РЕФЛЕКСА 6 page

В светлом промежутке не испытывает эмоциональной напряжен­ности, не сомневается в том, что он здоров, однако испытывает боязнь, что может вновь наступить рецидив страха ^заразиться си­филисом внеполовым путем «У меня,— говорит он,— «брызгофобия», т. е. навязчивая боязнь заразиться сифилисом через капельки слюны — брызги. Я понимаю нереальность этого опасения, порой его полную нелепость, но ничего не могу сделать. Иногда совершенно незначительный повод может вызвать у меня появление либо «малого наплыва страха», продолжающегося минуты, дни или не­дели, либо «большого наплыва страха», длящегося месяцы.

Если вблизи меня кто-либо кашлянул, это может вызвать «ма­лый наплыв страха»; тогда я совершаю защитное ритуальное дей­ствие— 3 раза поворачиваюсь, чтобы не заразиться. Это иногда помогает, но часто не предотвращает «наплыва страха». Однажды соседка по столу в санатории чихнула. Появилась мысль: «Брызги могли долететь». Возникло чувство страха. Немедленно уехал из санатория».

Страх может иногда возникнуть и в том случае, если вспомнит, что кто-то кашлянул, когда он шел по улице. Буквы «пр» часто сопровождаются брызгами слюны, когда их произносят, поэтому слово «прошу», сказанное человеком, близко от него стоящим, часто вызывает тревогу. Лифтерша сказала ему: «Прошу пройти!» Это вызвало «малый наплыв страха», державшийся несколько часов (слышал, что лифтерша в молодости якобы была легкомысленной).

«Последний год,— говорит он,— у меня появлялись иногда стенокардические боли в области сердца. Приступ боли однажды воз­ник, когда шел через площадь. Остановил проезжавшее такси и решил посидеть в машине, пока приступ боли не пройдет. Но шо­фер, открыв дверцу машины, сказал «Прошу!». Появился страх брызг слюны, отказался сесть в машину и пошел пешком Реальная угроза смерти от инфаркта миокарда для меня менее страшна, чем мнимая опасность заразиться сифилисом через капельку слюны».

Во избежание возможности заражения больной не пьет воду на улице, бреется всегда у одного и того же парикмахера, боится под­нять упавшую вещь. «Как-то утром,— говорит он,— уронил на пол папиросу. Вечером поднял ее, подумал: «Бледная спирохета живет вне организма только 20 минут, папироса не заразна и закурил ее. И все же это вызвало «наплыв страха», продержавшийся 3 не­дели».

Нервными и психическими заболеваниями никто в семье Р. не страдал. Рос и развивался нормально, ничем не болел. По харак­теру общительный, отзывчивый, смелый, не тревожно-мнительный, но совестливый, с повышенно развитым чувством долга. Мимика и жесты живые, экспрессивные. Обладает даром ярко, увлекательно рассказывать, немного поет, играет.

В 1937 г. выступил в защиту неправильно обвиненного человека, хотя и понимал, что ставит себя тем самым под удар. Был аресто­ван. В тюрьме 3 месяца находился в большой общей камере с уго­ловными преступниками. Умерял вспыхивавшие между ними ссоры, пел песни, рассказывал увлекательные истории, ел с ними из одной миски, пил из одной кружки, и при этом не боялся чем-нибудь за­разиться. Очень мужественно вел себя на допросах. Был освобож­ден. Из чувства благодарности женился на сослуживице, которая стала на его защиту и содействовала его освобождению. Женат на ней 27 лет Жена — научный работник. Очень любит ее как чело­века, уважает, однако полового влечения к ней никогда не испыты­вал. Всегда вынужден был вызывать образы других женщин, чтобы быть с ней в близких отношениях. Имеет двоих взрослых детей, которых очень любит

Р. астеник, среднего роста. Последний год обнаружены нерезко выраженные явления миокардиодистрофии. Артериальное давление 125/80 мм рт, ст. С неврологической стороны без особенностей.

