Я сказала правду 2 page

– 31 – это не мой возраст, – шептал он. – Если ты понимаешь, о чем я.

– Может, тогда номер дома, где ты живешь? – Я попыталась прикинуться дурочкой, одновременно убрав руку как можно дальше от него. Сказать по правде, я подняла ее над головой. Официантка подумала, что я ее зову, и крикнула: «Сейчас иду!»

– А ты знаешь фильм «Африканская королева»?

– Мой молоток, – произнес otboyniymolotok31. – Длина моего молотка ровно тридцать один сантиметр. Ты сама это можешь проверить.

– Ох, нет, – сказала я, покраснев, как свекла. – Наверное, мы друг друга не поняли. К сожалению, меня не интересуют инструменты вне зависимости от их длины и твердости.

otboyniymolotok31 со свистом выдохнул:

– Я так и подумал. Сразу, как ты сюда вошла. Фригидная корова! До тебя еще никто не жаловался. Так что ты и представить себе не можешь, что потеряла.

А потом он встал и вышел из кафе, не заплатив за свой капучино.

– В чем дело? – удивилась официантка. Наверное, моя рука все еще беспомощно болталась в воздухе.

– Счет, пожалуйста, – вздохнула я.

После этого случая я стала немного осторожнее. И выбирала кафе с черным ходом, через который можно исчезнуть до того, как счет свалят на меня. Ведь мы, Девы, натуры экономные и не любим разбрасываться деньгами. Свидание с типом по имени damskiyugidnik007 тоже ни к чему не привело – я сбежала с него, когда заметила некоторые странности. Damskiyugodnik007 высыпал сахар на скатерть, потом облизывал палец и принимался выводить им неведомые рисунки на сахаре, после чего запихивал палец с прилипшими к нему кристалликами в рот. Понаблюдав за этими действиями с четверть часа, я отчетливо поняла, что он рассчитывал на дам вполне определенного сорта, когда выбирал себе ник. И я к этому сорту уж точно не отношусь.

К сожалению, и в случае с Максом, 29, 1,89, б/в/п, робким, но любящим развлечения, я прокололась. На самом деле его звали Дитрих, было ему тридцать девять, а не двадцать девять лет, и роста он был такого же, как я, то есть маленького. Ко всему прочему он вовсе не был робким. При нашей первой встрече он объяснил мне, что назвался Максом, убавил себе десять лет и прибавил двадцать сантиметров, потому что его опыт

показывает, что, если написать о себе правду, на его объявление откликаются неподходящие женщины. Ну, в этом он был прав, и я лучшее тому подтверждение. Однако мне такие развлечения совсем не импонировали, поэтому я слиняла через уже опробованный черный ход. После этого вот уже несколько лет в моей личной жизни царила тишь да гладь.

Самым милым из всех оказался Оле, с которым меня познакомили мои друзья Каролина и Берт. Мне, конечно, стоило насторожиться, когда я узнала, что он недавно расстался со своей девушкой, с которой встречался несколько лет. С первого же взгляда на Оле я поняла, что в нем все так, как надо: у него была красивая улыбка, светлые волосы, причем несколько прядок постоянно падали ему на лоб, а еще у него отсутствовали сколь-нибудь заметные признаки невроза. Вдобавок ко всему ему нравилось то же, что и мне: старые фильмы с Кэтрин Хепберн, итальянская еда и Том Уэйтс[4]. Оле был дантистом и как раз собирался заняться частной практикой. Мы пару раз с ним встретились, и он очень понравился мне. Но именно в тот момент, когда я уже начале себе в этом признаваться, появилась его бывшая подружка, и через восемь недель они уже были женаты. Я притворилась, что рада за Оле, но на самом деле, конечно же, ни капельки радости я не испытывала.

Для меня вообще все более проблематичным становилось радоваться за других, что подводило меня к категории «Другое».

