Письменность майя. Общая характеристика

Вряд ли удастся найти другую область научных исследований, в которой при столь большом коли­честве затраченных усилий результаты труда были бы столь же мизерными, как при попытках расшиф­ровать письменность майя. Суть проблемы состоит не в том, что нам абсолютно непонятно содержание надписей, а в том, что существует разница между пониманием общего значения знака и возможнос­тью подобрать ему в языке майя эквивалент. Боль­ше всего успехов достигнуто в расшифровке тех иероглифов, значения которых связаны с календар­ными датами или с астрономией. Например, уже к середине XIX в. французский аббат Брассер де Бурбур, изучив рукопись «Сообщения о делах на Юка­тане» Диего де Ланды, сумел при помощи сведений, сообщаемых этой книгой, расшифровать иерогли­фы, обозначающие дни календаря майя, и правиль­но интерпретировать систему счисления, основанную на точках и черточках, примеры которой имеются в кодексах майя. Исследователям быстро удалось понять, что тексты майя записывались в две колонки, слева направо и сверху вниз. К концу XIX в. уче­ным Европы и Америки удалось расшифровать практически все иероглифы майя, связанные с ка­лендарем и астрономией: знаки, обозначающие чис­ла 0 и 20; знаки, которые служили для обозначения сторон света и связанных с ними цветов; знак, обо­значающий планету Венера. Удалось также расшиф­ровать иероглифы, обозначающие месяцы календа­ря, рисунки которых были приведены в книге Ланды, и календарную систему «длинного счета». В начале 30-х годов XX в., в результате очень успеш­ного сотрудничества между астрономами и специа­листами в области письменности майя, удалось най­ти решение загадки так называемой «лунной последовательности». Но после таких научных три­умфов успехов в этой области становилось все мень­ше и меньше. Это привело к тому, что некоторые пессимисты начали совершенно необоснованно выдвигать гипотезы, будто в этих текстах и не со­держалось ничего, кроме заклинаний, относящихся к культу, связанному с календарем и астрономией. Если в качестве базисной предпосылки мы при­мем предположение, что у майя существовала-таки некая система иероглифов, используемых для запи­си текстов, не связанных с календарем, то окажет­ся, что существует весьма ограниченное количество вариантов, что могла представлять такая система. Здесь следует вспомнить, что в пиктографических системах письменности каждый знак является не чем иным, как изображением того предмета, на ко­торый он ссылается, — для некоторых примитивных народов мира этого достаточно. Совершенно оче­видно, что нельзя изобразить в картинках все, что необходимо передать. И как указывает профессор Лаунсбури, именно поэтому каждая из известных систем письменности, которая не является просто набором пиктограмм, развивается в двух направле­ниях — ее знаки приобретают семантический и фо­нетический аспект.

Развитие семантического аспекта знака означает, что определенный символ начинает выражать абст­рактное понятие, которое не имеет однозначного визуального соответствия. Примером такого процес­са может служить изображение пламени, использу­емое для выражения понятия «горячий». Подобные принципы развития смысловых значений в иерогли­фической письменности являются практически уни­версальными. Через подобные стадии развития про­шли письменные системы большинства языков мира, использующих иероглифику. Применяемая в чистом виде, подобная система может быть названа идеографией, и для прочтения записанной с ее по­мощью информации не требуется корреляции такой системы с каким-либо конкретным языком. К по­добным идеографическим системам относятся набо­ры математических символов, например используе­мая современной цивилизацией система арабских цифр, для которых в каждом из языков мира име­ются свои собственные названия. То же самое спра­ведливо и для системы счисления майя, основанной на употреблении точек и черточек.

