К вопросу о моральной ответственности лагерного персонала

Наши выводы однозначны: Собибор не был лагерем уничтожения для евреев, там не было «здания для проведения массовых казней газом» и потому не было и газовых камер. Число жертв лагеря могло быть в районе десяти тысяч человек, что соответствует одной двадцать пятой от той цифры в двести пятьдесят тысяч, которую чаще всего называют в литературе, одной семнадцатой от указанной Юлиусом Схелфисом в переработанном издании его книги цифры в сто семьдесят тысяч, и одной пятнадцатой от постулированной судом в Хагене «минимальной цифры» в сто пятьдесят тысяч погибших.

Если, – а мы в этом убеждены, – наш тезис соответствует действительности и Собибор на самом деле был транзитным лагерем для насильно переселяемых в восточные области евреев, то вопрос о моральной ответственности лагерного персонала – от коменданта лагеря до украинских надзирателей, самого нижнего звена в иерархической цепочке, предстает, разумеется, в совсем ином свете. Конечно же, и в этом случае немцы и украинцы из лагерной команды выполняли бесчеловечные и противоречащие правовым принципам приказы, ибо сама по себе насильственная депортация и конфискация имущества людей, производившаяся не по причине конкретной вины отдельного человека, а лишь из-за принадлежности его к определенной этнической или религиозной группе, лишение его свободы, является серьезным нарушением прав человека. Возражать тут нечего. Но с другой стороны, люди из персонала лагеря только выполняли приказы. Отказаться от их выполнения без угрозы для своей жизни и свободы они не могли. Решать же, правомерны эти приказы или нет, они на своем уровне тоже были не в состоянии. Потому вопрос был лишь в том, как именно они выполняли эти приказы. И тут уже у них было определенное право выбора. Потому вопрос о моральной ответственности лагерной команды зависит от того, проявляла ли она ненужную жестокость, стараясь причинить заключенным дополнительные страдания, во время выполнения этих приказов? Пытались ли сотрудники лагерного персонала обходиться в Собиборе со ждущими своего переселения на восток евреями настолько гуманно, насколько это было возможно в тех условиях, или же специально издевались над ними? Создали ли они сравнительно терпимую обстановку для тех же рабочих-евреев или устроили для них ад на земле?

Так как у нас нет документов об обстоятельствах жизни в Собиборе, мы не можем аргументированно ответить на эти вопросы. На показания свидетелей опираться нельзя, так как если все они без исключения лгали в главном вопросе – о якобы имевшем место массовом уничтожении евреев (несмотря на вариации в методе убийств – «черной жидкостью», «хлором» или «выхлопными газами двигателя»), то у нас нет ни малейшей причины безоговорочно верить их рассказам о садистском обращении лагерного персонала с заключенными.

Однако есть и показания, не верить которым нельзя. Леон Фельдхендлер, интернированный в Собиборе с начала 1943 года до восстания в октябре того же года,392 так описывает условия жизни евреев-ремесленников:

«В лагере I трудились для немцев еврейские ремесленники – столяры, портные, сапожники. У них были бараки для сна. Было тридцать немцев и сто восемьдесят украинцев. Жизнь ремесленников была очень хорошей. В их мастерских были хорошие условия для труда и отдыха. [...] Их ежедневный рацион включал полкилограмма хлеба, суп, конину, два раза в неделю была каша (ее привозили). [...] Рабочий день: с шести утра до полудня, потом час на обеденный перерыв, а потом снова работа до пяти вечера. [...] С пяти до десяти часов вечера у них было свободное время». ³⁹³

Вряд ли можно заподозрить еврея Фельдхендлера в том, что он тут специально врал, чтобы представить условия в лагере лучше, чем они были на самом деле и обелить тем самым нацистскую систему.

Учитывая эти обстоятельства, наш приговор таков: персонал лагеря в основном пункте обвинения – массовом убийстве евреев – из-за доказанного отсутствия состава преступления и в частном пункте обвинения – жестоком произвольном обращении с заключенными – из-за недостаточности улик признан невиновным.

Если, как мы предполагаем, в Собиборе проводилась эвтаназия, в результате которой погибло определенное количество заключенных (страдавших психическими или тяжелыми заразными болезнями), то эсесовцы, участвовавшие в ней, виновны. Критическое положение со снабжением, сложившееся в то время, из-за чего не хватало еды даже для здоровых, можно, пожалуй, рассматривать как смягчающее вину обстоятельство, но не оправдание. Но если доминирующая на современном Западе система все еще клеймит эвтаназию душевнобольных как доказательство «нацистского варварства», то ввиду того, что та же самая система год за годом допускает расчленение, вырезание или отравление здоровых неродившихся детей в животе матери, причем во многих американских клиниках аборты разрешены даже на девятом месяце беременности, мы не можем назвать такое положение иначе как гнусным лицемерием. Как говорится, чья бы корова мычала…

2. «Я часть той силы...»

Мефистофель в «Фаусте» Гёте говорит о себе: «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает добро». То же самое можно сказать и о тех, кто в 2000 году поручил польскому профессору археологии Анджею Коле из Торуньского университета провести сверление и раскопки на территории Собибора.

Профессор Кола, конечно, знал, насколько взрывоопасна в политическом отношении эта проблема. Он прекрасно понимал, каких результатов от него ждут. Поэтому он как бы сквозь зубы сделал обязательное признание в своей вере в правильность официально принятой картины холокоста. Несмотря на огромное оказываемое на него давление профессору хватило научной этики, чтобы не заниматься фальшивками. Пусть даже Кола не говорит об этом открыто, но его результаты не оставляют ни малейших сомнений в том, что описанного «очевидцами» «здания для проведения массовых казней с использованием газа» в Собиборе не было. А раз не было этого страшного здания, то не было и самих убийств газом. История с «газациями» тогда растворяется, стало быть, сама по себе. Зато найденные профессором огромный барак Т-образной формы, большая сторона которого имеет длину от шестидесяти до восьмидесяти метров («объект Е») и небольшое здание с печью («объект А») представляют собой неразрешимую проблему с точки зрения официальных историков холокоста. Зато они вполне логично подкрепляют версию ревизионистов о том, что Собибор был транзитным лагерем.

До 2001 года ревизионисты могли лишь утверждать, что официальная версия истории лагеря Собибор совершенно невероятна. Отсутствие каких-либо документальных доказательств политики физического искоренения, тот факт, что аэрофотоснимки, сделанные после ликвидации лагеря, не показали значительного уменьшения площади примыкавшего к лагерю леса, – откуда в таком случае взялись дрова для кремации ста пятидесяти – двухсот пятидесяти тысяч трупов? – все это свидетельствовало против официальной версии. Но со времени публикации в 2001 году статьи профессора Колы можно с уверенностью утверждать, что история об убийствах евреев газом в Собиборе не только невероятна, но и совершенно невозможна. И за то, что профессор Анджей Кола – пусть невольно! – доказал это, мы выражаем ему нашу искреннюю благодарность.

Date: 2015-09-05; view: 342; Нарушение авторских прав