Черепашьи игры 3 page

Tax подвинул газету к ней.

– Теперь они поют ему дифирамбы, – резко бросил он. – Когда‑то «Четырем тузам» тоже пели дифирамбы.

– Это та цветная группа, да? – спросила девушка, проглядывая заголовки.

– Она ведет альбом, – пояснила ее сестра. – Все джокеры считают, будто он один из них. Глупо, да? Голову даю на отсечение, это просто машина, какая‑нибудь очередная летающая тарелка ВВС.

– А вот и нет. Здесь прямо так и написано.

«Кошка» ткнула в заметку длинным ярко‑алым ногтем.

– Не обращай на нее внимания, – посоветовала сестричка слева от него. Она придвинулась к Тахиону поближе, куснула его за шею и запустила под стол руку. – Эй, что за дела? Ты ни на что не годишься.

– Приношу свои извинения, – мрачно сказал Тахион.

Космос и Хаос метали топоры, мачете и ножи через всю стену, и зеркала многократно отражали этот сверкающий водопад. На столике перед ним стояла бутылка превосходного коньяка, а с обеих сторон сидели прелестные, готовые ублажать его девушки, но внезапно по какой‑то причине, которую он и сам не мог бы назвать, вечеринка потеряла для него всю свою прелесть. Он наполнил бокал почти до краев и вдохнул терпкий пьянящий запах.

– Веселого Рождества, – буркнул он, ни к кому в отдельности не обращаясь.

Очнулся он под сердитый гул голоса Мела. Tax с усилием поднял голову с зеркальной поверхности стола, и, пьяно моргая, уставился на свое красное опухшее отражение. Жонглеры, близняшки и многочисленные зрители давно ушли. Щека была липкой – он уснул прямо в луже пролитого коньяка. Он помнил, как у столика стояла Ангел лик.

– Иди спать, Таки, – сказала она. Подошедший Мел спросил, не оттащить ли его в постель. – Не сегодня, ты же знаешь, какой сегодня день. Пусть проспится здесь.

Он так и не смог вспомнить, когда заснул.

Голова у него готова была лопнуть, а вопли Мела только усугубляли положение.

–... Да чихать мне с высокой горки, что тебе обещали, подонок! Ты ее не увидишь!

Второй, более тихий голос что‑то отвечал.

– Ты получишь свои поганые деньги, но больше ни на что не рассчитывай, – рявкнул вышибала.

Tax поднял глаза. В зеркалах мелькали смутные отражения: странные изогнутые силуэты, расплывающиеся в тусклом утреннем свете, отражения отражений, многие их сотни, прекрасные, чудовищные, бессчетные – его детища, его наследники, результат его неудач, живое море джокеров. Негромкий голос произнес что‑то еще.

– Да пошел ты! – ответил Мел.

Его тело походило на изогнутый прутик, а голова была размером с тыкву; Tax невольно улыбнулся. Мел оттолкнул кого‑то и потянулся за спину, нащупывая свой пистолет.

Отражения и отражения отражений, нелепо удлиненные силуэты и силуэты, раздутые как бочонки, силуэты круглолицые и тощие, как щепки, силуэты белые и черные, они разом ожили, и клуб наполнился шумом; Мел хрипло вскрикнул, послышался сухой треск выстрела. Tax инстинктивно нырнул под стол, по пути больно ударившись лбом о край столешницы. Он сморгнул выступившие от боли слезы и съежился на полу, глядя на бесчисленные отражения ног, а мир вокруг него вдруг начал рушиться вдребезги, утопая в оглушительной какофонии. Стекло раскалывалось и падало, вокруг разбивались зеркала, и крошечные посеребренные лезвия разлетались во все стороны, слишком многочисленные, чтобы даже Космосу и Хаосу удалось их поймать; черные трещины разбегались по отражениям, отхватывали куски от всех искривленных теней‑силуэтов; кровь забрызгивала зеркальные осколки.

Ад прекратился так же внезапно, как и начался. Негромкий голос что‑то произнес, потом послышались шаги и хруст разбитого стекла. Миг спустя раздался приглушенный вскрик. Tax лежал под столом, пьяный и перепуганный насмерть. Палец пронзила резкая боль: он кровоточил, порезанный осколком зеркала. Он не мог думать ни о чем ином, кроме иррациональных человеческих суеверий относительно разбитых зеркал, которые предвещали несчастье, и прикрыл голову руками, точно пытаясь заставить этот чудовищный кошмар рассеяться.

