Таллинн. 20 июля 1991 года

Поезд «Москва-Таллинн» прибывает на перрон таллиннского вокзала. Дует легкий ветерок. С перрона видна крепостная стена Вышгорода. На перроне много встречающих – в основном это фанаты КИНО, которых легко узнать по одежде. Молодые люди одеты в черное. Кроме них музыкантов встречают телевизионщики. Есть даже съемочная группа из Японии. Японцы оживлены – проводники уже открывают двери, и пора приступать к съемке.

Первыми подбегают к дверям вагона местные секьюрити. Еще мгновение, и под визг фанов из вагона № 7 по очереди выходят с инструментами Юрий Каспарян, Георгий Гурьянов, Игорь Тихомиров, Алексей Хаас и Виктор Цой. Все они в черных очках, не выспавшиеся, слегка помятые. Выход лидера группы и кумира сопровождается бурей овации. Какой-то подросток исступленно кричит:

– Витя, посмотри на меня! В-и-и-тя-я, посмотри на меня!

Цой смотрит, улыбаясь, на подростка и вполголоса добродушно говорит самому себе:

– Лучше посмотреть, а то…

– …Еще обоссытся, – заканчивает фразу идущий рядом Игорь Тихомиров.

На перроне с помощью секьюрити образовывается живой коридор, – группа следует к своему лимузину. Внимание Цоя привлекает девушка японской наружности, стоящая в одиночестве и с интересом наблюдающая за ним. На девушке черные джинсы и красный свитер-водолазка. Совершенно непонятно, как она очутилась на перроне. Это Акико Ватанабе, которой Цой дал автограф в клубе «Котобуки». Но он ее не узнает. Секьюрити ловит взгляд Виктора и говорит ему с характерным эстонским акцентом:

– В этом году на фестиваль приехало много японцев – и музыканты, и журналисты, и даже зрители… Просто какая-то восточная экспансия.

Виктор не без любопытства поглядывает на японку. Их взгляды встречаются.

Но – время не ждет. Музыканты КИНО по очереди садятся в длинный лимузин, и вскоре под восхищенные взгляды окружающих машина медленно отъезжает.

Кто-то из знающих людей замечает:

– Вот это демократия, я понимаю! Вся группа в одном авто. Вчера, между прочим, музыкантов Гребенщикова посадили в автобус, а сам Боб поехал в лимузине.

– Вот поэтому Боб играет на малой сцене, а КИНО – на большой…

В здании концертного комплекса проходит пресс-конференция. Певческое поле возле комплекса запружено фланирующими людьми. Много людей и на террасе второго этажа, где знаменитая группа отвечает на вопросы журналистов. В конце пресс-конференции мужчина с бородой и бейджем, на котором написано по-английски «Erki Berends – press-chief» объявляет присутствующим в зале по-русски с эстонским акцентом:

– В заключение сообщаю, что новый альбом КИНО можно приобрести в пресс-центре за 25 оккупационных рублей…

По залу прокатывается шумок, присутствующие в зале московские журналисты возмущенно переглядываются.

– А теперь автограф-сессия Виктора Цоя, – объявляет бородач.

Виктора обступают журналисты, подсовывая ему программу фестиваля, конверты пластинок КИНО, афишки концертов. Виктор подписывается просто, везде и всем он пишет одно и то же: «Удачи! Виктор Цой». И снова замечает стоящую чуть в стороне японку в красной водолазке. Цой сразу узнает симпатичную девушку с вокзала.

Она походит к Виктору последней. Протягивает для автографа какую-то книжицу. Он машинально берет книжицу и уже собирается написать свое дежурное «Удачи! Виктор Цой», но вдруг видит на обложке свой собственный ксерокопированный рисунок – ветвистое дерево без листьев, и ручка замирает в его руках. Это его рисунок, и его собственный, такой знакомый почерк рядом: «Удачи! Виктор Цой»…

Он удивлен.

– Что это? – спрашивает девушку Виктор и, спохватившись, переспрашивает уже по-английски, но, кажется, девушка поняла его и без перевода.

– Это? Это японский фэнзин «Виктор», – тоже по-английски объясняет японка.

Она немного смущена.

– Простите, я не представилась. Акико Ватанабе, рок-журналистка, работаю корреспондентом токийской музыкальной программы «Как дела?» Этот автограф я получила после концерта в клубе «Котобуки». Я хотела бы договориться по поводу эксклюзивного интервью…

– Наверное, все-таки лучше сначала посмотреть концерт, – улыбается Виктор.

– Конечно, я с удовольствием послушаю КИНО в электричестве, будет с чем сравнить. Я была в «Котобуки» на вашем сольнике. Простите, но я боюсь, что после концерта вы будете недосягаемы. И интервью не случится, так что уж лучше сейчас. Мои ребята готовы.

Акико многозначительно показывает на лохматых японских операторов с камерой, ждущих в сторонке. Цой их помнит – они снимали его на вокзале.

Виктор с интересом рассматривает Акико:

– Что ж, давайте, только недолго.

– Отлично, нам хватит десяти минут.

Акико повелительно хлопает операторам в ладоши и говорит на японском:

– Быстро, работаем.

