Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава XIX. Это был Максим. Я не видела его, но узнала его голос
Это был Максим. Я не видела его, но узнала его голос. Он звал на бегу Фриса. Я услышала, как Фрис ответил ему из холла и вышел на террасу. Их фигуры смутно выступали из тумана подо мной. — Его выбросило на берег, — сказал Максим. — Я следил за ним с мыса. Он вошел в залив и повернул прямо на риф. Им его не снять при таком отливе. Должно быть, думали, что это Керритская гавань. Там, внизу, туман стоит стеной. Скажите на кухне, чтобы приготовили поесть и выпить на случай, если им что-нибудь понадобится, и позвоните в контору мистеру Кроли, сообщите ему обо всем. Я иду обратно в бухту, может быть, сумею чем-нибудь помочь. Принесите мне, пожалуйста, сигареты. Миссис Дэнверс отошла от окна. Лицо ее вновь стало бесстрастным; холодная белая маска, так хорошо знакомая мне. — Нам, пожалуй, лучше пойти вниз, — сказала она. — Фрис будет меня искать, надо там распорядиться. Возможно, мистер де Уинтер приведет людей с корабля, как он сказал. Осторожнее, уберите руки, я закрываю окно. Я отошла от окна на середину комнаты, все еще в какой-то одури, доверяя ей и не доверяя самой себе. Я смотрела, как она закрывает окно, запирает ставни, задергивает гардины. — Хорошо еще, что море спокойное, — сказала она, — не то им бы худо пришлось. Но в такой день, как сегодня, бояться нечего. Конечно, само судно потеряно, если оно наскочило на риф, как сказал мистер де Уинтер. Миссис Дэнверс обвела глазами комнату — проверила, все ли в порядке. Поправила покрывало на двуспальной кровати. Затем подошла к двери и открыла ее, давая мне пройти. — Я, пожалуй, скажу на кухне, чтобы приготовили холодный ленч, — сказала она, — он будет ждать вас в столовой: когда придете, тогда и поедите. Мистер де Уинтер, наверно, не захочет спешить сюда к часу дня, если он занят там, в бухте. Я тупо посмотрела на нее, затем вышла из комнаты, оцепеневшая, безжизненная, как манекен. — Когда вы увидите мистера де Уинтера, мадам, передайте ему, пожалуйста, что, если он хочет привести сюда людей с корабля, все будет готово. Они получат горячую еду, когда бы ни пришли. — Хорошо, миссис Дэнверс, — сказала я. — Хорошо. Она повернулась ко мне спиной и пошла к задней лестнице — причудливая костлявая фигура в черном платье, которое мело подолом пол, как пышные широкие юбки начала века. Вот она завернула за угол и скрылась. Я медленно двинулась по коридору к двери у арки; я все еще была в каком-то отупении, словно только сейчас очнулась от долгого сна. Вышла на площадку и стала спускаться по лестнице, не имея понятия, что делать дальше. Через холл по направлению к столовой шел Фрис. Увидев меня, он остановился и подождал, пока я спущусь. — Мистер де Уинтер приходил несколько минут назад, мадам, — сказал он. — Взял несколько пачек сигарет и пошел обратно на берег. Там, оказывается, сел на мель пароход. — Да, — сказала я. — Вы слышали ракеты, мадам? — сказал Фрис. — Да, слышала, — сказала я. — Я был в буфетной с Робертом, и мы сперва подумали, что кто-то из садовников запустил шутиху, оставшуюся с вечера, — продолжал Фрис. — И я сказал Роберту: «Зачем они это делают в такой туман? Оставили бы на субботу для ребятишек». А тут вторая разорвалась, а потом и третья. «Нет, это не фейерверк, — сказал Роберт. — Это сигнал бедствия. Где-то тонет корабль». «Да, ты, верно, прав», — сказал я и вышел в холл. Тут я и услышал, как мистер де Уинтер зовет меня с террасы. — Да, — сказала я. — И нечему удивляться, мадам, в такую-то погоду. Это самое я сейчас сказал Роберту. Тут и на суше дорогу не найдешь, не то что на море. — Да, — сказала я. — Если вы хотите догнать мистера де Уинтера, так он пошел прямо через лужайку минуты две назад, не больше, — сказал Фрис. — Спасибо, Фрис, — сказала я. Я вышла на террасу. Разъяснялось. Все четче становились силуэты деревьев по ту сторону лужайки. Туман окучивался в легкие белые облачка, поднимался к небу. Вился надо мной кольцами дыма. Я взглянула на окна над головой. Они были наглухо закрыты, заперты ставни. Казалось, они никогда не раскроются, не распахнутся настежь. Вот у того большого окна в центре я стояла пять минут назад. Как далеко оно отсюда, как высоко! Камни под ногами казались твердыми, жесткими. Я поглядела вниз, затем вновь на закрытое окно и вдруг почувствовала, что вокруг меня все плывет, а сама я горю огнем. По шее сбежала струйка пота. Перед глазами заплясали черные точки. Я снова зашла в холл и села в кресло. Ладони мои были совсем мокрые. Я сидела неподвижно, сжав руками колени. — Фрис, — позвала я. — Фрис, вы в столовой? — Да, мадам? — он сразу же вышел и поспешил через холл ко мне. — Не удивляйтесь, Фрис, но не могли бы вы принести мне капельку бренди? — Разумеется, мадам. Я продолжала сжимать