Второй раз он очнулся оттого, что его бесцеремонно тряс полицейский.

Один из детективов сообщил ему, что Мел мертв; ему показали фотографию вышибалы, лежащего в луже крови посреди куч разбитого стекла. Рут тоже была мертва, как и один из швейцаров, слабоумный циклоп, который ни разу в жизни и мухи не обидел. Тахиону также показали газету. «Рождественская бойня», вот как окрестили это репортеры, и передовица была посвящена трем джокерам, которых нашли убитыми под елкой в рождественское утро.

Мисс Фасетти исчезла, сообщил ему второй детектив; известно ли ему что‑либо об этом? Замешана ли она в этом, по его мнению? Виновница ли она или жертва? Что он может рассказать им о ней? Он сказал, что не знает никакой мисс Фасетти, и тогда ему пояснили, что они спрашивают его об Анжеле Фасетти, более известной как Ангеллик. Она исчезла, а Мела застрелили, и самое ужасное во всем этом было то, что Tax не знал, где он теперь будет брать выпивку.

Его продержали в участке четыре дня, беспрерывно допрашивая, задавая по кругу одни и те же вопросы, пока Тахион не принялся кричать, умолять, требовать соблюдения его прав, адвоката и выпить. Ему дали только адвоката. Слуга закона сообщил, что они не имеют права держать его, не предъявляя никакого обвинения, поэтому такисианина обвинили в бродяжничестве и в оказании сопротивления при аресте и стали допрашивать по новой.

К третьему дню у Таха тряслись руки и его преследовали галлюцинации наяву. Один из детективов, тот, что прикидывался добрым, пообещал ему бутылку в обмен на сотрудничество, но почему‑то его ответы никогда не удовлетворяли их, и обещанная бутылка не появлялась. Тот, что прикидывался злым, грозился упечь его в тюрьму до конца жизни, если он не расскажет правду. Я думал, что это просто кошмар, говорил им Тахион, всхлипывая. Я был пьян, я заснул. Нет, я не видел их – только отражения, искаженные, бесчисленные. Я не знаю, сколько их было. Я не знаю, из‑за чего все произошло. Нет, у нее не было врагов. Ангеллик все любили. Нет, она не убивала Мела, это просто абсурд, Мел любил ее. У одного из них был тихий голос. Нет, я не знаю, у кого именно. Нет, я не помню, о чем они разговаривали. Нет, я не знаю, были они джокерами или нет, да, они были похожи на джокеров, но зеркала искажают отражение – некоторые, не все, понимаете? Нет, я не смогу узнать их на фотографиях, я ведь даже и не видел их толком. Мне пришлось спрятаться под столом, понимаете, ведь пришли убийцы, а мой отец всегда говорил, что нужно прятаться, я не мог ничего сделать.

Когда до них дошло, что инопланетянин рассказывает им все, что ему известно, с него сняли все обвинения и выпустили – на темные улицы Джокертауна, в ночной холод.

Он брел по Боуэри, дрожа от холода. На перекрестке с Хестер‑стрит Морж из своей газетной палатки выкрикивал вечерние новости.

– Узнайте об этом все! – кричал он. – Черепаха наводит ужас на Джокертаун!

Тахион остановился и вяло проглядел заголовки.

«ПОЛИЦИЯ РАЗЫСКИВАЕТ ЧЕРЕПАХУ», – сообщала «Пост». «ЧЕРЕПАХУ ОБВИНЯЮТ В НАПАДЕНИИ», – информировала «Уорлд телеграм». Значит, славословия уже закончились. Он пробежал глазами текст. Прошлую и позапрошлую ночь Черепаха прочесывал Джокертаун, поднимал людей на сотню футов в воздух и там допрашивал, угрожая бросить их, если не будет доволен их ответами. Когда полиция прошлой ночью попыталась арестовать его, он забросил две их машины на крышу клуба «Шизики» на Четэм‑сквер. «ПОРА ОСТАНОВИТЬ ЧЕРЕПАХУ», – призывал в своей колонке редактор «Уорлд телеграм».

– Вы в порядке, док? – спросил Морж.

– Нет, – ответил Тахион и положил газету на место. Все равно он не мог купить ее.

