Церковь без пения, село без хозяина

То немногое, что находилось на месте великолепной княжеской усадьбы до 1537 года, вряд ли заслуживало внимания чиновников. Хозяйство было мелким, поэтому звенигородские писцы в разъезжей грамоте упомянули не его, а близлежащее село. В документе, где определялись границы поместных земель, оно называлось Уполозами: к холму, где стояла деревня, река подступала крутой излучиной, поэтому здесь часто случались оползни. По селу именовался и его первый известный ныне хозяин – московский дворянин Алексей Иванович Уполоцкий, чья родословная осталась тайной из‑за небрежности старых авторов. Такой же загадкой остался и вид его владений, но об этом можно догадаться, зная, как выглядела и на ком держалась типичная вотчина XVI века. Ее население составляли сам хозяин, его крепостные и свободные слуги. Все они жили в разных частях господского двора, так или иначе имея отношение к добротному деревянному дому, погребам, конюшням, хлеву, птичнику и курным избам, где обычно селили холопов.

К хозяйским хоромам, словно желая найти защиту от нужды и врагов, тянулись крошечные (в 2–3 избы) деревеньки, населенные вольными крестьянами. Похожий облик в последние годы правления Ивана Грозного имели и Уполозы – сельцо, стоявшее на высоком берегу реки, не примечательное ничем, кроме, как говорилось в грамоте, «церкви без пения да двух дворов вотчинниковых». Сам вотчинник, представляя собой лицо не слишком важное, больше в документах не фигурировал никогда, в отличие от своего хозяйства.

Следующие сведения об Уполозах относятся к XVII веку. В ту пору государство русское, миновав Смутное время, проходило испытание голодом, слабой властью, малыми, но беспрестанными войнами, к тому же отдавая последние силы борьбе с польской шляхтой. Результатом этого стали выморочные деревни, которые продавались порой за бесценок, лишь бы сбыть с рук уже не доходное, но по‑прежнему хлопотное хозяйство. Именно таким представлялось мужнино наследство вдове Любаве Уполоцкой. Деревенька была очень дешево куплена братьями Киреевскими, а вскоре перепродана и далее в течение двух десятков лет поочередно принадлежала боярам Шереметевым, Одоевским, Черкасским.

Главный фасад церкви Михаила Архангела обращен к селу и усадьбе

Последний, если верить летописцам, приобрел усадьбу уже с 6 дворами и новой каменной церковью Михаила Архангела, которая заменила ветхую деревянную заботами Якова Никитича Одоевского. Будучи постройкой значительной для своего времени и места, она дала название селу, с той поры (приблизительно с 1646 года) именовавшемуся не иначе как Архангельским. В переписной книге той поры имеется любопытная запись: «За боярином Федором Ивановичем Шереметевым вотчина, что была за Немиром и Григорием Киреевскими, село Уполозье, Архангельское тож, а в нем церковь Архангела Михаила деревянна, а у церкви во дворе поп Михайло (видимо, поповский дом); да задворных людей два двора конюхов, да деловых людей три двора и один двор пуст. Деревня Захарково, а в ней крестьян 14 дворов да два двора пусты: Парфенка Наумов и Трофим Васильев бежали безвестно в нынешнем году».

Архангельская церковь прячется за деревьями, словно стыдясь своего скромного вида

О непосредственном строителе храма сведений не имеется, но им, скорее всего, является Павел Сидорович Потехин – крепостной зодчий, незадолго до этого украсивший подобным произведением село Николо‑Урюпино, коим владели Черкасские, родичи его хозяев Одоевских.

Невысокая, простая по конструкции церковь в Архангельском была лишена пышного декора, зато радовала взор прекрасными пропорциями. Ее отличала едва заметная наивность облика, характерная для провинциальной архитектуры. Еще одной оригинальной чертой послужила асимметричная композиция: одноглавый четверик в центре и такие же, четырехгранные в плане, приделы, стоявшие не на одной линии, как полагалось, а по диагонали. Необычной была и конструкция сводов, каждый из которых опирался на 2 столпа вместо привычных 4. Потехин, как известно, предпочитал богатый декор, но этот любимый им прием позволил отнести скромный храм в Архангельском к его творчеству.

По разным источникам, мастер был крепостным и Шереметевых, и Одоевских, и Черкасских. Все три семьи имели немалые богатства, состояли друг с другом в родстве и потому поочередно владели одними и теми же деревнями. Нехватка хороших мастеров в Подмосковье заставляла их пользоваться услугами одной строительной артели, которой, как говорят, в свое время покровительствовал «тот самый» князь Пожарский.

Павел Потехин, сын кузнеца Сидора из Кадниц, попал в нее после смерти отца. Сначала юноше пришлось выполнять самую простую работу: подносить кирпичи, месить известь. Освоив более сложные операции, он стал помогать советами даже опытным рабочим, заслужил авторитет и уже через несколько лет встал во главе артели. Руководимая им строительная команда насчитывала около сотни мастеров высокого класса.

