Мыс бурь

сё ли, наконец? Или вы ещё намерены досаждать мне своими скучными делами? – Король с рассеянным видом откинулся в кресле и утомленно прикрыл глаза. – Создатель, как мне надоели все эти просители!

Слова эти были адресованы склонившемуся в почтительном полупоклоне секретарю, который держал в руках солидную кипу бумаг.

– О, нет, ваше высочество! – воскликнул секретарь, прижимая для вящей убедительности бумаги к своему нарядному камзолу и склоняясь еще ниже, – осталось всего лишь одно дело. Соблаговолите, государь, выслушать его, это может иметь весьма важные последствия. Получено донесение капитана Бартоломеу Диаша, которого ваше высочество изволили послать на поиски пути в христианское царство пресвитера Иоанна, сведения о котором были получены в прежних плаваниях. Капитан Диаш только что возвратился и, едва сойдя с корабля, явился во дворец и умоляет ваше высочество без промедления ознакомиться с привезенными им сведениями, ссылаясь на чрезвычайную их важность. Он утверждает, что благодаря прозорливости и мудрости вашего королевского высочества Португалия прославится в веках великим открытием.

– Ну, довольно, довольно, милостивый государь. Пора уж вам знать, что я не терплю льстецов, – недовольным тоном произнес король, но брошенный им при этом благосклонный взгляд красноречиво опровергал только что сказанное и свидетельствовал о том, что португальский монарх был отнюдь не чужд лести. – Читайте, я слушаю, но не забывайте, что я утомлен, и не злоупотребляйте моим терпением.

Секретарь, угодливо улыбаясь и раскланиваясь, поспешно извлек из груды бумаг донесение Диаша и приступил к чтению.

«Всемилостивейшему и мудрому господину моему, могущественному королю Жуану I, государю Португалии, владыке земель, островов и морей.

По повелению Вашего высочества, да хранит Вас пресвятая троица для многих великих и славных деяний, пустился я в плавание на юг, имея две каравеллы и третий корабль, груженный провиантом. Долгое время я плыл вдоль берегов Африки, открытых и взятых под высокую руку могущественного португальского короля Диогу Каном, Гомижем Тристаном и другими вашими верными слугами. Оставив позади Сьерра‑Леоне, Невольничий и Золотой Берег, я проследовал дальше вдоль побережья по пути Диогу Кана и, наконец, достиг тропика Козерога. К югу от тропика Козерога простирались не ведомые никому земли и моря. Никто, ни я, ни мои спутники, не знали, что нас там ожидает. Но, скрепя сердце и уповая на милость господню, я продолжал неуклонно плыть вперед.

Поистине, Ваше высочество, перемена, которую мы наблюдали в природе по мере нашего продвижения на юг, была необычайна. Вскоре исчезла пышная растительность, щедро окаймлявшая берега и ласкавшая наши взоры на протяжении многих сотен лиг. Все реже и реже стали попадаться селения туземцев. Каравеллы наши теперь плыли вдоль пустынного, лишенного почти всякой жизни побережья. Жаркие солнечные дни сменились прохладными, туманными. Казалось, что мы медленно, но неуклонно приближаемся к царству вечного холода.

День за днем углублялся я все дальше к югу, движимый стремлением выполнить мудрое повеление Вашего высочества: отыскать путь в царство пресвитера Иоанна или в самую Индию. Время от времени я высаживался на берег, и по моему приказанию на видном месте водружались каменные столбы с изображением герба Вашего королевского высочества в знак того, что отныне эта земля принадлежит могущественному португальскому королю.

Первый столб был поставлен мною на берегу, названном нами Серра Парда, к северу от удобной бухты.

После долгого и утомительного плавания мы оказались в виду залива, показавшегося мне тоже очень удобным для стоянки кораблей. Вознамерившись удостовериться в своих предположениях, мы попытались войти в него, но в течение многих часов тщетно старались это сделать. Непрерывно дующие встречные ветры препятствовали нашим усилиям. Лишь на рассвете следующего дня, когда ветер несколько поутих, нам удалось проскользнуть, наконец, в эту бухту. В память о том, как долго и бесплодно пришлось нам здесь лавировать, я назвал эту бухту Бухтой Крейсировки^[10].

Я обратил внимание, Ваше высочество, на то, что на всем пути до этой бухты, доставившей нам столько хлопот, берег постепенно отклонялся к востоку.

Когда, после непродолжительного отдыха, мы покидали Бухту Крейсировки, неожиданно разразилась жестокая буря. Поскольку южнее ее берег круто повернул на запад, мне ничего более не оставалось, как направить корабли в открытое море, и вскоре, несмотря на противный ветер, африканский берег скрылся из наших глаз.

Три долгих дня и три страшные ночи носились мы по бурному океану с убранными парусами, ежечасно ожидая гибели. Громадные волны, которые становились все холоднее по мере того, как нас увлекало дальше и дальше к югу, швыряли каравеллы из стороны в сторону. Никто уже не чаял возвратиться к родному очагу, люди мысленно прощались со своими близкими и молили бога и пресвятую богородицу не оставить их жен и детей сиротами. И господь внял нашим мольбам. Благодарение создателю, всемогущему и всемилостивейшему, мы вышли невредимыми из этой страшной опасности. По истечении трех суток океан стал утихать. Я приказал поднять паруса и повернул на восток в надежде вновь обрести утерянный африканский берег.

