Вдруг он увидел какие‑то фигуры, и вообще, он, оказывается, сидел недалеко от дороги. Он хотел их окликнуть, но вовремя прикусил язык, каким‑то шестым чувством распознав врага, – недавних немцев. Они столпились и смотрели в сторону Кости, поэтому он стал менять позицию. Это было очень логично – взять да сменить позицию. Стараясь не шуметь, он подался в сторону, не выпуская немцев из поля зрения, а когда ткнулся лбом во что‑то твердое, понял, что со стороны дороги его не видно. Отлично, решил он и примостился за огромным пнем, положив на него винтовку. Между тем, немцы растянулись в шеренгу и бесшумно вступили в лес.

«Там же наши!» – ужаснулся Костя и уже собрался было поднять тревогу, но сообразил, что вот этого как раз делать не стоит. Поэтому, поймав в круглую мушку то ли человеческую фигуру, то ли дерево, выстрелил.

Винтовка, как показалось Косте, грохнула на весь лес, сильно ударив его в плечо, и немцы сразу же куда‑то пропали. Только кто‑то стал кричать не по‑русски. К крикам добавился русский мат, и Костя, недолго думая, еще два раза пальнул на крики, и каждый раз винтовка словно лягалась. После этого он только и делал, что отползал, пятясь, как рак. А от пня, за которым он прятался, полетели щепки. Кроме этого на голову Косте посыпались ветки, листья и кора деревьев. А он все отползал и отползал, волоча за собой винтовку, и боялся в этот момент не немцев, не пуль, свистевших над головой, а «шипа», который, по словам Калиты, мог парализовать человека в мгновение ока.

Стрельба внезапно прекратилась. Костя услышал команды по‑немецки, стоны, торопливые шаги справа и слева, и понял, что его окружают. Подхватился и, не разбирая дороги, кинулся прочь. Его, как и в первый раз, обуял безотчетный страх. Этот страх был сильнее разума. Он заставлял бежать так, что сердце упиралось куда‑то в горло и дергалось там, как лягушка, проткнутая булавкой. Бежал он, впрочем, недолго.

На этот раз они взялись за него всерьез – даром, что ли, полицаи: делали три шага, замирали и слушали, а потом стреляли трассерами на шум. Он это понял сразу – после того, как пуля пролетела над самым ухом, и поэтому передвигался исключительно ползком. Большим плюсом было то, что он знал этот участок леса, да и запомнил карту, поэтому ориентировался легко и избежал оврага, где лежал майор Кальтер. Кто‑то из немцев угодил в него и долго матерился по‑русски, коверкая слова. В лесу заметно посветлело, и Костя легко находил белые тряпочки, повязанные Семеном Тимофеевичем, и срывал их. Он совсем забыл, что лесник передумал идти по этому маршруту, и в тот момент, когда убрал с березовой ветки очередную тряпочку, замер. Он и сам не понял, почему так сделал – просто замер с поднятой ногой в предчувствии беды. «Шип», что ли?

Немцы и полицаи уже были тут как тут, рядом, в каких‑нибудь десяти‑пятнадцати метрах. Костю скрывал от них лишь густой ельник. Страх неизвестности был настолько велик, что Костя предпочел бы попасть к ним в руки, чем быть заживо высосанным какой‑то хищной тварью. Медленно и осторожно сделав шаг назад, Костя присел и посмотрел на землю. Вот что его смутило – тропинка. Хорошая, удобная тропинка, усыпанная влажными листьями. Она начиналась прямо за березой и убегала в широкую светлую лощину, что было очень необычно. Пойди Костя левее или правее, тропинка показалась бы для него более привлекательной, чем пробираться через чащу. Костя стал отползать под елки.

– Эй, Петро, – сказал кто‑то так близко, что Костя покрылся холодным потом, – ничего не бачишь?

– Да хиба это еж?

– Какой еж? Белены объелся?

– Еж, точно еж, я видел парочку, – сказал кто‑то третий.

Этот третий, с сиплым голосом, был старшим, и его послушались.

– Ну, что там? – спросил он.

– Да утек, наверное. Тропинка.

– Бараско, а чего ты тогда стоишь? А ну проверь!

– Чуть что, Бараско… – проворчал полицай, но пошел, неловко переминаясь, как стреноженный конь.