Вход в «Дом смеха» перекрывали полицейские ограждения; на двери висел замок. «ЗАКРЫТО НА НЕОПРЕДЕЛЕННЫЙ СРОК», – гласило объявление. Тахиону совершенно необходимо было выпить, но карманы его роскошного пальто были пусты. Он подумал о Десе и Рэнделле и понял, что не имеет ни малейшего понятия о том, где они живут и как их фамилии.

Такисианин доплелся до «Комнат», устало поднялся по лестнице. Шагнув в темноту своего номера, он почувствовал, что там холодно, как в морозильнике; окно было открыто, и ледяной ветер разгонял застарелый запах мочи, плесени и алкоголя. Неужели он забыл закрыть окно? Тахион в замешательстве сделал шаг вперед, и в этот миг кто‑то вышел из‑за двери и схватил его.

Это произошло так быстро, что у него совершенно не было времени отреагировать. Рука, перехватившая его поперек горла, казалась стальным прутом, и его вскрик задохнулся, не успев родиться, а его правую руку грубо заломили за спину. Он хрипел, рука у него, казалось, готова была треснуть пополам, а незнакомец уже толкал его к открытому окну, и Тахион мог лишь слабо дергаться в захвате, сила которого намного превосходила его собственную. Он с размаху врезался животом в подоконник, задохнулся окончательно и вдруг кувырком полетел из окна вниз, зажатый в стальных объятиях своего обидчика, прямо на тротуар.

Они резко затормозили в пяти футах от цементной мостовой, так резко, что человек, державший его, охнул.

Tax закрыл глаза за миг до удара и открыл их только тогда, когда они начали вновь плавно набирать высоту. Поверх желтого шара уличного фонаря виднелось кольцо более ярких огней, повисшее в темноте зимнего беззвездного неба.

Рука, перекрывавшая ему дыхание, ослабила хватку ровно настолько, чтобы Тахион мог застонать.

Они обогнули панцирь и мягко опустились на его поверхность. Металл был ледяным, его холод пробирал даже сквозь ткань брюк. Черепаха начал подниматься в ночное небо, и похититель отпустил Тахиона. Тот судорожно глотнул морозного воздуха и, повернувшись, очутился лицом к лицу с мужчиной в черной кожаной куртке на молнии, черных дерюжных брюках и резиновой зеленой маске лягушки.

– Кто... – только и смог выдохнуть он.

– Я – друг Великой и Могучей Черепахи, – довольно бодро сообщил человек в маске.

– ДОКТОР ТАХИОН, ПОЛАГАЮ? – загремели динамики. – Я ВСЕГДА ХОТЕЛ ПОЗНАКОМИТЬСЯ С ВАМИ. Я ЧИТАЛ О ВАС ЕЩЕ РЕБЕНКОМ.

– Сделайте потише, – слабо просипел Tax.

– О КОНЕЧНО. Так лучше? – Громкость резко уменьшилась. – Здесь так шумно, а из‑за этой брони не всегда получается определить, громко или тихо я говорю. Прошу прощения, если мы напугали вас, но мы не могли рисковать получить отказ. Вы нужны нам.

Тахион сидел на месте, дрожащий, потрясенный.

– Чего вы хотите? – спросил он устало.

– Помощи, – объявил Черепаха.

Они все еще поднимались; повсюду вокруг были огни Манхэттена, вдалеке возвышались башни Эмпайр стэйт билдинг и Крайслер билдинг. Ветер был холодный и порывистый; Тахион изо всех сил цеплялся за панцирь.

– Оставьте меня в покое. Я ничем не могу вам помочь. Я никому не могу помочь.

– Черт, да он ревет! – изумился мужчина в лягушачьей маске.

– Вы не понимаете, – продолжал Черепаха. Они поплыли на запад, бесшумно и уверенно. В этом полете было что‑то захватывающее дух и зловещее одновременно. – Вы должны помочь. Я пытался сам, но у меня ничего не выходит. Но вы с вашими способностями – дело другое.

Тахиону было слишком жаль себя, он слишком замерз, устал и отчаялся, чтобы отвечать.

– Я хочу выпить, – сказал он.

– Черт подери! – выругался тот, что был в маске. – Дамбо был прав; этот парень просто никчемный алкаш.