Механизм возникновения фобии у Р., казалось бы, очевиден. Случайная половая связь вызвала обоснован­ное опасение заражения сифилисом, что и явилось при­чиной болезни. Однако многое остается непонятным. Почему вопрос учительницы: «А ты чистый?» оказал столь сильное психотравмирующее действие, что вызвал сифилофобию, держащуюся 12 лет? Р. не является психастеноидным психопатом (психастеником), у которого различные фобии могут возникать под влиянием незна­чительных психотравмирующих воздействий. Он скорее всего относится к лицам с сильным типом нервной дея­тельности без преобладания одной из сигнальных систем. У него обнаруживаются сочетания черт характера, кото­рые бывают резко выражены при истерии (усиленная эмотивность, черты «художественного» типа) и психасте­нии (повышенная совестливость, пунктуальность, чрез­мерно развитое чувство долга). Последние черты, воз­можно, связаны у него с невысокой подвижностью нерв­ных процессов. Отсюда склонность к возникновению чрезмерно прочной условнорефлекторной связи.

Условная связь оказалась такой прочной, возможно, потому, что психотравмирующий раздражитель (вопрос учительницы) был совершенно неожидан и адресован в то время, когда Р., по его словам, овладели сильные чувства, связанные с большим половым удовлетворением и раскаянием в связи с нарушением супружеской вер­ности.

Однако все же остается непонятным, почему ситуация, таившая реальную возможность заражения сифилисом половым путем, породила страх внеполового зараже­ния— через капельки слюны («брызгофобию»), почему, казалось бы, незначительные раздражители (чихнул встречный прохожий) стали вызывать длительные, му­чительные состояния эмоциональной напряженности (страха) с мыслями о том, что он, возможно, заразился сифилисом? Это еще могло бы быть понятно, если и раньше боязнь заразиться сифилисом внеполовым путем была бы ему свойственна, например привита в процессе воспитания или вызвана какими-либо переживаниями. Однако этого не было. В тюрьме Р. ел из одной миски с другими, пил из одной кружки и не боялся заразиться сифилисом.

Течение заболевания имело еще одну важную особенность, которую подметил сам больной. После близких отношений с учительницей у него были еще три связи с женщинами, длившиеся от 2 до 6 месяцев каждая. Они доставляли ему большое половое удовлетворение, но вызывали чувство раскаяния в связи с мыслями об измене жене, поэтому он сам их порывал. Во всех этих случаях, пока длилась связь, приступы страха зараже­ния («наплывы страха») не возникали, но, как только она порывалась, сразу же возобновлялись.

Очевидно, неудачно сложившаяся семейная жизнь привела у Р. к сшибке нервных процессов, конфликту между долгом и желанием и подавлению полового вле­чения. Подавленное влечение привело к усилению пас­сивно-оборонительного рефлекса, в связи с чем к состоя­нию повышенной готовности к реакции страха. Послед­няя, однако, не приобрела характера бессодержатель­ного, атематического, «свободно витающего страха», как это характерно для невроза страха, а вызвала фобию, т. е. пошла по возникшему узкому руслу. После впервые пережитого большого полового удовлетворения во вре­мя первой измены жене «сшибка» усилившегося сексу­ального влечения с противоборствующими ему предста­влениями и создала благоприятную почву для того, что­бы слова учительницы «А ты чистый» привели к возник­новению страха заражения сифилисом.

Связь страха заражения сифилисом с сексуальным влечением отчетливо выступает и в следующем расска­занном Р. эпизоде: «Однажды понравилась мне одна женщина-парикмахер. Сел к ней бриться. После ухода появился страх — не был ли болен сифилисом клиент, сидевший у нее до меня». Половое чувство у Р. прояви­лось в том, что его внимание привлекла парикмахерша. В свою очередь вид привлекательной молодой женщины мог усилить это чувство. Больной боролся с ним («я не сказал ей ни слова»), и подавленное половое влечение трансформировалось в чувство страха, а это привело к оживлению представления о том, что, возможно, преды­дущий клиент был болен и он мог от него заразиться.