Шея у него была повязана грязным бинтом, и он ворочал ею, словно она у него болела.

– Я тебе поворчу, я тебе поворчу! – сказал вслед ему человек сиплым голосом.

Бараско не хотелось лезть в мокрый ельник, поэтому он обошел его сверху по косогору и спустился вниз. Костя увидел его удаляющуюся спину. Несколько раз Бараско оглянулся, словно прощаясь.

– Хлопцы, вот его следы! – обрадованно крикнул он, показывая на тропинку.

После этих слов Костя вообще перестал дышать. Ему хотелось одного – как можно быстрее покинуть это место. Три или четыре человека, среди которых был и немец в мундире мышиного цвета, ступили на тропинку и скрылись в лощине. Вдруг там что‑то произошло. Такого звука Костя прежде не слышал. Больше всего он походил на утробный хрип, только очень короткий, и на звук ломающихся костей, который был еще короче, словно звуки захлебывались сами в себе, словно их гасили в зародыше, не давая разбежаться по лесу.

Полицаи и Костя впились глазами в тропинку. Должно быть, все сразу вспомнили, что это не просто лес, а Зона. Несколько томительно‑долгих секунд ничего не происходило. Костя потихоньку закапывался и закапывался в прелые иголки, полагая, что так должны делать все сталкеры. Потом из‑за поворота вымелся тот самый Бараско. У него было лицо смертельно перепуганного человека. В одной руке он тащил «шмайсер», а в другой – человеческую голову и однотонно голосил на высокой ноте: «А‑а‑а!» За ним стелился кровавый след.

Ничего не видя перед собой и, похоже, мало что соображая, Бараско взбежал на бугор, сунулся в спасительный ельник и стал быстро‑быстро закапываться рядом с Костей, твердя одно и то же:

– Петро… Петро… Петро… А‑а‑а!..

Голову, однако, он аккуратно положил рядом со «шмайсером» на землю. На некоторое время он замолк, потом взглянул на нее и снова закричал, тонко, как жеребенок:

– А‑а‑а!..

К своему ужасу Костя понял, что голова принадлежала тому самому Петру. Тогда он тихо спросил:

– Что?! Что ты видел?!

– Не знаю… не знаю… – подняв на него белые‑белые глаза, твердил Бараско. – Там!.. Там!.. – он показал в лощину, не отрывая взгляда от Кости и ища на его лице объяснение тому, что произошло.

Только тогда Костя сообразил, что Бараско весь залит чужой кровью и забрызган мозгами, а к плечу у него прилипли чьи‑то кишки, из которых сочилось что‑то желтое. Костя оттолкнул полицая, и его вырвало одной желчью. Больше в желудке ничего не было. Он вдруг вспомнил, где находится, и быстро пополз вдоль ельника подальше от лощины и полицаев. Однако полицаев и след простыл. Их словно корова языком слизала. Даже тот, кто сидел в лощине и так иезуитски тонко заманил людей в ловушку, предпочел убраться, освободив дорогу. Словно он получил удовольствие и спрятался в своем логове, затаившись до следующего раза. Косте вдруг пришла в голову совершенно дикая мысль, что это длинный‑длинный кошмар, который все еще снится ему в избе Семена Тимофеевича. Он огляделся и понял, что это не так. Лес был тих и пуст. Даже птицы молчали. Высоко в небе одиноко плавал БЛА. Костя верил и одновременно не верил своим глазам. «Так ведь не бывает, – твердил он себе, – не бывает». Но раз «дровосек» ушел, то и тропинка должна пропасть. Это будет лучшим доказательством его присутствия в Зоне. Он заставил себя вернуться и очень осторожно, прислушиваясь к своим ощущениям, выглянул из‑за косогора. Действительно, там, за березой, где начиналась злополучная тропинка, теперь был девственно чистый косогор, без листьев, цветов и сухих травинок, как в английском парке – подстриженный, ровный и ярко‑изумрудный. И все‑таки морок затаился, он звал и манил жгучей тайной, словно оставил после себя приманку для людей.

«Быть может, он даже раскинул невидимую сеть, чтобы кто‑нибудь из них в ней запутался, как запутываюсь я», – думал Костя, окончательно теряя остатки страха. Не в силах противиться своим желаниям, он сделал шаг и услышал:

– Не ходи…

– Я только загляну, как тогда, на мосту, и вернусь, – объяснил он лесу.