Я совершенно не собиралась до тридцати лет оставаться в одиночестве. Свою жизнь я планировала иначе: самое позднее к двадцати восьми годам я хотела быть замужем за мужчиной моей мечты, а к двадцати девяти родить первого ребенка и посадить как минимум одну яблоню.

А вместо этого вышли замуж почти все мои сестры, кузины и подруги, а почти все кузены и друзья женились. Даже Клаус Колер и Бритта Эмке. Они рожали детей, строили дома и сажали яблони, пока я улепетывала из кафе через черный ход. Тина и Франк, Рика и Клаудиус, Каролина и Берт, Марта и Мариус, Чарли и Ульрих, Фолькер и Хилла, Оле и Миа, Лулу и Патрик – куда ни глянь, везде счастливые пары.

Все, что входило в категорию «Другое», выглядело неутешительно с точки зрения одинокого человека, окруженного веселыми парами. Особенно с тех пор, как мои друзья обзавелись детьми. Когда у них появлялось время для развлечений (что случалось нечасто), они засыпали в кино, от них разило скисшим молоком и говорили они только о том, как бы добыть место в садике или собрать все необходимое первокласснику к школе.

Тем не менее я совсем не отказывалась стать такой же занудой. Конечно, с правильным мужем рядом.

– Ты слишком требовательная, – любил повторять Ульрих. – В этом твоя проблема. Ты ищешь мужчину, которого в принципе не существует.

Ульрих – мой бывший жених, из-за которого я, в числе прочего, расколошматила о дверь ванной молочник бабушки Талер – единственную вещь из знаменитого мейсенского фарфорового сервиза, которая осталась цела после свадьбы моей тети Алексы. Конечно, этот молочник не составлял мое наследство, но я бы никогда не стала швыряться им, если бы так сильно не разозлилась. Ульриху всегда удавалось привести меня в бешенство присущим ему одному особенным способом, который состоял в том, чтобы ничего не делать. На протяжении нашего трехлетнего романа Ульрих только и делал, что лежал: на ковре, на диване, в ванне, в кровати. Все, что принадлежало Ульриху или чем он пользовался, тоже лежало где попало. Одежда, носки, нижнее белье, тарелки, столовые приборы, коробки из-под пиццы, папки, гантели, бумаги, книги и мусор. А квартирка у меня маленькая, и меня выводило из равновесия, что я буквально на каждом шагу натыкалась на Ульриха и его вещи. Но тот считал, что, раз платит половину арендной платы, он может быть, по его словам, «самим собой». В это понятие входило, в частности, следующее: он принимал оздоровительные ванны с морской солью и никогда не счищал за собой коричневый налет, остававшийся на стенках; съедал йогурт и никогда не покупал новый; брал молоко из холодильника и никогда не ставил его обратно; ел конфеты, швыряя обертки на пол.

Несмотря на то, что Ульрих огромное значение придавал личной гигиене и сам был невероятно чистым и ухоженным, в квартире стало вонять: носками Ульриха, его кроссовками и объедками, которые он оставлял гнить повсюду. Что бы я ни говорила и какие бы ни приводила доводы, Ульрих хотел «оставаться самим собой» и продолжал валяться без дела и так же разбрасывать везде свои вещи.

– Тебе мешает, вот сама и убирай, – таков был его стандартный ответ.

И тогда я начала швыряться в него предметами, преимущественно кроссовками, стаканчиками от йогурта и книгами по ведению хозяйства. Молочник пошел в ход по чистому недосмотру.

Да и потом, я разлюбила Ульриха, среди всего этого хаоса его хорошие качества совершенно потерялись. Когда я все-таки положила этому конец и моя квартира снова стала моей, меня много недель не покидало чувство огромного облегчения. Несмотря ни на что, мы с Ульрихом умудрились остаться друзьями. И, когда не надо было больше орать на него и швырять в него, чем попало, встречаться с ним стало вновь приятно. Я уже почти заново в него влюбилась, но тут он закрутил роман с моей лучшей и самой давней подругой Чарли, вскоре переехав к ней.