Казалось бы, пережитое чувство страха после связи с учительницей по механизму условного рефлекса долж­но было бы оживляться при каждой новой случайной связи и страх заражения должен был бы привести к полному отказу от случайных связей или рецидиву при возникновении связи. Однако этого-то и не насту­пило. Чувство страха пошло по боковому пути — боязни внеполового заражения сифилисом, оставив дорогу к изменам жене открытой. И в этом сказалась сложная борьба сил, направленных на удовлетворение полового влечения и противоборствующих им представлений, свя­занных с чувством долга, привязанностью к жене.

Большую роль в генезе данного заболевания (возник­новении конфликта между долгом и влечением) сыгра­ли характерологические особенности личности заболев­шего, его жизненные установки. «Иногда,— говорил он,— у меня появлялась мысль, не оставляя жены и де­тей, регулярно поддерживать связь с другой женщиной, чтобы не испытывать страха. Но я не могу двоиться. Болезнь моя неотделима от характера — это не то, что повернул винтик...».

Лечение гипнозом и наркопсихотерапии не дали эф­фекта. Аутогенная тренировка позволила легче бороть­ся с «малыми наплывами страха», иногда предупреж­дать их появление. Курс аминазина и инсулинотерапия не помогли. Аминазин и андаксин немного ослабляют чувство страха, эмоциональной напряженности. Амина­зин снимает их при суточной дозе около 300 мг. Однако эта доза вызывает скованность, резкую психомоторную заторможенность и лишает Р. трудоспособности, поэто­му для него неприемлема. Оптимальной оказалась доза аминазина по 25 mi утром и вечером. Проведено лечение нозинаном и стелазином. Начата условнорефлекторная терапия по Вольпе в сочетании с самовнушением.

Генез фобии иногда может быть тесно связан с осо­бенностями развития личности, сделавшими ее избира­тельно чувствительной к определенным раздражителям.

Больная Н., 56 лет, юрисконсульт, на протяжении 13 лет стра­дает страхом открытых площадей. Она боится самостоятельно пе­реходить широкие городские площади, покрытые асфальтом. Не­приятно ей идти и по широкой асфальтированной панели, а также переходить широкие залы и вестибюли с гладким полом. Кроме того, боится переходить широкую улицу, если невдалеке движется транспорт («вдруг из-за страха не смогу быстро перейти»). Боится перешагнуть даже узкую канаву или со ступеньки поезда сойти на платформу, если между поездом и платформой такое расстояние, что нога могла бы в него пройти (боязнь, что «шагнет в пропасть», провалится). При попытке перейти широкую асфальтированную площадь испытывает сильный страх. Мышцы становятся напряжен­ными, все тело каменеет, и она не может двинуться с места. Не боится переходить площадь, если кто-либо ее держит под руку или хотя бы прикасается к ее плечу. Не боится одна ходить там, где нет ровной гладкой поверхности: по морскому пляжу, полям, лу­гам, лесам, переходить неширокие площади, покрытые булыжником, а также ходить по улицам и площадям, покрытым ровным мягким слоем свежевыпавшего снега. В связи с основной темой страха стоит боязнь езды в автобусах («вдруг автобус остановится посре­ди площади и пассажирам предложат выйти из машины»). У боль­ной высокоразвитый интеллект, ясный критический ум и она пре­красно понимает нелепость, необоснованность своего страха, но преодолеть его не может. Вынуждена идти на работу, обходя пло­щади, выбирая улицы поуже. Если перейти через широкую асфаль­тированную улицу, непременно держит кого-либо под руку. Года 4 назад в течение нескольких дней вообще боялась выйти на улицу: от одной мысли, что придется переходить площадь, охватывал ужас. Заболевание свое скрывает от сослуживцев и знакомых.