– Ты не вернешься, как и они, – ответил ему лес.

– Гляну одним глазом, – канючил он. – Что в этом плохого?

– Он заманит тебя!

– Кто?

– Сам увидишь, но будет поздно.

Костя словно очнулся: на обрыве сидел полицай, свесив ноги, и болтал ими, как ребенок.

– Ну что, понял?

«Ах ты, гад», – подумал Костя и вернулся на косогор.

– Ты чего?! – спросил он.

– Я‑то ничего, а вот ты чего?

Костя вмиг остыл.

– Спасибо… – буркнул он в сторону.

– Бывает, – сказал полицай. – Заманивает он тебя. Заманивает.

– Как это так? Я думал, он ушел.

– Даже я струхнул. А мне как бы и не полагается.

– Почему?

– Я же полицай. На мне уже и так не мерено, – и тряхнул плечами, на которых действительно все еще не высохла кровь.

– Ладно, – сказал Костя, окончательно приходя в себя, – я пошел, – и закинул винтовку на плечо.

– Погоди…

– Ну? – он оглянулся.

– Возьми меня с собой?

– Не могу.

– Возьми. Я не подведу.

Костя вопросительно посмотрел на него. «Я сам не знаю, куда идти, – подумал он. – Зачем он мне?»

– Надоело с ними бегать. Убьют они меня рано или поздно, – пожаловался Бараско.

«Врет, наверное», – подумал Костя и спросил:

– А ты откуда знаешь?

– Гестаповец выстрелит. Пуля вот сюда попадет. – Бараско показал на шею, которая была обвязана грязным бинтом.

– Да откуда ты знаешь?!

– Я уже сотни раз умирал. Надоело. Больно очень. Психика не выдерживает. Хочу судьбу изменить. – И добавил, видя, что Костя смотрит с недоверием: – Пусть меня Зона сожрет, если вру!

– Ты что, давно здесь бродишь? – удивился Костя.

– Да с самой войны, с сорок третьего, – уточнил Бараско. – Не веришь?

– Верю, – пожал плечами Костя. «Какая мне разница? – подумал он. – Только странно все это».

– Я понимаю: полицай, и современный человек. Полицаи – маленькие люди. Нам ничего не объясняют. Пришел офицер и отдает команды.

– Ну и что ты от меня хочешь?

– Возьми меня с собой. Я тебе пригожусь. Я здесь все места знаю. Хотя, сам понимаешь, Зона каждый день другая.

– Ну хорошо, – неохотно согласился Костя, не представляя, что из этого может выйти. – Только «шмайсер» мне отдай!

– Конечно! – радостно воскликнул Бараско, – все равно от него толку мало.

И действительно, что с ним делать против «дровосека», молча согласился Костя.

Они пошли, беседуя, как два товарища, Бараско при этом старательно отдирал с рукава значок с буквами ОУН. Костя на него косился и расспрашивал:

– Так что ты видел?

– Практически ничего, – отвечал Бараско. – Мясорубка. Мне повезло, что я шел последним. Он до меня просто не дотянулся.

– Кто «он»? – пытал его Костя.

– Да этот, как ты его называешь?

– «Дровосек»?

– Ну да, «дровосек». Точно сказано.

– А как он выглядит?

– Да я понять не успел. Рука у него в виде ковша.

– Он что, быстрее человека движется?

– Точно! – сказал Бараско. – Быстрее глаза!

«Ага, – с удовлетворением подумал Костя. – Теперь есть хоть за что‑то зацепиться. Теперь можно и приспосабливаться».

– Как же нам его избежать?

– Для этого есть старый испытанный способ.

– Какой?

– Гайка и бинт, – Бараско похлопал по карману твидового пиджака. – Только у меня вместо бинта бечевка привязана.