Теперь мне даже немного жаль, что Ульрих валяется в квартире у Чарли, и у меня часто комок в горле застревает, когда она жалуется мне на его носки на журнальном столике, коричневый налет от морской соли на стенках ванны и пустые стаканчики из-под йогурта под диваном.

По-настоящему больно мне стало, когда Ульрих закончил изучение юриспруденции (что он делал в положении лежа, с чем я его сердечно и поздравляю!) и вдруг перестал быть самим собой.

Его новая личность не мешала ему носить костюм и каждое утро ровно в восемь выходить из дома, чтобы зарабатывать дикое количество капусты. Этой капустой Ульрих оплачивал – и это уже было пределом моего терпения! – услуги домработницы, которая приходила два раза в неделю. Конечно, время от времени он еще оставлял фантик от конфеты на полу, но в общем и целом его было не узнать. И квартиру тоже. В прошлом году Ульрих с Чарли поженились, а я была на их свадьбе свидетельницей и должна была притворяться, что рада за них обоих.

Конечно, я уже и сама задавалась вопросом, не слишком ли требовательно подхожу к выбору партнера. Но что я могу поделать,если мои гормоны не пускались в радостный пляс, когда я сидела напротив парня с ником otboyniymolotok31?

Это был горький урок, но я поняла, что есть вещи, ход которых, как эти самые вещи ни продумывай и ни изучай, заранее предсказать просто невозможно.

На прошлой неделе, ровно за три дня до того, как мама отдала мне снотворное, позвонила Чарли, чтобы сообщить, что я стану крестной. Я не сразу поняла, что это значит.

– Ты беременна! – дошло до меня, наконец.

– Да-а-а! – ликующе завопила Чарли. – Черт, ну разве это не здорово?

Ну, что за вопрос! Без сомнения, это было здорово. Для Чарли и для Ульриха. Для меня это было просто ужасно. Я даже сама удивилась, насколько чудовищной мне показалась эта новость.

Я кое-как сумела выжать из себя поздравление, потом соврала, что у меня убегает молоко, и быстро повесила трубку.

Уронив голову на кухонный стол, я разрыдалась, сама себя не узнавая. Что со мной стало? Я превратилась в завистливое, злобное существо, не способное радоваться даже самым прекрасным в жизни вещам: у моей подруги будет ребенок, а мне хотелось умереть.

Да, точно. Умереть было бы действительно лучше всего.

Осознав это, я от страха прекратила плакать и стала раздумывать – как истинная Дева, – какие меры можно предпринять, чтобы избавиться от подобных мыслей. Сначала я поискала в Интернете информацию о «суицидальных настроениях» и диагностировала у себя депрессию.

В Сети было полно сайтов, посвященных этой теме. Вероятно, людей, страдающих депрессией, тоже было пруд пруди. В этом я явно не одинока. Мы, люди, страдающие депрессией, составляем основу весьма и весьма прибыльной отрасли.

Существует два вида депрессии – эндогенная и реактивная. Люди, страдающие эндогенной депрессией, отличаются крайней степенью мрачности. Люди, страдающие депрессией реактивной, реагируют на внешние обстоятельства. Осознав, что еще не окончательно спятила, я с облегчением вздохнула и причислила себя ко второй группе.

На другой страничке я прочитала, что депрессии делятся на невротические, психопатические, соматогенные и циклотимические. И после некоторых размышлений и изучения основных симптомов я с тяжелым сердцем решила, что моя депрессия относится к разряду невротических.

Надо ли говорить, что диагноз меня вовсе не обрадовал. Ведь он еще больше осложнял поиск партнера.

– Привет, меня зовут Герри Талер, и у меня невротическое расстройство. Реактивная депрессия с невротическим компонентом.