Больная родилась в Риге в богатой семье. Мать, очень заботли­вая, мнительная, всегда чрезвычайно опекала дочь, так как у нее была резкая близорукость (7 диоптрий). Всегда говорила ей «Будь осторожна, ты близорука, не оступись, очень осторожно пе­реходи улицу, ты можешь не заметить машину». Запрещала ка­таться на лодке, на велосипеде, заниматься спортом. Сама больная с детства боялась перейти через канаву по бревну или узкой доске, стремилась поскорее перебежать улицу. Всегда чувствовала себя на ногах несколько неуверенной. Окончила юридический факультет университета. Работает юрисконсультом.

Менструации с 13 лет, регулярные, по 3—4 дня, через 28 дней до настоящего времени. Замужем с 27 лет. Имеет взрослую дочь и внука. Coitus interruptus в течение 20 лет, однако половое удовле­творение всегда успевает испытывать. В детском возрасте перенес­ла корь, в юности — болезнь Боткина. Во время медицинского осмотра 6 лет назад случайно обнаружена гипертония. Артериаль­ное давление стойко повышено: 170—180/110 мм рт. ст. В течение ряда лет страдает головными болями, иногда пошатывает при ходьбе. Полагает, что гипертоническая болезнь у нее имелась еще до заболевания неврозом. Сердце никогда не болело, однако часто ощущала его перебои.

По характеру решительная, энергичная, никогда не терялась в минуту опасности, спокойная, сдержанная, в то же время повы­шенно совестливая, очень привыкает к обстановке и не любит ме­нять раз установленный порядок. Телосложение пикно-атлетическое, границы сердца несколько расширены влево, тоны глухие, на электрокардиограмме — явления миокардиодистрофии. На ногах выраженные отеки. Вены расширены. Артериальное давление при осмотре 180/110 мм рт. ст.

Страх открытых площадей возник в возрасте 43 лет, в конце зимы, вскоре после того как поскользнулась, упала на улице и сильно ушибла копчик. Всю зиму очень нервничала, так как брат был объявлен «врагом народа», а мужа вызывали на допросы. Опасалась ареста. С этого времени фобия держалась непрерывно 13 лет.

Больная пыталась лечиться гипнозом, но 10 сеансов внушения в состоянии гипнотического сна II степени не дали сколько-нибудь значительного эффекта. Андаксин, аминазин, резерпин временно несколько уменьшали интенсивность страха, но не устраняли фо­бии. Генез ее возникновения был обсужден совместно с больной. Больная обучена технике аутогенной тренировки и прогрессивной мышечной релаксации с тем, чтобы она смогла купировать мышеч­ное напряжение и чувство страха, возникающие при попытке приближения к открытой площади, или заранее не допустить их появ­ления. Предложено проведение сеансов самовнушения, направлен­ных на устранение фобии, и курс постепенной тренировки в ходьбе через открытые площади по приведенному ниже методу угашения условной связи. После 2-месячного лечения больная смогла само­стоятельно переходить площади и широкие улицы, не боясь транс­порта, хотя и испытывала при этом неприятное ощущение.

Через 3 месяца после перенесенной интеркуррентной инфекции и ухудшения общего состояния наступил рецидив фобии, но затем интенсивность страха вновь значительно снизилась.

В данном случае заболевание возникло у женщины, относящейся скорее всего к лицам с сильным средним типом нервной системы, склонной к образованию очень прочных условных связей. Большую роль в генезе забо­левания сыграли особенности формирования личности в детском возрасте. Мать чрезмерно опекала девочку, ограничивала развитие ее моторики и с детства привила ей представление о том, что она должна очень осторож­но ходить, так как близорука, внушила ей боязнь пере­шагнуть даже через небольшую канаву. Возникавшее иногда чувство пошатывания при ходьбе, связанное с гипертонической болезнью, отеки и расширение вен на ногах, резкая близорукость — все это способствовало оживлению и поддержанию представления о возможной неудаче акта ходьбы.

