День первый: реконструкция

Итак, закончился первый день переговоров. Протокол нами прочитан. Теперь попытаемся «реконструировать» ситуацию, в которой начались переговоры.

Сначала об обстановке первого дня. О ней поведал мне один из участников переговоров — Николай Герасимович Кузнецов, который в то время был народным комиссаром Военно-Морского Флота СССР. Вот его рассказ:

Советская делегация состояла из лиц самого высшего военного ранга. Ее возглавлял народный комиссар обороны Маршал Советского Союза Климент Ефремович Ворошилов, который одновременно являлся членом Политбюро ЦК Всесоюзной[166,167] Коммунистической партии (большевиков) и представлял собой высший военный авторитет того времени. В состав делегации входил командарм 1-го ранга (генеральские звания еще не были введены) Борис Михайлович Шапошников, начальник Генерального штаба Красной Армии, выдающийся военачальник и теоретик военного дела, к которому мы все питали исключительно высокое уважение. Далее были представлены виды вооруженных сил: ВВС РККА — командармом 2-го ранга А.Д. Локтионовым и флот — в моем лице. Наконец, членом делегации являлся заместитель начальника Генерального штаба комкор И. В. Смородинов.

Мы с полным уважением отнеслись к нашим французским и английским коллегам. По их прибытии им были оказаны необходимые воинские почести. Руководители делегаций были приняты наркомом иностранных дел В.М. Молотовым.

Советская делегация имела инструкцию от своего правительства со всей серьезностью отнестись к переговорам.

В течение долгого времени в Генеральном штабе и в штабах видов вооруженных сил шла подготовка к переговорам. Все соответствующие предложения координировались Генеральным штабом. Советский военный план был изложен на одном из последующих заседаний Б.М. Шапошниковым…»{258}

«Были оказаны необходимые воинские почести…» Это, надо полагать, означает, что прибывшие делегации торжественно встречались на московских вокзалах с выстраиванием почетного караула в присутствии журналистов из многих мировых телеграфных агентств. Нда-а-а… На весь мир сообщить о торжественном прибытии военных делегаций для подписания КОНКРЕТНОГО ВОЕННОГО ПЛАНА ВЕДЕНИЯ ВОЙНЫ!! (??) Извините, а как же секретность подобных мероприятий? Сам противник при этом совершенно не учитывается? Наплевать на правило: «предупрежден — значит, вооружен»? Торжественно на весь мир сообщать о таком мероприятии имело смысл только в двух случаях — если была уверенность, что Договор будет подписан и это остановит военные действия (что означает, что нет никакой разницы, какими КОНКРЕТНОСТЯМИ будут расписаны планы по их возможному ведению). И второй вариант: была уверенность, что Договор НЕ БУДЕТ подписан и тогда тоже нет никакой разницы, каковы там КОНКРЕТНОСТИ.

Но конкретности были. Откровенно говоря, странные. Еще более странным оказывается список вариантов начала войны (для того момента). Из предложенных вариантов только второй где-то соответствовал политической ситуации в Европе и разведсведениям каждой из сторон (если исключить Румынию). Первый вариант (при тех условиях) можно отнести к теоретически-гипотетическому. Третий — к гипотетически-бредовому. На основе каких рассуждений можно было предположить, что немцы, оголив тысячи километров своей границы под возможный удар войск нескольких стран по тыловым и промышленным центрам страны, рискнули бы послать войска (морем!) против СССР на незначительном участке границы в карельских лесах и болотах, где воевать (особенно зимой), мягко говоря, проблематично? И с какой целью? Попытаться оттуда дойти до Москвы по практически сплошному бездорожью через бесконечные леса, реки, озера и болота «страны озер» Карелии и дальше по ненамного лучшим условиям Вологодской, Ярославской и Калининской областей? Чтобы попытаться как бы повторить путь предков XIII века? Так сказать, «исторический туризм»? Таща на «горбу» по болотным гатям бронекатера, загруженные танками Т-1 и Т-2? И надеясь на помощь удара с территории Эстонии и Латвии? (225 км граница с Эстонией и 285 км с Латвией. Всего — 510, из которых по суше остается около 390, остальное — по Чудскому озеру.) Операция «(Очень) Глубокий котел»? Гипотетически, конечно, можно признать, что какой-то идиот мог решиться на такой бред. Но предлагать к рассмотрению этот вариант на как бы серьезных переговорах делегаций почти самого высокого уровня? Значит, какой-то смысл был. Но какой?[168,169]

