Вторник четвертый. Мы говорим о смерти

— Д авай начнем с того, — сказал Морри, — что каждый знает: он когда-нибудь умрет, на никто в это не верит.

В тот вторник Морри был настроен по-деловому. Предметом нашей беседы была смерть, первая тема в моем списке. Еще до моего приезда Морри нацарапал на листочках бумаги кое-какие заметки, чтобы потом не забыть. Его корявый почерк теперь не мог разобрать никто, кроме него самого. Это было незадолго до Дня труда, и сквозь окна его кабинета виднелась живая изгородь цвета шпината да слышались крики детей, игравших на улице в последнюю неделю свободы перед началом учебного года.

Дома, в Детройте, газетные забастовщики вовсю готовились к огромному праздничному маршу — продемонстрировать солидарность профсоюзов в борьбе против администрации. По дороге, в самолете, я прочитал о женщине, убившей мужа и двух дочерей, когда они спали, и утверждавшей, что она защищала их от «плохих людей». А в Калифорнии защитники О. Дж. Симп-сона становились знаменитостями.

Здесь же, в кабинете Морри, текла совсем иная жизнь — один бесценный день сменялся другим. И вот мы сидели рядом, в двух шагах от последнего новшества в доме — кислородного устройства. Иногда ночами Морри не хватало воздуха, и он присоединял к носу длинную пластмассовую трубку, впивавшуюся в кожу подобно пиявке. Одна мысль о том, что Морри подключен к какому-то устройству, была мне ненавистна, и я, слушая профессора, старался на него не смотреть.

— Каждый знает, что умрет, — повторил Морри. — Но никто не верит. Потому что если б мы верили, то жили бы по-другому.

— Значит, мы вое обманываемся насчет смерти? — спросил я.

— Да. Но есть подход и получше. Знать, что ты умрешь, и быть к этому готовым в любое время. И это действительно лучше. Так ты полнее участвуешь в своей собственной жизни.

— Но как же можно быть готовым к смерти?

— Ну, например, как буддисты. Представь, что каждый день у тебя на плече сидит птичка и спрашивает то, что ты мысленно должен спросить себя: «Сегодня и есть тот самый день? Я готов? Я делаю все, что мне надо делать? Я таков, каким хочу быть?»

И Морри повернул голову так, словно на плече у него и вправду сидела птичка.

— Сегодня мой последний день? — спросил он.

Морри с легкостью заимствовал идеи из разных религий. Он был рожден иудеем, но в подростковом возрасте стал агностиком, частично из-за того, что с ним случилось в детстве. Ему нравились некоторые постулаты буддизма и христианства, но его родной по-прежнему была еврейская культура. Он не был знатоком религии. И то, что он говорил в последние месяцы своей жизни, казалось выше религиозных различий. Смерти это под силу.

— Истина в том, Митч, — сказал Морри, — что стоит научиться умирать, как научаешься жить.

Я кивнул.

— Я снова это повторю, — продолжил Морри. — Стоит научиться умирать, как научаешься жить.

Он улыбнулся, и я понял, чего он хотел этим повторением достичь. Он хотел убедиться в том, что я осознал им сказанное, при этом не смущая меня ненужными вопросами. Этот прием был одним из многих, делавших его хорошим учителем.

— А до болезни вы много думали о смерти? — спросил я.

— Нет, — улыбнулся Морри. — Я был как все. Однажды в минуту безудержной радости я сказал своему другу: «Я буду самым здоровым стариком на свете!»

— И сколько же вам тогда было лет?

— Больше шестидесяти.

— Значит, вы были оптимистом.

— А почему бы и нет. Как я тебе уже сказал, никто по-настоящему не верит, что умрет.

— Но ведь каждый человек знает хоть кого-нибудь, кто уже умер, — возразил я. — Так почему же так трудно осознать неизбежность смерти?

— Потому что большинство из нас бродит будто во сне. Мы не ощущаем мир во всей его полноте, потому что мы полусонные и делаем многое по привычке, то, что нам кажется необходимо делать.

— А когда оказываешься перед лицом смерти, все меняется?

— Конечно. Ты отшелушиваешь все лишнее и сосредоточиваешься на важном. Как только понимаешь, что можешь умереть, все видишь совершенно по-другому.

Морри вздохнул. Научись умирать, и ты научишься жить.

Я заметил, что теперь, когда он двигает руками, они трясутся. Очки у него обычно висели на шее, и, когда он приподнимал их к глазам, они соскальзывали у него по вискам, как будто он пытался их надеть в темноте, и не на себя, а на кого-то другого. Я наклонился к нему помочь заправить дужки за уши.

— Спасибо, — прошептал Морри.

Я заметил, что, когда коснулся его головы, лицо его озарилось улыбкой. Малейшее прикосновение мгновенно вызывало у Морри радость.

— Митч, можно я скажу тебе что-то?

— Конечно.

— Но тебе это может не понравиться.

— Почему?