Съемка идет у большого окна концертного комплекса, откуда видна широкая панорама залива. Акико спрашивает, Цой отвечает. Виктор весьма разговорчив, ему нравится девушка, и нравится с ней говорить. Странная пара привлекает внимание окружающих. Но идет съемка, люди стараются не мешать работе и аккуратно перешагивают через многочисленные шнуры.

Интервью закончено. Цой стоит на том же месте и нервно курит. Он один. Акико с ним нет. Она уже отошла и разговаривает с каким-то японцем. Тот передает девушке конверт. Видно, что девушка чем-то расстроена. А ведь все было так хорошо…

Перед концертом Виктор тоже задумчив. Группа готовится к выходу на сцену, на Певческом поле давно собралась толпа. Темная сцена еще пуста. Но все готово к началу концерта. Усилители, микрофоны, инструменты. До начала выступления остается несколько минут. Уже слышен рев толпы. На огромном поле фанаты скандируют:

– КИ-НО! КИ-НО!

Цой, Каспарян, Тихомиров, Гурьянов и диджей Хаас идут по тускло освещенным коридорам к сцене. Крики толпы доносятся и сюда.

Концерт начинается с песни «Кончится лето». Позади музыкантов черный задник с эмблемой фестиваля – гитарист на фоне купола с надписью «Rock Summer 1991». Вокруг сцены плотные ряды фанатов группы. Людей много, даже слишком много. Где-то сбоку от сцены стоит и японская журналистка Акико, но Виктор ее не видит. В гуще толпы над головами реют знамена, одно из них черное, на нем хорошо читается белая надпись «КИНО».

Акико уходит с концерта, не дождавшись завершения. После КИНО на сцене появляются другие музыканты. Но девушке уже не до музыки. Теперь она неторопливо прогуливается по пустынному берегу залива. Вдали виднеется громада монастыря. Музыку с Певческого поля почти не слышно, и это хорошо. Слышен тихий плеск волн. Здесь хорошо думается. А девушке есть над чем подумать. В кармане лежит конверт с билетом на утренний рейс домой. А в памяти все еще звучат слова Виктора, сказанные им прямо во время интервью.

Она вспоминает его улыбку:

– Нас поселили в отеле «Олимпия». Вы тоже там? Что ж, встретимся утром во время завтрака…

А еще она вспоминает, как увидела Виктора в клубе «Котобуки». Кажется, это было очень давно, совсем в другой жизни. Тогда она казалась себе такой маленькой. А он, музыкант из далекой России – таким большим…

Она приехала сюда ради него.

И на вокзале смотрела только на него…

И снова она вспоминает, как, прервав обычный журналистский расспрос, Виктор с легкой улыбкой смотрит на нее и вдруг говорит:

– Из моего номера на четырнадцатом этаже открывается поразительный вид. Таллинн с высоты птичьего полета – это нечто, заходите, посмотрим на город вместе, мой номер 1414, легко запомнить.

Пойти? Или не пойти? Здесь другая страна. Другой мир.

Очень трудно принять решение.

Ночной Таллинн красив. Кое-где еще вспыхивают огнями проезжающие машины, но пешеходов на улицах почти нет. Город спит. Но в некоторых окнах высокого здания с неоновой надписью «Hotel Olympia» еще горит свет. Над отелем летают чайки.

Поднявшись на четырнадцатый этаж, Акико разыскивает номер, который назвал ей Виктор. Она хорошо запомнила эти четыре цифры. Один и четыре. И еще раз – один и четыре. Все очень просто. И одновременно – совсем не просто. Отыскав нужный номер, девушка стучится в дверь. Сначала долго никто не открывает. И вот, после мучительной паузы щелкает замок, дверь распахивается, и перед девушкой появляется сам Виктор. Кажется, он не удивлен – или это его природная восточная сдержанность?

Акико стоит у двери. Нужно что-то сказать. Обязательно нужно что-то сказать…

– Простите, я так поздно… Дело в том, что завтра я улетаю, и я обязательно должна была попрощаться с вами… потому… потому что… – Акико говорит по-английски, ей неловко за поздний визит, и она сомневается, что ей рады.

Но все это не то. Не сказано самое главное…

Ей очень трудно сказать эти слова, она непроизвольно переходит на японский и мучительно выдавливает из себя:

– Я люблю тебя…

Виктор не понимает, смотрит ей в глаза, отвечает по-русски:

– Что? Я не понимаю…

Акико опять говорит по-японски, она уже готова разрыдаться:

– Я люблю тебя, Виктор…

Наконец, он понимает Акико и молча смотрит на нее.

У нее кружится голова. Она чувствует себя чайкой, парящей над отелем, и перед ее глазами проносится ночной город – тот самый, на который так хорошо смотреть ночью с высоты птичьего полета. Виктор чуть отступает, впуская девушку в номер. Как хорошо! Она чувствует, что этот вечер может быть лучшим в ее жизни. Они смотрят в глаза друг другу. И теперь уже ничего не надо говорить. Они стоят на месте, но им кажется, что они медленно кружатся в танце. Еще мгновение, и их губы соединяются…