Любые предложения выдвигаются для получения ответа противоположной стороны. Соответственно при их подготовке полезно оценить готовность партнера по переговорам с ними согласиться. Если есть предположение, что согласие сразу не возникнет и появятся разные вопросы, то есть обычная практика предварительной рассылки проекта Договора для предварительного согласования отдельных пунктов. Заниматься этим во время как бы «окончательных» переговоров с полномочиями подписать окончательную редакцию итогового документа рискованно. Реально это может привести такие переговоры к провалу. А чтобы понять, к чему реально шло дело на переговорах августа 1939 г., полезно кратенько перечислить, чем на них занимались.

1-й день (12 августа). Выясняется наличие полномочий. Потом идет дискуссия, с чего начать. Ворошилов предлагает сначала огласить военные планы Англии и Франции. Глава английской миссии Дракс (отставной адмирал, бывший комендант Портсмутской крепости, носивший почетное, но чисто официальное звание адъютанта короля по морским делам) просит сначала огласить советский. Ворошилов настоял на том, чтобы сначала были заслушаны планы Англии и Франции.

2-й день (13 августа). Генерал Думенк в общих чертах излагает «общую картину французской обороны». Затем генерал Хейвуд кратко сообщил военную ситуацию в Британии. После этого Думенк ответил на вопрос советской стороны по координации военных действий с Польшей. В заключение Ворошилов поинтересовался, «как данные миссии или Генеральные штабы Франции и Англии представляют себе участие Советского Союза в войне против агрессора, если он нападет на Францию и Англию или если агрессор нападет на Польшу или Румынию или на Польшу и Румынию вместе, а также если агрессор нападет на Турцию». (Так как СССР не имеет общей границы с агрессором и его участие в войне возможно только на территории соседних государств.) Генерал Думенк заявил, что ответит завтра. Кроме того, в этот день он выдвинул «Три принципа» в виде как бы проекта общей декларации совещания («Установление прочного фронта, действия всеми своими силами, конкретные операции зависят от обстановки»).

3-й день (14 августа). Ворошилов напоминает вопрос. Генерал Думенк отвечает, что проблемы как бы не существует. Воевать каждая страна должна всеми своими силами на своем фронте. По поводу войны в Польше, Румынии или Турции он замечает, что в случае необходимости войска Англии, Франции и СССР могут прийти им на помощь. Ворошилов возражает: а если эти страны не попросят помощи? И после небольшого обмена мнениями предлагает дополнение к своему вопросу. Он просит объяснить, предполагают ли Генштабы Англии и Франции, что советские войска будут пропущены на польскую и румынскую территории. Дракс и Думенк долго беседуют друг с другом. Затем состоялась длительная дискуссия, в которой выяснилось, что проблема пропуска советских войск через Польшу (Виленский коридор, Галиция) и Румынию для советской миссии является «кардинальной». И советская сторона хотела бы получить на нее заверенный правительствами Англии и Франции конкретный ответ. Со стороны французов и англичан появилось заявление, что если для СССР эта проблема так важна, то он сам мог бы ее решить, обратившись напрямую к Польше и Румынии.

Однако если «г-н маршал особенно настаивает на своем требовании», то делегации Англии и Франции могли бы послать запрос в Лондон и Париж, чтобы те выяснили ситуацию у Польши и Румынии.

«Г-н маршал» ответил, что настаивает. И выдвинул развернутое объяснение из 5 пунктов. В котором излагалась логика советского требования. Дело в том, что у СССР нет военного договора с Польшей и Румынией, а у Англии и Франции есть. И если СССР заключает договор с Англией и Францией, то вопрос «о пропуске советских вооруженных сил через территорию Польши и Румынии, а также и о действиях советских войск на территории этих государств против [170,171] агрессора должен быть разрешен английским и французским правительствами совместно с правительствами Польши и Румынии».