Падение на площади и полученные ушибы послужили поводом, который вызвал страх ходить по гладким скользким поверхностям и особенно широким площа­дям: тут не за что удержаться и надо преодолеть боль­шое пространство до спасительной панели, если появит­ся движущийся транспорт.

Возникновению и длительной фиксации фобий способ­ствовало то, что чувство страха поддерживалось рядом причин. Вначале оно было обусловлено угрозой ареста. Далее большую роль могли сыграть неполадки в сексу­альной жизни (длительный coitus interruptus), измене­ние нервных процессов под влиянием гипертонической болезни, а также усиление эмоции страха, вызванное сердечно-сосудистым заболеванием. Таким образом, в генезе заболевания тесным образом переплелись осо­бенности формирования личности, психогенные и сома­тогенные факторы. Аутогенная тренировка в сочетании с лечением по методу угашения условной связи дала положительный результат.

Течение невроза навязчивых состояний бывает непре­рывным или рецидивирующим. В первом случае оно может выражаться в виде одного приступа, длящегося от нескольких дней до нескольких месяцев и даже де­сятков лет, во втором — периоды болезни сменяются пе­риодами полного здоровья. Степень выраженности симп­томов может быть различной — от легких явлений навязчивости, заметно не отражающихся на работоспо­собности и быте больного, до тяжелого навязчивого состо­яния, выводящего больного из строя и превращающего его жизнь в пытку. Разная степень тяжести заболевания отчетливо выступает в приведенных ниже трех наблю­дениях.

Больная Ю., 51 года, на протяжении многих лет страдает навяз­чивым страхом переходить открытые площади. Страх появляется не только при попытке перейти площадь, но даже если она только собирается выйти из дома с таким намерением. Она успешно заве­дует кафедрой в медицинском институте. Ни студенты, ни сотруд­ники не знают о ее заболевании. В чем-либо другом заболевание не проявляется.

У одной практически здоровой женщины изолированный навяз­чивый страх птичьих перьев непрерывно держится почти 50 лет. Страх возникает не только в случае прикосновения к перьям любой птицы, живой или убитой, но и при малейшей угрозе прикоснове­ния. Так, курица во дворе вызывает чувство страха, если она начинает приближаться к больной. Интересно отметить, что женщина эта по характеру не боязливая и не мнительная. С исключительным мужеством перенесла тяжелейшие испытания в военное время и затем в немолодом возрасте заочно успешно закончила институт. Общительна, жизнерадостна. В течение нескольких лет выступала в театральных постановках и обнаружила драматические способ­ности. В то же время она — человек с повышенным чувством долга, повышенной совестливостью. У нее отмечается редкое сочетание истерических и психастенических черт характера. Страх перьев воз­ник в детском возрасте, видимо, после того, как она испугалась китайского воланчика из птичьих перьев (подобие мячика, раньше применявшегося для игры в бадминтон), неожиданно попавшего ей в лицо.

Больной И. страдает страхом заражения, в связи с чем боится прикосновения к нему посторонних лиц, а также попадания грязи на свою одежду. Неделями не выходит из дому, охваченный стра­хом, что кто-нибудь на улице к нему случайно прикоснется В те­чение 5 месяцев лежал в психиатрической клинике в маленькой па­лате, никого не допуская к себе, боясь выйти из страха прикосно­вения и бесконечно, часами, стряхивая мнимую пыль и грязь со своей одежды и постели Еда ставилась ему на тумбочку у двери, и он ее брал только тогда, когда принесшая ее санитарка отходила. Временами ужас охватывал его не только, когда кто-либо к нему прикасался или была реальная угроза такого прикосновения, но даже при одной мысли о такой возможности». Из-за страха зараже­ния и сложных процедур умывания, стряхивания одежды, «защи­ты» от прикосновения жизнь его и близких превратилась в пытку. Сам он годами был фактически лишен трудоспособности и нуж­дался в уходе.