Однако сколько мы ни плыли на восход, берег не показывался. Великая радость охватила тогда меня. Я понял, что мне удалось довести каравеллы до южного края африканского материка, который остался где‑то севернее. Когда я сообщил о моей догадке офицерам и матросам, ликование было всеобщим. Все Ваши верные слуги радовались, прославляя мудрость Вашего высочества, пославшего нас для осуществления столь замечательного предприятия. По случаю такой удачи я приказал выкатить на палубу бочки с вином, чтобы отпраздновать великое открытие.

Рассудив, что берег теперь следует искать не на востоке, а на севере, я переменил курс. Вскоре мои предположения подтвердились, по прошествии некоторого времени показалась земля. Приблизившись к ней, мы обнаружили залив, на берегах которого паслись многочисленные стада скота. Направление берега подтвердило мои надежды: на всем пространстве, сколько видел глаз, он уходил на восток.

От залива, названного нами Пастушьим, я поплыл на восток и вскоре достиг небольшого острова, получившего имя Крестового. Здесь я воздвиг гербовый столб и намеревался продолжать путь дальше. Все мои помыслы были направлены на выполнение повеления Вашего высочества, и потому я намерен был двигаться все дальше на восток до тех пор, пока не доведу до конца доверенное мне Вашим высочеством поручение.

Однако, утомленные трудным плаванием и перенесенными невзгодами и страшившиеся неизвестности, люди восстали против моего намерения и потребовали, чтобы я повернул назад. Повинуясь данной Вашим высочеством инструкции, в которой Вы приказывали при особо важных обстоятельствах не принимать решения, не выслушав мнения сопутствующих мне офицеров, я созвал совет. Вопреки моим надеждам все офицеры высказались за возвращение, сославшись на крайнюю усталость и истощение людей. Я вынужден был подчиниться этому решению и потребовал, чтобы они письменно подтвердили ими сказанное. Среди бумаг, которые я Вам посылаю, вы найдете этот документ. Единственное, что мне удалось сделать, это вырвать с большим трудом у них согласие на то, чтобы в течение еще трех дней и ночей попытаться достигнуть того места, где, по моему глубокому убеждению, берег должен был поворачивать снова на север. Но, увы, выговоренного мною срока оказалось недостаточно, и по истечении трех суток, так и не увидев желанного поворота берега материка, я со стесненным сердцем повернул назад. Я больше чем уверен, Ваше высочество, что всего несколько дней пути отделяло нас от места, к которому я стремился всей душой.

Мы вернулись к Крестовому острову, где я долго прощался с установленным там гербовым столбом. Клянусь всем для меня дорогим, Ваше высочество, с любимейшим сыном я не прощался бы более горестно.

На южных берегах Африки мы видели туземцев, которые мало чем отличались от жителей стран, лежащих между тропиками Рака и Козерога. Они были такие же темнокожие и имели курчавые волосы.

Однажды, когда, по моим предположениям, мы должны были уже поворачивать на север, нашим глазам открылся мыс. Это был, очевидно, тот самый мыс, который мои каравеллы обогнули во время трехдневной, столь памятной всем нам бури. С общего согласия я назвал этот южный конец материка мысом Бурь в память перенесенных нами бедствий.

Я не стану утруждать милостивого внимания Вашего высочества описанием дальнейшего плавания. Добавлю лишь, что после отсутствия, длившегося шестнадцать месяцев и семнадцать дней, я вернулся в Португалию, приведя в исправности доверенные мне Вашим высочеством корабли и людей.

В надежде на благосклонное внимание Вашего высочества умоляю разрешить мне отправиться опять в плавание, когда Вы это сочтете возможным, и с помощью господа нашего милосердного проложить путь к богатствам Индии и Китая.

В ожидании Ваших повелений

Капитан Бартоломеу Диаш».

Закончив чтение письма, секретарь добавил:

– Диаш, государь, просит разрешения лично засвидетельствовать вам свою любовь и преданность.

– Хорошо, – после непродолжительного раздумья произнес король, – то, о чем сообщает капитан Диаш для нас немаловажно. Передайте капитану, что я согласен его принять. Он заслуживает этой милости, так как неплохо справился с делом, ему доверенным. Но, – губы короля презрительно искривились, – пусть он не надеется, что я доверю ему возглавить новое предприятие. Чрезмерно большие заслуги могут его быстро испортить, и он, чего доброго, потребует слишком многого в вознаграждение за свои труды. У этих господ мореплавателей чрезвычайно быстро развивается аппетит, а у меня нет никакого желания его удовлетворять.

Король умолк и погрузился в минутное размышление. Секретарь почтительно ожидал, когда его повелитель позволит ему удалиться. Но видя, что король забыл о нем, он решился прервать молчание.

– Будут ли какие‑либо приказания, государь?

– Что? Вы еще здесь? Ах да, я так задумался, что совершенно забыл о вашем присутствии. Приказания? В отношении этого Диаша? Нет, вы уже слышали мою волю. Можете идти. Впрочем, вот еще что. Объявите всем, что в ознаменование великих надежд на достижение Индии, которые даровало нам провидение, я повелеваю впредь именовать открытый Диашем южный конечный мыс Африки не мысом Бурь, а мысом Доброй Надежды.

Мыс Бурь, переименованный затем в мыс Доброй Надежды, был открыт Бартоломеу Диашем в 1488 году.