Ожившие изваяния

Уж не знаю почему (да это и не важно), но слово фетиш трактуется в словарях всегда в очень узком, ограниченном значении: как «объект, временно избранный для поклонения», «маленький идол, используемый африканскими дикарями», и т.д.

Дюлор в своей книге (Des Cultes qui ont precede et amene l’idolatrie) определяет фетишизм как «поклонение объекту, признаваемому людьми невежественными и слабоумными за вместилище или место пребывания бога или гения».

Все это, конечно же, очень здраво, глубокомысленно и разумно; но вот одна беда: не имеет ничего общего ни с истиной, ни с действительностью. Фетиш, разумеется, может быть идолом у негров Африки, как говорит Вэбстер; и слабоумных, невежественных людей среди тех, кто поклоняется этому фетишу, тоже, должно быть, немало; однако история свидетельствует, что теория, согласно которой некоторые объекты (как, например, статуи, изображения, амулеты) могут служить временным или даже постоянным пристанищем для «бога», «гения» или просто духа, признавалась и разделялась многими даже самыми просвещенными людьми. Ее создали отнюдь не невежды и слабоумные, коль скоро большинство мудрецов и философов древнего мира — от легковерного Пифагора, до скептика Лукиана — верили в ее истинность так же, как в наше цивилизованное, культурное и просвещенное время продолжают верить сотни миллионов христиан, невзирая на вышеуказанные ученые вердикты и совершенно независимо от того определения, которое мы попытаемся дать фетишизму сейчас.

Отправление причастия, таинство пресуществления «с предполагаемым обращением хлеба и вина во время евхаристии в тело и кровь Христову» однозначно превращают и хлеб, и вино, а заодно с ними и чашу причастия в фетиши — такие же, как дерево, или камень, или тряпочка для дикаря африканца. Каждый чудотворный образ, гробница или статуя святого, Девы Марии или самого Христа в римско-католической и греческой церквах должны, таким образом, рассматриваться как фетиши, поскольку чудеса, предположительно совершаемые Богом или ангелом, Христом или святыми, часто связываются в этих конфессиях с какими-либо статуями или иконами, которые (в случае если чудо признается подлинным) при этом на более или менее продолжительный срок необходимо превращаются во «вместилище или место пребывания» либо самого Бога, либо «ангела Господня».

Только «Словарь религий» (статья — «Фетишизм»)218 дает достаточно точное определение: Слово фетиш образовано от португальского feitico — «заколдованный», «очарованный», «заклятый»; отсюда — fatum (судьба), fatua (фея)... Более того, слово «фетиш» было и остается идентичным понятию «идол»; и, как говорит автор «Терафима идолопоклонников»219:

Фетишизм есть преклонение перед каким-либо объектом — неорганическим или живым, большим или миниатюрным, в котором (или в связи с которым) некий «дух» [добрый или злой — словом, невидимая разумная сила] проявляет свое присутствие.

Собрав для своей «Тайной Доктрины» кое-какой материал на данную тему, я хотела бы поделиться некоторой его толикой прямо сейчас в связи с вышедшим недавно теософическим романом «Падший идол»220, дабы засвидетельствовать, что это художественное произведение несомненно базируется на некоторых в высшей степени оккультных истинах эзотерической философии.

Образы всех богов древности — от самых древних, арийских, и до позднейших, семитских (еврейских), — представляли собою идолы и фетиши, как бы они ни назывались: терафим, урим и туммим, кабейри или херувимами, или богами-ларами. И если, говоря о терафимах (слово, которое Гроций переводит как «ангелы», что этимологически подтверждено Корнелием, добавляющим к тому же, что они «служили символами присутствия ангелов»), христиане позволяют себе называть их «посредниками, через которых проявляется божественное присутствие», то почему мы не можем сказать то же самое об идолах язычников?

Я прекрасно осознаю тот факт, что современный ученый, равно как и среднестатистический скептик, верят в «живые» образы римской церкви ничуть не больше, чем в «живой» фетиш дикаря. Но речь в данном случае идет вовсе не о вере или неверии. Я просто привожу свидетельство древности, охватывающей период в несколько тысячелетий, против скептицизма нашего XIX столетия — века спиритуализма и спиритизма, Шарко и его гипнотизма, психической «суггестии» и свирепствующей повсюду, хотя и не признанной, черной магии.