Лишь когда человек твердо решает сделать однозначные выводы из своего невроза, ему становится все равно, что о нем подумают. Но на тот момент я еще не успела зайти так далеко. Пока с что я была намерена предпринять какие-то действия в борьбе с собственной депрессией. Действия систематические.

Когда раздался звонок телефона, я вздрогнула. Наверняка это опять Чарли, которая удивилась, что я не перезвонила ей после того, как спасла свое сбегавшее молоко. Но в трубке я услышала незнакомый женский голос, который поинтересовался:

– Могу я поговорить с Гердой Талер?

– Да, – нерешительно протянула я.

Я почти готова была услышать, как все тот же женский голос сейчас гневно произнесет: «Как вам не стыдно? Ваша лучшая подруга беременна, а вы, вместо того чтобы радоваться, страдаете депрессией!» Но она лишь сказала:

– Поздравляю, вы выиграли!

Я облегченно вздохнула. Совсем недавно мне пришлось вступить в длительные переговоры, чтобы избавиться от этих ребят, которые всегда сообщают вам, что «вы выиграли». Ума не приложу, откуда они берут мой телефон, но почти каждую неделю мне звонит кто-то и утверждает, что я выиграла. Ну, то есть почти выиграла, почти совсем. Нужно только купить подписку на какую-то лотерею, и ты уже миллионер. И всегда одно и то же. А стоит проявить явное нежелание, как они кричат в один голос: «Как? Вы не хотите стать миллионером?» Наверное, все они посещали одинаковые семинары по телефонному маркетингу, где их учили главному правилу: ни в коем случае не оставляйте собеседника в покое, даже если у него в этот самый момент убегает молоко.

Чарли, услышав нечто подобное, тут же бросала трубку. А если ждала чьего-то звонка, то перед тем, как швырнуть трубку, успевала прокричать телефонным продавцам что-то вроде: «Поищи себе другую работу, придурок!» или «Да пошла ты!» (у Чарли с манерами дело обстоит неважно).

Я каждый раз собираюсь сделать ровно то же самое – вплоть до финального ругательства, но у меня никак не получается. Мне кажется, что по отношению к этим бедным любезным людям несправедливо будет бросить трубку, не проявив даже элементарной вежливости и не выслушав их. Не все ведь могут найти достойную работу. Притом что я уже однажды купила лотерейный билет и не выиграла ни обещанной микроволновки, ни почти наверняка светившего мне миллиона, мне все равно каждый раз бывало стыдно за то, что я не покупаю этот лотерейный билет. Чтобы оправдаться перед самой собой, мне обязательно нужно было найти вескую причину, иначе весь оставшийся день я буду страдать от – угрызений совести.

Например, веской причиной для отказа являлось сильное разочарование. Тогда разговор происходил бы следующим образом:

– Поздравляем, фрау Талер, вы выиграли! Вы в финале розыгрыша прелестного «жука»! И вы...

– Да вы что?! Серьезно? – восторженно прерывала я любезную женщину или любезного мужчину. – Жука?! А которого? Пола Маккартни? Или Ринго Стара? Ну, все равно здорово! А на сколько я смогу оставить его у себя? Как вы думаете, он будет выполнять работу по дому?

– Ха-ха-ха, я, конечно же, имею в виду машину! Замечательный «Фольксваген-жук-кабриолет». Отличный подарок к лету, не так ли, фрау Талер? И вы не только становитесь счастливой обладательницей «жука», но, если вам повезет, сможете стать миллионером! Потому что мы зарезервировали для вас подписку. Если вы сейчас решите купить подписку на эту лотерею, вы получите шанс выиграть до двух с половиной миллионов евро! Здорово, правда? И это всего за шесть евро в неделю!

Ну вот, теперь у меня появилась веская причина – крайнее разочарование.

– Как невежливо с вашей стороны, – говорила я, прежде чем положить трубку. – Сначала вы дразните меня Полом Маккартни, а теперь хотите так дешево развести. Ну, скажите на милость, чем мне в хозяйстве может пригодиться машина? Тем более кабриолет! Я ведь так боюсь сквозняков! Никогда больше сюда не звоните! Let it be!