И следом советская военная миссия выразила сожаление, что предварительного решения по этой проблеме не оказалось. В связи с чем советская сторона «считает, что без положительного разрешения этого вопроса все начатое предприятие о заключении военной конвенции между Англией, Францией и СССР, по ее мнению, заранее обречено на неуспех». И намекнуло, что договор может быть не подписан. И попросило ускорить получение от правительств Англии и Франции ответа на этот вопрос. А пока ждем, согласилось представить советский конкретный военный план.

4-й день (15 августа). Адмирал Дракс заявил, что запросы в Лондон и Париж посланы. Ворошилов предложил Шапошникову изложить советский план. Шапошников сначала приводит краткие сведения о структуре Красной Армии, а затем излагает три варианта возможных действий. После чего наблюдались «общие оживленные переговоры всех членов английской и французской военных миссий)». Адмирал Дракс сказал, что у них будут вопросы, но обсудить их предложил завтра. А в заключение заседания были заслушаны планы военно-морских операций Англии и Франции.

5-й день (16 августа). Сначала заслушаны доклады планов ВВС Англии и Франции. Затем Ворошилов высказал мнение о «принципах» генерала Думенка — что они слишком «абстрактны, никого ни к чему не обязывают». И добавил: «Мы же собрались здесь не для принятия общей декларации, а для выработки конкретной военной конвенции, которая должна определить количество дивизий, артиллерийских орудий, танков, самолетов, морских эскадр и пр., совместно участвующих в деле обороны договаривающихся стран».

На предложение Думенка, не теряя времени, «уточнить эти цифры в виде предварительного проекта параграфов (статей) конвенции», Ворошилов ответил, что пока не будет получен ответ на известный вопрос (по Польше и Румынии), «всякая предварительная работа является до известной степени бесполезной». В связи с чем возник другой вопрос: а что же делать дальше? Ворошилов высказал идею, что заседания придется прервать до получения ответа.

6-й день (17 августа). С большим сообщением выступил начальник ВВС РККА Локтионов. Затем Ворошилов ответил на различные вопросы и предложил определиться на будущее. Если ответов из Лондона и Парижа не будет, то придется сделать длительный перерыв. Дракс заметил, что у них есть еще ряд вопросов и они хотели бы обсудить их на еще одном заседании, дата которого была согласована на 21 августа.

7-й (последний) день (21 августа). Дракс сообщил о получении своих полномочий и предложил отложить заседание на 3-4 дня. Затем он попросил Ворошилова высказать мнение о дальнейшей работе. Ворошилов предложил сделать перерыв совещания не на 3-4 дня, а на более длительный срок до получения ответов из Лондона и Парижа. И заметил, что если ответы будут отрицательные, то он вообще не видит смысла в дальнейших переговорах. Дракс попросил перерыв. После него он попытался взвалить вину за трудности на советскую сторону. В ответ на это маршал Ворошилов сделал длинное заявление, в котором повторил необходимость решения вопроса пропуска советских войск через Польшу и Румынию. И перенес ответственность за срыв переговоров на французскую и английскую стороны. И на этом так долго готовившиеся и «пропиаренные» в мировых средствах СМИ переговоры закончились без какого-либо соглашения. А советская сторона возложила вину на правительства Англии и Франции. С одной стороны, все вроде бы логично.

Но смущает несколько обстоятельств.

Во-первых, оказывается, что страна (СССР), пригласившая делегации на переговоры о подписании какой-то конкретной конвенции (договора, соглашения) и потребовавшая[172,173] наличия полномочий по подписанию, никакого реального проекта этой конвенции (договора, соглашения) не представила. Ни в начале переговоров, ни заранее. Соответственно пункты общего документа заранее не были согласованы. И получается, что делегации Англии и Франции могли только догадываться о его содержании. Серьезные переговоры так не готовятся.

Во-вторых, советская сторона предложила обсудить странные, практически нерешаемые методы расчета состава будущих возможных военных группировок на основе каких-то взаимосвязанных долей в процентах. Реально подготовка ТВД (театра военных действий) так не ведется.