Усиление навязчивости у больных неврозами иногда может возникать, казалось бы, без особого внешнего повода под влиянием периодически наступающих легких колебаний настроения, сопровождающихся усилением чувства тревоги, беспокойства. Однако чаще всего оно вызывается повторным действием психотравмирующих раздражителей. Так, например, страх сойти с ума возоб­новился у нашей больной после того, как она услышала рассказ о психическом заболевании, возникшем у зна­комого ее сослуживца. Страх вновь повторился после просмотра кинофильма, один из героев которого сошел с ума.

Навязчивые явления нередко усиливаются при ослаб­лении тонуса нервной системы, например к вечеру при утомлении, при недосыпании, после перенесенной инфек­ции, а также во время менструаций. Наоборот, когда тонус организма высок, они ослабевают или уменьша­ются. Так это бывает утром после освежающего сна, а также при возбуждении, вызванном лихорадочным за­болеванием, при активной деятельности, охватывающей больного, эмоциональном подъеме. В условиях фронто­вой обстановки, во время налетов вражеской авиации, навязчивые явления полностью исчезали. Примечатель­но то, что страх смерти устранялся при реальной угрозе жизни и возобновлялся с ее исчезновением.

Сердечно-сосудистые, токсические или иные наруше­ния, вызывающие чувство страха физиогенным путем, вместе с тем могут оживить, актуализировать старые, давно угасшие фобии. Так, страх сойти с ума через 32 года вновь появился под влиянием чувства тревоги, вы­званного развившейся гипертонией. В другом случае кардиофобический синдром и в связи с этим боязнь ездить в транспорте с автоматически закрывающимися дверями («вдруг станет плохо, а дверь закрыта и не выйти») возобновлялись у больного гипотонией каж­дый раз, когда у него падало артериальное давление. Следует отметить, что М. К. Петрова наблюдала реци­дивы фобии у собак, наступившие под влиянием исто­щающих нервную систему воздействий. При этом у со­баки, падавшей раньше в пролет лестницы, возникла фобия глубины, у получившей в прошлом ожог — фобия огня.

При рецидиве невроза навязчивых состояний обы­чно повторяются ранее имевшиеся явления навязчивости, т. е. те же симптомы, в то время как при рецидиве истерии часто возникают новые симптомы.

Распознавание невроза навязчивых состояний не пред­ставляет затруднений, если связь навязчивого состояния с вызвавшей его причиной очевидна. В тех же случаях, когда причина болезни не осознается больным и заболе­вание возникает как бы без внешнего повода, для выяс­нения этой связи может потребоваться более или менее длительное время.

Навязчивое состояние является симптомом, который может быть при самых различных заболеваниях и иметь разный генез. При сосудистых заболеваниях головного мозга, эпилепсии, маниакально-депрессивном психозе в светлом промежутке, преморбидном периоде шизофре­нии, органических поражениях головного мозга под дей­ствием психических травм могут возникать навязчивые состояния, относящиеся к неврозу навязчивых состоя­ний. Помимо того, при указанных выше заболеваниях могут быть навязчивые состояния, являющиеся лишь симптомом основной болезни. При их распознавании иг­рает роль установление характерных симптомов основ­ного заболевания. Однако и сами явления навязчивости имеют некоторые клинические особенности.

Так, для навязчивых состояний сосудистого генеза, например на почве гипертонической болезни, гипотонии или церебрального атеросклероза, характерны фобии. Они связаны с чувством страха, вызванным физиогенным путем (гипоксемия вследствие нарушения крово­снабжения мозга). Безусловнорефлекторное возбужде­ние, лежащее в основе физиогенного страха, распрост­ранившись по условнорефлекторным путям, и вызывает в этих случаях очаг патологически инертного возбуж­дения, лежащий в основе навязчивости. Характерно сле­дующее наблюдение.