Так я прощалась со всеми звонившими, но меня все равно мучила совесть. Ведь я так и не купила чертову подписку.

Но теперь эта проблема исчезла из моей жизни благодаря диагнозу, который я поставила сама себе, покопавшись в Интернете. Вы и представить себе не можете, как быстро вешают трубку даже идеально обученные телефонному маркетингу люди, когда слышат, что человек страдает депрессией с невротическим компонентом! Стоит только начать им рассказывать про разницу между невротическими и психопатическими расстройствами – как они сразу сдаются! И нет никакого повода мучиться угрызениями совести!

На удивление легко избавившись от назойливой собеседницы, я снова засела за компьютер, чтобы побольше узнать о себе и своей депрессии. Чтиво было на редкость занудным. В числе прочего я прочитала, что постоянные жалобы людей, страдающих депрессией с невротическим компонентом, на то и дело возникающие конфликтные ситуации нормальны, в отличие от таких же жалоб людей, страдающих депрессией с психопатическим компонентом.

Да ну?

Жаль, никто не потрудился напрячь мозги и понять, что человек в депрессии постоянно находится в состоянии конфликта. Может быть, я с моим депрессивным расстройством еще могла бы рассчитывать на понимание, если бы всю мою семью накрыло лавиной. Но уж точно никто не понимал, почему мне до чертиков хотелось умереть из-за того, что моя лучшая подруга ждет – ребенка.

Я и сама этого не понимала.

«Прекрати хныкать и начни мыслить позитивно». Еще в детстве я возненавидела эту фразу. Моя мама повторяла ее, чуть ли не каждый день. Много лет я не могла быть в согласии с самой собой из-за того, что у меня не получается мыслить позитивно. Например, о Клаусе Колере. Или о парне с ником damskiyugodnik007. Если бы я могла позитивно отнестись к мужчинам, которые в ресторане рассыпают на стол сахар и выписывают на нем рисунки, мне никогда не пришлось бы уходить через черный ход. Если посмотреть на это таким образом,то получается, что позитивное мышление – совершенно идиотский способ решения проблем.

Для людей с аналитическим складом ума, таких как я, самое худшее – видеть перед собой решение проблемы и не иметь возможности им воспользоваться. Теперь, покопавшись в Интернете, я наконец-то все поняла: просто «позитивное мышление» определенно лежало за рамками возможностей человека, подверженного депрессии с невротическим компонентом.

Наверное, предрасположенность к такого рода заболеваниям у меня с детства. Вспоминаю случай с пасхальным шоколадным зайцем. Мне тогда исполнилось восемь лет, и я так полюбила этого зайца, что решила не есть его, а состариться с ним вместе. Но моя прожорливая сестра Лулу, прикончив все свои сладости, нацелилась на Ральфа.

В то время наша мама увлекалась здоровым образом жизни и правильным питанием, и сладости были в нашем доме редкостью. Они появлялись только на Рождество и Пасху. Когда гости приносили нам шоколадки или что-то подобное, мама все забирала и потом выдавала строго в соответствии с нормой, существовавшей только в ее голове. Иногда мы покупали разные вкусности на свои карманные деньги, но делать это было запрещено, поэтому поглощать все приходилось вне дома с соблюдением самых строгих мер предосторожности. Мы завидовали детям, которые имели свободный доступ к полкам со сладостями, и дружили охотнее с этими детьми, чем с остальными. Например, Чарли стала моей лучшей подругой, в частности, потому, что могла есть столько «Киндер» -шоколада, сколько хотела, и всегда делилась им со мной.

«Когда-нибудь вы меня еще поблагодарите», – неизменно отвечала мама, услышав наши жалобы на то, что единственной сладостью, которую мы получили за день, был изюм в мюсли. Насколько мне известно, никто из моих сестер до сих пор ее не поблагодарил.

