Музыканты RL: романтики и метал? 1 page

«Red Lords» – известная команда, играющая неформатную музыку, за короткое время покорившая множество душ и завоевавшая обширную аудиторию в самых разных странах мира. После выхода первого же сингла как поклонники, так и критики интересуются не только творчеством «Лордов», но и их личностями. Однако известно о новых героях музыкальной мировой тяжелой сцены немногое.

Из очевидного. Группа состоит из шестерых парней со зловещим гримом, пирсингами, тату и прочей атрибутикой современной неформальной молодежи…

То, как одеты парни и каков у них грим, я благополучно пропустила. Рок я все же не очень любила. Может быть, сказалось музыкальное образование.

…Музыка, тексты, даже имидж группы полностью придуманы самими музыкантами. «Психоделика, символизм, тайна, романтика, безумие, ритмика протеста максималистов и, как ни странно, равнодушие, – это все является добавками, которыми парни приправили свою музыку», – говорит Гуннар Бенгтсон, один из ведущих музыкальных критиков Европы, оценивая творчество Red Lords.

Наверняка его купили продюсеры группы… Бенгстон – дядька крутой, известный.

Они исполняют преимущественно тяжелую метал‑музыку, хотя постоянно экспериментируют с жанром и называют себя свободными представителями инди‑течения. Финансово независимы от мейджор‑компаний, записываются на собственном инди‑лейбле «RL» и поддерживают многие молодые группы, желающие заниматься творчеством, а не приносить баснословные доходы тем, с кем они подписали контракты…

Молодцы какие!

…Биографии «Лордов» очень туманны, известны лишь незначительные факты из их жизни, примерный возраст и увлечения. Настоящие имена, истинный возраст, семьи и даже национальности тщательно скрываются музыкантами. Причины этого общественности неизвестны…

Неизвестны причины? Три раза ха! По‑моему, эта таинственность всего лишь способ «хорошенько пропиариться», как говорит мой дядя, понимающий толк в шоу‑бизнесе.

Да, встряла моя Нинка. И я тоже, как оказалось. Но тогда, читая эту лабуду, я, не подозревая об этом, просто уснула.

Мне приснились пятеро молодых людей, чьи лица были скрыты плотными масками. Они громко смеялись и водили вокруг меня хороводы, издевательски напевая: «Каравай, каравай, кого хочешь – выбирай!». Я смотрела на них с глупой улыбочкой, хватала за руку то одного, то другого, и все время почему‑то оказывалась в центре, вновь и вновь слыша дурацкую детскую песенку. Потом вдруг послышались раскаты чьей‑то визгливой бас‑гитары, круг разомкнулся, и ко мне подплыл парень в страшной маске, которая тут же напомнила голову Зверя из «Повелителя мух» Голдинга.

– Ты кто? – спросила я во сне. Ответа мне дано не было.

Под конец сна парни начали медленно растворяться, исчезая в воздухе, а на их месте появилась бледная и растрепанная Нинка, перекрашенная почему‑то в брюнетку. Она встала напротив меня, скрестила руки на груди и заявила:

– Тяжелая музыка – это жизнь.

– Чья? – не поняла я ее, собираясь уже проснуться.

– Моя. И твоя тоже.

Сказав это, Журавль тоже исчезла в дымке синего цвета, а меня разбудил кот подружки, улегшийся мне прямо на голову, явно перепутав меня и диванную подушку и принявшись умываться.