– Он не понимает, – возразил Черепаха. – Как только мы все ему объясним, он согласится. Доктор Тахион, мы говорим о вашей подруге Ангеллик.

Таху так сильно хотелось выпить, что внутри у него все скрутилось в узел.

– Она была так добра ко мне, – всхлипнул такисианин, вспомнив нежный аромат атласных простынь и окровавленные следы ног на зеркальных плитках пола. – Но я ничего не могу поделать. Я рассказал полиции все, что знал.

– Трусливая задница, – припечатал тот, что был в лягушачьей маске.

– Когда я был ребенком, я читал о вас в «Комиксах Джетбоя», – продолжал Черепаха. – «Тридцать минут над Бродвеем», помните? Вас считали таким же умным, как Эйнштейн. Может быть, мне удастся спасти вашу подругу Ангеллик, но без ваших способностей у меня ничего не получится.

– Я больше ими не пользуюсь. Не могу. Я погубил одного человека, который был мне очень дорог, я овладел ее разумом, всего на миг, ради благой цели, во всяком случае я считал ее такой, но это... это погубило ее. Я не могу поступить так снова.

– У‑тю‑тю! – насмешливо протянул человек в маске. – Выкидывай ты его, Черепаха, какой от него толк?

Он что‑то вытащил из кармана кожаной куртки. Тахион с изумлением увидел, что это бутылка пива.

– Пожалуйста, – попросил Тахион, когда незнакомец поддел крышку открывашкой, висевшей у него на шее. – Глоточек, всего один глоточек. – Он терпеть не мог пиво, но ему нужно было выпить, хоть что‑нибудь, что угодно. Он не пил уже несколько дней. – Прошу вас.

– Отвали! – бросил тот.

– Тахион, – предложил Черепаха. – Вы можете заставить его.

– Нет, не могу, – отозвался Tax.

Незнакомец поднес бутылку к зеленым резиновым губам.

– Не могу, – повторил он. – Нет. – Он больше не мог выносить этого бульканья. – Пожалуйста, самую капельку.

Мужчина оторвался от бутылки, задумчиво поболтал ею.

– Остался всего один глоток, – сообщил он.

– Пожалуйста. – Инопланетянин протянул дрожащую руку.

– Ха! – Обладатель лягушачьей маски начал медленно наклонять бутылку. – Конечно, если ты действительно так хочешь выпить, то можешь просто схватить мой разум, верно? Заставить меня отдать тебе эту чертову бутылку. Ну давай, попробуй!

Tax проводил глазами последний глоток пива, который выплеснулся на панцирь Черепахи и утек в пустоту.

– Что, совсем приперло, да?

Незнакомец вытащил из кармана еще одну бутылку, открыл ее и передал Тахиону. Тот вцепился в нее обеими руками. Пиво было холодным и кислым, но никогда еще он не пил ничего столь восхитительно вкусного. Он осушил бутылку в один глоток.

– Ну что, еще идеи будут? – спросил маска Черепаху.

Впереди чернел Гудзон, огни Джерси остались на западе. Они снижались. Под ними на берегу Гудзона возвышалось величественное сооружение из стали, стекла и мрамора, которое Тахион вдруг узнал, хотя ни разу в жизни не бывал внутри. «Могила Джетбоя».

– Куда мы летим? – спросил он.

* * *

– Мы летим спасать одного человека, – ответил Черепаха.

«Могила Джетбоя» занимала целый квартал в том месте, куда упали обломки его самолета. Она разрасталась на экранах Тома, перед которыми он сидел в теплой темноте своего панциря, купающегося в фосфорическом сиянии. Великанские крылья мавзолея загибались кверху, как будто само здание вот‑вот взлетит. Сквозь узкие высокие окна он мельком заметил воссозданную в натуральную величину копию знаменитого «ДБ‑1», свисающую с прозрачного купола, с алыми боками, подсвеченными незримыми огнями. Над входом были высечены последние слова героя: каждую букву выдолбили в черном итальянском мраморе и заполнили нержавеющей сталью. В свете фар металл вспыхивал отраженным огнем:

"Я НЕ МОГУ УМЕРЕТЬ:

Я ЕЩЕ НЕ ПОСМОТРЕЛ «ИСТОРИЮ ДЖОЛСОНА»".