колени и сидела не шевелясь. Вернулся Фрис, держа серебряный поднос с ликерной рюмкой. — Вам нездоровится, мадам? — сказал Фрис. — Хотите, я позову Клэрис? — Нет, сейчас все пройдет, Фрис, — сказала я. — Мне вдруг стало жарко, вот и все. — Очень теплое утро, мадам. Очень. Даже можно сказать, удушливое. — Да, Фрис, именно так. Я выпила бренди и поставила рюмку обратно на поднос. — Может быть, вас напугали взрывы? — сказал он. — Они начались так внезапно. — О да, — сказала я. — С утра так парит, а вы еще простояли всю ночь на ногах, вот вам и стало не по себе, мадам. — Вероятно, вы правы, Фрис. — Может быть, приляжете на полчасика? В библиотеке даже свежо. — Нет. Я думаю, я через минуту-другую выйду. Не беспокойтесь, Фрис. — Как вам угодно, мадам. Фрис ушел, оставив меня одну в холле. Как было спокойно сидеть здесь. Спокойно и прохладно. От вчерашнего бала не осталось и следа. Не верилось, что только этой ночью здесь танцевали. Холл был таким, как всегда, — сумрачным, безмолвным, суровым, с портретами и оружием по стенам. Трудно было поверить, что только этой ночью я стояла в голубом платье у подножья этой вот лестницы и пожимала руки чуть не тысяче людей. Трудно было поверить, что на галерее менестрелей были расставлены пюпитры, играл оркестр… ударник, скрипка… Я встала и снова вышла на террасу. Туман поднялся еще выше, до верхушек деревьев. Открыл лес за лужайкой. Прямо над головой бледное солнце пыталось пробиться сквозь тусклую пелену. Стало еще жарче. Удушливо-жарко, как сказал Фрис. Мимо с громким жужжанием пролетела пчела в поисках нектара и вдруг смолкла, забравшись в цветок. На зеленом склоне за лужайками один из садовников принялся косить ручной косилкой траву. Из-под вертящихся лопастей вспорхнула испуганная коноплянка, понеслась к розарию. Садовник, склонившись к ручкам машины, медленно шел вдоль склона, летела в стороны коротко скошенная трава и крошечные головки маргариток. На меня повеяло запахом душистой прогретой травы, солнце выбралось из белого тумана и залило меня ярким светом. Я засвистела, подзывая Джеспера, но он не подошел. Возможно, побежал за Максимом на берег. Я взглянула на часы. Уже перевалило за половину первого, почти без двадцати час. Вчера в это время мы с Максимом стояли у Фрэнка в садике, ждали, когда экономка подаст ленч. Двадцать четыре часа назад. Они дразнили меня, закидывали удочку, стараясь выведать, какой у меня костюм. «Вы глазам своим не поверите», — сказала я. Я готова была провалиться сквозь землю, вспоминая эти слова. И тут только я вдруг осознала, что Максим здесь, в Мэндерли, он не покинул нас навсегда, как я боялась. Голос, донесшийся до меня с террасы, был спокойный и деловитый. Привычный мне голос. Не тот, что я слышала ночью, стоя у подножия лестницы. Максим не уехал. Он на берегу, в одной из бухт. Он снова стал самим собой, нормальным, разумным человеком. Он просто ходил гулять, как и сказал Фрэнк. Был на мысе, видел, как корабль заворачивал к берегу. Мои страхи не имеют под собой почвы. С Максимом все в порядке. Максиму ничего не грозит. Я сегодня пережила нечто ужасное и унизительное и безумное, то, чего я даже сейчас не вполне могла понять и не желала помнить, что хотела похоронить в тайниках памяти вместе с забытыми детскими страхами, но даже это не имело значения, раз с Максимом все в порядке. И вслед за ним я спустилась по крутой извилистой тропинке через темный лес на берег моря. Туман почти рассеялся, и, когда я вышла в бухточку, я сразу увидела корабль: он лежал милях в двух от берега носом к скалам. Я прошла по волнорезу и стала на конце, облокотившись о закругленную стену. На берегу уже собралось довольно много людей, видимо, они пришли из Керрита по тропе береговой охраны. Мыс входил в наши владения, но публика всегда пользовалась правом прохода у скал. Кое-кто вскарабкался наверх, чтобы получше разглядеть севшее на мель судно, оно лежало, неуклюже задрав корму, вокруг сновали весельные лодки. Стояла поодаль спасательная шлюпка. Я видела, как там поднялся кто-то во весь рост и закричал что-то в рупор. Слов я не разобрала. Над заливом все еще висел туман, горизонта не было видно. Подлетела с треском еще одна моторка с несколькими людьми на борту. Она была темно-серого цвета. Я увидела человека в форме. Вероятно, портовый инспектор из Керрита, а с ним агент морского страхового общества Ллойда. Еще одна лодка с компанией отдыхающих из Керрита на борту. Они кружили вокруг сидевшего на мели парохода, громко переговариваясь. Над неподвижной водой залива до меня доносились их голоса. Я спустилась с волнореза и перелезла через скалы на тропинку, ведущую туда, где собрались люди. Максима не было видно. Фрэнк разговаривал с одним из спасателей береговой охраны. Я приостановилась в минутном замешательстве. Прошло меньше часа с тех пор, как