Я тут же согнала нахальное животное, явно позаимствовавшее у своей хозяйки не самые лучшие черты характера, и сощурилась от света, исходящего от экрана: Ниночка продолжала сидеть за своим компьютером, глядя документальный фильм, посвященный сами‑знаете‑кому, и не думала ложиться спать, хотя большие настенные часы показывали уже половину пятого утра…

С этого памятного вечера (а может, уже ночи) моя подруга стала самой настоящей фанаткой группы Red Lords, а заодно и всех групп подобного направления: как зарубежных, так и российских. Теперь идеалом настоящего мужчины для нее стал некий собирательный образ, в который были включены следующие компоненты: кожаная куртка/плащ с заклепками, цепями и ремнями; тяжеленные сапоги, или ботинки со шнуровкой типа «гриндерсов», «камелотов» и «доктора Мартина», или хотя бы кеды; футболки и штаны цвета хаки и вообще одежда темных, мрачных тонов; нетрадиционная прическа, начиная от длинных волос и кончая фиксированными гелем разноцветными волосами разнообразной длины, уложенными на голову в творческом хаосе… А если у такого типа в руках находился микрофон или гитара, то Нинка вообще сходила с ума от радости. Она умудрилась даже познакомиться с парочкой неформальных парней, и хотя мне казалось, что им будут нравиться только такие же неформальные девушки, как и они сами, я глубоко ошибалась. Длинноволосая шикарная блондинка была популярна у всех категорий мужчин независимо от их возраста, мировоззрения и принадлежности к субкультурам.

Однако традиционно повстречавшись с каждым из них пару раз, подруга бросила этих ребят к чертям собачьим, сказав мне, что ей нужен «кто‑то покруче», желательно настоящий музыкант, который сможет тронуть ее холодное сердце своей музыкой и голосом. И подруга принялась искать новую жертву, потому как со своим идеалом из «Красных Лордов» она встречаться не могла. Журавль могла лишь с упоением слушать музыку кумиров и восторгаться ими на расстоянии. Заодно она стала поклонницей неформатных, тяжелых звуков и экстремальных видов вокала.

Опять же, обо всех этих закидонах знала только я, ее лучшая и единственная подруга. Для всех остальных Нина так и оставалась ангелоподобной глэм‑девочкой, которая не может слушать таких ужасных тяжелых исполнителей, предпочитая величественную классику или современный джаз, и вообще рождена, чтобы на арфе играть и под луной петь серенады самой себе.

Через месяц бешеного и тайного поклонения этой группе, а также всему «тяжелому стилю» Нинка нашла себе что‑то вроде местного заменителя Red Lords, который буквально за пару дней смог из категории «заменитель» перерасти в категорию «нью‑кумиры» – так сильно они понравились моей взбалмошной подружке. Можно сказать, с этого неприятности и начались, а все остальное было предысторией.

«На краю».

Они называли свою команду именно так. И я тоже оказалась на краю, на самом краю то ли комедии, то ли трагедии, то ли полнейшего идиотизма, а может быть, на краю своих чувств. И не только своих.

Итак, кто же понравился Журавлику? Те, кто жили в нашем городе и исполняли ту самую музыку, от которой балдела подруга и закрывала уши я. Да, у нас все больше набирала популярность группа, чем‑то неуловимо напоминающая парней из «Красных Лордов». Они играли в похожем стиле: некую смесь тяжелого альтернативного мелодичного рока с мрачными готическими и психоделическими мелодиями, одевались почти так же эпатажно и странно (видимо, это современная тенденция в мире неформальной музыки), имели это глупое название «На краю» и кучу проколотых ушей, носов и даже щек (если пересчитать все пирсинги участников группы, то наберется больше двадцати), а еще у них было множество почитателей. Ярых поклонников. Сумасшедших фанатов.

Журавль впервые познакомилась с этой группой, когда в образе неформалки притащилась с одним из своих парней‑скейтеров в рок‑клуб. Вернее, парень пригласил ее на концерт любимой группы, а она согласилась пойти. Этой группой и оказалась рок‑команда «На краю». За вечер Нина здорово оторвалась на их выступлении, бросила скейтера, влюбилась в этих ребят‑музыкантов, за ночь все о них разузнала, а утром прибежала ко мне – делиться эмоциями! После этого и я уже все о них знала…

Непонятная музыка, далекий от меня стиль жизни, загадочные имена‑клички: Келла, Арин, Рэн, Фил и Кей – все это самым загадочным образом влилось в мой мир, а я забыла сказать им: «Добро пожаловать!».