В чистом виде идеографические системы письма практически никогда не употребляются, поскольку из-за большой смысловой нагрузки каждого знака записанную информацию невозможно декодировать однозначно. Большинство народов, имеющих систе­мы письменности, старалось сократить двусмыслен­ность, и вместо использования идеографии предпри­нимались попытки сближения систем письменного языка с фонетической системой языка устной речи. Самым простым и общеизвестным примером того, как это можно осуществить, являются шарады и ре­бусы, в которых идеографические символы использу­ются для передачи фонетического звучания слова или слога. Несомненно, что, будучи детьми, мы все с удо­вольствием пытались решить такие ребусы, но для таких народов, как миштеки и ацтеки, система пись­менности, основанная на подобных принципах, была единственной, которую они знали. Но даже такая, «шарадная», система записи не исключает двусмыс­ленности. Большинство древних систем письма, та­кие, как китайская, шумерская или египетская, явля­ются тем, что называется «логографией», — в каждой из этих систем иероглиф, который обычно обознача­ет целое слово, является конечной формой развития идеографического, или «шарадного», символа. Но гораздо чаще один и тот же иероглиф объединяет в себе и семантическое и фонетическое значение и яв­ляется, таким образом, сложным знаком. Одним из типов таких знаков являются «шарадные», фонети­ческие символы, к которым добавляется какой-либо указатель их семантического значения. Другим типом являются семантические, то есть идеографические, знаки, связанные с фонетическими указателями. По­скольку с течением времени языки обычно изменяют­ся, фонетический компонент записи постепенно ста­новится все менее и менее очевидным, что хорошо видно на примере китайского языка. Но гораздо бо­лее серьезной проблемой письменности, основанной на логографической системе, является ее громозд­кость: для того чтобы научиться читать на китайском языке, необходимо запомнить по крайней мере семь тысяч знаков. Процесс упрощения письменности не­избежно приводит к тому, что все более и более важ­ную роль начинает играть система записи фонетичес­кого звучания слова. Поэтому обычно возникает что-то вроде слоговой азбуки, состоящей из фонетических символов. Поскольку количество фонем — самых мелких частей, которые можно выделить в зву­ковой речи, — в любом языке ограничено, количество знаков такой азбуки тоже будет ограниченным. На конечной стадии развития письменности, когда про­исходит четкое отделение фонем друг от друга, возни­кает алфавит, который заменяет слоговую азбуку, обычно состоящую из сочетаний согласный — глас­ный. Это является последним шагом на пути упроще­ния системы письма.

Рассмотрев вкратце суть проблемы, стоит задать­ся вопросом: какой же была та система, которую майя использовали для записи текстов? Среди про­чих материалов епископ Ланда оставил нам и зна­менитый «алфавит», в котором насчитывается 29 зна­ков. Несколько достаточно видных специалистов по майя предпринимали попытки использовать его для того, чтобы прочитать кодексы майя и другие тексты, но все они потерпели неудачу. Некоторые из них не постеснялись даже объявить о том, что этот «ал­фавит» представляет собой не более чем фальси­фикацию. Более осторожные исследователи придер­живались мнения, что эта система не является ал­фавитом в том смысле, который мы привыкли вкладывать в это слово. Например, в «алфавите» Ланды присутствуют целых три знака, обозначаю­щие звук «а», два — обозначающие звук «б», и два знака, обозначающие звук «л». Во-вторых, некото­рые из знаков снабжены комментариями, прямо указывающими на то, что они обозначают слоги, например «ма», «ка» и «ку». Это важное обстоятель­ство мы рассмотрим несколько позже.

После того как практически полную неудачу по­терпели все попытки прочитать тексты майя, ис­пользуя систему Ланды в качестве настоящего, фо­нетического алфавита, некоторые из исследователей бросились в другую крайность, заявив, что система письменности майя была чисто идеографической, хотя в ней, возможно, присутствовали и несколько «шарадных» знаков, которые изредка вставлялись в текст. Таким образом, эти ученые пытались отсто­ять мнение, что любой из знаков в письменности майя мог иметь столько значений и интерпретаций, сколько их могли придумать жрецы, и что только представители этой касты могли читать священные знаки, которые имели гораздо больше отношения к ритуалам, чем к лингвистике. Эта точка зрения очень сильно напоминает ту, которая бытовала по поводу египетских иероглифов, до того как Шампольон сделал свое великое открытие. Это сходство взглядов на проблему не ускользнуло от внимания советского ученого Ю.В. Кнорозова, специалиста по письменным памятникам, который занимался про­блемой древнеегипетских иероглифов. В 1952 г. он начал публикацию серии исследований, в которых вновь поднял вопрос об «алфавите» Диего де Лан­ды и о возможности использования майя элементов фонетического письма.