Том посадил «черепаху» перед мавзолеем и завис в воздухе в пяти футах над широкой мраморной площадкой, к которой вели ступени. Рядом двадцатифутовый Джетбой устремлял свой взгляд на Вестсайдское шоссе и Гудзон за ним; кулаки его были сжаты. Скульптуру сделали из металла, переплавленного из обломков упавших самолетов.

Человек, на встречу с которым они прилетели, отделился от густой тени у постамента статуи – коренастая темная фигура, кутающаяся в теплое пальто; руки он не вынимал из карманов. Том направил на него одну фару; камера подъехала ближе, чтобы взять его крупным планом. Это был джокер, довольно полный, сутулый, одетый в пальто с меховым воротником; шляпу он надвинул на самый лоб. Вместо носа посередине его лица болтался слоновий хобот. Конец его окаймляли пальцы, заботливо облаченные в маленькую кожаную перчатку.

Доктор Тахион сполз с панциря, поскользнулся и приземлился на пятую точку. Том услышал, как расхохотался Джоуи. Потом он тоже соскочил на землю и поставил Тахиона на ноги.

Джокер сверху вниз взглянул на инопланетянина.

– Значит, вы все‑таки уговорили его прийти. Я удивлен.

– Мы были чертовски убедительны, – заметил Ди Анджеллис.

– Дес, – Тахион не пытался скрыть удивления, – что ты здесь делаешь? Ты знаешь этих людей?

Десмонд дернул хоботом.

– С позавчерашнего дня – да, в некотором роде. Они обратились ко мне. Было уже поздно, но телефонный звонок Великой и Могучей Черепахи способен вызвать интерес. Он предложил свою помощь, и я согласился. Я даже рассказал им, где ты живешь.

Тахион провел рукой по спутанным грязным волосам.

– Мне очень жаль Мела. Тебе известно что‑нибудь об Ангеллик? Ты ведь знаешь, как много она для меня значит.

– О да, я знаю точную сумму в долларах и центах, – кивнул Дес.

Тахион вздрогнул, как будто его ударили. Вид у него был обиженный.

– Я хотел отправиться к тебе, – сказал он. – Но не знал, где тебя найти.

Джоуи расхохотался.

– Да его адрес есть в любой занюханной телефонной книге, недоумок. Парней по имени Ксавье Десмонд не так уж и много. Как он отыщет вашу дамочку, если у него не хватило ума найти здесь собственного приятеля?

Десмонд кивнул.

– В самую точку. Ничего не выйдет. Только взгляните на него. – Он ткнул в Тахиона хоботом. – На что он годится? Мы зря тратим драгоценное время.

– Мы уже делали по‑вашему, – ответил Том. – И v нас ничего не получилось. Никто так и не раскололся. Он может выбить информацию, которая нам нужна.

– Я ничего не понимаю, – вмешался Тахион. – Что происходит?

Джоуи с отвращением фыркнул. Он где‑то нашел еще пива и был занят тем, что открывал крышку.

– Если бы ты интересовался хоть чем‑нибудь еще, кроме коньяка и дешевых девок, то знал бы об этом сам, – ледяным тоном отрезал Дес.

– Расскажите ему то, что рассказали нам, – велел Том.

Когда Тахион будет знать все, он обязательно поможет, думал он. Он не может не помочь.

Дес тяжело вздохнул и начал, сбиваясь с «ты» на «вы» и обратно:

– Ангеллик давно и прочно сидит на героине. У нее сильные боли. Возможно, вы это даже время от времени замечали, доктор? Наркотики были единственным, что помогало ей продержаться день. Если бы не они, боль свела бы ее с ума. Но у нее это не как у обычных торчков. Она употребляла героин в таких количествах, что любой другой наркоман давно отправился бы на тот свет. Ты сам видел, на нее он практически не влияет. Метаболизм джокеров – странная вещь. Вы представляете себе, сколько стоит героин, доктор Тахион? Ладно, вижу, что нет. «Дом Смеха» приносил Ангеллик неплохие деньги, но этого все равно не хватало. Ее поставщик продавал ей в кредит, пока она не оказалась в долгах по уши, а потом потребовал... назовем это долговое обязательство. Или подарок на Рождество. У нее не было выбора. Иначе он прекратил бы снабжать ее. Она со своим вечным оптимизмом все надеялась собрать деньги. Не вышло. Утром Рождества ее поставщик явился за долгом. Мел не собирался вот так просто отдать им ее. Они настаивали.