 

* * *

 

Тропинки были «холодными», но Семен Тимофеевич все равно остерегался каждого поворота, каждого склона и куста, и вывел сталкеров к городу без приключений. Они благополучно избежали ловушек: трех «капканов», пары «вихрей» и «рока судьбы». Ловушки средней паршивости, хотя последняя была по‑настоящему опасна, потому что в виде бочки‑контейнера двигалась по периметру определенного района, и никто этих маршрутов не знал, кроме, разве что, самого «рока судьбы». Смельчаки же, которые охотились за бигхабаром, сколько ни пытались, а взять «рок судьбы» не могли. Не шел он ни в сети, ни в электронные капканы, не реагировал ни на выстрелы из АКМ, ни на гранатомет, ни на лазеры. Казалось, ему все нипочем. Но знатоки поговаривали, что раз в год «рок судьбы» раскрывается и из него сыплется хабар. Причем такой редкий, что, выследив, когда распахнется «рок судьбы», сталкер после этого мог спокойно бросать свою профессию. Главное – уловить момент, и ты богат на всю жизнь. А убивал «рок судьбы» очень просто: электричеством, молнией – иногда совсем не того, кто находился рядом, а на выбор, того, кто ему приглянется. Поэтому большинство сталкеров при виде «рока судьбы» разбегались кто куда.

– Все! – сказал Семен Тимофеевич. – Дальше я не пойду.

Они находились перед промзоной, состоящей из разрушенной теплостанции и сети коммуникаций, за которыми среди пирамидальных тополей высились девятиэтажки. В третью справа и нужно было попасть.

– Ты что? – удивился Калита. – Ты же обещал довести до квартиры?!

– Помню, – очень спокойно ответил Семен Тимофеевич. – Я свои обещания держу. Только и ты обещал не приносить людей в жертву.

– Но ведь все обошлось?! – напомнил Калита и сжал губы.

– Если бы не обошлось, я бы с тобой и шага не сделал. Только ты не забудь, что так проклятия не снимаются, что «Великая Тень» все равно придет и никого не пощадит.

– Зато мы прошли и знаем, что журналист везунчик, что он прирожденный сталкер в лучшем смысле этого слова.

– Но все равно пропал!

– Ну, знаешь, отец! – возмутился Калита. – Это Зона, а не детский сад!

– А ты сам вспомни, как я тебя натаскивал?

– Тогда было другое время. И вообще!.. Прибежал Жора Мамыра:

– Андрей Павлович, Дубасов кличет!

– А по связи нельзя?

– Да он боится по связи.

– Вообще‑то, правильно, береженого бог бережет. Не дай бог нас подслушивают. Вот что, Семен Тимофеевич, ты меня подожди, не уходи, мы еще с тобой не договорили, – и побежал вслед за Жорой.

Однако, как только они приблизились к протоке, поросшей тростником, то сбросили темп и пригнулись, хотя Калите можно было идти, не таясь – броня «булат» окрасилась в желто‑зеленый цвет камыша. Но былые привычки сталкера взяли верх.

– Я здесь… – отозвался Андрей Дубасов из‑за кустов ивы.

Оказалось, он поменял дислокацию. И правильно сделал.

– Путь закрыт, – сказал он.

– Как закрыт?! – воскликнул Калита и заскрипел зубами.

– Юра по «планшетнику» усек снайпера.

Калита принялся разглядывать теплостанцию.

Крыша была проломлена упавшим краном, и его проржавевшие конструкции торчали, как сломанный тростник на болоте – хаотично и бессмысленно. А за теплостанцией возвышались две трубы. От одной из них осталась только половина, а вторая, как шпиль, служила прекрасным ориентиром окрест. За трубами высились массивные градильни АЭС.

– Может, ошибся?

– По «планшетнику‑то»? – удивился Дубасов. – Я потом еще одного обнаружил чисто визуально. Да они и не очень‑то маскировались, словно не ждали нас.

Это не понравилось Калите, как будто у него были другие соображения.

– Стоп! – воскликнул он. – А не подстроил ли это все наш лесник? А? Завел на засаду и бросил! Точно! Я всегда говорил, что меня обдурить нельзя!

– Да ты что?! – изумился Дубасов. – Он тебя маленького на руках носил!

– Люди, как и времена, меняются, – буркнул Калита. – Леонид… Леонид… придержи Семена Тимофеевича, – включил он связь. – Как «ушел»?! И ты отпустил?! А ну быстро за ним и верни! Но без фанатизма! Все, амба! Нас предали, – сообщил он, ни на кого не глядя.