В текстах кодексов, если не учитывать различ­ные варианты написания, присутствует пример­но 287 знаков. Если система письменности майя была чисто алфавитной, тогда получается, что в языке, на котором написан текст, должно было со­держаться именно такое количество фонем. Если же эта система была чисто силлабической, то есть слоговой, тогда количество фонем составляло бы половину. Но это совершенно невозможно с чисто лингвистической точки зрения. С другой стороны, если все знаки текста являются идеограммами, то есть каждый из знаков представляет собой чисто понятийную единицу, в системе письменности майя существовало невероятно малое количество знаков, которых не могло хватать для полноценной коммуникации в рамках довольно развитой циви­лизации. С учетом всего этого Ю.В. Кнорозов су­мел предоставить убедительные доказательства того, что письменность майя представляла собой смешанную логографическую систему, которая со­единяла, подобно системам письменности Китая или Шумера, как фонетические, так и семантичес­кие элементы, и что, кроме этой системы, майя имели и другую — достаточно сложную слоговую азбуку.

За отправную точку своих исследований Ю.В. Кно­розов взял «алфавит» Ланды. К этому времени Эри­ку Томпсону уже удалось показать, что ошибка Ди­его де Ланды состояла в том, что он, по-видимому, не сумел объяснить тем, от кого он получил свои сведения, что именно он хочет, и местные жители сообщили епископу не значения букв, а их назва­ния. Если взглянуть, например, на первый из зна­ков «Б» в «алфавите», то сразу видно, что по своим очертаниям этот знак напоминает отпечаток ступни на дороге. На языке юкатеков слово «дорога» зву­чит как «би», и именно так в испанском алфавите называется буква, обозначающая звук «б». Но в от­личие от испанского языка система знаков, исполь­зующихся в письменности майя, представляет собой не алфавит, а неполную слоговую азбуку. Кнорозо­ву удалось показать, что широко распространенные в языке слова, звучащие как последовательность согласная — гласная — согласная (С-Г-С), записы­вались майя при помощи двух слоговых знаков — СГ-СГ, в которых последняя гласная, обычно со­впадающая с первой, не читалась. Доказательством того, что майя использовали именно фонетический, силлабический тип письменности, могло бы послу­жить прочтение знаков, и правильность ряда про­чтений, выполненных Кнорозовым, подтверждается тем контекстом, в котором эти знаки появляются в текстах кодексов, и особенно иллюстрациями, со­провождающими некоторые из отрывков текста.

Если бы этим все дело и ограничивалось, то чте­ние иероглифов майя превратилось бы в очень про­стую задачу, но, к сожалению, существует еще це­лый ряд проблем, важную роль играет и правильное понимание значения иероглифов майя. Имеется довольно много свидетельств того, что элементы фонетического письма часто добавлялись к элементам идеографики, для того чтобы облегчить их про­чтение. Они добавлялись либо в виде префиксов, которые указывали, каким должен был быть началь­ный звук слова, либо в виде постфиксов, которые указывали на чтение последней согласной. Если удастся расшифровать значение этих знаков, это позволит значительно продвинуться в дешифровке письменности майя. В этой области предстоит сде­лать еще очень много — например, одно только окончательное подтверждение семантической и фо­нетической правильности прочтений Ю.В. Кнорозо­ва требует огромных усилий.

Было бы несправедливо не упомянуть здесь рабо­ты Эрика Томпсона и других, которым удалось до­биться успехов в расшифровке еще нескольких иероглифов майя, не связанных с календарными датами. Так, заслуживает внимания то, что упомя­нутый в «алфавите» Ланды знак «ти» по данным со­временных исследований, представляет собой пре­фикс, имеющий значения предлога места «у», «на», а значение первого из двух знаков, которые Ланда обозначил латинской буквой «и», было расшифро­вано как соответствующее притяжательному место­имению третьего лица единственного числа со зна­чением «его» или «ее». Томпсону удалось также расшифровать значения нескольких знаков, имею­щих отношение к столь важной для языка майя ка­тегории числительных. Например, ему удалось вы­делить идеограмму, которая соответствует слову «те», имеющему значение «дерево» или «лес», — знаку, который использовался при подсчете единиц времени.

