Введение 8 page

В этих условиях, не рассчитывая на карьеру в России, 17‑летний Александр Голицын отправился в Австрию. Здесь в армии принца Евгения Савойского он получил первые уроки воинского мастерства. Возвратиться в Россию он смог лишь при новом царствовании. Получив чин капитана гвардии, Голицын был направлен в Константинополь, а затем полномочным министром в Саксонию. Карьера постепенно входила в свое русло, становясь достойной представителя древнейшей российской фамилии. Императрица Елизавета Петровна восстановила позиции рода Голицыных, и Александр Михайлович смог уже в 1744 г. достичь чина генерал‑поручика, хотя и оставался еще на дипломатическом поприще.

С началом Семилетней войны по собственному ходатайству он сменил камзол дипломата на военный мундир. В 1758 г. князь отличился при взятии Торна, а 1 августа 1759 г. – в сражении при Кунерсдорфе. В соответствии с планом главнокомандующего П.С. Салтыкова Голицын командовал левым флангом русской армии (пять полков Обсервационного корпуса). Его войскам пришлось тяжело, поскольку именно левый фланг принял на себя первоначальный удар войск Фридриха II – Салтыков таким образом намечал отвлечь пруссаков и связать их боевыми действиями, чтобы затем атаковать их в центре и на правом фланге. Стойко обороняясь, войска Голицына, тем не менее, не выдержали натиска пехоты и кавалерии противника и отступили, сам генерал был ранен. Однако это не помешало исполнению плана Салтыкова: русские ударили во фронт и фланг и опрокинули пруссаков, дело довершила доблестная кавалерия П.А. Румянцева (см. очерк о П.С. Салтыкове). Елизавета Петровна отметила ратные подвиги Голицына орденом Св. Александра Невского и чином генерал‑аншефа.

В свою очередь Екатерина II, взойдя на трон, удостоила Александра Михайловича ордена Св. Андрея Первозванного и ввела в свое ближайшее окружение в качестве генерал‑адъютанта и члена Совета, учрежденного при высочайшем дворе.

С началом русско‑турецкой войны 1768–1774 гг. Голицын был поставлен во главе 1‑й армии (80 тысяч человек по штату, но фактически 45 тысяч). Кампанию 1769 г. он открыл уже 15 апреля, не дожидаясь пополнений. Дело в том, что Молдавия восстала против турок, и чтобы принять ее в русское подданство, требовалось спешить. Однако, по оценке военных историков, князь действовал безынициативно, разделяя взгляды тех полководцев, которые считали главным на войне не бой, не уничтожение живой силы противника, а маневрирование с целью заставить его отступить без боя [51]. Вместо того, чтобы идти сразу на Яссы, он двинулся к Хотину. Будучи не в состоянии взять крепость, князь отступил за Днестр для пополнения запасов продовольствия и целый месяц простоял в Подолии.

К удаче русского командующего его противник, великий визирь, действовал так же вяло и, имея 200 тысяч человек войска, до середины июня простоял на Пруте. Затем 60 тысяч он направил под Хотин, а сам двинулся к Бендерам для вторжения в Новороссию, т. е. против 2‑й армии генерал‑аншефа П.А. Румянцева. Узнав об этом, Голицын вновь двинулся к Хотину, тем самым открывая туркам дорогу на Киев (те, правда, не воспользовались такой возможностью). В конце июня войска 1‑й армии переправились через Днестр, отбили атаку 80 тысяч янычар и татар и приступили к осаде Хотина. Прибытие сераскира Молдаванчи и крымского хана Девлет‑Гирея со свежими пополнениями заставило Александра Михайловича вновь снять осаду и отвести армию за Днестр.

Нерешительность Голицына побудила Екатерину II доверить 1‑ю армию П.А. Румянцеву, который, резюмируя ошибки своего предшественника, говорил так: «Никто не берет города, не разделавшись прежде с силами, его защищающими». Но буквально за пять минут до грозившего бесславием конца военной карьеры, князь сумел восстановить высокую репутацию. 29 августа, когда турецкие войска силой в 80 тысяч под командованием Молдаванчи‑паши, ставшего верховным визирем, переправились через Днестр и атаковали русскую армию, Голицын сбросил их в реку. Турки потеряли до 7 тыс. человек, около 70 орудий и обоз. Здесь уже русский генерал не мешкал. 9 сентября он без боя занял Хотин, гарнизон которого бежал, и взял здесь более 160 орудий врага.