В-третьих, советская сторона предложила обсудить странные варианты войны, не адекватные сложившейся к тому времени ситуации в Европе. На тот момент наиболее вероятной была угроза возникновения войны между конкретно Германией и Польшей. И каждый из участников это знал. Причем адмирал Дракс даже попытался обратить на это внимание в самый первый день переговоров, заявив, что «Германия уже имеет отмобилизованными 2 миллиона войск, и ее выступление намечено на 15 августа» (в книге Безыменского эта цитата пропущена). Советская сторона сделала вид, что не видит актуальности в этой информации. А Ворошилов еще и съязвил после 15 августа, что, дескать, нас тут пугали началом войны, но она так и не началась. Если ситуация действительно оценивается как угрожаемая в связи с определенными событиями, то посторонние темы на созываемых в этой связи переговорах не обсуждаются.

Зато именно так готовятся переговоры с целью их срыва с последующим обвинением противоположной стороны. Классическая схема!

Возникла угрожающая ситуация? Есть намеки на близкую войну? Ну так это дело можно обсудить! Вы хотите обсудить? Договориться о взаимопомощи? Не хотите? Ах, так? Ну тогда в дальнейшем попросим без претензий!…

Вы желаете обсудить? Серьезно? Ладно, давайте приезжайте, сядем рядком, поговорим ладком! Да приезжайте побыстрее! Да подберите делегацию самую полномочную! Встретим торжественно! По этикету! А потом быстренько все и решим!…

Приехали? Ладно, садимся, побеседуем! Вот наши самые высшие военные представители! Вот наши самые серьезные полномочия! А у вас как? Только половина полномочий? Остальные пришлют наложенным платежом? Ладно, поверим! Ну и как, у вас планы есть? Нету? Или есть? Наш план? Подождет. Или сначала ваши планы или мы очень обидимся. Вот так-то лучше!…

О! Да-а-а! «Великих планов громадье!» А что-то поконкретнее у вас есть? Будет потом? Ладно, поверим! И вот вам наши три варианта подсчета взаимозависимой структуры группировок на основе процентных долей! Не нравится? Так не бывает? Хотите отмахнуться общей абстрактной декларацией? Ну так для чего тогда приезжали? Получить командировочные? И все? Говорите, готовы обсудить детали?…

Ладно, но без одного кардинального вопроса их обсуждать бесполезно! Повторяем: Б-Е-С-П-О-Л-Е-З-Н-О! Почему раньше не обсудили? Ну так извините, мы думали, что вы, отправляясь к нам, этот вопрос просто обязаны были как-то решить. Разве мы должны были заранее намекнуть? А ваши генштабисты чем занимаются? Штаны протирают? Сами не могли догадаться? Для чего тогда вы к нам ехали? На ваши командировочные удостоверения мы, так и быть, печати и подписи поставим. Но подписывать филькину грамоту не будем! Нет в ней конкретики. Давайте, выясняйте у своих правительств, мы можем подождать!…

Ну что, выяснили? Еще нет? Сколько можно ждать? Есть проблемы? Хотите сказать, что мы об этом даже не догадывались? Возможно, что и догадывались. Ну и что? А конкретные договоры у кого? У нас или у вас? Вот к себе и вопросы! Если хотите о чем-то договориться, или ответ на стол[174,175], или — «до свидания»! И в дальнейшем попросим без претензий!..

Ах, так! Мы же еще и виноваты? Ладно, тогда — расходимся, «как в море корабли». Претензии есть? К себе пожалуйста! Адью и гуд бай!

* * *

А вот с Германией переговоры велись гораздо более серьезно и логически последовательно, но (можно сказать) очень «аккуратно» и с полным учетом цейтнота у немцев. Приближалась осень с долгими дождями, которые ухудшают проведение блицкригов. Это заставляло Гитлера торопиться. А за «срочность» во всем мире всегда платят дополнительно. Оставалось «не перегнуть палку», но и не упустить возможность. Итоговый активный этап этих переговоров начался в первых числах августа. Некоторые сведения о них на русском были опубликованы еще в книге Безыменского (на стр. 91—97 в виде комментария к 4-му дню переговоров с Англией и Францией 15 августа). Но более подробные сведения увидели свет в период крушения СССР. К наиболее интересным из них можно отнести две публикации в Прибалтике.