я рыдала, говоря с Фрэнком по телефону. Я не знала, как мне себя вести. Он сразу меня увидел и помахал рукой. Я подошла к ним. Спасатель меня знал. — Пришли поглядеть на забаву, миссис де Уинтер? — сказал он, улыбаясь. — Боюсь, нам предстоит хорошая работенка. Может, буксиры его стянут, но я в этом сомневаюсь. Он намертво застрял на выступе рифа. — Что они будут делать? — спросила я. — Перво-наперво пошлют водолаза посмотреть, не сломан ли киль, — ответил он. — Видите вон того человека в красной вязаной шапке? Нате вам мой бинокль. Я взяла бинокль и посмотрела на судно. Разглядела группу людей, которые всматривались в воду за кормой. Один из них на что-то указывал. Человек в спасательной шлюпке все еще держал у рта рупор. К людям на корме присоединился портовый инспектор. Водолаз в трикотажной шапочке остался сидеть в серой моторке, на которой они пришли. Прогулочный катер по-прежнему кружил вокруг парохода. Какая-то женщина, стоя, щелкала аппаратом. На воде сидели чайки и бестолково кричали в надежде на подачку. Я вернула бинокль спасателю. — По-моему, там ничего не происходит, — сказала я. — Водолаз вот-вот спустится, — сказал спасатель. — Ну конечно, они сперва поторгуются, как все иностранцы. А вот и буксиры. — Ничего у них не выйдет, — сказал Фрэнк. — Поглядите, под каким он лежит углом. Там куда мельче, чем я думал. — Этот риф тянется очень далеко, — сказал спасатель, — обычно мы его не замечаем, когда плывем здесь в лодке. Но судно с такой осадкой не может его не задеть. — Я был на берегу в первой бухте, когда они запустили ракету, — сказал Фрэнк, — я и на десять шагов перед собой ничего не видел. И тут раздался выстрел — вот уж истинно гром, только не скажешь, что с ясного неба. Я подумала, до чего в такие моменты люди похожи друг на друга. Фрэнк в точности повторил Фриса, лишь версия была другая. Как будто это имело значение, как будто нам не все равно. Я знала, что он спустился на берег в поисках Максима. Знала, что он был напуган не меньше, чем я. И вот все это забыто, вычеркнуто из памяти — наш разговор по телефону, наша общая тревога, его настойчивая просьба повидаться со мной. Все из-за того, что какое-то судно село в тумане на мель. К нам подбежал маленький мальчик. — А моряки утонут? — спросил он. — Ни за что. С ними все в порядке, сынок, — сказал спасатель. — Море гладкое, как зеркало. На этот раз никто не пострадает. — Если бы это случилось ночью, мы бы их не услышали, — сказал Фрэнк. — Мы выпустили не меньше пятидесяти шутих, не говоря о более мелких ракетах. — Услышали бы, не волнуйтесь, — возразил спасатель. — Увидели бы вспышки и догадались бы откуда. Глядите, вон водолаз, миссис де Уинтер. Видите, он надевает шлем? — Хочу посмотреть водолаза, — сказал мальчик. — Вон он, — сказал Фрэнк, наклоняясь к нему и указывая пальцем, — вот тот дяденька, который надевает шлем. Его сейчас спустят под воду. — А он не утонет? — спросил мальчик. — Водолазы не тонут, — сказал спасатель. — К ним туда все время накачивают воздух. Гляди, сейчас нырнет. Ну вот и все. Вода всколыхнулась на минуту и снова разгладилась. — Ушел, — сказал мальчик. — Где Максим? — спросила я. — Повез одного из матросов в Керрит, — сказал Фрэнк. — Парень потерял голову, когда они налетели на риф, и, видно, прыгнул за ней в воду. Мы нашли его под обрывом, цеплялся что было сил за одну из скал. Промок до нитки, конечно, и дрожал как осиновый лист. И, понятное дело, не знает ни слова по-английски. Максим спустился к нему и увидел, что тот весь в крови — весь расцарапался о скалы. Максим поговорил с ним по-немецки. А потом позвал одну из керритских моторок, что шныряли здесь, как голодные акулы, и повез его в Керрит к врачу, чтобы тот его забинтовал. Если посчастливится, захватит старика Филлипса во время ленча. — Когда он уехал? — спросила я. — Всего за несколько минут до того, как вы появились, минут за пять. Странно, что вы не заметили моторку. Он сидел на корме с этим немцем. — Наверно, они уехали, пока я поднималась на обрыв. — В таких ситуациях Максим всегда на высоте. Всегда протянет руку помощи. Вот увидите, он позовет всю команду в Мэндерли, накормит, да еще и ночевать оставит. — Верно, — сказал спасатель. — Он с себя последнюю рубашку снимет ради своих людей, кому это знать, как не мне. Побольше бы таких, как он, в нашем графстве. — Да, это бы нам не помешало, — сказал Фрэнк. Мы не сводили глаз с корабля. Буксиры неподвижно стояли в сторонке, но спасательная шлюпка повернула и пошла по направлению к Керриту. — Сегодня не их очередь, — сказал спасатель. — Да, — подтвердил Фрэнк, — и не думаю, что тут найдется дело для буксиров. На этот раз заработает подрядчик по слому судов. Чайки кружили над головой, мяукали, как голодные кошки, некоторые уселись на выступах обрыва, другие, посмелее, качались на воде у