Начинали все пятеро музыкантов «НК» в каких‑то непрезентабельных местных клубах (в одном из них мне потом пришлось побывать вместе с неугомонной Нинкой, которая едва ли не каждую неделю перевоплощалась из модно и со вкусом одетой блондинки в какое‑то подобие неформалки, но больше я с ней по ночным заведениям никуда не совалась), а теперь уже выпустили несколько крутых и жутко популярных синглов, целый альбом, а также сняли три клипа, которые с удовольствием крутили по телику главные музыкальные каналы России. Какие‑то кретины из журналистской братии даже называли «На краю» отечественным ответом «Красным Лордам», которые действительно, как я с сожалением убедилась, были известны едва ли не всему миру. Еще одни критики, из другого модного музыкального журнала, пророчили новым Ниночкиным любимцам не меньшую славу, чем у «Лордов», и частенько упоминали, что группа «На краю» вскоре сможет выйти на международную мьюзик‑арену без особого труда, став первой ласточкой российской рок‑музыки на Западе, где, как известно, наших отечественных исполнителей не особо знают.

Естественно, критиков у группы тоже было немало, и я, наверное, назло подружке, была одной из антифанатов, правда, по большей части я молчала, ехидничая в уме. А вот моя помешавшаяся Нинка была полностью согласна с тем, что ребятки из нашей российской группы очень талантливые и дадут фору этим самым «Лордам». Да, она словно сошла с ума. Фанатичка.

– Я так их люблю! И Гектора, и Кея. Кея и Гектора. Гектора и Кея. Люблю до галлюцинаций, – мечтательно говорила она, сидя на паре в университете.

Немолодой преподаватель что‑то силился нам рассказать о великой русской литературе периода реализма, а мы, будущие юристы, совсем его не слушали.

Поясняю, Гектор – это тот самый длинноволосый фронтмен «Лордов», который запал в железное сердце Нины. Кей – лидер группы «На краю», высокий малый с проколотыми ушами, равнодушным взглядом и странной татуировкой‑рисунком на щеке. Кроме того, он обладал пепельно‑платиновыми шикарными волосами (наверняка крашенными!) и ледяными глазами цвета замерзшего моря (это не я так сказала, это Нинка выдала! И сколько я ее ни убеждала, что море не замерзает, она все равно стояла на своем, заявив, что на море вполне может быть лед, и даже стих написала, посвященный Кею, где словосочетание «глаза цвета ледяного моря» повторилось целых три раза!). А когда я напомнила ей, что кое‑кто говорил, будто любит только темные глаза у парней, блондинка лишь фыркнула и сказала, что ее вкусы поменялись.

– Ты чокнутая, – все время говорила я подруге.

Но она только отмахивалась, с маниакальным упорством собирая фото своих любимчиков и кучу информации о них. Плохо говорить про этих рок‑ребят мне запрещалось – Нинка пообещала, что если я буду обзывать ее «кумирчиков», то она повесит меня на ближайшем дереве вниз головой, как Кот Базилио и Лиса Алиса Буратино. Охота мне было по такому поводу с ней ссориться? Естественно, нет. Мне оставалось только молча дивиться изменениям в ее поведении и смеяться про себя – раньше‑то она терпеть не могла тяжелую музыку и представителей неформальных культур…

Итак, мы сидели на паре, совершенно не слушая старичка‑литератора. Я писала лекцию, рисовала какие‑то закорючки на полях и одновременно внимала Нинке, которая распиналась о том, что скоро «На краю» даст «мегаулетный концерт», на котором она, Журавль, обязательно побывает.

Перед нами расположились две подружки, наши одногруппницы, которые о чем‑то шептались. Нинка, обожающая чужие секреты почти так же, как и ужастики, навострила ушки. Она даже чуть вперед подалась от предвкушения того, что у нее есть возможность узнать чьи‑то тайны. Блондинка слушала, фыркала и недоверчиво косилась на сидящих впереди девочек. При этом ее глаза становились все больше, а на лице расплылась странная полуулыбка.