Среди них были не только каменщики, но и резчики по дереву и камню, плотники, столяры, кузнецы, даже иконописцы с золотильщиками, причем каждый мог при необходимости подменить другого. Четверо ближайших помощников Потехина следили за теми работами, которые сам он контролировать не мог.

Когда Черкасский начал строить в своей нижегородской вотчине монастырь, Павел Сидорович был серьезно болен: плохо видели глаза, ныли и отказывались ходить ноги, из‑за чего мастеру становилось все труднее и труднее взбираться на леса, чтобы лично наблюдать за рабочими. Вскоре, отстраненный от дел, он отправился в родные Кадницы, где жили четверо его сыновей. О том, кто была жена Потехина, когда он женился и когда умер, сведений не сохранилось. Зато сохранились великолепные творения, по которым наши современники могут судить о таланте крепостного зодчего, посвятившего жизнь каменной сказке. К сожалению, документальных свидетельств того, что храм в Архангельском строил именно Потехин, также не имеется. Однако по архитектуре он настолько близок к его произведениям, что догадка, будто крепостной мастер, работавший во всех имениях Одоевских, приложил свою руку и здесь, выглядит вполне правдоподобно.

«Подмастерье Пашка Потехин», как зодчего именовали господские писцы, выбрал для Михаила Архангела место на редкость удачное. Построенный на крутояре, невысокий храм смотрелся не просто солидно, а величаво. С берега реки прихожане видели его четкий, тяжеловатый внизу и легкий вверху силуэт, наверняка замечая, что на фоне соснового леса он выглядит особенно красиво. Перед теми, кто подходил к церкви со стороны усадьбы, открывался главный фасад, а за ним – беспредельные дали: водная гладь, луга, поля, перелески и тающие в белесой дымке холмы.

Среднюю часть храма венчала живописная пирамида из кокошников с венцом в виде луковичной главки. Световой барабан центрального купола смотрел на прихожан узкими прорезями окон и опирался на распалубку, благодаря чему небольшое здание казалось выше снаружи и просторнее внутри. Своеобразным украшением служили окна в круглых апсидах – узкие, окаймленные скромными наличниками и забранные решетками, они позволяли солнечным лучам свободно проходить в зал, где не было ни росписей, ни богатого иконостаса, которых, впрочем, нет и сейчас. Все убранство церкви до сих пор составляют чисто выбеленные стены, черно‑белый плиточный пол и отнюдь не драгоценная утварь – подношения часто сменявших друга друга вотчинников.

С южной стороны Михаила Архангела находится маленькое кладбище

Вначале единственный вход в храм Михаила Архангела находился с северной стороны, там, куда подходила дорога из села. Позже здание было перестроено по канонам классицизма и, к сожалению, утратило свою оригинальную композицию. Позднейшие строители, не искушенные в архитектурном искусстве, неловко расширили окна, переложили полы, снесли тесовую кровлю, заменив ее железной. Под банальной четырехскатной крышей спрятали очаровательные кокошники – за ними якобы некому было ухаживать. Тогда же снесли маленькую звонницу над западной стеной, а вместо нее возвели колокольню, сначала деревянную, а потом каменную, трехъярусную, с часами и шпилем.

В середине XIX века, когда в архангельской церкви стали собираться не только сельчане, но и жители всей округи, владельцы усадьбы затеяли вторую, еще более значительную перестройку: увеличили крытую паперть, разобрали старинный юго‑западный придел и сделали новый, более просторный, расположив его симметрично северо‑восточному. В следующем столетии храм, раньше открытый всегда и для всех, отгородила от мира глинобитная ограда, украшенная в модернистском духе мелкой галькой. Перед тем прихожане подходили и подъезжали к Михаилу Архангелу, следуя через Святые ворота. Возведенные наподобие модных триумфальных арок, они находились довольно далеко и от самой церкви, и от ограды, которую можно было преодолеть только пешком, пройдя, едва ли не согнув спину, через низкую арку. По бокам глинобитного забора возвышались башни со шпилями, целиком сделанные из дерева и похожие на колокольни. Еще позже, уже в советскую пору, настоящая колокольня была разобрана, зато окна приобрели первоначальную вытянутую форму и на центральном четверике вновь появились кокошники.

С недавних пор Михаил Архангел вновь принадлежит Церкви. Вход на территорию музея‑усадьбы платный, но тем, кто направляется по Святому пути на богослужение, билет не нужен. К сегодняшнему дню вблизи храма сформировалось маленькое кладбище. Среди разнородных, хотя и одинаково ухоженных могил внимание чаще привлекает надгробная плита у южной стены. Под ней покоится княжна Татьяна Николаевна Юсупова, дочь одного из последних владельцев усадьбы, умершая от тифа в 1888 году. Когда‑то ее прах охранял «Ангел молитвы» работы Марка Антокольского. Когда имя скульптора стало слишком известным, статую ради сохранности перенесли в один из парковых павильонов, и хочется верить, что на этом переделки в храме закончились навсегда – служенье Богу не терпит суеты.

Date: 2015-09-05; view: 355; Нарушение авторских прав