Тахион жмурился на свет.

– Почему она ничего мне не рассказала?

– Полагаю, не хотела обременять вас, доктор. Не хотела мешать тебе спокойно топить свою жалость к себе в выпивке.

– Ты рассказал об этом полиции?

– Полиции? Угу. Нью‑йоркским стражам порядка. Тем самым, которые проявляют поразительное отсутствие интереса, когда калечат или убивают джокера, зато готовы рыть землю носом, когда грабят какого‑нибудь туриста. Тем самым, которые с такой регулярностью арестовывают, изводят и допекают любого джокера, у которого хватает ума поселиться где‑нибудь за пределами Джокертауна. Возможно, стоило бы обратиться к тому офицеру, который заметил, что изнасилование женщины‑джокера – скорее недостаток вкуса, чем преступление. – Дес фыркнул. – Доктор Тахион, где, как вы думаете, Ангеллик покупала себе наркотики? Думаешь, у любого уличного торговца есть доступ к героину в таких количествах, в которых она нуждалась? Полиция и была ее поставщиком. Глава отдела по борьбе с наркотиками в Джокертауне, если говорить точнее. О, полагаю, вряд ли в этом замешан весь отдел. Может быть, убийца и ведет сейчас расследование. Как думаешь, что они скажут, если мы заявим им, что убийца – Баннистер? Думаешь, они арестуют своего? На основании моего свидетельства или свидетельства любого другого джокера?

– Мы возместим ее долг, – бухнул Тахион. – Мы отдадим этому человеку его деньги, или «Дом Смеха», или что там ему нужно.

– Долговое обязательство, – устало проговорил Десмонд, – было не на «Дом Смеха».

– Да что бы это ни было, пускай забирает!

– Она обещала ему то единственное, чего еще не лишилась, – себя, свою красоту и боль. Об этом уже говорят на улицах, если ты умеешь слушать. Где‑то в городе состоится совершенно особенная новогодняя вечеринка. По приглашениям. Очень дорогая. Незабываемые впечатления. Баннистер получит ее первой. Он уже давно этого хотел. После этого настанет черед гостей. Таково гостеприимство Джокертауна.

Губы Тахиона беззвучно зашевелились.

– Полиция? – выдавил он наконец.

Судя по его виду, он испытывал сейчас то же потрясение, что и Том, когда Десмонд рассказал все это им с Джоуи.

– Полагаете, мы их волнуем, доктор? Мы – уроды. Мы – заразные. Джокертаун – это ад, клоака, и джокертаунские полицейские – самые жестокие, продажные и некомпетентные во всем городе. Я не думаю, чтобы то, что произошло в «Доме смеха», было запланировано, но это произошло, а Ангеллик слишком много знает. Они не оставят ее в живых, но сначала вволю позабавятся.

Том Тадбери склонился к микрофону.

– Я могу спасти ее, – сказал он. – Эти скоты не видели ничего подобного Великой и Могучей Черепахе. Но я не могу найти ее.

– У нее множество друзей, – сказал Десмонд. – Но ни один из нас не умеет читать мысли и не может заставить человека делать то, чего он не хочет.

– Я не могу. – Такисианин как‑то съежился, отстранился от них подальше, и на какой‑то миг Тому даже показалось, что маленький человечек сейчас убежит. – Вы не понимаете.

– Ну и слизняк! – выкрикнул Джоуи.

Тадбери наконец перестал сдерживать себя.

– Если у вас ничего не получится, значит, ничего не получится. Но если вы не попытаетесь, у вас тоже ничего не получится – какая к черту разница? Джетбой потерпел неудачу, но он по крайней мере пытался. Он не был тузом, он также не был такисианином – обычный летчик, – но он сделал все, что мог.

– Я хотел бы. Я просто... просто... не могу.

Дес затрубил от отвращения. Ди Анджеллис пожал плечами.

Том не верил своим ушам. Тахион не поможет! Джоуи предупреждал его, и Десмонд тоже, но он настоял – ведь это же доктор Тахион, он обязательно поможет! Пусть сейчас инопланетянин уже не тот, что был раньше, но, как только они объяснят ему ситуацию и дадут понять, что стоит на кону и как сильно он им нужен, он не сможет им отказать.