самого парохода. Спасатель снял шапку и вытер лоб. — Ну и парит, — сказал он, — совсем дышать нечем. — Да, — сказала я. Прогулочный катер с фотографами с треском помчался обратно в Керрит. — Сыты по горло, — заметил спасатель. — Я их не виню, — сказал Фрэнк. — Не думаю, чтобы тут что-нибудь произошло. Во всяком случае, в ближайшее время. Еще надо дождаться, что доложит водолаз, прежде чем пробовать сдвинуть судно. — Это точно, — сказал спасатель. — По-моему, нет смысла дольше здесь болтаться, — обратился ко мне Фрэнк. — Мы тут ничем помочь не можем. Я хочу есть. Я ничего не ответила. Фрэнк стоял в нерешительности. Я чувствовала на себе его взгляд. — Что вы собираетесь делать? — спросил он. — Пожалуй, побуду еще немного. Я могу поесть в любое время. У нас сегодня холодный ленч. Да это и неважно. Хочу посмотреть на водолаза. Мне было все еще трудно смотреть ему в лицо. Я хотела остаться одна или с кем-нибудь, кого я мало знаю, со спасателем, например. — Вы ничего не увидите, — сказал Фрэнк, — его не будет видно. Лучше вернитесь и поешьте вместе со мной, а? — Нет, право, я не хочу. — Ну что ж. Вы знаете, где меня найти, если я вам понадоблюсь. Буду в конторе весь день. — Хорошо, — сказала я. Он кивнул спасателю и стал спускаться с обрыва к бухточке. Может быть, я обидела его? Но иначе я поступить не могла. Все образуется когда-нибудь само собой, войдет в свою колею. Столько всего произошло с нашего утреннего разговора по телефону, я не хотела больше ни о чем думать. Я хотела сидеть вот так, на траве, и смотреть на пароход. — Прекрасный человек мистер Кроли, — заметил спасатель. — Да, — сказала я. — Позволит отсечь себе за мистера де Уинтера правую руку. — Вы правы, — сказала я. Маленький мальчик все еще прыгал по траве перед нами. — А когда водолаз вылезет обратно? — спросил он. — Еще не скоро, сынок, — сказал спасатель. К нам направлялась женщина в полосатом розовом платье с сеткой для волос на голове. — Чарли, Чарли, где ты? — звала она. — Вон твоя мама идет, — сказал спасатель, — сейчас она тебе задаст. — А я видел водолаза, мам! — закричал мальчик. Женщина кивнула нам и улыбнулась. Она меня не знала. Приехала из Керрита погулять и развлечься. — Ну, видно, ничего интересного нас больше не ждет, — сказала она. — Говорят, пароход еще не скоро снимут с мели. — Ждут, что скажет водолаз, — заметил спасатель. — Не представляю, как это люди могут спускаться под воду, — сказала женщина. — Им должны за это хорошо платить. — И платят, — сказал таможенник. — Хочу быть водолазом, мам, — сказал мальчик. — Спроси разрешения у папы, детка, — сказала женщина и засмеялась, обернувшись к нам. — Красивое здесь местечко, правда? — обратилась она ко мне. — Решили устроить сегодня пикник, откуда нам было знать, что поднимется такой туман, а вдобавок будет крушение. Мы как раз собирались возвращаться в Керрит, когда эти ракеты взорвались чуть не у нас под носом. Я так и подскочила. «Ой, что это?» — спросила я у мужа. «Сигнал бедствия, — ответил он. — Давай останемся и посмотрим. Это интересно». Его сейчас отсюда и силком не вытащишь. Хуже, чем сын. Мне самой всего этого и даром не надо. — Да сейчас и не на что смотреть, — сказал спасатель. — Тут такой красивый лес кругом. Наверно, частное владение? Спасатель неловко кашлянул и взглянул на меня. Я принялась жевать травинку, глядя в пространство. — Да, это частное владение, — сказал он. — Мой муж говорит, все эти большие поместья будут со временем нарезаны на куски и там построят дачи. Я бы не отказалась от дачки здесь, наверху, окнами на море. Хотя вряд ли мне понравилось бы в этих краях зимой. — Да нет, зимы здесь мягкие, — сказал спасатель. Я продолжала жевать травинку. Мальчик все еще бегал вокруг нас. Спасатель посмотрел на часы: — Ну, мне нора. Всего хорошего. — Он приложил руку к фуражке и двинулся по дорожке, идущей к Керриту. — Пошли, Чарли, пойдем поищем папу, — позвала женщина. Она дружески кивнула мне и направилась к краю обрыва, мальчик — следом за ней. Худой мужчина в шортах цвета хаки и яркой спортивной куртке помахал ей рукой. Они уселись у кустов утесника, и женщина принялась разворачивать бумажные пакеты с едой. Ах, если бы я была не я! Если бы я могла присоединиться к ним, есть вместе с ними крутые яйца и сандвичи с консервированным мясом, громко смеяться, болтать, а попозже вернуться в Керрит, шлепать босиком по воде вдоль берега, бежать наперегонки по отмелям до их дома и наесться за чаем креветок. Вместо этого мне надо возвращаться одной по лесу в Мэндерли и ждать Максима. Я не знала, что мы скажем друг другу, как он станет смотреть на меня, какой у него будет голос. Я продолжала сидеть на месте. Я не хотела есть. Я не думала о ленче. Народу стало больше, подходили все новые люди, чтобы посмотреть на пароход. Крушение было главным событием