Нам, европейцам, следует прежде всего научиться уважать религию своих праотцов, изучая ее верования и их происхождение, а уж потом привлекать на ее защиту языческую древность с ее великой философией. Где мы встречаем в так называемой священной литературе Запада первое упоминание идолов и фетишей? В главе XXXI (и далее) книги «Бытие» — в Месопотамии, в Уре Халдейском, где предки Авраамовы — Серух и Терах — поклонялись маленьким глиняным идолам, которых называли своими богами; а еще — в Харане, где Рахиль похитила идолов (терафим) своего отца Лавана. Иаков, может, и запретил поклоняться этим богам, но мы видим, что спустя 325 лет после этого запрещения, Моисеевы евреи снова служат «богам аморреев» (И. Нав., XXIV, 14-15). Лавановы боги-терафимы по сей день существуют у некоторых мусульманских племен на территории Персии. Это маленькие статуэтки духов-охранителей или богов, с которыми советуются по любому поводу. Раввины поясняют, что Рахиль, похищая богов своего отца, могла преследовать лишь одну-единственную цель: не допустить, чтобы они подсказали Лавану, в каком направлении ушли она и ее муж Иаков, дабы отец не смог еще раз воспрепятствовать их уходу из своего дома. Таким образом, ею двигало отнюдь не благочестие и не страх перед Господом Богом Израилевым, но лишь боязнь того, что отец может призвать своих богов к себе на помощь. Более того, ее мандрагора была не чем иным, как еще одной разновидностью колдовского и магического инвентаря.

Но что же думали об этих идолах, коих Гермес Трисмегист называет «статуями, предвидящими будущее» («Асклепий»)221, различные классические и даже священные авторы?

Филон из Библа свидетельствует, что евреи советовались с демонами подобно аморитам, и что делалось это чаще всего с помощью маленьких статуй из золота, коим придавалось обличье нимф. К ним можно было обращаться в любое время, и они сообщали вопрошающему, что ему следует делать и чего остерегаться («Antiquities»)222. В «Moreh Nebhuchim» (кн. III) сказано, что переносные охранные боги язычников (dii portatiles vel Averrunci) более всего походили именно на этих еврейских богов-охранителей. Это были настоящие обереги или живые талисманы — simulacra spirantia у Апулея (книга XI); их ответы, данные в храме сирийской богини, слышал и записал сам Лукиан. Кирхер (иезуитский падре) свидетельствует также, что терафимы выглядели весьма причудливо и походили на языческих египетских cераписов; и Кедрен косвенно подтверждает это заявление Кирхера (в своем «Oedipus Aegyptiacus», Vol. III, pp. 474-75), говоря, что звуки «т» и «с» (подобно санскритскому «с» и зендскому «х») носили взаимозаменяемый характер, и потому cерафим (или cерапис) и терафим этимологически представляют собой почти одно и то же.

Что касается практического использования этих идолов, то, согласно Маймониду (Moreh Nebhuchim, lib. III, chap. XXIX), эти боги или образы считались наделенными пророческим даром и могли предрекать своим владельцам «все, что было для них полезным и благотворным».

Все эти образы, как нам говорят, имели форму младенца или маленького ребенка; лишь некоторые имели гораздо более крупные размеры. Это были обычные изваяния или идолы, которым была придана человеческая внешность. Халдеи обращали их к свету той или иной планеты, чтобы последняя наделила их своей силой и добродетелью. Эти идолы использовались в астромагических целях; прочие же, обычные терафимы — для некромантии и, в большинстве случаев, колдовства. С помощью магического искусства к ним «привязывали» души умерших (элементарии) и использовали их затем в качестве помощников в различных темных делах.

Уголино223 вкладывает в уста мудреца Гамалиила — учителя (или гуру) Святого Павла — следующие слова, заимствованные, как он сам говорит, из его «Capito» (гл. XXXVI):

Они [владельцы некромантических терафимов] умертвили новорожденного младенца, отрезали ему голову и поместили ей под язык посоленную и политую маслом маленькую золотую пластинку, на которой было выгравировано имя злого духа; а затем, повесив голову на стене своей комнаты, зажгли перед нею светильники, и распростерлись на полу, и разговаривали с ней.

Маркиз де Мирвиль убежден, что именно эти экс-человеческие фетиши имел в виду Филострат, когда перечислял известные ему примеры подобного же рода.