– Ты чего? – спросила я ее, отрываясь от написания конспекта.

– Не мешай, – прошипела она, продолжая усердно подслушивать.

Всегда изумлялась тому, какой у нее хороший слух. Все прекрасно слышит, да и зрение у нее острое. А вот с музыкальным слухом у подруги все было просто ужасно. Мне, как выпускнице музыкальной школы, было очень тяжело слушать ее завывания в домашнем караоке, но я всегда терпеливо молчала. Сама Нинка считала и считает свой голос великолепным. Кстати, однажды, еще в школе, когда мы учились в классе десятом, девушка, только что пришедшая в наш недружный и большой класс, сказала на новогоднем вечере, что голос у Нинки противный и ей на ухо медведь наступил, потоптавшись там для порядка пару веков. Девочка продержалась целую четверть. Моя хитрая и злопамятная подружка сумела выжить ее не только из класса, но и из школы.

После занятия, когда опечаленный нашим равнодушием к классике реализма преподаватель ушел, Нина вдруг стала любезно ворковать с этими впереди сидящими девчонками: Олей и Надей. Еще недавно она называла этих двух мисс Кривой Нос и Ботаничка‑с‑приветом, а теперь щебетала с ними так, словно все они втроем были лучшими подругами. Опять, наверное, что‑то задумала. Просто так тратить свое драгоценное время на других она не будет. И крутится около одногруппниц не просто так.

Когда завершилась последняя, третья пара и все мы вышли из раздевалки, Нинка сказала мне, загадочно улыбаясь:

– Пошли ко мне, Катринка. Я тебе такую новость скажу, закачаешься, – внезапно ее тон переменился, сделался очень кротким и уважительным: – Здравствуйте, Александр Борисович! – пропела она.

Наш декан с улыбкой кивнул нам и поспешил дальше по своим важным делам.

– У, пень трухлявый, – зло сказала ему Нинка. Преподавателей она не любила за то, что они были преподавателями.

– Забей на декана. Что у тебя за новость?

– Пошли ко мне, тогда скажу! – схватила меня под локоть Нинка.

– Мне домой надо, – сопротивлялась я. – Нелька скоро из художки придет, а у нее ключей нет – вчера где‑то потеряла.

– Вот дура твоя Нелька. Ладно, тогда к тебе пойдем, – решила Журавль. – И вообще у вас семья большая, неужели дома никого не будет, кроме тебя?

– Не будет, – вздохнула я. – Папа уехал рисовать натюрморты к друзьям на дачу…

– Представляю, что за натюрморты получатся, – хихикнула подруга. – Очередная гадость. Зеленое небо в полоску, вместо деревьев – невидимые обычному глазу инопланетяне с тремя хоботами. А вместо солнца – большой‑пребольшой глаз навыкате.

Да, родитель и не такое может изобразить. Фантазия у него большая и странная.

– А чего ты тогда при нем его работы хвалишь? Сказала бы, что он дерьмо рисует. Ты его похвалишь, а он мне потом три дня мозги проедает. Мол, Нина такая чудесная, и художественный вкус у нее имеется, и работы мои она понимает. – Я в шутку рассердилась.

– Я говорю так, чтобы меня любили, – опять хихикнула она. – А остальные где?

– Брат оторвал‑таки задницу от стула, а очи от монитора и поперся на какой‑то флешмоб. А потом он пойдет к другу. Леша еще позавчера уехал на какой‑то показ мод в Петербурге. Возомнил себя крутым дизайнером. – Я улыбнулась.

– Могла бы соседям ключи свои оставить, – нашла еще один повод придраться Нинка.

– Я хотела оставить, да некому. Настя сегодня на работе, ее предки и бабушка укатили. Татьяна Олеговна из тридцать шестой уехала к дочери. А с остальными соседями мы не дружим, – вздохнула я.