Больная В., врач, 40 лет, обратилась с жалобами на периодиче­ское появление страха сойти с ума. Иногда страх принимал харак­тер взрыва отчаяния с ощущением ужаса, охватывавшего больную. Она хваталась за голову, ломала руки, взывала о помощи. Време­нами страх почти полностью прекращался, и больная, понимая его необоснованность, боролась с ним, но преодолеть не могла.

Больная считает, что страх у нее вызван чисто психогенными, реактивными причинами — психической травмой: возник он 2 года назад, после того как она узнала, что соседка сошла с ума и покон­чила жизнь самоубийством. Отсюда, говорит больная, и у нее появилась боязнь сойти с ума. Более детальный анализ показал, что страх появился спустя недели две после смерти соседки.

О себе больная рассказала, что в семье нервными и психически­ми заболеваниями никто не страдал. Росла и развивалась нормаль­но. Окончила 10 классов и медицинский институт. Работает врачом 17 лет Менструации с 14 лет, по 3—4 дня, регулярные. Половая жизнь со времени замужества — с 26 лет—нормальная. Имеет 2 детей. С мужем отношения хорошие По характеру общительная, мягкая, несколько тревожно-мнительная. В детстве перенесла корь и коклюш, в школьные годы — малярию.

В возрасте 34 лет обнаружена гипотония. С того времени на протяжении б лет артериальное давление часто бывало 70/50 — 80/60 мм рт. ст. Оно не поднималось выше 95/70 мм. У больной довольно часто отмечалась головная боль, повышенная утомляе­мость, шум в ушах. Иногда возникало ощущение «тупости в голо­ве», чувство тревоги с ожиданием какой-то надвигающейся беды. В один из таких моментов 2 года назад, когда артериальное дав­ление было 70/50 мм, и появился страх сойти с ума. Он резко уси­ливался в периоды ухудшения самочувствия и становился незначи­тельным, когда самочувствие улучшалось, хотя навязчивая мысль о психическом заболевании ее не покидала. Страх дважды кратко­временно усиливался под влиянием реактивных моментов — в обо­их случаях после того, как больная слышала рассказ о том, что под влиянием возникшей психической болезни была совершена попытка самоубийства.

Очевидно, страх больной впервые был вызван не ре­активными, а физиогенными факторами — гипотониче­ским кризом, гипоксемией. Физиогенно возникшее чувст­во страха оживило тесно связанные с ними следы. По­скольку больная незадолго до того узнала, что соседка сошла с ума, этот след и оживился. Возникновению именно страха сойти с ума при сосудистых заболевани­ях головного мозга могут способствовать периодически возникающие ощущения тяжести, тупости в голове, а это, понятно, психологически ведет к возникновению опасения за свое психическое здоровье.

В конкретно-психологическом содержании страха большую роль может играть психогенный фактор, хотя сама по себе фобия и является физиогенно обуслов­ленной.

Рабочий кирпичного завода, 56 лет, вечером 7/XI выпил вина, был шумлив. Наутро жена сказала: «Ты пьяный и задушить, и то­пором зарубить меня можешь». Тогда он не придал ее словам осо­бого значения. Через 3 недели после этого проснулся ночью от кош­марного сновидения. Сильно болела, потом кружилась голова. Была тревога. Снилось, что он пьяный зарубил жену. С этого времени уже 1 год и 2 месяца его не покидает чувство тревоги и навязчи­вое опасение — «вдруг я пьяный жену зарублю». Попросил унести из дому топор. Просил детей запирать его на ключ в комнате, уно­сить ключ от входной двери, чтобы он не мог достать топор. Боль­ной отмечает последний год постоянный шум в ушах, частые голо­вокружения, снижение памяти. Стал эмоционально лабилен.