Лулу больше всех страдала из-за дефицита шоколада и повсюду разыскивала моего зайца Ральфа. Она даже предложила мне почитать свой дневник, если я добровольно отдам его ей. Но я осталась верна Ральфу.

Через пару дней Лулу все-таки нашла зайца в коробке из-под обуви на шкафу, где я, казалось бы, надежно спрятала его под кучей платьев Барби. Я подняла дикий рев, вернувшись домой и обнаружив, что от Ральфа осталась только обертка.

Лулу на два дня посадили под домашний арест и заставили извиниться передо мной.

– Мне жаль, что я его съела, – сказала она и стерла шоколадное пятно с уголка рта. – Но он бы все равно скоро начал таять.

Я заревела, и Лулу пришлось возместить стоимость Ральфа из своих карманных денег. Она нехотя положила две монеты на мою тумбочку.

– Ну вот, теперь ты можешь прекратить эту истерику, – сказала мне мама. – Все опять хорошо.

Но это было не так, потому что, как я теперь знаю, я была склонна к депрессии с невротическим компонентом. И, согласно сведениям, приведенным в Интернете, моя мама должна была с понять мое сложное конфликтное состояние, но она этого не сделала.

– Ну почему ты все еще ревешь? – удивленно спросила она.

– Потому что я хочу своего Ральфа обратно, – всхлипнула я.

Лулу заявила:

– Я могу засунуть два пальца в рот, тогда он вернется. – И все, кроме меня, рассмеялись.

– Это был всего лишь дурацкий шоколадный заяц, – сказала мама. – Ну же, перестань плакать. Посмотри, как на улице светит солнышко.

Но я была не в состоянии увидеть хоть что-то позитивное в этой ужасной ситуации.

Через некоторое время мама совсем потеряла терпение:

– Тебе не стыдно устраивать такой театр из-за шоколадного зайца? В Африке дети голодают, им вообще не знаком вкус шоколада. Если ты немедленно не прекратишь истерику, тоже несколько дней будешь сидеть у себя в комнате.

Если бы я по гороскопу была не Девой, а кем-нибудь еще, я бы, наверное, уже тогда подумала о самоубийстве.

Вместо этого я проанализировала проблему. И точно поняла, что столкнулась с неразрешимой задачей: я хотела вернуть Ральфа, но Ральф исчез безвозвратно. Даже если бы я (на дворе была середина мая) тем же способом раздобыла себе еще одного пасхального зайца, это был бы не Ральф.

Немного денег и домашний арест Лулу – этого было недостаточно, чтобы возместить мою потерю, которую я ощущала всем сердцем. Вдобавок мама напустилась на меня, хотя в этой ситуации я, несомненно, жертва.

Мне было всего восемь, поэтому, когда я раздумывала о том, что же предпринять, в голову мне пришла лишь она идея, которой я стыжусь до сих пор.

Дорогая Лулу!

Помнишь, как однажды в четвертом классе ты проснулась и обнаружила, что очень сильно смахиваешь на Барта Симпсона?Ты все эти годы думала, что это. Рика разделалась с твоим светлым хвостиком, не так-ли? А Рика до сих пор верит, что она бродила во сне. На самом деле она никогда не страдала лунатизмом, о, это сделала я, и сна у меня не было ни в одном глазу! Я хотела, чтобы на школьной фотографии ты выглядела – ужасно. Так и произошло. Ты заслужила эту прическу. Ты помнишь, что сделала с Ральфом (шоколадным зайцем) и как я из-за этого расстроилась. Перед тем как свершить свою месть, я выждала пару недель, но мой гнев ни капельки не уменьшился. А вы, очевидно, совсем забыли об этой истории, иначе на меня упала бы тень подозрения. Теперь ты видишь, как мало в нашей семье обращали на меня внимание уже тогда.