дня. Ни одного знакомого лица. Все — отдыхающие из Керрита. Огромное зеркало моря было совершенно спокойно. Чайки больше не кружились над головой, они уселись на воду недалеко от судна. Появилось еще несколько прогулочных лодок. Для керритских лодочников это будет памятный день. Водолаз поднялся из воды и снова нырнул. Один из буксиров куда-то ушел, но второй был еще здесь. Опять показался водолаз, поднялся на серый катер, где был портовый инспектор, и катер двинулся в Керрит, забрав с собой еще несколько человек. Команда корабля стояла у поручней, кидая куски чайкам, а прогулочные лодки с отдыхающими медленно кружили вокруг. Ничего не происходило, абсолютно ничего. Был полный отлив. Судно стояло, сильно накренившись кормой. Гребной винт целиком в воздухе. На западе стали собираться грядами небольшие белые облачка, солнце потускнело. По-прежнему было очень жарко. Женщина в розовом полосатом платье и мальчик направились к тропинке, ведущей в Керрит, мужчина в шортах за ними, неся в руке корзинку для провизии. Я взглянула на запястье. Четвертый час. Я встала и пошла вниз, к бухте. Там было тихо и безлюдно, как всегда. Вода в маленькой гавани поблескивала, как стекло. Галька казалась темной, серой. Она странно хрустела под ногами. Гряды белых облаков закрыли почти все небо, солнце скрылось. Подойдя к дальнему краю бухты, я заметила Бена; он сидел на корточках возле лужицы между скалами, сдирая с камней улиток. Моя тень упала на воду, он поднял глаза и увидел меня. — Здрасьте, — сказал он, и по лицу расплылась улыбка. — Добрый день, — сказала я. Он неуклюже поднялся на ноги и развернул грязный платок, куда он собирал улиток. — Дать? — спросил он. Мне не хотелось его обижать. — Спасибо, — сказала я. Он пересыпал мне в руку около десятка улиток, и я положила их в карман юбки. — Они вкусные, когда с хлебом и маслом, — сказал Бен. — Надо только раньше их сварить. — Да, конечно, — сказала я. Он стоял, все еще улыбаясь мне. — Видели барку? — спросил он. — Да, она села на мель. — Что? — Наскочила на мель, — повторила я, — у нее, видно, дыра в днище. Его лицо стало тупым, бессмысленным. — Ага, — сказал он. — Она там внизу. Ей оттуда не выйти. — Может быть, буксиры вытащат ее, когда наступит прилив. Бен не ответил. Глядел, не спуская глаз, на полузатонувший пароход. Мне был виден отсюда один борт, красная подводная его часть четко контрастировала с черной надводной, единственная труба лихо наклонилась в сторону берега. Матросы все еще стояли у поручней, кормили чаек, смотрели на воду. Гребные лодки уходили в Керрит. — Она из Голландии, да? — спросил Бен. — Не знаю, — сказала я. — Из Голландии или из Германии. — Она развалится здесь, где стоит, да? — Боюсь, что да. Он снова ухмыльнулся и вытер нос тыльной стороной руки. — Она станет разваливаться кусок за куском, — сказал он, — она не пойдет ко дну, как камень, как та другая. — Он глупо засмеялся, дергая себя за нос. Я ничего не ответила. — Рыбы уже съели ее, правда? — сказал он. — Кого? — спросила я. Он ткнул пальцем в море. — Ее, — сказал он. — Другую. — Рыбы не едят пароходов, Бен, — сказала я. — Э-э? — протянул он и уставился на меня пустым, ничего не выражающим взглядом. — Мне надо идти домой, — сказала я. — До свидания. Я пошла к лесу. Я не смотрела на каменный домик. Я ощущала его присутствие справа от себя: серый, безмолвный. Я шла прямиком к тропинке, а потом по ней через лес. На полпути я остановилась передохнуть; сквозь деревья мне все еще был виден полузатонувший корабль. Прогулочные лодки исчезли все до одной. Команда судна сошла в кубрик. Облака затянули все небо до горизонта, гряда за грядой. Поднялся легкий ветерок; подул откуда-то мне в лицо. С дерева над головой слетел на руку листок. Я вдруг задрожала, не зная почему. Еще порыв ветра, такой же знойный и влажный. Каким заброшенным, одиноким выглядел лежащий на боку пароход — на палубе ни души, тонкая черная труба нацелена на берег. Море было таким спокойным, что, разбиваясь о гальку в бухте, вода издавала лишь приглушенный шорох. Я отвернулась от моря и снова пошла по крутой тропинке, с трудом переставляя ноги; голову сжимало тисками, сердце томило необъяснимое предчувствие беды. Я вышла из леса и пересекла лужайку. Дом казался мирным и безмятежным. Он выглядел укрытым от всех тревог, защищенным, более прекрасным, чем всегда. Стоя там и глядя на него вниз, я с непонятным мне самой смущением и гордостью впервые, может быть, поняла до конца, что это мой дом, мой семейный очаг, мое место здесь, я — часть Мэндерли, а Мэндерли — часть меня. В высоких узких трехстворчатых окнах отражались деревья, трава и цветочные кадки на террасе. Над одной из труб вился тонкий дымок. Сладко, как сено, пахла на лужайке свежескошенная трава. На каштане заливался черный дрозд. Мимо меня к террасе безрассудно