Периферические сосуды уплотнены Явления кардиосклероза. Ар­териальное давление 110/90 мм рт. ст. При неврологическом иссле­довании отмечается несколько вялая реакция зрачков на свет и ак­комодацию, легкая девиация языка вправо, нерезко выраженный симптом Ромберга, намек на симптом Маринеско справа.

Очевидно, в данном случае и кошмарное сновидение, и последующий страх зарубить жену были вызваны физиогенно-сосудистым кризом. Однако конкретно-психо­логическое содержание страха, т. е. возникновение имен­но страха зарубить жену, было обусловлено психоген­ным фактором.

В отличие от психастении и невроза навязчивых со­стояний при навязчивости сосудистого генеза нам не приходилось встречать навязчивые мысли индиффе­рентного содержания (например, навязчивого мудрство­вания), навязчивых действий и ритуалов, а также крип-тогенных навязчивых состояний, как, например, страха загрязнения. И это не случайно, так как в генезе навяз­чивости при сосудистых заболеваниях большая роль принадлежит физиогенно обусловленному страху, пос­ледний же не может порождать переживания, с чувст­вом страха ассоциативно не связанные, как, например, навязчивое мудрствование.

Навязчивые состояния при шизофрении встречаются редко (менее чем в 1% случаев). Описания их приводят Bleuler, С. И. Консторум, В. М. Морозов и Р. А. Наджаров, Д. С. Озерецковский, С. Ю. Берзак, Л. И. Головань и др. Они характеризуются следующими отличительны­ми особенностями: внезапностью и немотивирован­ностью возникновения, а также нелепым и непонятным содержанием (один наш больной боялся пыльцы бабо­чек), стойкостью, монотонностью, обычно неподатливо­стью психотерапевтическому воздействию, возможно­стью перехода при углублении болезненного процесса в бредовые, аутохтонные идеи, а также в стереотипии и явления насильственности. Так называемые ритуалы, которыми эти навязчивые состояния обрастают, отлича­ются своей бессмысленностью, нелепостью, нередко но­сят символический характер. Больные нередко пассивно относятся к навязчивым страхам, не борются с ними, однако становятся активными борцами за соблюдение ритуалов. Вместе с тем навязчивые состояния и ритуа­лы обладают, как нам приходилось наблюдать, большой силой принуждения для сознания, и больные очень часто говорят, что они «должны» поступать в соответствии с их навязчивостями. Часто содержание навязчивостей имеет сложный характер и захватывает преимуществен­но сферу мышления. В большинстве случаев наблюда­ются навязчивые мысли, счет, мудрствование, навязчи­вые действия. С длительного периода явлений навязчи­вости нередко начинается параноидная форма шизофре­нии. Навязчивые явления могут встречаться также при неврозоподобной форме шизофрении.

Возникновение нарушений со стороны интеллектуаль­ной или эмоциональной сферы для больных неврозом навязчивых состояний в отличие от шизофрении не ха­рактерно.

Навязчивые состояния при маниакально-депрессивном психозе протекают периодически во время депрессивных фаз, особенно если последние имеют элементы смешан­ного состояния или депрессия является неглубокой (ци­клотимия). В светлый промежуток они полностью исче­зают. Чаще во время депрессивной фазы наблюдается лишь заострение тревожно-мнительных черт характера, имевшихся до болезни, в связи с чем усиливаются по­стоянные сомнения в правильности своих поступков. У одной нашей больной циклотимией депрессивные фазы длительностью в 4—5 месяцев протекали в виде навяз­чивого страха заболевания туберкулезом (одна фаза) или раком (две фазы). Эти фобии переходили в сверх­ценные идеи и выступали на передний план, в то время как лежавшее в их основе пониженное настроение каза­лось психологически понятной реакцией на эти идеи. Во время светлых промежутков, длившихся 2—3 года, боль­ная была абсолютно здорова. Иногда наблюдаются и фобии, возникшие под влиянием психических травм, протекающие на фоне витальной депрессии.

Date: 2015-09-05; view: 286; Нарушение авторских прав