Конечно, сегодня я жалею о содеянном. Я же не знала, что этот поступок вызовет цепную реакцию. На следующую же ночь Рика получила такую же прическу в стиле Барта Симпсона, за что сбрила тебе брови, а ты приклеила ей уши к подушке клеем «Момент». Кто знает, чем бы это все закончилось, если бы мама не стала на ночь запирать вас в разных комнатах. Вы с Рикой до сих пор друг друга терпеть не можете. А если бы не мой глупый детский гнев, сейчас были бы, возможно, лучшими подругами. Может быть, ты, пользуясь удобной возможностью, на моих похоронах помиришься с Рикой? Тебе ведь будет нужен кто-то, чтобы злословить о Тине и Франке и их подходе к воспитанию детей, когда меня не будет рядом.

От всей души желаю тебе счастья. Ну, по крайней мере, настолько, насколько это возможно в моем невротическо-депрессивном состоянии.

Что касается Патрика: возможно, он когда-то искал себе пару, называя себя otboyniymolotok31, и при нашей с ним встрече очень подробно описывал мне свойства своего... э-э... молотка. Как я уже сказала возможно. И даже если Патрик и otboyniymolotok31 - одно и то же лицо, это не должно испортить тебе радость от твоей влюбленности. Ведь то, что он некогда показывал свой молоток всем, кому только мог, еще не значит, что он плохой человек. Ко всему прочему ты владеешь искусством «позитивного мышления» почти столь же виртуозно, как мама.

С наилучшими пожеланиями, любящая тебя сестра Герри.

Р.S. Пожалуйста, позаботься о том, чтобы Хизола получила мои жемчужные бусы, ноутбук и mрЗ-плеер. И пусть мама и Тина не говорят, что это несправедливо по отношению к близнецам. Им остаются все мои книги, CD и DVDдиски. Те книги, которых у тебя окажется по два экземпляра, ты можешь продать или сдать в библиотеку.

Отсутствие у меня способности к «позитивному мышлению», а также то, что в личной жизни мне катастрофически не везло, совсем не означало, что меня вообще ничто не радовало. Мена радовала моя работа. Это сразу же пришло мне в голову, когда на сайте www.ostoroznodepressiya.de я прочитала, что люди, страдающие депрессией, ничему не радуются.

Во мне снова вспыхнула надежда: может быть, у меня все-таки нет депрессии! Ну, или совсем в незначительной степени.

Может, я и ненавидела свою жизнь, зато любила свою работу. Каждый день я просто нарадоваться ей не могла. Очень нетипично для страдающего депрессией человека.

То, что я прирожденный автор любовных романов, я поняла еще в первом семестре обучения на факультете германистики. Нам нужно было – в качестве примера, как писать нельзя, – прочитать и проанализировать роман о врачах. И, в отличие от своих сокурсников, я была очарована этой гениально продуманной любовной драмой на восьмидесяти страницах. Вместо того чтобы выполнять домашнюю работу под названием «Место и значение так называемого бульварного романа в литературе», я написала свой собственный роман. Меня и саму удивил мой поступок. Возникало такое чувство, что историю белокурой кудрявой медсестры Ангелы из детского отделения мне надиктовала какая-то сверхъестественная сила. Ангела обладала настолько чистым и добрым нравом, а руки у нее были такие искусные, что перед ее невинным обаянием не мог устоять ни строгий, но положительный главный врач, ни подлый, но ужасно привлекательный заведующий отделением. И даже коварная рыжеволосая старшая медсестра Александра вынуждена была, в конце концов, признать, что зависть и интриги бессильны перед неподдельной человеческой добротой. Когда на последних страницах романа главный врач заглянул моей Ангеле в глаза и искренне заверил ее в своей вечной любви, меня охватило чувство такого глубокого удовлетворения, какое я никогда прежде не испытывала. Да, вот так все должно происходить в мире. Так и никак иначе. И здесь нет никакой банальности, просто это... закон мироздания! У меня было такое чувство, словно я узнала очень важную и большую тайну. Наверное, примерно так же чувствовал себя Эйнштейн, открыв теорию относительности.