Но он отказал. Черт возьми, это была последняя соломинка! Тадбери выкрутил ручку громкости до упора.

– АХ ТЫ, СУКИН СЫН! – прогремел он, и оглушительный звук разнесся по всей площадке. Тахион шарахнулся. – НИКЧЕМНЫЙ ЧЕРТОВ ИНОПЛАНЕТНЫЙ ТРУС! – Такисианин, пошатываясь, начал спускаться вниз по лестнице, но Черепаха нагнал его и продолжил бушевать во всю мощь своих динамиков. – ЗНАЧИТ, ВСЕ ЭТО БЫЛО ВРАНЬЕ, ДА? КОМИКСЫ, ГАЗЕТЫ – ВСЕ ВРАНЬЕ, ДО ЕДИНОГО СЛОВА. ВСЮ МОЮ ЖИЗНЬ МЕНЯ ЛУПИЛИ И ОБЗЫВАЛИ РАЗМАЗНЕЙ И ТРУСОМ, НО НАСТОЯЩИЙ ТРУС – ЭТО ТЫ! СВИНЬЯ, ХЛЮПИК ПОГАНЫЙ, ТЫ ДАЖЕ ПОПЫТАТЬСЯ НЕ ХОЧЕШЬ, ТЕБЕ ПЛЕВАТЬ НА ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ, НА ТВОЮ ПОДРУГУ АНГЕЛЛИК, НА КЕННЕДИ, НА ДЖЕТБОЯ – НА ВСЕХ! У ТЕБЯ ЕСТЬ ОФИГЕННЫЕ СПОСОБНОСТИ, НО ТЫ – НИКТО, ТЫ НИ НА ЧТО НЕ СПОСОБЕН. ТЫ ХУЖЕ, ЧЕМ ОСВАЛЬД, ЧЕМ БРАУН, ЧЕМ ВСЕ ОНИ, ВМЕСТЕ ВЗЯТЫЕ!

Тахион спотыкался о ступени, зажимал уши руками, кричал что‑то невразумительное, но Том был слишком разъярен, чтобы слушать. Его гнев больше не подчинялся ему. Он выскочил из «черепахи» и обрушился на инопланетянина.

– СВИНЬЯ! – визжал Том. – ЭТО ТЫ ЗАБИЛСЯ В СВОЙ ПАНЦИРЬ! – Незримые удары градом посыпались на Тахиона. Он пошатнулся, упал, покатился по ступеням, попытался подняться на ноги, но снова получил оплеуху, упал и полетел по лестнице кувырком. – СВОЛОЧЬ! ДАВАЙ, БЕГИ, ДЕРЬМО, ВАЛИ ОТСЮДА, А НЕ ТО Я ШВЫРНУ ТЕБЯ В ЭТУ ЧЕРТОВУ РЕКУ! УНОСИ НОГИ, РОХЛЯ, ПОКА ВЕЛИКИЙ И МОГУЧИЙ ЧЕРЕПАХА НЕ ВЫШЕЛ ИЗ СЕБЯ ПО‑НАСТОЯЩЕМУ! БЕГИ, ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ! ЭТО ТЫ ЗАБИЛСЯ В СВОЙ ПАНЦИРЬ! ЭТО ТЫ ЗАБИЛСЯ В СВОЙ ПАНЦИРЬ!

И Тахион помчался, слепо перебегая от фонаря к фонарю, пока не скрылся в тени. Том Тадбери вернулся в кабину и теперь наблюдал, как доктор исчезал с многочисленных телевизионных экранов. Он чувствовал отвращение и бессилие. В голове у него гудело. Нужно выпить пива или принять аспирин, а лучше и то и другое. Когда он услышал вой приближающихся сирен, то подхватил Джоуи с Десмондом, погасил огни и взмыл прямо в небо, высоко‑высоко, в темноту, холод и безмолвие.