Известно, что голова Орфея, — сообщает он, — говорила с Киром; голова одного жреца-жертвователя из храма Юпитера Гоплосмия в Карии, будучи отделенной от тела, назвала, по свидетельству Аристотеля, имя своего убийцы, некоего Кевкида; а голова Публия Капитана, по Траллиану, в час победы римского консула Ацилия Глабриона над Антиохом, царем Азии, предсказала римлянам великие бедствия, ожидающие их в скором времени... (Pneumatologie. Des Esprits, etc., Vol. III, p. 252).

Диодор поведал миру о том, как эти идолы изготавливались для магических целей в глубокой древности. Семела — дочь Кадма — вследствие сильного испуга преждевременно родила семимесячного ребенка; и Кадм, следуя обычаю своей страны, решил дать ему (ребенку) сверхъестественное рождение, которое позволило бы ему жить после смерти. Кадм поместил тело ребенка внутрь золотой статуи и сделал ее идолом, для поклонения которому были учреждены особый культ и ритуалы (Diodorus Siculus. Historical Library, lib. I, 23, 4-5).

Комментируя вышеуказанный фрагмент в своей статье (Memoires de l’Academie des Inscriptions, Vol. XXIII, p. 247) Фрере подчеркивает:

Единственное, что заслуживает еще более пристального внимания, — тот факт, что описанное освящение Кадмом ребенка Семелы, произведенное, по утверждению орфиков, в соответствии с обычаями предков Кадма, в точности повторяет церемонию, описанную раввинами и изложенную Сельденом применительно к терафимам или домашним богам сирийцев и финикийцев. Маловероятно, однако, что евреи и орфики были близко знакомы друг с другом.

Таким образом, у нас есть все основания полагать, что многочисленные рисунки в «Oedipus» отца Кирхера, изображающие фигурки и головы с торчащими из-под языков, свесившихся из открытых ртов, металлическими пластинками, и есть настоящие и подлинные терафимы, как их описывает маркиз де Мирвиль. Опять же, ле Блан (Religions, Vol. III, p. 277) говоря о финикийских терафимах, сравнивает их с греко-фригийским палладиумом, содержавшим человеческие останки.

«Все мистерии обожествления, оргии, жертвоприношения и магия посвящались этим головам. Убивали ребенка — достаточно маленького для того, чтобы его невинная душа все еще оставалась соединенной с Анима Мунди — земной душой, — говорит он, — его голову бальзамировали и удерживали в ней его душу с помощью магии и заклинаний, что подтверждено убедительными свидетельствами»224.

А далее следовал обычный процесс — золотая пластинка и т.д., и т.п.

Это и есть та самая жуткая черная магия, говорим мы, и практиковали ее не кто иные, как дугпа прошлых эпох, отвратительные колдуны древности.

О средних веках известно лишь то, что к черной магии иногда прибегали некоторые римско-католические священники; в их числе — один доминиканский священник-отступник, состоявший на службе у королевы Екатерины Медичи — этой верной дщери римской церкви и одной из организаторов Варфоломеевской ночи. Эту историю рассказал Бодин в своем знаменитом сочинении о колдовстве (см.: De la Demonomanie des Sorciers, Paris, 1587); к тому же мы цитируем ее во втором томе «Разоблаченной Изиды». Папа Сильвестр II был публично обвинен кардиналом Бенно в колдовстве из-за своей «пророчествующей бронзовой головы». Эти головы и другие говорящие статуи — трофеи магического искусства монахов и епископов — были точными копиями живых богов древних храмов. Папы Бенедикт IX, Иоанн XX и Григорий VI и Григорий VII вошли в историю как колдуны и маги.

Но несмотря на все это обилие фактов, доказывающих, что латинская церковь украла у древних евреев все, включая их познания в черной магии, один из нынешних поборников древнего еврейства, а именно маркиз де Мирвиль, без стеснения публикует самые жуткие и грязные обвинения против евреев современных!

В своей беспощадной полемике с французскими символистами, пытающимися дать философское объяснение древним библейским обычаям и ритуалам, он заявляет:

Мы не говорим о тех символических значениях, которые изыскиваются для объяснения всех подобных традиций [человеческие терафимы и отрезанные головы младенцев] евреев-идолопоклонников, поскольку не доверяем этим объяснениям ни в малейшей степени. В то же время мы уверены, что «голова», с которой советовался в затруднительных случаях скандинавский Один, была терафимом, принадлежавшим к той же самой [магической] категории. Но еще больше мы уверены в том, что все загадочные исчезновения и похищения маленьких [христианских] детей, практиковавшиеся евреями во все времена и даже в наши дни, являются прямым следствием этого древнего и варварского некромантического ритуала... Пусть читатель вспомнит случай с Демасом и отцом Томасом

(Pneumatologie. Des Esprits, etc., Vol. III, p. 254).

Как все ясно и бесспорно. Несчастных обворованных израильтян открыто обвиняют в похищении и последующем обезглавливании христианских детей ради создания пророчествующих голов, которые служили бы их колдовским целям! Интересно, где еще фанатизм и нетерпимость постараются свить гнездо для своей odium theologicum?

На самом деле все обстоит с точностью до наоборот, поскольку совершенно очевидно то, что именно по причине столь вопиющего злоупотребления оккультизмом Моисей — равно как и праотцы еврейского народа — строго-настрого запрещал использовать какие-либо резные образы, статуи и прочие подобия, изображавшие как «богов», так и живых людей. Те же самые соображения лежат и в основе аналогичного запрета, введенного Мухаммедом и одобренного всеми мусульманскими пророками.

Ибо подобие человека, в какую бы конкретную форму оно ни облекалось, и из какого материала ни создавалось бы, может стать в руках опытного колдуна, практикующего черную магию, смертельной угрозой для своего прототипа. Светские власти в средние века и даже каких-нибудь 200 лет тому назад знали, что делали, когда приговаривали к смерти тех, у кого находили маленькие восковые фигурки их врагов, ибо присутствие оных могло означать только одно — намерение совершить убийство. «Не должен ты рисовать живой дух врага своего или создавать подобие какого-нибудь человека», ибо «это — отвратительное преступление против природы». И еще: «Любой предмет, в который заключили дух, — опасен, и потому не должно оставлять его в руках человека несведущего... Следует пригласить человека ученого (в области магии), чтобы он очистил его». (Pract. Laws of Occult Science, Book V, Coptic copy). В своеобразном «руководстве» по основам оккультизма сказано: «Чтобы сделать заколдованную вещь (фетиш) безвредной, ее следует распылить на атомы (разрушить) и захоронить оставшиеся от нее обломки в сырой земле» (далее приводятся конкретные наставления, не имеющие отношения к настоящему изданию)225.

То, что здесь называется «живым духом», на самом деле является астральным телом. «Души — как соединенные со своими телами, так и оторванные от них — обладают некоей вещественной субстанцией, ибо такова их собственная природа», — говорит Святой Иларий (St. Hilarius, Commentarius in Matthaeum, cap. V, 8)226. Следовательно, астральное тело живого человека, несведущего в оккультных науках, можно заставить (если хорошо разбираться в магии) оживить какой-либо объект: войти в него и оставаться там постоянно, особенно если этому объекту придано сходство с самим человеком, то есть если это портрет, статуя, маленькая восковая фигурка и т.п. И если любой вред или увечье, нанесенное астральному двойнику, автоматически переносится на физическое тело, то нетрудно догадаться, что, пронзив куклу в каком-нибудь жизненно важном участке тела, скажем — в сердце, можно тем самым вызвать смерть ее прообраза, причем подлинная причина смерти так и останется неизвестной.

Египтяне, делившие человека (экзотерически) на три части или группы: «тело разума» (чистый дух — наши 7 и 6-й принципы), призрачную душу (5, 4 и 3-й принципы) и грубое тело (прана и стхулашарира), призывали в своих магических обрядах и заклинаниях (как для божественных целей белой магии, так и для черных магических козней) именно «призрачную душу», или астральное тело, как мы его называем.

Заклинаниями призывалась не сама душа, но лишь ее подобие, которое греки называли эйдолон и которое представляло собой промежуточный принцип между душою и телом. Это учение пришло с Востока — колыбели всякого знания. Халдейские маги, равно как и последователи Зороастра, верили, что не только божественная душа (дух) получает возможность приобщиться к славе божественного, небесного света, но также и чувственная душа. (Psellus, in Scholiis, in Orac).227

Будучи переведенными в нашу теософскую терминологию, эти две души будут называться соответственно — Атма и Буддхи (носитель духа).

Неоплатоники и даже Ориген «называют астральное тело — авгоэйд и астроэйд, то есть сияющее подобно звездам» (Histoire et Traite des Sciences Occultes, by Count de Resie, Vol. II, p. 598).

Словом, господствующее ныне незнание природы человеческого призрака и жизненного принципа, равно как и функций различных человеческих принципов, поистине прискорбно. В то время как наука отвергает их целиком и полностью (самый легкий способ разрубить гордиев узел существующей проблемы), церковь выдумывает фантастическую догму об одном-единственном принципе — душе; и ни та, ни другая, похоже, не собираются отступаться от своих предубеждений, несмотря на обилие древних свидетельств, в том числе и оставленных наиболее учеными древними авторами. А потому, прежде чем изучать этот вопрос, сохраняя хоть какую-то надежду немного прояснить его, нашим теософам (по крайней мере, тем из них, у кого данная проблема вызывает интерес) необходимо узнать и уяснить следующее:

1. Какова разница между физиологической галлюцинацией и психическим или духовным ясновидением или яснослышанием?

2. Духи или невидимые существа определенного рода — будь то призраки некогда живших людей, ангелы, духи или элементалы — имеют ли от природы какое-нибудь эфирное и потому невидимое для нас тело? Если да, то связаны ли они с ним неразрывно или же могут притягивать к себе некоторые текучие субстанции, чтобы становиться видимыми для людей?

3. Обладают ли они способностью настолько эффективно смешиваться с атомами какого-либо объекта, будь то статуя (идол), рисунок или амулет, чтобы передать ему свои силы и способности или даже оживить его?

4. Могут ли Адепты, йоги или Посвященные привязывать эти существа с помощью белой или черной магии к определенным объектам?

5. В каких состояниях, помимо нирваны и авичи, могут пребывать добродетельные и дурные люди после смерти? И т.д., и т.п.

Обо всем этом можно прочесть в сочинениях древних классиков, в особенности — арийской литературы. Кроме того, я сама попыталась изложить и истолковать коллективное и индивидуальные мнения на сей счет крупнейших философов в своей «Тайной Доктрине»228. Надеюсь, эта книга в скором времени выйдет в свет. Но для того чтобы хоть как-то нейтрализовать эффект, производимый на людей недальновидных такими юмористическими произведениями, как «Падший идол», я сочла необходимым привести в этой статье некоторые факты из прошлых эпох, свидетельствующие о том, что посмертные шалости, подобные тем, которые позволял себе псевдоаскет м-ра Энсти, умерший внезапной смертью, случаются в природе не так уж редко.

Начнем, пожалуй, с того, что напомним читателю, что если астральное тело человека — не предрассудок, в основе которого лежат обычные галлюцинации, но реально существующий в природе объект, то, следуя законам логики, можно предположить, что этот эйдолон, чья индивидуальность полностью сосредотачивается после смерти в личностном Эго, будет притягиваться к собственным останкам, некогда бывшим его живым телом229; а если последнее будет кремировано, а пепел — захоронен, вполне естественно, что астральный человек будет искать ему замену, чтобы продлить свое существование; и находит он ее, как правило, в чужом живом теле, в которое ему удается проникнуть (в теле медиума), или в своей собственной статуе, или портрете, или в какой-нибудь хорошо знакомой вещи в доме, где он некогда жил, либо в его окрестностях. Вряд ли возможно также списать целиком на счет предрассудков теорию «вампиров». По всей Европе — в Германии, Штирии, Молдавии, Сербии, Франции и России — над мертвыми телами тех, кого считали вампирами, совершались специальные очистительные обряды, варьирующиеся лишь в соответствии с установлениями местных церквей. Но и греческая, и латинская религии одинаково считают, что тело такого мертвеца целесообразно выкопать и пригвоздить к земле осиновым колом.

Однако, чем бы на самом деле ни был этот призрак — реальностью или суеверием, неоспоримо одно: древние философы и поэты, классики и просто сочинители верили в то, что в человеке заключен его астральный двойник, который может появляться отдельно от своего плотного тела как при жизни, так и после смерти последнего; и эта вера, пережив несколько тысячелетий мировой истории, сохранилась до наших дней (по крайней мере мы ее полностью разделяем). При жизни «призрачная душа» является носителем божественной души и чистого духа. Но лишь только физическую оболочку поглощает пламя, духовная душа, отделяясь от подобия человека, восходит к своей новой обители абсолютного блаженства (дэвакхан или сварга), а призрачный эйдолон нисходит в область Аида (лимб, чистилище, камалока).