В тот же вечер я послала «Медсестру Ангелу» в издательство «Аврора» и нисколько не удивилась, когда всего через пару дней мне позвонили и сказали, что хотят опубликовать рукопись. Второе их желание – чтобы я написала еще. Моя семья была шокирована, когда я бросила учебу и всю себя посвятила написанию любовных романов под псевдонимами Джулиана Марк и Дайана Доллар. Но мне до этого не было никакого дела. Я нашла то, что мне доставляло удовольствие и с чем я неплохо справлялась, – так зачем мне было продолжать учебу? Работа эта была непростая. «Аврора» издавала юмористические, научно-фантастические, детективные, приключенческие,

любовные романы, а также романы в жанре вестерна в мягкой обложке и карманные издания. Любовные романы выходили в следующих сериях: «Родина», «Врачи», «Аристократы», «Нанетта» и «Норина», в других жанрах тоже были многочисленные серии. Многие люди делали вид, что никогда не слышали об «Авроре», но это утверждение всегда оказывалось ложью. Хоть что-то об «Авроре» знали все.

Я писала два романа в год для серии «Частная клиника доктора Олсена», а в остальном все внимание уделяла романам серии «Норина». Законы тут работали те же, что и в романах о врачах, только профессия главных героев была любой, необязательно относящейся к медицине.

На написании романов подобного рода никому еще не удалось разбогатеть, несмотря на слухи, которые время от времени вдруг начинают бродить в соответствующих профессиональных кругах. Мне приходилось писать по два романа в месяц, чтобы покрыть свои (более чем скромные) расходы. Это означало, что каждые две недели передо мной стоял срок сдачи романа, который нельзя было никуда перенести или отодвинуть. По большей части справлялась я за последние сорок восемь часов, в которые писала не переставая, день и ночь. В издательстве не принимали никаких объяснений. Ни болезнь, ни личные проблемы – ничто не могло быть важнее, чем своевременная сдача очередной рукописи. Я вовсе не была уверена, что даже смерть станет веской причиной. Каждую неделю в киоске можно было купить свежий роман серии «Норина», поэтому поток дешевой литературы должен был идти непрерывно. Не знаю, сколько еще авторов

писало для серии, но, наверное, не много, потому что пока чуть ли, не каждый второй роман в серии «Норина» выходил из-под моего пера. И я этим чрезвычайно гордилась.

Между романами серии «Норина» и романами серии «Нанетта» было только одно различие: «Норину» можно было читать детям, а «Нанетту» нельзя. Приведу пример, чтобы было понятнее. В серии «Норина» мужчина после выяснения некоего недоразумения нежно приподнимал робко опущенный подбородок женщины, чтобы их взгляды встретились, и в ее горящем взоре читал любовь к нему. На этом истории в «Норине» заканчивались.

В серии «Нанетта» мужчина в схожей ситуации страстно прижимал женщину к себе, и она чувствовала, как в ее бедро упирается напряженная плоть, отчего ее охватывал трепет. И здесь история не заканчивалась, а только по- настоящему начиналась.

Я уже десять лет зарабатывала себе на жизнь писательством, и мое занятие доставляло мне массу удовольствия. Каждые две недели, когда я распечатывала готовую рукопись и укладывала ее в конверт, меня охватывало то же ощущение счастья, какое я испытала, закончив «Медсестру Ангелу», – чувство, что в мире все снова встало на свои места, хотя бы в романе. Там не было таких мужчин, как otboyniymolotok31 и damskiyugodnik007. Мужчины в моих произведениях были широкоплечими, отличались хорошими манерами и не вели разговоров о своих инструментах. Даже в негодяях было какое-то обаяние... А еще в моих романах не было тридцатилетних одиноких женщин. Всех героинь я умудрялась выдать замуж до наступления этого возраста.

Date: 2015-09-05; view: 222; Нарушение авторских прав