Тяжелая снайперская пуля, посланная из разбитой теплостанции, ударила Калиту в шлем. Будь на нем не комплект «булат», а что‑нибудь попроще, и попади пуля не по касательной, а перпендикулярно, валяться бы Калите с дыркой в голове или со сломанной шеей. А так он всего лишь отделался контузией, и через минуту они все втроем благополучно отступили под защиту леса. Правда, Калиту мотало из стороны в сторону, но к этому он был привычен. Хороший глоток водки привел его в чувство, хотя левый глаз налился кровью и стал плохо видеть.

С высокого берега хорошо были видны многочисленные коммуникации труб, с проложенными между ними и метелками камыша ветхими мостками. До сегодняшнего дня этот проход считался самым безопасным: загруженные хабаром сталкеры пройти здесь не могли, а желающих попасть в город попросту не находилось. К тому же этот район был чист от радиации. Многочисленные дожди за много лет смыли все изотопы в реку, и теперь они лежали в ней под толстым слоем ила и грязи и тоже способствовали появлению монстров, но земного, белкового типа, и потому менее опасных.

Стало быть, прикрывали район теплостанции чисто случайно. А кто – неизвестно. То ли вояки, то ли какие‑нибудь бандиты.

– Может, они черного сталкера ждут? – предположил Чачич.

Но ему никто даже не возразил, потому что черный сталкер был хорош для анекдотов, а не для реальности.

Через полчаса поиска с помощью «планшетника» и наблюдения были выявлены два снайпера с прикрытием из двух автоматчиков и гранатометчика, спящего в глубине теплостанции, который выдал себя тем, что не нанес на лицо маскировочную краску, и оно белело, как клочок ваты.

Пока разбирались с теплостанцией, Калита совершенно забыл о Семене Тимофеевиче, а когда вспомнил, то кинулись искать Куоркиса и не нашли.

– Черт! Черт! Черт! – в сердцах крикнул Калита. – Всем искать! Всем!!! – Но тут же отменил свой приказ: – Стоп! Я сам пойду! Жора! За мной!

Это была не самая лучшая мысль. Искать человека в Зоне втройне опасно. Это не по правилам. Если человек пропадал, значит, пропадал. Такова его судьба. В лучшем случае его находили случайно, в худшем – никогда. Некоторые ловушки, реагируя на чаяния и надежды человека, раскидывали невидимые сети, другие притягивались к сталкеру, как железные опилки к магниту. «Иные Зоны, говорят, дружелюбнее к нашему брату сталкеру. А здесь, похоже, собрались настоящие монстры со всего света», – думал Калита. Вообще, у него была своя теория и он страстно хотел поговорить с одним ученым, который положил жизнь на изучение Чернобыльской Зоны. Этот человек безвылазно жил в ней и общался с миром только при помощи интернета. Звали ученого Александр Ген. А Калита знал его как Шурика Гена, потому что они оба выросли в Севастополе, на одной улице и в одном доме.

Но на этот раз Зона отдала сталкера. В пронизанном солнечном светом лесу они вовремя заметили брызги крови на траве и жуткий предмет, заброшенный на сосну – правую руку в кевларе. Она так и сжимала АКМС – любимый калибр Куоркиса, семь и шестьдесят две сотых миллиметра.

Что явилось причиной его гибели, Калита доискиваться не стал. Бывало так, что неизвестная ловушка пропускала первого сталкера, а второго сжирала. Поэтому по знаку Калиты они с Жорой прежним путем не пошли, а двинули каждый по отдельности прямо через чащу, избегая тропинок и светлых приятных мест. «Должно быть, он спешил, – укорял себя Калита. Эх, не надо было его посылать. Не надо было!»

Пока Калита бегал по лесу, Дубасов взял «винторез», поменял позицию в третий раз и все‑таки из принципа снял снайпера, когда тот, уверенный в своей безнаказанности, проходил в глубине помещения по третьему этажу. Пуля калибра девять миллиметров пробила стекло и разнесла снайперу голову, как камень – арбуз. После этого над промзоной повисла напряженная тишина. Только БЛА стал летать кругами, отреагировав наконец то ли на активность сталкеров, то ли на радиопереговоры на той стороне протоки. Но к этому времени отряд Калиты был уже далеко, и Андрей Дубасов с трудом нагнал его, хотя был одет в простую камуфляжку и бежать ему было легко. Но именно это его и спасло: сухое, изогнутое дерево, росшее на краю протоки, махнуло веткой, но не дотянулось, и серая тень в отчаянии покрыла осоку пеленой, которая тут же растворилась в воздухе. Но Дубасов ничего не заметил. Его внимание было сосредоточено на траве, которая хранила следы товарищей.