пролетела желтая бабочка. Я прошла через холл в столовую. Мой прибор был все еще на столе, но перед креслом Максима было пусто. На буфете стояли, дожидаясь меня, холодное мясо и салат. Немного поколебавшись, я дернула колокольчик. В столовую вошел Роберт. — Мистер де Уинтер приходил? — спросила я. — Да, мадам, — сказал Роберт, — он пришел сразу после двух, быстро поел и тут же ушел. Он спрашивал, где вы, и Фрис сказал, что вы, наверно, пошли на берег посмотреть на крушение. — Он сказал, когда вернется? — Нет, мадам. — Может быть, он спустился к морю другим путем, — сказала я. — Наверно, мы разминулись. — Да, мадам. Я посмотрела на холодное мясо и салат. В животе у меня было пусто, но голода я не ощущала. Мне не хотелось сейчас холодного мяса. — Вы будете что-нибудь есть, мадам? — спросил Роберт. — Нет, — сказала я. — Нет, лучше принесите мне в библиотеку чай. Не надо ни лепешек, ничего такого. Просто чай и хлеб с маслом. — Слушаюсь, мадам. Я зашла в библиотеку и села на диван у окна. Как непривычно здесь без Джеспера! Наверно, он побежал за Максимом. Старая собака спала в своей корзине. Я взяла наугад номер «Таймса» и стала, не читая его, листать. Странно это было: вести вот так счет минутам, словно в приемной зубного врача. Я знала, что за книгой или вязанием мне сейчас не усидеть. Я ждала, что вот-вот что-то случится, но что? Пережитый ужас и крушение корабля, и пустой желудок — все вместе разбудило во мне дремавшее в глубинах души волнение, которого я сама не могла понять. Словно я вступила в новую полосу жизни, и теперь все будет иначе, чем раньше. Девушка, наряжавшаяся на бал-маскарад вчера вечером, осталась в прошлом. Все это произошло давным-давно, в незапамятные времена. Та, что сидела сейчас на диване у окна, была иной, не схожей с ней. …Роберт принес мне чай, я с жадностью накинулась на хлеб с маслом. Он принес еще и лепешки, и сандвичи, и сладкий пирог; он, должно быть, считал, что уронит свое достоинство, если подаст мне один хлеб с маслом, так было не принято в Мэндерли. Я обрадовалась лепешкам и пирогу. Я вспомнила, что выпила в половине одиннадцатого сладкого холодного чая — и все. Не завтракала, опоздала к ленчу. Когда я кончала третью чашку, Роберт снова вошел ко мне. — Мистер де Уинтер еще не вернулся, мадам? — спросил он. — Нет. А в чем дело, он кому-нибудь нужен? — Да, мадам, — сказал Роберт. — Его спрашивает капитан Сирл, инспектор порта в Керрите. Хочет знать, может ли он сейчас приехать и повидаться лично с мистером де Уинтером. — Не знаю, что и сказать, — проговорила я. — Он, возможно, еще сто лет не вернется. — Да, мадам. — Скажите ему, чтобы он лучше позвонил в пять часов, — сказала я. Роберт вышел и почти сразу вернулся. — Капитан Сирл хотел бы видеть вас, мадам, если это вам удобно, — сказал Роберт. — Он говорит, что дело не терпит отлагательства. Он пытался дозвониться до мистера Кроли, но там никто не отвечает. — О, конечно, я приму его, раз у него срочное дело, — сказала я. — Скажите, пусть, если хочет, сразу же приезжает. У него машина? — Да, кажется, да, мадам. Роберт вышел. Что я могу сказать капитану Сирлу? Разговор, верно, пойдет о корабле, который сел сегодня на мель. При чем тут Максим? Если бы еще его выбросило на берег бухты, тогда другое дело. Там наши земли. Или потребовалось бы разрешение Максима взорвать скалы или что там еще делают, когда снимают с мели судно. Но открытый залив и подводная гряда не принадлежат Максиму. Капитан Сирл зря потеряет время на этот разговор. Он, видимо, сел за руль сразу же, как положил телефонную трубку, потому что не прошло и четверти часа, как его провели ко мне. Он все еще был в форме, в которой я видела его сегодня днем в бинокль. Я встала с дивана поздороваться с ним. — Мне очень жаль, капитан Сирл, что муж еще не вернулся, — сказала я, — должно быть, он снова на берегу. А до того он ездил в Керрит. Я не видела его весь день. — Да, мне говорили, что он был в Керрите, но я не застал его там, — сказал портовый инспектор. — Вероятно, он пошел обратно пешком, а я был на катере. И мистера Кроли никак не поймать. — Боюсь, крушение всех выбило из колеи, — сказала я. — Я тоже была на берегу, вот ленч пропустила. Видела там мистера Кроли, только пораньше. Что с ним будет, с этим пароходом? Как вы думаете, буксира стянут его? Капитан Сирл описал руками большой круг. — У него на днище вот такая дыра, — сказал он. — Больше ему Гамбурга не видать. Да это не важно. Его владелец и страховой агент уж как-нибудь договорятся. Нет, миссис де Уинтер, меня сюда привело не это. Разве только косвенно. Сказать по правде, у меня есть для мистера де Уинтера одна новость, и я прямо не знаю, как и сообщить ее. Он поглядел мне в лицо ярко-голубыми глазами. — Какого рода новость, капитан Сирл? Он вытащил белоснежный платок и