* * *

Ту ночь Тахион провел отвратительно: метался по кровати, как в лихорадке, вскрикивал, плакал, снова и снова выдергивал себя из одного кошмарного сна, чтобы тут же погрузиться в другой. В своих снах он снова был на Такисе, и ненавистный кузен Забб хвастался новой сексуальной куклой, но, когда он привел ее, это оказалась Блайз, и он овладел ею прямо у Тахиона на глазах. Tax смотрел на них, не в силах вмешаться; тело женщины билось под ним, кровь текла у нее из ушей, изо рта и из вагины. Она начала изменяться, превращаясь в одного джокера за другим, и каждый новый был ужаснее предыдущего, а Забб все продолжал насиловать их, а они кричали и сопротивлялись. Но потом, когда Забб поднялся с окровавленного мертвого тела, оказалось, что это лицо не его кузена, а его собственное, испитое и порочное, омерзительное лицо с красными опухшими глазами и сальными спутанными волосами, с чертами, искаженными многолетним пьянством, а может быть, одним из зеркал «Дома смеха».

Проснулся он примерно в полдень под душераздирающий вой Крошки за окном. Этого Tax уже вынести не мог – он ничего не мог вынести. Шатаясь, такисианин добрался до окна, рванул его и заорал на великана, чтобы тот заткнулся, успокоился, но Крошка все плакал и плакал. Ему так больно, так плохо и так стыдно, почему они не оставят его в покое, он больше не может, нет... Заткнись, заткнись, пожалуйста, заткнись! И вдруг Тахион с криком выметнул свой разум, вломился в голову Крошки и заткнул его.

Тишина была оглушительной.

* * *

Ближайший телефон‑автомат находился в кондитерском магазине через квартал. Хулиганы изорвали телефонную книгу в клочья. Он позвонил в справочное и получил адрес Ксавье Десмонда. Дес жил на Кристи‑стрит – всего в нескольких шагах отсюда. Его квартира располагалась на четвертом этаже над магазином масок. Лифта не было. Когда Тахион поднялся на нужный этаж, он едва дышал.

Дес открыл дверь на пятом ударе.

– Ты? – сказал он.

– Черепаха, – проговорил Tax. Горло у него пересохло. – Прошлой ночью он нашел что‑нибудь?

– Нет, – ответил Десмонд. Его хобот подергивался.

– Скажи, кого надо спрашивать, – попросил Tax.

– Тебе? – сказал Дес.

Такисианин не смог заставить себя взглянуть джокеру в глаза. Он кивнул.

– Подожди, сейчас возьму пальто, – сказал Дес. Он вышел из квартиры тепло одетый, с меховой шапкой и видавшим виды бежевым зонтом в руках. – Вот, спрячь волосы под шапку, – велел он Тахиону, – и оставь здесь свое дурацкое пальто. Не хватало еще, чтобы тебя узнали Доктор подчинился. По пути Дес заглянул в магазин масок.

– Цыпленок? – удивился Tax, когда Дес передал ему маску. У нее были ярко‑желтые перья, выпуклый оранжевый клюв и мягкий красный хохолок на макушке.

– Надевай! Я с первого взгляда понял, что это ты.

На Четэм‑сквер устанавливали огромный кран – снимать полицейские машины с крыши «Шизиков». Клуб работал. Портье был лысый джокер семифутового роста и с клыками. Когда они попытались нырнуть под неоновые бедра шестигрудой танцовщицы, извивавшейся на шатре, он ухватил Деса за локоть.

– Джокерам здесь не место, – сказал он грубо.

– Отвяжись, Клыкан.

«Потянись и завладей его разумом», – подумал Тахион. Когда‑то, еще до Блайз, он сделал бы это не задумываясь. Но сейчас он заколебался, и это лишило его уверенности.

Дес запустил руку в задний карман, вытащил оттуда бумажник и извлек из него пятидесятидолларовую купюру.

– Ты наблюдал, как спускают полицейские машины, – сказал он. – Меня не заметил.

– Ах да, – проговорил портье. Купюра исчезла в когтистой руке. – Эти краны такие забавные.

– Иногда деньги – самая могущественная сила из всех, – заметил Десмонд, когда они вошли в темную утробу клуба.

Немногочисленные по раннему времени посетители угощались бесплатным ланчем и смотрели на стриптизершу, которая съезжала по длинному спиральному желобу, отделенному от зала колючей проволокой. Все ее тело было покрыто шелковистыми серыми волосами, кроме груди, которую выбрили налысо. Десмонд оглядел кабинки у дальней стены. Потом взял Таха под локоть и отвел его в темный уголок, где с кружкой пива сидел мужчина в теплой куртке.

Date: 2015-09-05; view: 306; Нарушение авторских прав