Дубасов знал, что теперь в городе им пощады не будет, но ведь не зря же они тащили такой арсенал.

Пришлось идти по запасному маршруту, хотя Калите он и не нравился. Рискованным он был: мимо свалки, мимо брошенной техники. Да и место почти безлесное – одни тополя вдоль дороги. А еще, конечно, радиация. Счетчик – «щелк, щелк», считал свои рентгены. Да и «планшетник» в таком положении был плохим помощником, потому что ловушки оставались невидимыми.

Еще лет десять назад находились безбашенные сталкеры, которые охотились за бигхабаром. Они пригоняли в Зону краны и тягачи с платформами, на которые грузили эту самую технику. Все прекратилось в один прекрасный день после того, как такой бульдозер из Зоны, проданный по дешевке на какую‑то большую стройку, завелся сам по себе и стал елозить по поселку строителей, сровняв его с землей. И никто и ничто не могло его остановить, пока у него не кончилось горючее. После этого пару мародеров расстреляли, а Зону окружили проволокой и минными полями. Вольница кончилась. Настали времена профессиональных государственных сталкеров «Бета». Калита и его команда были из этого разряда. С тех пор, если кому‑то что‑то удавалось вынести самыми невероятно‑тайными путями, то это было не крупнее того, что мог унести человек. Поговаривали, что в Зоне есть подземные ходы. Но Калита в это не верил. Все коммуникации давным‑давно взорвали, а разговоры о черном сталкере были из области сказок.

 

* * *

 

Костя с Бараско видели, как погиб Леонид Куоркис. Они как раз вышли на опушку, и здесь Бараско взял да бросил первую гайку. А на немой вопрос Кости, почему именно здесь, туманно объяснил:

– Я не знаю, я просто чувствую.

Потянув за собой кусок серой бечевки, гайка благополучно перелетела через невысокий куст. Костя пошел за гайкой, однако именно куст показался ему непреодолимым, и он решил обойти его снизу по склону.

– Стой! – крикнул Бараско.

Костя застыл и даже присел от неожиданности. Бараско подбежал шаг в шаг.

– Смотри! – он показал на склон.

– Ничего не вижу, – признался Костя.

– А сухие ромашки на бугре?

– Вижу.

– Я не знаю, как вы это называете. Мы – «проплешиной» или «ямой».

– Какая же это «яма»? – удивился Костя.

Костя хотел признаться, что он новенький, что многого не понимает, но вовремя прикусил язык. «Не надо, чтобы кто‑то догадывался о моей скромной квалификации», – подумал он. И решил послушать умного человека, ведь везет не только дуракам.

– Обычно температура такой «проплешины» выше, чем у окружающей травы. Этого бывает достаточно, чтобы там поселилась ловушка.

– Любая? – спросил Костя, с любопытством наблюдая за «проплешиной».

– Иногда под тонким слоем почвы живет «ведьмин студень», иногда «аттракт».

– А чем они отличаются?

– В «студне» кости становятся мягкими, как пластилин на солнце, и человек живет не больше пяти минут. Я знаю одного сталкера, который коснулся «студня» всего лишь мизинцем левой руки, но зато вовремя успел отрубить себе кисть. Он так ее и таскал на груди, потому что она не разлагалась и даже не высыхала, а стала мягкой, как гуттаперча. А «аттракт» действует как горячая песочная яма.

Разогревается мгновенно, как микроволновка. Человек варится в собственном соку. Понял?

– Понял.

«Откуда он знает о микроволновке?» – удивился Костя, но промолчал.

– Поэтому сторонись старых кострищ, ну и много еще чего. А вон, кстати, кто‑то и лежит… Медведь, похоже. Был такой сталкер…

Костя приподнялся и увидел ниже по склону что‑то белое, похожее на кости.

– Вблизи «ям» резких движений не делай! – одернул его Бараско. – Громко не разговаривай!

Костя снова присел. Действительно, над «проплешиной» сразу возник горячий столб воздуха. Трава и деревья виднелись за ним, как сквозь линзу. Раздался странный свист. Столб неуверенно качнулся в сторону Кости и Бараско и растаял так же внезапно, как появился.