СОДЕРЖАНИЕ МАЙЯСКИХ ТЕКСТОВ

Поскольку во всех трех имеющихся в нашем рас­поряжении кодексах майя имеется множество таб­лиц и иллюстраций и, кроме того, в текстах очень часто встречаются отрывки, имеющие отношение к датам 260-дневного календаря, то никто из специа­листов не сомневается в том, что их содержание связано исключительно с религией и астрономией. Текст этих кодексов представляет собой свод утвер­ждений эзотерического характера, которые, несом­ненно, должны были читаться на древнеюкатекском языке. Очень похоже, что содержание многих от­рывков этих кодексов перекликается с содержани­ем отрывков из книг «Чилам Балам».

Какие же сведения тогда содержатся в надписях майя? Вплоть до недавнего времени большинство специалистов полагали, что содержание надписей не слишком отличается от содержания книг, и, бо­лее того, существовало мнение, что все календарные даты, записанные на монументах, связаны с суще­ствованием некоего культа, в котором обожествля­лись различные периоды, хотя еще Джон Ллойд Стефенсон придерживался совершенно другого мне­ния. В своих записях, посвященных Копану, он писал: «Я полагаю, что на его памятниках вырезана история. Они все еще ждут своего Шампольона, который потратил бы на них силы своего пытливо­го ума. Кто же сумеет прочесть их?»

В 1958 г. Генрих Берлин опубликовал свидетель­ства того, что в системе письменности майя суще­ствует вид специальных знаков, так называемых «иероглифов эмблемы», связанных с некоторыми из известных археологам поселениями. Такие знаки легко выделить, поскольку они обычно сочетаются с определенными элементами иероглифики, ко­торые появляются вместе с каждым из них. Спе­циалистам уже удалось точно идентифицировать «иероглифы эмблемы» восьми «городов» классичес­кой эпохи: Тикаля, Пьедрас-Неграс, Копана, Киригуа, Сейбаля, Наранхо, Паленке и Йашчилана. Бер­лин предположил, что эти знаки либо обозначали названия самих «городов», либо династий, которые правили в них, и выдвинул предположение, что на стелах и других монументах этих городов были за­фиксированы исторические события.

Следующий прорыв в этой области был сделан известным американским специалистом по майя Татьяной Проскуряковой, которая проанализирова­ла надписи на 35 памятниках из «города» Пьедрас-Неграс, помеченных календарными датами майя. Она обнаружила, что существует определенная за­кономерность в том, как такие памятники распола­гались перед архитектурными сооружениями, — все монументы образовывали семь отдельно стоящих групп. В пределах каждой из таких групп календар­ные даты стел укладывались в период, который не превышал средней продолжительности человечес­кой жизни. Исходя из этого было сделано предпо­ложение, что каждая группа представляла собой своего рода «летопись» одного правления. К насто­ящему времени существует уже целый ряд фактов, подтверждающих это. На первом монументе каждой группы изображалась фигура, чаще всего молодого человека, сидящего в нише, расположенной над платформой или цоколем. На такой стеле обычно высечены две важные календарные даты. Одна из них, к которой добавлялся иероглиф в форме голо­вы животного с подвязанной щекой, указывала на время прихода данного персонажа к власти; другая, сопровождавшаяся иероглифом в виде лягушки с поднятыми вверх лапками, — на время рождения этого человека. Более поздние монументы той же группы были, вероятно, связаны с такими событи­ями, как браки и рождение наследников. Татьяне Проскуряковой удалось идентифицировать знаки, связанные с именами и титулами, особенно с име­нами и титулами женских персонажей, которые до­статочно четко выделяются в скульптуре классичес­кой эпохи майя. Также на стелах часто встречаются указания на военные победы, особенно если прави­телю удалось захватить в плен какого-либо важного врага.