высморкался. — Поверьте, миссис де Уинтер, мне даже вам говорить неприятно. Меньше всего на свете мне хочется причинить боль вам и вашему мужу. Мы в Керрите все очень любим мистера де Уинтера, все де Уинтеры столько для нас сделали. Так жаль, что приходится ворошить прошлое. Это такой незаслуженный удар, что для него, что для вас. Но я не представляю, как этого можно избежать при создавшихся обстоятельствах. Капитан приостановился, сунул платок обратно в карман. Понизил голос, хотя мы были в библиотеке одни. — Мы отправили водолаза осмотреть дно судна, — сказал он, — и, когда он спустился под воду, он сделал одно открытие. По его словам, он нашел пробоину в дне судна и пробирался вокруг него на другую сторону, чтобы выяснить, какие там еще есть повреждения, как вдруг натолкнулся на корпус небольшой яхты; она лежала на боку в целости и сохранности. Наш водолаз из местных, и сразу узнал яхту. Это та самая яхта, что принадлежала покойной миссис де Уинтер. Первым моим чувством была благодарность за то, что Максима нет дома и он не слышит капитана Сирла. Этот новый удар сразу же за моим вчерашним маскарадом казался издевкой, даже глумлением. — Ах, как неприятно, — медленно сказала я. — Кто бы мог этого ждать? Может быть, не обязательно сообщать мистеру де Уинтеру? Нельзя ли оставить яхту, где она есть, ведь она там никому не мешает, правда? — Конечно, миссис де Уинтер, мы бы не тронули ее, если бы не одно обстоятельство. Я — последний человек на свете, который хотел бы ее тревожить. Не знаю, чего бы я ни сделал — я уже говорил вам об этом, — чтобы пощадить чувства мистера де Уинтера. Но это еще не все, миссис де Уинтер. Мой парень обошел яхточку и обнаружил еще одну, куда более важную вещь. Дверь в каюту была плотно закрыта, нигде не было ни щели, иллюминаторы были задраены. Он разбил стекло в одном из них камнем со дна и заглянул внутрь. Каюта была полна воды; вода, видимо, проникла через какое-то отверстие в днище, повреждений нигде не было. И тут, миссис де Уинтер, он перепугался до смерти. Капитан Сирл умолк, поглядел через плечо, словно боялся, как бы нас не услышали слуги. — На полу каюты лежало тело, — тихо произнес он. — Одни кости, понятно, мяса на них не осталось. Но это был целый скелет, он видел череп, ребра, конечности. Он поднялся наверх и тут же доложил обо всем мне. Теперь вы понимаете, миссис де Уинтер, почему мне необходимо видеть вашего мужа. Я глядела на него во все глаза; постепенно смысл его слов дошел до меня, к горлу подкатила тошнота. — Считалось, что она была одна на яхте, — прошептала я. — А выходит, там был кто-то еще, и никто ничего не знал? — Похоже на то. — Кто это мог быть? — сказала я. — Ведь если бы кто-нибудь так надолго пропал, родственники бы знали? В то время об этом писали во всех газетах. Как могло случиться, что кто-то остался в каюте, а миссис де Уинтер нашли за много миль отсюда, и то спустя месяцы? Капитан Сирл покачал головой. — Я знаю не больше вас, — сказал он. — Нам известно одно: в яхте лежат чьи-то останки, и мы должны сообщить об этом в полицию. Боюсь, что дело будет предано гласности, миссис де Уинтер. Не представляю, как мы сможем этого избежать. Так неприятно для вас и мистера де Уинтера. Так несправедливо. Живете себе тихо и мирно, ничего не хотите — только быть счастливыми, и надо же, чтобы стряслась такая беда. Теперь я знала, чем было вызвано мое дурное предчувствие. Не севший на мель корабль предвещал беду, и не плачущие чайки, и не тонкая черная пароходная труба, обращенная к берегу, нет. Угроза таилась в неподвижной темной воде, в том неведомом, что скрывалось под ней. В водолазе, спускавшемся в холодные безмолвные глубины и наткнувшемся на яхту Ребекки и ее мертвого спутника. Он дотрагивался до яхты, заглядывал в каюту в то самое время, как я сидела на утесе над морем, не ведая ни о чем. — Если бы только не надо было ему говорить, — сказала я. — Если бы только мы могли скрыть все это от него! — Вы же знаете, я бы с радостью, если бы это было возможно, миссис де Уинтер, — сказал портовый инспектор. — Но при сложившихся обстоятельствах приходится поступать вопреки личным чувствам. Я должен исполнить свой долг. Я обязан сообщить о найденном мертвом теле. Он внезапно остановился — в комнату вошел Максим. — Привет, — сказал он. — Что-нибудь случилось? Я не знал, что вы здесь, капитан Сирл. В чем дело? Нет, больше выдержать я не могла. Я вышла из комнаты — чего еще ждать от трусихи? — и плотно закрыла за собой дверь. Я даже не взглянула Максиму в лицо. У меня осталось смутное впечатление, что он выглядит усталым, костюм измят, шляпы нет. Я вышла в холл, подошла к входной двери. Джеспер шумно лакал воду из миски. Помахал хвостом, увидя меня, и продолжал пить. Затем помчался ко мне вприпрыжку и встал на задние лапы, положив передние на платье. Я поцеловала