– Фу‑у‑у… – вытер пот со лба Бараско. – Кажись, я дал маху.

Костя с удивлением посмотрел на него: неужели они были на волосок от смерти? Но кто он? Опытен, но, как и всякий человек, допускает ошибки. Непонятно, молод или стар, ежик на голове, первая седина на висках. Шея повязана грязным бинтом. В ботинках красные шнурки. А в глазах тоска. На любой тусовке о таком бы сказали: неудачно понтит друг. На художника не тянет. Скорее, на поэта‑отшельника. Диковат. «Конечно, – подумал Костя, – потаскайся шестьдесят с лишним лет по Зоне, и не таким станешь».

– Там «аттракт» сидит, – уверенно сказал Бараско. – Уходим.

В этот момент они увидели метрах в пятидесяти Семена Тимофеевича. Он двигался в тени деревьев, и Костя, находясь под впечатление увиденного и услышанного, не успел его окликнуть. «Может быть, это даже не Семен Тимофеевич?» – подумал он, с удивлением провожая его взглядом – уж слишком быстро Семен Тимофеевич шел. Бараско тоже замер.

– Слышь, ты бы дал мне винтовку? А? – и уверенно протянул руку.

«Черт, – подумал Костя, – таскаю сдуру. Если б он хотел от меня избавиться, у него было для этого сто десять способов».

– Держи, – ив придачу сунул ремень с патронташами.

Бараско ловко щелкнул затвором и взял на прицел опушку леса. Только тогда Костя что‑то сообразил и тоже изготовился со своим «шмайсером», хотя ему пришлось повозиться с ним – затвор у автомата был под левую руку.

Вслед за Семеном Тимофеевичем выскочил большой Куоркис. На этот раз у Кости желание окликать вообще не возникло.

Куоркис почти нагнал Семена Тимофеевича, когда попал под удар «дровосека». Все произошло так быстро, что Костя увидел в воздухе только кровавый ком, и они побежали по всем правилам сталкеров, оставив в траве три или четыре гайки. Но прогалину пересекли благополучно и сразу упали за первыми кустами.

– А еще заметь, – сказал Бараско, на которого смерть Куоркиса не произвела никакого впечатления, – что большинство ловушек активизируются только днем. Бойся БЛА.

Костя не успел спросить, почему. Из леса выскочили Калита и Жора Мамыра. Но и с ними Косте почему‑то общаться не захотелось. А вот Бараско проявил интерес:

– Интересно было бы знать, куда они идут?

– В Припять, наверное. Куда еще? – ответил Костя. – Хочешь с ними?

– Нет. Тот, кто в Зоне ходит следом, погибает первым.

– Хорошее правило, – согласился Костя и оглянулся: ни Калита, ни Жора к злополучной сосне даже не приблизились, а тут же ушли туда, откуда появились.

После того, как он наслушался Бараско, трудно было обвинить их в трусости. Совсем недавно Калита послал его на верную смерть, и Костя понял, что в Зоне каждый за себя, ну, пожалуй, кроме Семена Тимофеевича и Дубасова. Эти люди проявили к нему сочувствие.

А над Зоной беспечно плыли облака и ласково светило солнце, и Косте в его ватнике, который хоть и был летним вариантом, облегченным, стало жарковато. Но бросить его он так и не решился, потому что остался бы в одной рваной рубахе. Джинсовую куртку он выбросил еще раньше, потому что от нее остались одни лохмотья. Да и, честно говоря, голубой цвет в лесу был сильно заметен, поэтому Костя о куртке не сожалел.

Плана у них как такового не было, разве что идти за Калитой, выдерживая дистанцию, поэтому Бараско предложил:

– Пойдем‑ка, вооружимся, а то с этими пукалками, – он тряхнул СВТ‑40, – много не навоюешь.

– А, вот ты где! – раздался голос, и на тропинке, как черт из табакерки, возник полицай. – Господин капитан страшно недоволен.

– Да… здесь… – неопределенно ответил Бараско, делая знак рукой Косте.

Но и без этого Костя сообразил и вовремя спрятался за толстым стволом березы.

– Ну пойдем, милок, – вздохнул полицай. – Господин капитан приказал доставить тебя живым или мертвым. Только без глупостей. А то смотри – как жахну! – предупредил он.