Таким образом, фигуры, вырезанные на рельефах классической эпохи, изображают не богов и жрецов, а представителей правящих династий, их супругов, детей и подданных. Когда каменные «летописи» од­ного правления подходят к концу, следующая после­довательность изображений начинается с того же са­мого мотива — прихода к власти нового правителя. Возможно, самая полная из «хроник» правления свет­ских владык древних «городов» майя вырезана на множестве каменных притолок Йашчилана. Исходя из этих «документов», Татьяне Проскуряковой уда­лось реконструировать историю крайне воинствен­ной династии, известной под условным именем «Ягу­аров», которая правила этим городом в VIII в. н. э. Записи начинаются с воспевания подвигов правите­ля по имени Щит-Ягуар, власть которого в 752 г. пе­решла к человеку по имени Птица-Ягуар, который, по всей вероятности, был его сыном. Оба этих имени похожи на двухсоставные имена юкатеков, в которых первая часть являлась именем, унаследованным со стороны матери, а вторая — со стороны отца.

Примером того, насколько много из содержания надписей, которые сопровождают рельефы, выре­занные для ознаменования военных побед, может быть к настоящему времени если не прочитано, то, но крайней мере, понято, можно привести притоло­ку № 8 из Йашчилана, надпись на которой начина­ется с даты «календарного круга», соответствующей 755 г. н. э. Под этой календарной датой располага­ется иероглиф «чуках», обозначающий, по предпо­ложению Ю.В. Кнорозова, понятие «брать в плен», затем идет иероглиф, напоминающий изображение черепа, украшенного драгоценными камнями, кото­рый, несомненно, является именем изображенного справа пленника. В правом верхнем углу располага­ются еще несколько иероглифов, один из которых — именной иероглиф самого правителя Птицы-Ягу­ара (персонаж с копьем), а под ним располагается «иероглиф эмблемы» Йашчилана.

Особый интерес представляют те надписи, содер­жание которых указывают на влияние, оказываемое одними «городами» на жизнь других. Например, «иероглиф эмблемы» Йашчилана появляется вмес­те с одним из центральных женских персонажей на фресках в Бонампаке, а «иероглиф эмблемы» Тикаля достаточно часто встречается на монументах в Наранхо. Пьедрас-Неграс находится неподалеку от Йашчилана, и сейчас многие специалисты полага­ют, что на знаменитой притолоке № 3 из этого го­рода изображен правитель Йашчилана, «председательствующий» на совете, который был созван при­мерно в конце VIII в. н. э., для того чтобы решить, кто унаследует трон в Пьедрас-Неграс.

Когда рассматривается проблема письменности майя, то неизбежно встает и вопрос: зачем вообще потребовалось этому народу рассчитывать цикл «лунной последовательности» для столь далеко от­стоящих во времени эпох и зачем им понадобилось оперировать в своих вычислениях датами, связан­ными со столь большими периодами времени? От­вет, вероятно, связан с тем, что правители древних майя верили в астрологию, и, возможно, они сове­товались со жрецами о том, как связаны лунные циклы и расположение небесных светил с тем или иным событием в их стране, подобно тому как это делали египтяне, этруски, вавилоняне и многие дру­гие народы Старого Света. В астрологии есть своя собственная логика, которая заставляла серьезно относиться к ней не только народы древности, но и таких людей, как Ньютон и Кеплер. И вряд ли нам стоит порицать майя за их веру.

Еще одной областью, которой майя уделяли мно­го внимания, были родословные и проблемы, свя­занные с происхождением человека. Именно поэто­му на некоторых монументах мы находим даты и изображения, которые могут быть связаны только с представлениями о том, кем являлись их отдален­ные предки. Берлин сумел показать, что даты, со­держащиеся в надписях Храма креста в Паленке, можно разделить на три группы. Первая группа со­стоит из дат, указывающих на период, столь далеко отстоящий во времени, что может быть связан толь­ко с божественным предком, жившим в легендар­ную эпоху; вторая группа дат соотносится с отда­ленными потомками этой легендарной личности, жившими в не столь древние времена, и, наконец, третья группа дат связана с текущими исторически­ми событиями.

До сих пор не нашлось человека, который сумел бы прочитать майяские тексты дословно. Они еще ждут того, кто сможет расшифровать их так же, как Шампольон сумел расшифровать египетские иерог­лифы. Но вероятно, следует вспомнить, что имен­но идентификация личных имен и титулов в египетских текстах позволила великому ученому сделать это открытие, и понимание того, что имен­но содержат в себе тексты письма майя, открывает путь к их полной дешифровке.

ОГЛАВЛЕНИЕ

OCR - Aspar, 2007