Только после этого князь передал армию Румянцеву и отправился в Петербург. Взятие Хотина возвратило симпатии императрицы к Голицыну, которая 20 октября 1769 г. возвела его в генерал‑фельдмаршалы. А в 1774 г. по заключении Кючук‑Кайнарджийского мира Александру Михайловичу была пожалована украшенная алмазами шпага с надписью «За очищение Молдавии до самых Ясс». Его имя было присвоено 69‑му пехотному Рязанскому полку, который наиболее отличился при разгроме Молдаванчи‑паши под Хотином.

После войны фельдмаршал Голицын исполнял должность генерал‑губернатора Петербурга, много занимался благоустройством столицы. Он оставался одним из приближенных к Екатерине государственных деятелей, не случайно оказавшись в числе одиннадцати лиц, первыми удостоенных вновь учрежденного в 1782 г. ордена Св. Владимира 1‑й степени (наряду с А.А. Безбородко, И.И. Бецким, Г.Г. Орловым, Н.И. Паниным, Г.А. Потемкиным, Н.В. Репниным, П.А. Румянцевым, И.Г. Чернышевым, З.Г. Чернышевым и П.И. Шуваловым).

Князь Михаил Михайлович Голицын (1675–1730)

Нередки минуты в жизни полководца, когда никто не может решить, как ему действовать в бою или сражении, кроме него самого, и тяжелый выбор он должен сделать сам. Такое произошло и с Михаилом Михайловичем Голицыным, когда вверенные ему войска осенью 1702 г. осадили крепость Нотебург, расположенную на острове Орехов у истоков Невы. Подступала зима, грозившая затянуть борьбу за крепость на неопределенный срок. Даже Петр I, вначале нацеливший войска на то, чтобы «орешек достать», высказал сомнение в успехе и приказал снять осаду и отступить. «Скажи государю, что я теперь принадлежу одному Богу», – ответил князь офицеру, передавшему царское приказание. Это была не дерзость строптивого подданного, но взлет духа, понимание ответственности более высокой, нежели та, что он нес перед царем.

Перед таким духовным подъемом трудно устоять даже самым мощным крепостям. 12 октября 1702 г. Нотебургу это тоже не удалось. Чтобы у наступающих солдат не возникло даже соблазна отступить, Голицын приказал оттолкнуть от берега лодки, в которых они прибыли, и повел подчиненных на штурм. Ожесточенный бой, длившийся долгие тринадцать часов, завершился успехом русских.

«Зело жесток сей орех был, однако, слава Богу, счастливо разгрызен», – откликнулся на эту победу Петр. Надо ли говорить, что он не только не напомнил Голицыну о невыполненном приказе об отходе, но и щедро наградил его. Тем более что это была одна из первых столь значительных побед русской армии, всего год назад бежавшей из‑под Нарвы. Нотебург был переименован в Шлиссельбург («Ключ‑город»), ибо, по словам Петра, «сим ключом отворились ворота в неприятельскую землю».

Нотебург стал первым, но далеко не последним ратным свершением Голицына. Потомок великого князя Литовского Гедимина, он уже в 12 лет поступил на воинскую службу солдатом [52]. Многие годы его военная карьера была связана с гвардейскими Семеновским и Преображенским полками. Дважды со всей армией ходил на Азов. Участвуя в штурме этой крепости в 1696 г., получил ранение. Вторично был ранен уже под Нарвой, в том несчастливо сложившемся для русских войск сражении, держался храбро, не потерял присутствия духа и потому избежал плена. Был произведен в майоры, а чуть позже – в подполковники. За взятие Нотебурга Петр I пожаловал ему, помимо иных наград, звание полковника лейб‑гвардии Семеновского полка.

Позднее Михаил Михайлович отличился при взятии Ниеншанца (1703), Нарвы (1704), Митавы (1705). В следующем году стал генерал‑майором и назначен командиром дивизии, имея в подчинении Семеновский, Ингерманландский, Вятский и Черниговский полки. Все основные бои и сражения со шведами, непосредственно предшествовавшие Полтавской битве, связаны с его именем.