В 1989 г. в Вильнюсе издательством «Mokslas» был выпущен двухтомник «СССР — ГЕРМАНИЯ. 1939—1941. ДОКУМЕНТЫ И МАТЕРИАЛЫ О СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ». В нем в русском переводе размещены документы из сборника «НАЦИСТСКО-СОВЕТСКИЕ ОТНОШЕНИЯ. 1939—1941, ДОКУМЕНТЫ ИЗ АРХИВА ГЕРМАНСКОГО МИНИСТЕРСТВА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ», изданного Госдепартаментом США в 1948 г. Кроме того, литовское издание дополнено цитатами из статей газеты «Правда» 1939 г. Первый том охватывает период апреля-октября 1939-го, второй — с конца 1939 г. до 22 июня 1941-го.

В 1990 г. в Таллине издательством «Периодика» был выпущен сборник документов «ОТ ПАКТА МОЛОТОВА–РИББЕНТРОПА ДО ДОГОВОРА О БАЗАХ», в котором[176] тоже приведены документы из немецкого архива 1939 г., а также ряд документов из эстонского архива времен до вступления в СССР.

Некоторые документы из немецкого архива 1939 г. были опубликованы в 1989 г. в газете «Известия» за 16 августа в статье А. Бовина «В августе 1939-го. Документы из немецких архивов» и в журнале «Новая и новейшая история», 1993, №1.

Кроме сборников документов, в разных изданиях появлялись аналитические статьи с попытками проследить ход многосторонней политической игры, которая велась в 1939 г. в Европе. В журнале «Новая и новейшая история», № 4, 1993, на стр. 13—34 была размещена большая статья С.А. Горлова «Советско-германский диалог накануне пакта Молотова — Риббентропа. 1939».

Очень подробное исследование с большим списком литературы сделал А.А. Пронин, которое под названием «Советско-германские соглашения 1939 г. Истоки и последствия» было опубликовано в № 11 электронного «Международного исторического журнала» за 2000 г. по адресу в Интернете: http://history.machaon.ru/all/number_11/pervajmo/ pronin/index.html.

Периодически Пронин ссылается на подробное исследование Ингеборг Фляйшхауэр «Пакт» (Москва, 1990). Были и другие попытки анализа.

Однако каждый из авторов что-то упускает, не считая нужным замечать разные мелочи («вплоть до мелких буковок», как советует Виктор Суворов). В результате некоторые выводы у них получаются спорными. Например, И. Фляйшхауэр выдвигает тезис, что пакт стал итогом активной как бы самостоятельной деятельности немецких дипломатов в Москве, желавших улучшить советско-немецкие отношения. Или приписывают советскому временному поверенному Астахову тоже как бы личную самостоятельность. Но могут возникнуть разные вопросы. С чего это вдруг советский госслужащий эпохи репрессий стал проявлять личную инициативу в деле, которое контролировалось высшими руководителями? И потом, а почему такие «грамотные»[177] немецкие дипломаты не смогли удержать отношения от перехода в войну в июне 1941-го?

Вот потому здесь делается попытка обратить внимание на разные «мелочи» и показать, к каким выводам все это может привести.

А предварительно хотелось бы обратить внимание на такую мелочь, как влияние средств коммуникации на сроки ведения переговоров в то время. Тогда электронной почты, связи через спутник и мобильников не было. Основными каналами передачи информации были телефон (через «барышню»), телеграф и почта через поезда (иногда через самолеты). Но отсылать самолетом откровенные секретные тексты с грифом «Особой важности» желательно только вместе с нарочным, который в случае чего мог бы их уничтожить. Ведь если такой «особо важный» документ вдруг залетит на чей-то огород и будет потом цитироваться во всех газетах (вплоть до вечерних выпусков), последствия могут оказаться серьезными. Поэтому диппочту из Берлина в Москву и обратно в те времена возили поездами в течение минимум двух дней. И телеграммы, хоть и срочные, доходили тоже за некоторое время — от 30 минут до 10 часов. В связи с чем реакция на любое событие могла последовать через день, два, три. Плюс могли «вклиниваться» выходные дни.

Date: 2015-09-05; view: 335; Нарушение авторских прав