Что правда, то правда. Мы жили на последнем этаже, и папа с дядей попеременно затапливали соседей снизу. Как‑то так получалось, что вода от нас шла не только к тем, кто непосредственно проживал под нами, а во все квартиры нижнего, одиннадцатого, этажа. Иногда даже до десятого протекало. Соседи же постоянно приходили к нам и ругались. Они вообще постоянно устраивали скандалы. Весьма забавные, надо сказать. Считают нас, Радовых, сумасшедшими.

– Как у вас все сложно. Тогда я беру такси, и едем к тебе, дорогуша.

– Как хочешь, – не стала спорить я.

Как я уже говорила, у Ниночки с собой всегда есть приличная сумма денег, и потратиться на такси для нее – сущий пустяк.

Уже через полчаса мы сидели в моей квартире, пили чай и глядели в окно с высоты двенадцатого этажа. Я всегда радовалась, что мы живем так высоко, – вид из окна всегда был отличным, в любую погоду. Да и небо не загораживали другие дома, поэтому я имела счастье в любое время любоваться на любимые облака или на луну со звездами.

– Выкладывай, что ты там узнала?

– Я узнала… Кать, ты просто закачаешься! Короче, эти две дуры, ну, Кривоносая и Ботаничка, базарили об одной тетке, которая занимается магией. Приворотами.

– Фуфло это все, – не слишком верила я в магию. – И что в этом такого?

– Кривой Нос влюбилась по самый свой нос в Анатолия из параллельной группы, – торжественно сообщила Нинка.

Что‑то не вижу связи между каким‑то там Анатолием и теткой‑приворотчицей.

– В Анатолия? – наморщилась я, вспоминая. – Это которого?

– Ну, который темненький и боксом занимается. Вокруг него еще всегда девицы. Не можешь вспомнить? Катя, это лох тот накачанный, который себя крутым перцем возомнил и который с тобой познакомиться хотел в прошлом семестре. Он еще историю права восемь раз пересдавал. Про это все говорили. Что у тебя за память? В общем, она в него влюбилась и пошла к этой тетке, которая занимается приворотами. Между прочим, к ней полгорода ходит, и всем она реально помогает: кому сглаз снимет, кого вылечит, кому неверного мужа поможет найти.

Ну все, приехали, подружка моя совсем не в себе.

– А смысл ей идти? Вокруг этого Толика всегда куча девчонок… – Я замолчала, вспомнив Анатолия. – Слушай, а я ведь их вчера видела. Они за руки шли, когда из универа возвращались!

– Вот видишь? – обрадовалась неизвестно чему Нинка.

– Вижу. Он ей нравится, она ему, вот они и стали встречаться.

– Капец, ты такая глупая! Подай мне вон ту конфетку, – между делом попросила она.

Я машинально протянула ей конфету в яркой красной обертке.

– Что такого в том, что эти двое встречаются? – продолжала я.

– Что такого? Ты видела харю Кривого Носа? – возопила подруга. – Да даже если ей нос исправить, ее лицу понадобится, как минимум, пять пластических операций, чтобы выглядеть нормально!

– Ну, Толя, наверное, так не считает, – философски пожала я плечами, – раз с ней гуляет.

Мне вообще не было до них никакого дела.

– Разуй глаза, Катя! Кривой Нос ходила к ведьме, или как там эта тетка зовется! И ты видела результат!

– В смысле? – не понимала я.

– Построй логическую цепочку, – ласково произнесла Нинка.

Я засмеялась.

– О Боже. Ты хочешь сказать, что Оля обратилась к ведьме, а та ей Анатолия приворожила? Да ну, брось.

– Я брошу в тебя ложку, – пообещала подруга. – Я ведь не зря подслушивала. Нос, или, как ты ее ласково называешь, Оля, на паре рассказывала о том, как она ходила к этой тетке неделю назад. Та провела обряд какой‑то. И уже через три дня малыш Толик ей позвонил и пригласил погулять! Ботаничка слушала это и аж прямо вся обзавидовалась. Теперь она тоже пойдет к этой тетке.