— Понимаешь ли, суть в том, что если и вправду прислушиваться к птичке на плече, если всерьез принимать то, что ты можешь умереть в любую минуту, тогда вряд ли стоит быть таким честолюбивым, как ты.

Я с трудом улыбнулся. Морри продолжил:

— Все то, на что ты тратишь столько времени — вся твоя работа, — может показаться не таким уж важным. И ты скорее всего отыщешь время для иной, духовной пищи.

— Духовной пищи?

— Я знаю, ты терпеть не можешь слово «духовный». Ты считаешь это трогательно-чувствительной мутью.

— Как сказать...

Морри попробовал подмигнуть — не очень-то успешно, и я, не выдержав, расхохотался.

— Митч, — рассмеялся он вместе со мной, — даже я не знаю, что это такое — духовное развитие. Но одно я знаю: мы ограничены. Мы слишком вовлечены во все материальное, а оно нас не удовлетворяет. Мы воспринимаем любовь близких людей и вселенную вокруг нас как нечто само собой разумеющееся.

Он кивнул в сторону окна, из которого струился солнечный свет:

— Видишь то, что за окном? Ты можешь выйти из дома в любое время. Можешь бежать вдоль по улице и радоваться этому как сумасшедший. А я не могу. Не могу выйти на улицу. Не могу побежать. Не могу даже находиться на улице, чтобы не заболеть. Но знаешь что? Я ценю это окно больше, чем ты.

— Цените окно?

— Да, ценю. Я смотрю в него каждый день. Я замечаю перемены в деревьях и с какой силой дует ветер. Словно я и вправду могу следить сквозь оконное стекло за движением времени. Я знаю, время мое на исходе, и потому красота природы притягивает меня так, точно я вижу ее впервые.

Морри замолчал, и минуту мы оба не отрываясь глядели в окно. Я пытался увидеть то, что видел он. Пытался увидеть время и свою жизнь, медленно текущую мимо. Морри слегка наклонил голову к плечу.

— Птичка, это случится сегодня? — спросил он. — Сегодня?

Благодаря передаче на «Найтлайн», письма приходили к Морри со всего света. И когда он был в силах, его родные и друзья собирались у него и помогали писать на них ответы.

Однажды в воскресенье, когда его сыновья Роб и Ион были дома, все расположились в гостиной. Морри сидел в своей коляске, тощие ноги спрятаны под одеялом, и лишь только профессору становилось зябко, на плечи ему набрасывали куртку.

— Какое первое письмо? — спросил Морри. Коллега стал читать письмо от женщины по имени Нэнси, у которой мать умерла от болезни Лу Герига. Она писала о том, сколько страданий ей принесла болезнь и смерть матери и что она хорошо понимает, как приходится страдать Морри.

— Ну что ж, — сказал Морри, когда письмо было дочитано, и закрыл глаза, — давайте начнем так: «Дорогая Нэнси! Вы очень тронули меня рассказом о своей матери. Я понимаю, через что вам пришлось пройти. Никому не избежать ни страдания, ни печали. Но горе и боль оказались для меня благотворными и, надеюсь, для вас тоже».

— Мне кажется, последнее предложение надо изменить, — сказал Роб.

Морри на секунду задумался.

— Ты прав. А что, если так: «Я надеюсь, что в горе вы сумеете найти целительную силу». Так лучше?

Роб кивнул.

— И добавьте: «Спасибо, Морри».

Следующее письмо было от женщины по имени Джейн, благодарившей Морри за то сильное впечатление, что он произвел на нее, выступив в программе «Найтлайн». Она даже назвала его пророком.

— Высочайший комплимент, — заметил коллега Морри. — Пророк!

Морри скорчил рожицу. Его явно насмешила подобная оценка.

— Поблагодарите ее за столь лестный отзыв и напишите: мне было приятно, что мои слова имели для нее какое-то значение. И не забудьте добавить: «Спасибо, Морри».

Следующим было письмо от англичанина, потерявшего мать и просившего Морри помочь ему наладить с ней контакт с помощью спиритизма, А еще было письмо от супружеской пары, собиравшейся приехать в Бостон, чтобы познакомиться с профессором. Затем шло письмо от бывшей студентки, описывавшей свою жизнь после окончания университета. В нем было и о самоубийстве, и о трех мертворожденных детях. И о матери, умершей от болезни Лу Герига. И о страхе, что она, дочь, может заболеть этим недугом. Письму не было конца. Две страницы. Три страницы. Четыре страницы.

Морри внимательно выслушал всю эту мрачную историю. Когда письмо было-таки дочитано, он мягко спросил:

— Ну, что же мы ответим?

Воцарилось молчание. Наконец Роб не выдержал:

— А давайте так: «Спасибо за ваше длинное письмо».

Все рассмеялись. А Морри посмотрел на сына и просиял.

Рядом с его стулом лежит бостонская газета с фотографией улыбающегося бейсболиста — он только что поймал мяч. Из всех существующих болезней, думаю я, Морри досталась та, что названа по имени спортсмена.

Date: 2015-09-05; view: 266; Нарушение авторских прав