Положение осложнялось еще и тем, что винтовка у Бараско висела на плече, а в руках полицая держал пулемет‑пистолет МР‑40. И Бараско знал, что делает пуля калибра девять миллиметров, попадая в грудь человеку. Поэтому он сказал:

– Ты что, Степан? Я же свой. Петра помнишь? Вот ищу вас. Куда yKe я без своих? Пускай меня Зона сожрет, если вру!

– Знаем, знаем… – словно бы равнодушно заметил полицай. – Я давно заметил, что ты, как волк, в сторону глядишь. Ручками‑то… ручками‑то… не дергай!

– Да я не дергаю, окстись, Степан!

– Ну и не дергай!

– Да не дергаю!

– Кинь на землю винтовку‑то! Кинь!

А Костя никак не мог нащупать рукоять взвода затвора. По привычке он искал ее справа, как у АКМ, а она была слева. Наконец он клацнул затвором как раз в тот момент, когда Бараско вроде бы в растерянности уронил на тропинку СВТ‑40. Костя выскочил из‑за березы и с криком:

– Умри, сволочь! – дал очередь поперек тропинки, на которой стоял полицай.

После этого он и зачем‑то решил посмотреть на результат своей стрельбы. А это была ошибка, потому что он ждал, что полицай упадет, а тот все не падал и не падал, зато приподнял ствол МР‑40, и тогда Косте пришлось сматываться быстро‑быстро. Не разбирая дороги, они неслись лесом.

– Ты чего так долго?! – укорял Бараско. – Я уже решил, что уже все, конец – получу пулю от эсэсовца.

– Выходит, ты изменил свою судьбу?

– Выходит, – согласился Бараско и от удивления так резко остановился, что Костя наступил ему на ногу. – Только едва в штаны не наложил. Слушай, а ведь это дело надо обмыть!

– Где? – удивился Костя, оглядываясь на заросли молодых елок.

При мыслях о еде он вспомнил, что не ел со вчерашнего дня, и в животе заурчало.

– Ну не здесь, конечно, – таинственно сказал Бараско. – А есть у меня одно местечко. Так, где наша труба? – Он взглянул поверх деревьев, ища главный ориентир Зоны – уцелевшую трубу теплостанции, за лесом. – Значит, нам сюда! – и уверенно ткнул пальцем в чащу.

Через десять минут они ступили на хорошо протоптанную тропинку, которая привела их к широкому, как зев, люку, у которого, сидя на корточках, курил косяк бородатый сталкер в папахе черного цвета. Он мечтательно смотрел на небо в просвет сосновых вершин и сосредоточенно выдыхал дым из ноздрей. Косяк он держал легко и изящно, как секретарши – сигарету в дорогих телестудиях. На коленях у него лежал АКМ.

– Что нового, Джангер? – спросил Бараско.

– Сижу курю, – невозмутимо ответил Джангер. – Друга жду.

– В Зону идете?

– А куда еще? Деньги всем нужны.

– Это ты на прошлой неделе на Кровавом болоте «куни‑кори» взял? Говорят, самого «дантая» обманул?

Как потом объяснил Бараско, «куни‑кори» – это очень слабый антигравитатор, скорее игрушка, чем серьезный хабар. А «дантай» – охранник, биологический объект с полевыми свойствами. Обмануть его можно, но очень сложно.

– Было дело, – выдохнул сизый дым Джангер. – Но ведь и ты не пустой идешь? – опытным взглядом определил он.

– Сидорович здесь? – ловко ушел от ответа Бараско.

– Здесь, а где ему еще быть? Сидит Иван Каземирович, как паук в банке. А‑ха‑ха‑ха!!!

Костя разглядел на груди у Джангера страшный талисман – гуттаперчевую кисть левой руки с большими желтыми ногтями, и понял, почему Джангер так изящно курит. Правая рука у него за неимением левой сделалась очень ловкой.

– Что, страшно, парень? – поймал его взгляд Джангер и показал культю. – От Зоны еще никто не уходил целым. – И снова засмеялся лающим смехом. – А‑ха‑ха‑ха!!! Но ты еще молод, и тебе, возможно, повезет!

Над Зоной красиво и печально запела «кудзу». Через мгновение ей ответила другая, потом третья, и мир погрузился в неземную музыку.

 

Date: 2015-09-05; view: 249; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию