Едут-едут по Берлину наши казаки

22 июня 1941 г. первым с воззванием к народу выступил не Сталин, не Молотов. Еще раньше это сделал местоблюститель патриаршего престола митрополит Сергий. В послании к верующим он говорил: «Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном долге перед Родиной и Верой, и выходили победителями. Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг. Господь нам дарует победу». По всей стране служились молебны. И сам митрополит Сергий в Москве при огромном стечении народа молился «о даровании победы русскому воинству» [82, 146].

А среди тех, кто останавливал врага, важную роль играли казаки. В первые же часы боев, в страшном Белостокском сражении, встали насмерть 94-й Белоглинский, 152-й Ростовский, 48-й Белореченский казачьи полки… На начальном этапе войны кавалерийским соединениям пришлось особенно трудно. Как уже отмечалось, миллионы красноармейцев попали в плен или сами сдавались, фронт рухнул. И для спасения положения на участки германских прорывов бросалась конница. Нет, не из-за недоумия и бездушия командования. Когда инициатива была в руках противника, обстановка менялась стремительно, подготовленных резервов не имелось, а транспорт был парализован, кавалерийские части оказывалась самыми мобильными. Кони против танков – это была жесточайшая необходимость. Необходимость хотя бы задержать врага – в прямом смысле любой ценой.

Но казаки оказывались и одними из самых надежных частей. В июле в район Ярцево были переброшены с Северного Кавказа 50-я и 53-я кавдивизии (из кубанских и терских казаков), составившие 3-й кавалерийский корпус Льва Михайловича Доватора. 3 тыс. конников совершили дерзкий рейд за линию фронта, за 10 дней прошли 300 км, погромили тылы 9-й германской армии и успешно вырвались к своим [93]. А на южные подступы к Москве был переброшен 2-й кавкорпус Павла Алексеевича Белова (из донских, кубанских и ставропольских казаков), уже зарекомендовавший себя в боях на Украине. Нанес контрудар по правому флангу 4-й германской армии, задержав ее продвижение.

В ноябре гитлеровцы начали решающее наступление на Москву, беря ее в клещи ударами с запада и юга. И оба кавкорпуса очутились на решающих участках. Танковая группа Гота прорывалась вдоль Волоколамского шоссе, где держали оборону доваторовцы и дивизия Панфилова. Героев-панфиловцев знают все. Это действительно так, дивизия стойко дралась и умирала, заслужив, чтобы ее солдат называли героями – несмотря на то, что историю о 28 панфиловцах придумали газетчики. Но в тех же боях реальный подвиг совершил 4-й эскадрон 37-го Армавирского полка доваторовцев. 37 казаков с несколькими противотанковыми пушками встретили бронированную лавину врага у деревни Федюково. Подробностей боя не знает никто, полегли все. А перед их позициями остались 25 горящих немецких танков [130]. Известно и другое, что доваторовцы знали о своей участи и шли на нее сознательно – понимая, что бой будет для них последним, они по старинному казачьему обычаю отпустили на волю коней.

А на южном фланге Гудериан, не в силах взять Тулу, повернул танки на Каширу. Наперехват ему командование бросило корпус Белова. Верно оценив ситуацию и придя к выводу, что пассивную оборону враг сомнет, Белов с марша атаковал фланговыми контрударами – и сорвал германские планы. 26 ноября ряду наиболее отличившихся соединений были присвоены гвардейские звания, 2-й кавкорпус Белова стал 1-м гвардейским, 3-й кавкорпус Доватора – 2-м гвардейским. И может быть, характерно, что как раз казаки Белова начали контрнаступление под Москвой первыми, на 10 дней раньше, чем на других участках. И отбили у врага самые первые километры, вернуть которые немцы уже не смогли. Первые километры на пути к Берлину.

В ходе преследования врага корпус Доватора был направлен под Звенигород, пошел в новый рейд по тылам фашистов, громя их отходящие войска. Но в бою у деревни Палашкино любимец казаков бесстрашный генерал Л.М. Доватор пал, возглавив атаку. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза. А корпус Белова двинулся в глубокий рейд на Вязьму. Несколько месяцев воевал во вражеских тылах, контролируя обширную территорию. И немцы в числе прочих войск попытались использовать против него «белоказаков». Но столкновений с советскими казаками они не выдерживали и старались их избегать. Постепенно вражеские силы наращивались, против беловцев было брошено 7 дивизий, и в июне 1942 г., понеся большие потери, корпус вырвался из кольца к своим.

Поскольку казаки проявили столь высокие боевые качества, формировались новые части. И если на стороне Германии воевало около 2 корпусов казаков, то в Советской Армии количество кавкорпусов (по составу в основном казачьих) в 1942 г. было доведено до 17. Некоторые соединения комплектовались добровольцами – 10, 12, 13-я Кубанские, 11, 15, 16-я Донские казачьи дивизии. Формировались, как в старину. Приехал в родную Урюпинскую генерал С. И. Горшков – и пошло по станицам и хуторам: «Начдив приехал, Аксиньи Ивановны сын, Сережка. Казаков скликает». И стали съезжаться бородачи, молодежь, колхозы давали лошадей. 52-летний С.К. Недорубов из Березовской сам сформировал сотню, в ее составе был и 17-летний сын. 62-летний П.С. Куркин из Нижне-Чирской привел 40 казаков… Так же и на Кубани формировал дивизии генерал Н.Я. Кириченко. 63-летний казак из Родниковской М.Ф. Грачев пришел служить с шестью сыновьями, Г.А. Зубенко — с женой, сыном и двумя дочерьми. Из этих добровольцев составился 17-й казачий корпус – который позже станет 4-м Кубанским гвардейским, а донские дивизии дали начало 5-му Донскому гвардейскому казачьему корпусу А.Г. Селиванова [7, 94, 96]

Но сперва у казаков было тяжелое отступление. Сдерживая врага, дрались страшно. Под Кущевской кубанцы и донцы атаковали вражеские танки на конях, с бутылками горючей смеси в руках. В донесении писалось: «Рвение казаков в бой неумолимо высоко… оставление территории без боя отражается крайне болезненно на состоянии казаков, которые желают до последней капли крови отстаивать свою донскую и кубанскую землю». Под Буденновском дивизию Горшкова окружили танки. Раздавили половину пушек, погибли начальник штаба Бучнев, командиры полков Орел, Кузнецов, самый старый казак дивизии, 67-летний Ерохин. А Горшков перед атакой надел полную генеральскую форму – если погибать, так гордо, по-казачьи. И отбились. Во время сражений в предгорьях Кавказа военфельдшер Маруся, которую казаки звали Малышкой, вывозила тяжелораненых. Уложила сколько могла в кузов полуторки, в кабину, сама 100 км ехала на крыле. На разбитых ухабах машину трясло и кидало. И чтобы не завыть от нестерпимой боли, да еще и при казачке, донцы заиграли песню: «Скакал казак через долину…» [167].

И задолго до того, как обозы беженцев потянулись за «красновцами» и «шкуринцами», уходили из родных мест обозы женщин и детей с частями Селиванова и Кириченко. Прятали имущество. Так, только в Отрадненском районе Кубани колхозники сумели спрятать в горах и лесах сотню тракторов и полсотни комбайнов. И партизанское движение разворачивалось. В той же Отрадной отряд погиб почти весь. Партийные и комсомольские билеты партизаны сдали в райком. Место, где их зарыли, знали трое, один оказался предателем. 112 человек было выловлено и казнено.

А потом наконец-то в войне наступил перелом. Кавалерийские корпуса сыграли важную роль в оборонительных сражениях, но были очень уязвимы с воздуха, от танков, пулеметов. И их количество в 1943 г. сократилось до 8. Но они укрупнялись, усиливались зенитками, артиллерией. И использовать их стали в составе конномеханизированных групп, придавая танковые полки, бригады, а позже и корпуса. В январе 1943 г. 4-й Кубанский и 5-й Донской казачьи корпуса, усиленные танками и объединенные в конно-механизированную группу под командованием Кириченко, прорвали фронт на Куме, освобождали Минводы, Ставрополье, Кубань, Дон. Казаки, как и в прежние времена, проявили себя профессионалами высочайшего класса. Так, ветеран трех войн Недорубов только в одном бою на Кагальнике лично уничтожил более 70 гитлеровцев и стал Героем Советского Союза. Но они были очень нелегкими, эти победы в морозных снежных степях. Когда фронт остановился на р. Миус, в полках осталось по 40 сабель. И Константин Симонов записал о Горшкове: «Генерал сидит, молчит, подперев голову руками, потом говорит неожиданным голосом, в котором чувствуется слеза: «А теперь вот боюсь и появиться в станицах. Спросят: «Ну куда ты их дел, а?» Мало кто после всех боев остался сейчас в строю…»

А старик Куркин говорил Симонову: «Ох и злые мы сейчас на этих немецких казаков, которые у них со значками, что добровольцы. Загнал бы их всех в Крутую балку и пожег» [167]. Да, в этом отношении ожесточение было взаимным. На Кубань, в советский тыл, немцы пытались засылать «шкуринцев» – их уничтожали отряды «истребителей» из мальчишек во главе со стариками. В Петровскую пришел эмигрант, то ли заброшенный, а скорее, просто отбился от своих и пробрался к родному куреню. Хотел сына увидеть, но тот воевал у Кириченко. Встретил 15-летний внук-«истребитель». Арестовал деда и повел в станичный совет. И не довел, застрелил. Объяснял: «Эта контра меня агитировала его отпустить». Хотя, может, всего лишь перепугался, что и его потянут за такого родственника.

Но казаков-добровольцев в Советской Армии после гитлеровской оккупации отнюдь не убавилось, а прибавилось. Из них на Кубани была сформирована 9-я пластунская дивизия П.И. Метальникова. С.М. Штеменко описывал ее: «Бойцы – молодец к молодцу, много бравых добровольцев с Георгиевскими крестами на груди». В боях за Тамань и Крым эта дивизия показала настолько высокие боевые качества, что была взята под контроль Ставкой и использовалась только по указаниям Москвы [218]. А Борис Полевой, посетивший ее уже в Галиции, рассказывал про Ивана Екотова, старого казака станицы Архангельской. Он командовал взводом связистов, а «по совместительству» вел работу с молодым пополнением. И Полевой записал его беседу с новобранцами: «Было раз еще в ту, царскую войну, когда ваши папы и мамы еще под стол пешком ходили, было такое дело. Надо было взять вражью крепость. Она вот тут вот где-то недалеко. Пошла стрелковая дивизия в атаку, а из крепости по ней «максимы»: та-та-та. Отбита атака. Пошли снова. И опять отбита. Стоит эта крепость, и ни черта ей не делается, как его там достанешь, австрияка?… У них каждая травиночка в предполье пристреляна была… Ну видит начальство такое дело и посылает оно нас, казаков. С вечера нас офицеры с головы до ног осмотрели: как и что, не бренчит ли что, не валюхается, а как ночь сгустелась, мы и поползли. Без выстрела. Гренадеры наши на другой стороне крепости пальбу открыли, а мы молча, тишком. Еще в предполье бешметы скинули, разложили их, будто цепь залегла, а сами дальше… Проходы в проволоке проделали, и все молча. Расчет такой: утром, как рассветет, они с укреплений беспременно бешметы наши заметят. Ага, мол, вон где цепь, и начнут по ним палить. А мы ползем да примечаем, где у них офицерский блиндаж, где пулемет, где орудие, и врага себе по плечу выбираем. Когда солнышко поднялось, заметили австрияки наши бешметы, и ну по ним палить. Палят, а мы уже у самого вала. Тут господин офицер свисток дает. Ура-а! До их траншеи два шага. Они ахнуть не успели, а мы уже кинжалами орудуем… Вот, зеленые, что это есть, пластуны». Причем, как пояснил писателю замполит, потери во взводе Екотова всегда были самыми маленькими [144].

Но, конечно, казаки воевали не только в казачьих соединениях. Сотни тысяч служили в пехоте, в артиллерии, танковых войсках, авиации. Был замучен в плену, не пожелав идти на службу к врагу, видный военный инженер, сибирский казак генерал Дмитрий Михайлович Карбышев. Многие казаки прославились в лихих и яростных воздушных атаках – в том числе Дважды Герой Советского Союза Александр Ефимов (будущий Маршал Авиации), Герой Советского Союза Георгий Кузнецов (впоследствии – командующий авиацией Военно-Морского Флота), Герой Советского Союза Виктор Коняхин (в 1991 г. он станет первым атаманом возрожденного Терского Войска). Казачки, старики, ребятня, оставшиеся в тылу, пахали землю, чтоб накормить страну и армию. Становились за станки заводов. Создавалось оружие, новая грозная техника. И испытывалась. На уральском аэродроме Кольцово 15 мая 1942 г. состоялся первый в мире полет самолета БИ-1 с реактивным двигателем. Поднял его в небо кубанский казак станицы Бриньковской Григорий Яковлевич Бахчиванджи [124]. Он успел повоевать, сбил десяток вражеских машин, был представлен к званию Героя, но не получил из-за неправильно оформленных документов. 27 марта 1943 г. при очередном полете БИ-1 Бахчиванджи погиб и Героем Советского Союза стал посмертно. Его именем назван кратер на Луне, поселок и станция, где располагалась его часть. Ю.А. Гагарин сказал: «Без полетов Бахчиванджи не было бы 12 апреля 1961 года».

А на фронтах казаки вместе с другими советскими частями продолжали громить врага. Все 8 кавалерийских корпусов заслужили звания гвардейских! В южной степной полосе шли на запад 4-й Кубанский (его возглавил И.А. Плиев), 5-й Донской (его принял С.И. Горшков), 6-й гвардейский (им командовал И.Ф. Куц) казачьи корпуса. В знаменитом Корсунь-Шевченковском сражении в условиях распутицы, полного бездорожья, в снегах, когда окруженная немецкая группировка пошла на прорыв, маршал Конев устроил врагу ловушку, сосредоточив в лесах у Шендеровки танковые части и донские казачьи дивизии. Германские колонны, двинувшиеся ночью сквозь пургу к своим, были атакованы с нескольких сторон, раздавлены и вырублены.

Казаки доблестно участвовали в Ясско-Кишиневской операции, в тяжелых боях в Венгрии. Три гвардейских кавкорпуса, 4, 5-й и 6-й вместе с 6-й танковой армией, 23-м танковым и 33-м стрелковым корпусами разгромили крупную неприятельскую группировку под Дебреценом. Брали Будапешт. День Победы кубанцы встретили в Праге, донцы в Вене. И, кстати, бородатый ветеран 5-го Донского Парамон Самсонович Куркин сумел благополучно пройти весь этот славный путь, за войну дослужился от младшего лейтенанта до майора, получил 4 ордена Боевого Красного Знамени – которые он носил на груди вместе с 4 Георгиевскими крестами. На подступах к Праге завершила бои и 9-я пластунская дивизия (ныне 131-я отдельная мотострелковая Краснодарская Кубанская казачья бригада).

Ворвались казаки и в самое «логово» врага. В составе 1-го Белорусского фронта наступали на Берлин 7-й гвардейский кавкорпус М.П. Константинова и 3-й гвардейский кавкорпус Н.С. Осликовского. Вели тяжелые бои на Одере, потом были введены в прорыв вместе со 2-й гвардейской танковой армией, обходя Берлин с северо-запада. Брали Бранденбург, Фризак, Райнберг и совершили бросок к Эльбе, где встретились с американцами. А в составе 1-го Украинского фронта воевали беловцы и доваторовцы. 1-й гвардейский кавкорпус В.К. Баранова, прорвав оборону врага на Нейсе, устремился в глубину расположения немцев, вышел к Эльбе и вел бои, не допустив отхода на запад дрезденской группировки противника. А 2-й гвардейский кавкорпус В.В. Крюкова ворвался на окраины Берлина с юго-востока, потом, совершив бросок к Фюрстенвальде, преградил вместе со стрелковыми частями путь 9-й германской армии, пытавшейся деблокировать Берлин, отразил 6 ожесточенных атак эсэсовцев.

И по Берлину, как поется в песне, ехали наши казаки. Поили коней из Шпрее, Хафеля, Эльбы. За годы войны 279 казаков стали Героями Советского Союза, более 100 тыс. были награждены орденами. Но эти данные, разумеется, далеко не полны. Разве можно участь всех казаков, рассеянных по Советскому Союзу и воевавших в разных родах войск? Ну а кубанцам Плиева предстояла еще одна война. Они были переброшены далеко на восток и вместе с монгольскими конниками громили Японию. В общем, с лихвой рассчитались за 1904–1905 гг.

И напоследок еще раз подчеркнем: Великая Отечественная на всем своем протяжении оставалась священной войной. Если оккупанты провозглашали, что борются с «безбожниками», то действительной глубинной основой нацизма являлись темные магические учения. Даже не языческие, а близкие сатанизму, предусматривающие замену христианства так называемой «арийской церковью». Впрочем, очень близкие к сакральным масонским учениям, а в значительной мере и иудаизму, только с заменой «избранного» еврейского народа «избранным» германским. Эти теории исповедовал сам Гитлер, а реализацией занимался Гиммлер, и как раз в качестве зародыша «арийской церкви» создавался оккультный орден СС. Так что несчастные казаки, решившиеся идти «хоть с чертом против большевиков», получается, пошли именно с ним – пусть даже и не сознавая этого.

А для России война во многом стала искуплением и очищением от той мрази, на которую соблазнились люди в ходе революции. И Церковь была с народом. На средства верующих были построены танковая колонна им. св. Дмитрия Донского, авиационная эскадрилья им. св. Александра Невского. И дело было не только в нескольких танках или самолетах. По мысли блаженного митрополита Сергия (Страгородского) Церковь таким образом посылала воинам свое зримое благословение, как св. Сергий Радонежский послал Дмитрию Донскому иноков-ратников Пересвета и Ослябю. Главной же поддержкой была благодать Божья, приведшая Россию к победе [82, 146]. И сама Церковь оживала в ходе всенародного подвига. В годы войны было открыто более 14 тыс. храмов, 85 монастырей, 8 духовных семинарий, 2 академии. За огромную патриотическую работу ряд священнослужителей получил высокие правительственные награды (в том числе архиепископ Краснодарский и Кубанский Алексий). Среди верующих упорно ходил слух, что Господь даст Свое знамение, и война кончится в один из великих христианских праздников. Так и случилось. Великая Отечественная завершилась, когда Церковь праздновала высший из праздников! Пасху Христову! И когда в Москве гремел победный салют, по всей стране в православных храмах приветствие «Христос Воскресе» дополнялось поздравлением «С Победой!». Мой отец в возрасте 13 лет был со своей бабушкой на этом богослужении в сельской церкви и помнил его всю жизнь. Даже спустя полвека не мог вспоминать без глубокого душевного волнения.

74. Тихая смерть…

После войны в Советском Союзе казачество котировалось очень высоко. И пропагандировалось: ставились фильмы, выходили книги по казачьей тематике, создавались казачьи ансамбли. Этот процесс вроде бы продолжился и после смерти Сталина. Например, была осуществлена вторая, самая известная экранизация «Тихого Дона». Консультировал постановку сам Шолохов, и любопытно, что на главную роль вдруг был выбран малоизвестный актер Петр Глебов. Шолохов, когда ему показали кинопробы разных артистов, сказал: «А я только одного казака видел». Прозорливости писателя можно только подивиться – Глебов действительно был казаком, прямым потомком героя 1812 г. Орлова-Денисова.

Но подобные фильмы снимались уже «по инерции». На самом же деле в жизни казачества в 1950-х наступил резкий перелом. И опять прослеживается четкая закономерность! Этот перелом совпал с общей ломкой российской державности! За вбитым в массовое сознание прославлением «хрущевской оттепели» очень многое оказалось спрятано. Хрущев являлся бывшим троцкистом (покаявшимся), одним из главных палачей 30-х. А прославила его очень небольшая группа творческой интеллигенции, обласканная им. Реальные же заслуги Никиты Сергеевича выглядят более чем сомнительно. Разрушение ГУЛАГа? Его разрушил Берия. Реабилитация? Но кого реабилитировал Хрущев? Все тех же убийц русского народа и казачества – якиров, тухачевских, петровских.

Резко изменилась государственная политика. Сталин ставил во главу угла интересы России. Хрущев вернулся к курсу Троцкого на «мировую революцию», и огромные средства потекли за границу «дружественным» режимам. Но при этом произошло и первое разрушение вооруженных сил. Массовые сокращения, расформирование множества соединений, училищ, уничтожение огромного количества первоклассных самолетов, кораблей, разгром стратегической разведки, спецназа. Плюс разгром перспективных направлений науки, таких, как кибернетика. И – случайное ли совпадение? – возобновление гонений на Церковь. После войны М.А. Суслов представил Сталину доклад о том, что Церковь сделала свое дело и ее пора снова прижать. Сталин отклонил предложение, вместо этого развернув кампанию против космополитов (после чего очень скоро ушел в мир иной). А в «оттепель» покатилось! Если за несколько военных и послевоенных лет в СССР открылось свыше 14 тыс. только новых приходов, то при Хрущеве их осталось всего 7523! [209] Снова развернулись преследования верующих, священников.

А на роль «серого кардинала» выдвинулся не кто иной, как Суслов. И вокруг Хрущева очутились всевозможные «теневые» советники. Которые, кстати, и дирижировали громким прославлением «оттепели». И заметьте, за рубежом эти оценки тоже подхватили, даже несмотря на разыгравшиеся при Хрущеве берлинский, венгерский, карибский кризисы! Нет, конечно же, совпадения стольких случайностей быть не могло. Просто Никиту Сергеича протолкнули к власти те самые закулисные силы, которые укрепление российской державности никак не устраивало. А уж дальше, зная его самодурство, осталось только регулировать.

Стоит ли удивляться ударам, обрушившимся на казачество? 07.02.1957 г. при реабилитации депортированных народов была восстановлена Чечено-Ингушская республика. В ее состав вернули сунженские казачьи станицы, но теперь уже без всякой автономии. И мало того, от Ставропольского края отчленили 4 района терского левобережья, которые раньше в Чечню никогда не входили. И в качестве «компенсации» их тоже присоединили к воссозданной автономной республике! А восточная оконечность терских земель – Кизлярский район, оказался отрезанной от Ставропольского края, и его отдали Дагестану. При этом возвращаемым из ссылки чеченцам власти всячески препятствовали селиться в горах, направляли на казачьи земли. Уже к 1959 г. в Наурском районе чеченцы составили 7,3 %, в Шелковском 5,7 %. В дальнейшем эти цифры росли. А в Дагестане и других районах Кавказа развернулась кампания по переселению горцев на равнину – тоже в районы проживания казаков.

В Казахстане началась похожая кампания – по переводу казахов на оседлое поселение. И «осаживать» их стали, опять же, в казачьих районах. В рамках выдвижения «национальных кадров» представители «титульных» народов получали ключевые посты в администрации, партийных органах, системе образования, здравоохранения. А коренное, казачье население, превращалось во «второсортное». Еще одной «бомбой замедленного действия» стала внезапная передача Крыма Украине. По казакам прокатились и все прочие преобразования. Армейские реформы? Конечно, в первую была ликвидирована кавалерия, как отжившая свой век. А в связи с этим погибли коневодческие хозяйства. Гонения на Церковь – и снова закрывались казачьи храмы. Причем в кампаниях 1920-х самыми стойкими оказались старообрядческие общины, они ведь могли обходиться без священников. Теперь добрались и до них. Объявлялись «сектантскими» и закрывались молитвенные дома, очень заинтересовались этими погромами искусствоведы и этнографы. Из гребенских станиц целыми грузовиками вывозились драгоценные иконы XVII–XVIII вв., древние церковные книги, рукописи. Везли в запасники Грозненского музея, хранилища Грозненского университета. В 1990-х все погибло [23].

Катастрофой стали и сельскохозяйственные реформы. Был взят курс на ликвидацию «неперспективных деревень». А какие считать «неперспективными», оценивали «специалисты», невесть откуда взявшиеся. Сокращалась и прекращалась государственная поддержка станиц и хуторов. Вместо этого средства и техника направлялись на освоение целины. В Казахстан. Туда же по комсомольским и иным разнарядкам слали молодежь, лучшие кадры механизаторов, трактористов, шоферов, зоотехников. Очень много людей было направлено с Дона, с Кубани – что, по сути, напоминало массовую депортацию, но как бы «почетную», с музыкой и бравурными лозунгами. Грянула и «вторая коллективизация». При Сталине колхозникам были оставлены подсобные хозяйства, кое-какая домашняя скотина. В 1959 г. пленум ЦК запретил иметь приусадебные участки, а личный скот предписывалось «скупить». Были ликвидированы машинно-тракторные станции – от колхозов требовалось выкупить сельхозтехнику у государства. Итог: скупленный скот передох без кормов, распыленная техника выходила из строя, попав к неспециалистам, в неподходящие условия хранения, а колхозы разорялись, вынужденные за все платить. Страна опять очутилась на грани голода [209].

И в 1962 г. грянул бунт в Новочеркасске. Забастовало 7 тыс. рабочих из-за «затягивания поясов», роста цен, снижения тарифных расценок. Подавили жесточайше: 80 убитых, сотни раненых, 9 казненных, более 100 посадили. При этом главный центр казачества еще и капитально «почистили» – изрядная доля жителей была выселена в Сибирь. Переселялись и сознательно. Колхозы приходили в упадок, и молодежь стала уезжать в города. В областные центры, в столицу. А многие перебирались в другие республики. Потому что и начавшаяся «вторая индустриализация» с задачей «построения материально-технической базы коммунизма» велась, мягко говоря, своеобразно. Российские регионы оставлялись без внимания, а огромные средства вбухивались в развитие Прибалтики, Закавказья, Казахстана, Средней Азии. Тут уж волей-неволей закрадываются подозрения, что уже тогда «силами неведомыми» закладывались основы плана, коему суждено было реализоваться в 1991 г.

Кстати, в это время опять перестали носить казачью форму. Официальных запретов по данному поводу не издавалось. Но носить перестали повсеместно. Значит, прошли какие-то централизованные указания местным руководителям, те внушили подчиненным. И слово «казак» снова изъялось из обихода. На этот раз «мягкими» методами. Соответствующей регулировкой органов печати, системы образования в казачьих областях. Перестановками административных, педагогических, культурных кадров. Казаков – куда-нибудь на целину, а к казакам – «интернационалистов». А в совокупности с миграциями и перемешиванием населения результат получился «подходящий». Геноцида вроде и не было, а «расказачивание» осуществилось.

Случилось так, что в этот же период пришла к концу и история казачьей эмиграции. Некоторые изгнанники, даже не воевавшие на стороне Германии, были арестованы советскими органами за прошлое. Генерал В.М. Ткачев, захваченный в Югославии, получил 10 лет лагерей. Был освобожден в 1954 г. Доживал век в Краснодаре, в полуподвальной комнатушке, работал в артели инвалидов-переплетчиков. Получал мизерную зарплату и грошовую пенсию по инвалидности. Написал книги «Русский сокол» о Нестерове и «Крылья Родины» – она осталась неизданной, при содействии кубанского писателя Степанова и журналиста Андрианова были опубликованы лишь отрывки. Скончался Ткачев в марте 1965 г. [26, 184]. Успел отсидеть и Павел Кудинов. Вышел на свободу в 1955 г., вернулся в Болгарию и работал в колхозе. Обращался к Шолохову с наивной просьбой, нельзя ли выхлопотать ему российскую пенсию как полному Георгиевскому кавалеру.

А в Западной Европе и Америке правами казаков вдруг очень озаботились те же самые державы, которые только что выдавали казаков Сталину! Началась «холодная война», и в 1947 г., всего через 2 года после трагедии Лиенца конгресс США без всякого смущения принял закон о «порабощенных нациях» – согласно коему «русский коммунизм» поработил народы «Казакии» и «Идель-Урала». Кое-кто из эмигрантов нашел выгодную работу в рамках пропаганды этих идей. Но такая деятельность относится уже не к истории казачества, а к истории операций зарубежных спецслужб. А эмиграция как таковая угасала. Ведь до войны она жила и поддерживала себя надеждами на возрождение прежней России, а теперь надежды развеялись – и пошла быстрая ассимиляция. Нет, эмиграция угасала не бесследно. Столь энергичные люди, как казаки, лишившись службы на благо Отечества, реализовывали свой потенциал в других сферах. Видный исследователь казачьего зарубежья Н.А. Хохульников называет в своих работах 130 замечательных поэтов, нескольких писателей, прославившиеся хоровые коллективы, 10 знаменитых оперных певцов, 4 хореографов, 13 художников и скульпторов, известных спортсменов, ученых [202]. Увы, их таланты оказались отданы не своему, а чужим народам. А то, что осталось невостребованным иностранцами, «утекло в песок». Или собирается по крохам нынешними энтузиастами.

Самая большая зарубежная колония казаков, станицы забайкальцев в Маньчжурии, просуществовала до победы китайской революции. Потом Мао Цзэдун начал свою коллективизацию, а потом и антисоветскую кампанию с травлей вообще всех русских. А в Советском Союзе, наоборот, провозглашалась «оттепель», и с 1954 г. казаки начали возвращаться на родину. Последняя партия, около 30 тыс., вернулась из Китая в 1960 г. [166] Их охотно брали колхозы и совхозы как редких работников – хозяйственных, трудолюбивых, не ворующих и не спившихся. Но расселяли их небольшими группами по Сибири, Казахстану, Средней Азии, и о сохранении казачьих особенностей уже речи не было.

А в Турции был взят курс на национальную и религиозную нивелироваку населения. Это совпало с очередным витком «потеплений» в отношениях с СССР, и после переговоров состоялось переселение некрасовцев. Часть из них перебралась в Болгарию, Румынию, в 1962 г. 999 человек с о. Майнос прибыли в Россию. По данному поводу была поднята пропагандистская шумиха – вот, мол, «царизм» их не принимал, и только советское правительство приняло. Некрасовцев поселили в ставропольских селах Новокумское и Бургун-Маджары. Но главные их ценности, святыни и утварь двух старообрядческих церквей турецкое правительство не вернуло. А хрущевское правительство не настаивало.

Еще жив был главный защитник казачества, Шолохов. Он находился в пике своей славы, в 1965 г. был удостоен Нобелевской премии. Что вызвало (в отличие от бездарного «Доктора Живаго») истерический вой всякой эмигрантской шушеры вроде НТС с «Посевом» и «Гранями». И советские диссиденты, как по команде (впрочем, без «как»), устраивали демонстрации протеста. Надо ж, мол, «сталиниста» наградили! Ну а от них и по всей западной прессе полились потоки грязи о «плагиате» и т. п. Что же касается советского правительства, то оно попросту нейтрализовало Шолохова, поместив в «золотую клетку». Он все меньше писал. А его все теснее окружали «секретарями», решавшими без него, кого он примет, куда поедет, на какое событие откликнется. И саму Вешенскую превратили не в «показательную» станицу, а в показушную – для иностранцев, высоких делегаций. Шолохов тяжело болел, перенес два инсульта. И все же еще пытался бороться.

В 1978 г. он направил Брежневу письмо, указывая, что отечественная культура в опасности: «Особенно яростно, активно ведет атаку на русскую культуру мировой сионизм, как зарубежный, так и внутренний. Широко практикуется протаскивание через кино, телевидение и печать антирусских идей, порочащих нашу историю и культуру…» Но Брежнев спустил письмо на рассмотрение в Секретариат ЦК, где М.В. Зимянин отписал: «Изображать дело таким образом, что культура русского народа подвергается ныне особой опасности… означает определенную передержку по отношению к реальной картине. Возможно, т. Шолохов оказался в этом плане под каким-то отнюдь не позитивным влиянием. Стать на высказанную им точку зрения означало бы создавать представление об имеющемся якобы в стране некоем сионистском политическом течении или направлении… это не соответствует действительности». А «выдвижение тезиса о русской культуре в качестве объекта особой защиты» было бы «чревато» по отношению к «культуре других народов». Постановлялось: «Разъяснить т. Шолохову действительное положение дел с развитием культуры в стране», и «никаких открытых дискуссий по поставленному им особо вопросу… не открывать» [141]. Как видим, у разрушительных антироссийских сил уже в 1978 г. было «все схвачено» в самых верхах государства!

В 1984 г. Шолохова не стало. И последняя искра казачества погасла. Оно не было убито. В 1950—1960-х гг. оно было придушено, растрепано, искалечено, заморочено – и умерло. Люди-то остались, но уже и сами не осознавали себя казаками. Собирая материалы для данной книги, я обратился к герою Афганистана, донскому казаку генералу Юрию Петровичу Генералову, попросил привести примеры действий казаков на той войне. Он ответил: «Да ведь мы тогда об этом не думали». И я понял, что его ответ как раз и есть самый полный и исчерпывающий. Имеет ли смысл выискивать яркие дела казаков, если не было казачества?