– А ты при чем? – я никогда раньше не замечала у Нинки любви к мистике.

– Приворожить хочу, – заявила она.

– Кого? – еще сильнее изумилась я.

Моя красавица подруга и так кого угодно могла в себя влюбить. Но тут хлопнула входная дверь, и послышался звонкий голос Нелли:

– Тадайма[1]! А вот и я! Чего покушать есть?

– Потом все скажу. Не хочу при ней, – шепнула Нинка тут же.

Через полминуты в кухню вбежала голодная сестра, пришедшая со школы. Нелли худая, как палка, а ест невообразимо много, но все время голодная. В этом она похожа на Нинку. Та тоже худая, а ест, как слон. Вот я изредка сажусь на очередную диету, правда, держусь я на них не больше недели. А эти две…

– Охаё[2], Ниночка, – поздоровалась сестра с подругой. Та с улыбкой кивнула.

– Как дела, Нелличка? – заворковала она. – Как оценки?

– Все плохо, – сокрушенно произнесла Нелли. – Родителей в школу вызывают.

– Мне, что ли, опять идти? – обозлилась я.

Сестра вела себя в школе просто ужасно. Училась плохо. Изредка хамила преподавателям. Постоянно дралась. В последний раз от нее пострадал мальчишка, которому она цветочным горшком разбила лоб. Нелли говорила, что все это происходит потому, что многим хочется поиздеваться или поприкалываться над ней, заядлой анимешницей, не похожей на остальных. У них в школе существовал целый клуб любителей аниме и манги, и сестра была его постоянным членом. А ребят из этого клуба некоторые действительно недолюбливали, и кто‑то из особо ярых противников аниме‑движения старался подколоть или унизить их. Нелли, которая с детства отличалась бурным нравом, постоянно лезла на рожон и всем давала сдачи. К этому приложила руки и моя любезная подруга. Нинка самолично обучала сестру, как нужно правильно драться. Трудно поверить, но эта хрупкая блондинка ходила на самооборону и на борьбу.

– Сходи, онэгай симас[3], – заныла Нелли, – а то мне влетит от завуча‑самы[4].

– А дядя Томас сходить не может? – вспомнила некстати папу Нинка.

Да‑да, папу звали именно так. Свое старое имя Тимофей, данное ему моими бабушкой и дедушкой, ему не нравилось.

«Я не смогу реализовать себя как настоящий художник, пока меня будут звать Тимкой», – говорил он.

«Да уж попробуй, реализуй себя как‑нибудь, друг мой дорогой Тимка», – говорила в ответ бабушка, считавшая, что ее старший сын с приветом.

«Я не могу быть просто Тимкой! Я буду кем‑нибудь другим», – отвечал непосредственный папа. Имя он все же изменил. И действительно, слава пришла к родителю после того, как он поменял свое простое русское имя Тимофей на заморского Томаса. У меня в паспорте, кстати сказать, так и записано, что я – Радова Катрина Томасовна.

Почему Катрина? Ну, как глубоко творческий человек, мой отец не мог жить без выпендрежа, поэтому назвал меня Катриной, а не Екатериной. Все меня зовут просто Катей или там Катькой, Катриной – только изредка домашние, а незнакомые люди, слыша мое имя‑отчество, думают, что я немка. Чистокровная, причем. Я все хочу поменять имя в паспорте на нормальное, но никак руки до этого не доходят.

Старший брат, тот самый «компьютерный гений», между прочим, зовется у нас Эдгаром, в честь одного из папиных любимых художников Эдгара‑Жермен‑Илера де Га (или сокращенный вариант – Эдгар Дега). А вот имя Нельки давалось без папиного присутствия: в момент ее рождения он находился на каком‑то там конгрессе во Франции. Поэтому родственники тайком назвали девочку Нелли в честь прабабушки. Я до сих пор помню, какой скандал учинил папа, когда вернулся домой и обнаружил, что уже не сможет дать третьему ребенку имя Сельвестина, ибо она уже получила другое.

– Дядя Томас не сможет, – язвительно отвечала я подруге, наливая сестре тарелку супа из большой кастрюли. Наверное, это смешно, но в нашей семье готовить умеет лишь только мой чванливый дядя. Каждые выходные он варит кучу всего на неделю вперед. Запасы стоят у нас в холодильнике, и мы их только разогреваем. Леша ругается, грозится, что готовкой заниматься больше не будет, но все равно делает это. Если бы его многочисленные пассии узнали бы о том, что роковой красавец, модель в прошлом и дизайнер в настоящем, бегает по кухне с поварешками и в фартуке собственного пошива, они бы от смеха лопнули. – Дядя Томас считает непедагогичным ходить по всяким там школам.

– Непедагогичным? – переспросила Ниночка со смехом.

– А вообще он был у нас недавно, – подхватила Нелли, запихивая в рот печенье, – на родительском собрании. Училка попросила меня потом, чтобы папа больше не приходил.

– Это почему? – заинтересовалась тут же сплетница Нинка, которая считала нашу семью забавной. – Кать, я тоже еще супа хочу. И котлет. Спасибо.

– Пожалуйста, проглот, – ответила я, вновь раскладывая еду по тарелкам и одновременно рассказывая эту историю подруге. – Дядя Томас пришел на собрание после очередной выставки. Точнее, он сбежал с этой выставки, а потом намеревался вернуться обратно. Приперся в школу в костюме из голубой кожи, повсюду порванной и покрытой лаком. Это у них на выставке что‑то вроде дресс‑кода было – из‑за антигламурной тематики.

– Леша этот костюм папе целых три дня делал и при этом страшно ругался, – подхватила сестренка.

Мне тут же вспомнилось, как, вместо того чтобы идти к друзьям на вечеринку, дядя сидел на полу и делал выкройки, а Томас ходил рядом и учил младшего брата правильно резать ножницами и рисовать линии мелом.

– Зачем художникам такой дресс‑код? – поинтересовалась Журавль.

– Они там протестовали против моды, – сказала Нелли, усиленно жуя.

– Ага, протестовали, – подтвердила я, глядя на этих обжор. – Собрание было в восемь часов вечера, а Томас сбежал с выставки и очень, по ходу дела, хотел на нее вернуться. Поэтому он попросил знакомого байкера подвезти его на мотоцикле до школы. Чтобы пробки проскочить. Тот согласился. Подвез. Вместе с ним в школу поехали и его друзья, штук эдак восемь. А так как они, по‑моему, все были слегка навеселе, – я выразительно поиграла бровями, – то очень сильно захотели пойти вместе с папой на собрание.

– Папа сказал, что байкеры соскучились по школьным временам и захотели освежить воспоминания, – вмешалась Нелли.

– И как, освежили? – оживилась в предвкушении подруга.

– Освежевали, это будет правильнее, – мрачно сказала я. – Только не воспоминание, а присутствующих. Вломились в класс всей толпой. В своих «косухах», шлемах, кожаных штанах, заклепках, браслетах с шипами. А там как раз куча учителей сидела, несколько завучей и даже директор, потому что обсуждали что‑то важное. Они сначала испугались их, а потом, когда узнали, что это «родственники Нелли Радовой», чуть в обморок не попадали.

– Естественно, – хмыкнула сестра. – Никто не хочет ходить в школу, так что учителя думали, что у меня вообще родни нет.

А я продолжала:

– В результате байкеры остались вместе с папой в классе, довели молоденькую математичку до слез своими шуточками…

– Они называли ее «телочкой»!