его в макушку, вышла и села на террасе. В нашей жизни наступил переломный момент, и я должна храбро встретить его. Я должна превозмочь свои старые страхи, свою стеснительность, свою неуверенность в себе, свое неизлечимое чувство неполноценности — все это надо теперь отбросить прочь. Если я потерплю неудачу теперь, я никогда уже не смогу победить. Другой возможности мне дано не будет. Я сидела, вонзив ногти в ладони и отчаянно, безнадежно, без слов молила о мужестве… сама не зная кого. Я просидела там минут пять, глядя на зеленые лужайки и кадки с цветами на террасе. На подъездной аллее снялся с места автомобиль. Должно быть, капитан Сирл. Сообщил свою новость Максиму и уехал. Я поднялась и медленно пошла через холл в библиотеку. Я не переставала перебирать в карманах ракушки, которые дал мне Бен. Теперь я крепко сжала их в пальцах. Максим стоял у окна. Спиной ко мне. Я задержалась у двери. Он по-прежнему стоял отвернувшись. Я вынула руки из карманов, подошла к нему, стала рядом. Взяла его руку и прижала к своей щеке. Он молчал. Стоял, как стоял. — Прости меня, — шепнула я. — Мне так стыдно, так стыдно… Он не ответил. Его ладонь была холодна как лед. Я поцеловала ее, потом пальцы — один за другим. — Я не хочу, чтобы это упало на тебя одного, — сказала я, — я хочу все с тобой разделить. Я повзрослела, Максим, за одни сутки. Детство осталось позади. Он обнял меня одной рукой и крепко прижал к себе. Моя сдержанность была сломлена, застенчивость — тоже. Я стояла, уткнувшись лицом ему в плечо. — Ты простил меня, да? — сказала я. Наконец-то он заговорил: — Простил, — сказал он. — За что я должен тебя простить? — За вчерашний вечер, — сказала я. — Ты думал, что я сделала это нарочно. — А, это, — сказал он. — Я и забыл. Я на тебя сердился, да? — Да, — сказала я. Он снова замолчал. Но все так же крепко прижимал меня к себе. — Максим, — сказала я. — Разве мы не можем начать сначала? С сегодняшнего дня? Встретить все, что нас ждет, вместе? Я не прошу, чтобы ты меня любил, я не стану требовать невозможного. Я буду твой друг, твой товарищ, как мальчик. Мне не надо ничего другого. Он стиснул мне щеки ладонями и поглядел на меня. Впервые я увидела, какое худое, изрезанное морщинами у него стало лицо, как неузнаваемо он изменился. Под глазами лежали огромные тени. — Ты очень меня любишь? — сказал он. Я не могла отвечать. Только смотрела неотрывно в ответ в его темные, полные муки глаза и бледное неузнаваемое лицо. — Слишком поздно, моя девочка, слишком поздно, — сказал он. — Мы упустили свой шанс, да и невелик он был. — Нет, Максим, — сказала я. — Нет. — Да, — сказал он. — Все кончено. Это случилось. — Что случилось? — спросила я. — То, чего я всегда ждал. То, что виделось мне во сне и наяву, день за днем, ночь за ночью. Нам не суждено быть счастливыми, ни тебе, ни мне. Он сел на диван возле окна, я опустилась на колени, положила руки ему на плечи. — Я не понимаю тебя, о чем ты говоришь? Он прижал ладони к моим рукам и заглянул мне в лицо. — Ребекка выиграла, — сказал он. Я, не сводя глаз, смотрела на него, сердце лихорадочно билось в груди, руки внезапно похолодели. — Ее тень была между нами с первого дня, — сказал он. — Ее проклятая тень отталкивала нас друг от друга. Как я мог прижать тебя к себе вот так, девочка моя, моя маленькая любовь, когда в душе у меня всегда был страх, что это случится? Я помнил ее глаза, когда она взглянула на меня перед смертью. Я помнил ее медленную коварную улыбку. Еще тогда она знала, что это случится. Знала, что в конце концов она победит. — Максим, — шепнула я. — О чем ты говоришь? Что ты хочешь мне сказать? — Ее яхта, — сказал он. — Они нашли ее яхту. Водолаз нашел ее сегодня днем. — Я знаю, — сказала я. — Капитан Сирл приехал и рассказал мне. Ты думаешь о мертвом теле, да? О скелете, который водолаз видел в каюте? — Да, — сказал он. — Значит, она была не одна, — сказала я. — Значит, на яхте был еще кто-то. И тебе надо узнать кто, да, Максим? В этом все дело? — Нет, — сказал он. — Ты не понимаешь. — Я хочу все с тобой разделить, любимый, — сказала я. — Я хочу тебе помочь. — Кроме Ребекки на яхте никого не было, она была одна, — сказал он. Я стояла перед ним на коленях, глядя ему в лицо, глядя ему в глаза. — На полу каюты лежит Ребекка, — сказал он. — Нет, — сказала я. — Нет. — Женщина, похороненная в фамильном склепе, не Ребекка, — сказал он, — это чужая женщина, неизвестно откуда, которую никто не опознал. Не было никакого несчастного случая. Ребекка не утонула. Я ее убил. Застрелил в домике на берегу. Я отнес ее тело на яхту, в каюту, и вывел яхту в залив и утопил там, где они ее сегодня нашли. Ребекка, и никто другой, лежит там на полу каюты. Можешь ты теперь поглядеть мне в глаза и сказать, что ты меня любишь?
Date: 2015-09-05; view: 278; Нарушение авторских прав |