«Я завершила свое земное существование, — восклицает Дидона, — мой сияющий призрак [астральное тело], образ моего существа спустится теперь в земное лоно»230.

Vixi, et quem dederet cursum fortuna, peregi;

Et nunc magna mei sub terras ibit imago.

(Virgil, Aeneid, lib. IV, 653-654).

Сабин и Сервий Гонорат Мавр — ученый комментатор Виргилия, живший в VI столетии — утверждали, по свидетельству демонолога Дельрио (кн. II, гл. XX и XXV, с. 116)231, что человек состоит, помимо души, из тела и тени (умбра). Душа восходит к небесам, тело распыляется, а тень погружается в Гадес. «...Призрак, — говорят они, — umbra seu simulacrum — не является настоящим телом: это всего лишь образ тела, к которому невозможно прикоснуться рукой, ибо он неуловим, подобно дыханию».

Гомер описывает такую тень на примере призрака Патрокла, который, хотя и погиб, сраженный рукою Гектора, все-таки: «Здесь — его лицо, и голос, и кровь, что все еще из ран его сочится» (см.: Iliad, XXIII, 65-68; также Odyssey, XI, 468). Древние греки и римляне разделяли душу на две части: anima bruta и anima divina, первая из которых названа у Гомера животной душой, образом и жизнью тела, а вторая — бессмертной и божественной.

Что же касается нашей камалоки, то Энний, по словам Лукреция, «увидел образ священных сфер в Ахерузии, где не живут ни наши тела, ни наши души, но только наши подобия, чья мертвенная бледность наводит страх!» Именно в окружении этих теней к нему явился божественный Гомер, обливаясь горькими слезами, как будто боги сотворили этого великого человека едино лишь для вечного страданья. Именно из глубин этого мира (камалоки), вечно алчущего сближения с нашим, оставшаяся в нем третья часть великого поэта — его призрак — вещала Эннию о тайнах природы...

Пифагор и Платон тоже подразделяли душу на две характерные части, независимые друг от друга: одна — разумная душа, или λόγον, и другая — неразумная, ἄλογον. Последняя, в свою очередь, тоже делилась на две части, или аспекта: θυμιχὸν и ἐπιθυμιχὸν; так что если добавить ко всему этому еще божественную душу, и ее дух, и тело, то получатся как раз те самые семь принципов теософии. То, что Виргилий называет imago («образ»), Лукреций именует словом simulacrum («подобие») (см.: De Rerum Natura, Bk. I, 123), но и то, и другое суть варианты названия одного и того же — астрального тела.

Таким образом, мы находим у древних сразу два однозначных подтверждения истинности нашей эзотерической философии: а) астральный или материализованный образ умершего на самом деле не является ни душой, ни духом, ни телом оного, но только его тенью, что полностью согласуется с нашим собственным определением этого образа — «оболочка»; и б) если только оболочку или какую-то вещь одушевляет не сам бессмертный Бог (ангел), она никак не может быть духом, то есть душой или истинным, духовным Эго некогда жившего человека, ибо дух возносится, а астральное тело (если только это не тело живого человека) не может подняться выше земного, привязанного к земле Эго, или неразумной оболочки. Следовательно, Гомер был прав, когда заставил Телемаха, увидевшего Улисса, представшего перед своим сыном после долгого отсутствия, воскликнуть с недоверием:

Нет, ты не мой отец; ты — демон,

дух, что пытается прельстить меня!

(Одиссея, XVI, 194-95)

Эти-то иллюзорные тени, не принадлежащие ни земле, ни небесам, и призывают к себе на помощь колдуны и прочие адепты черной магии, чтобы преследовать свои жертвы, заставлять галлюцинировать умы порою даже самых честных и добропорядочных людей, которые становятся, таким образом, жертвами намеренно инспирированных ментальных эпидемий; а еще — чтобы препятствовать всеми возможными способами благому делу просветителей и охранителей человечества, будь то божественные создания или простые смертные.

Полагаю, этого вполне достаточно для того, чтобы доказать: вся древность свидетельствует в поддержку теософов, подтверждая подлинность их доктрин.

Date: 2015-09-05; view: 274; Нарушение авторских прав