– …затем напугали завуча непристойными предложениями, поприставали к родителям и чуть было не устроили «серьезный разговор» с одним из отцов на школьном дворе. Директор, видя это, как можно быстрее закруглился и выставил Томаса и его дружков вон, в вежливой форме, правда… А потом вместе с классной руководительницей попросил Нельку больше не говорить папе приходить в школу до выпускного вечера. Да и на выпускной ему, типа, вовсе не обязательно идти.

– А Леша не пойдет ваш? – вспомнила про второго взрослого моя беловолосая подруга, откровенно смеясь.

– Он не пойдет. Во‑первых, я же сказала, что он уехал в Питер, а во‑вторых, он тоже один раз был в этом злачном месте – в школе, – устало отвечала я.

– И? – подняла на меня большие голубые глаза Ниночка.

– Наша физичка до сих пор его любит. Ну прямо с ума сходит, ба‑а‑ака, – со вздохом ответила сестра, приканчивая остатки котлеты. – А русичка меня ненавидит люто. Леша с ней встречаться не стал потому что. Хорошо еще, что в этом году она у нас больше не ведет русский. А то она бы меня живьем съела… Как будто я виновата, что она такой крокодил и Лешка ее вообще боялся!

– Я бы тоже на его месте побоялась. Поэтому идти мне, – сделала вывод я. – А в школу таскаться мне совсем не хочется.

– Сходи разочек, – опять заныла сестра. – Эдгар‑то не пойдет…

Эдгар точно не пойдет. Посмотрит только на младшую сестру совиными глазами и скажет: «Иди в «Контру» поиграй, не лезь ко мне». Нинка, знавшая это, бестактно захохотала.

– Ладно, так и быть… попозже, – пришлось согласиться мне.

Сестра тут же принялась орать «аригато» на весь дом – это значит японское «спасибо». Нелли на японском совсем помешалась. А ее «ня» меня порой раздражают!

Журавль вдруг подавилась, бурно закашлялась и уставилась на спину Нельки, которая как раз доставала из шкафа чай.

– «Лорды», – хищно произнесла Нинка и вмиг оказалась возле сестры.

– Ты чего? – удивилась та, прекратив верещать.

– Откуда майка? – все так же хищно блестя глазами, спросила голубоглазая девушка.

Я внимательно вгляделась в спину сестры и увидела на ней изображение Нинкиных любимчиков.

– Купила в Интернете, – пожала плечами счастливая обладательница майки.

– Когда?

– Два дня назад. Они эксклюзивные, их только те, кто в российском фан‑клубе официальном состоят, купить могут.

Нинка в фан‑клубах принципиально не состояла.

– Ты любишь «Ред Лордс»? – вкрадчиво поинтересовалась она у сестры.

– Ага. Что, и ты тоже любишь? Они такие няшки[5], да? – обрадовано спросила Нелли. – Ой, а я думала, ты только всякую там классику уважаешь!

Чтобы не терять свой правильный имидж в глазах ребенка, Нина тут же нашлась:

– Нет‑нет, что ты, дорогая. Просто наша с Катей подруга из университета их очень любит, прямо с ума сходит. Ей тоже такую майку захочется иметь. А у нее как раз скоро день рождения. Давай я тебе дам денег, а ты ей такую майку закажешь?

Я покачала головой, но ничего не сказала.

– Хорошо, – тут же согласилась Нелли. – А ведь классная группа, послушайте! Хотя вы такую музыку не поймете… Но «Лорды» реально кавайны[6], круты и популярны!

– Мы знаем, не отсталые, – ответила я ей.

Еще час я с тоской слушала, как Нелли соловьем разливается про «Красных Лордов». Нина делала вид, что впервые о них слышит. Вообще ей было приятно даже просто слушать о своих любимчиках даже то, что она сама давно знала. Я заметила, что собачники, к примеру, готовы слушать разговоры о собаках часами, или, скажем, молодым родителям нравится внимать давно знакомым историям о собственных чадах в пересказе друг друга. И вот фанаты тоже получают фактически физическое удовольствие, слыша сплетни о кумирах.

Date: 2015-09-19; view: 521; Нарушение авторских прав