Так, при местечке Добром 29 августа 1708 г. ему удался блестящий маневр. Петр I, получив данные о том, что часть шведских войск (5 тысяч пехотинцев и несколько тысяч кавалеристов) откололась от основной армии, принял решение атаковать ее, для чего отрядил генерал‑поручика Флюка с 30 эскадронами драгун и Голицына с 8 батальонами гренадер. Им предстояло совершить обход неприятеля, форсировав многочисленные речки и болота. Необходимую сметку и настойчивость проявил в тех условиях лишь Михаил Михайлович. Используя густой туман, он неожиданно напал на многократно превосходящего противника и после ожесточенного двухчасового боя обратил его в бегство. На поле остались лежать около 3 тысяч шведов. А потом на глазах у шведского короля и его войска гренадеры Голицына соединились со своей армией. Известный писатель петровской эпохи Ф. Прокопович писал, что раздосадованный Карл ХII рвал на себе волосы и бил себя по щекам. А Петр I тут же возложил на князя орден Св. Андрея Первозванного. Случай уникальный, учитывая сравнительно невысокий воинский чин героя.

Через месяц 28 сентября 1708 г. М.М. Голицын отличился в сражении у деревни Лесной, где были разгромлены войска генерала Левенгаупта (см. очерк о А.И. Репнине). Значение этого события трудно переоценить, прежде всего в моральном плане. Впервые победа была одержана над противником, превосходящим по численности (16 тысяч человек у шведов и 12 – у русских). Недаром Петр позднее назвал Лесную «матерью Полтавской победы». Государь возвел Голицына в чин генерал‑поручика и наградил своим портретом, отделанным бриллиантами.

В Полтавском сражении 27 июня 1709 г. Михаил Михайлович командовал гвардией… Отвлечемся на минуту, чтобы, сославшись на историка русской армии А.А. Керсновского, сказать о ней похвальное слово. Гвардейские полки – Семеновский и Преображенский были уникальной кадровой школой для всей армии, так как все кандидаты в офицеры поступали рядовыми именно сюда, а в армейские полки распределялись, отслужив в гвардии не менее пяти‑шести лет. На протяжении ста лет через строй этих полков прошли все те, кто создал великую Россию XVIII в. «Роль офицеров гвардии, этих первородных “птенцов гнезда Петрова” и значение их в стране были весьма велики, – писал историк. – Они исполняли не только военную (а подчас и морскую службу), но получали часто ответственные поручения по другим ведомствам, например, дипломатического характера, царских курьеров, ревизоров.… Вообще петровский офицер, гвардейский в особенности, был мастером на все руки, подобно своему великому государю…» [53].

Высокую боевую репутацию гвардия подтвердила и в главном сражении Северной войны. Преследуя шведов, бежавших с поля Полтавского сражения, Голицын настиг их 30 июня 1709 г. у Днепра в районе села Переволочна (см. очерк о А.Д. Меншикове). Гвардейцев было значительно меньше, но их предводителю удалось ввести генерала Левенгаупта в заблуждение относительно численности русских и втянуть шведов в переговоры. Через несколько часов к Переволочне подошел корпус А.Д. Меншикова, и исход дела был предрешен: противник сложил оружие. Плена избежал лишь Карл ХII, с немногими спутниками бежавший в Турцию.

С 1714 г. М.М. Голицын – главнокомандующий русскими войсками в Южной Финляндии. В период становления русского национального военного искусства нередко бывало, когда полководец брал на себя командование сражениями и на море. Первый пример здесь – сам Петр. Что касается Голицына, то он участвовал еще в знаменитом Гангутском сражении в 1714 г. Флотоводцем же ему довелось быть в 1720 г. при острове Гренгам. Во главе эскадры галер он заманил шведов в Ламеландский залив, изобиловавший подводными камнями и мелями, и 27 июля атаковал их. Два фрегата противника сели на мель и были захвачены, еще два отстали от своей эскадры, поспешно ретировавшейся, и после отчаянной погони были взяты русскими на абордаж.

«Правда не малая виктория может почесться, – писал Петр Меншикову, – потому что при очах господ англичан, которые, – добавлял он с иронией, – равно шведов оборонили, как их земли, так и флот» [54]. Обрадованный царь повелел выбить в честь победы при Гренгаме особую медаль с видом сражения и надписью «Прилежание и храбрость превосходят силу», а самого полководца, временно переквалифицировавшегося во флотоводцы, щедро наградил.

В 1721–1728 гг. Голицын командовал войсками в Санкт‑Петербурге и на Украине. Рассказывали, что из уважения к нему Петр I даже не принуждал его, как других приближенных, пить в больших количествах на многочисленных пирах, которыми увлекались в окружении царя. Петр многократно отмечал его за талант, доблесть, воинский труд, личную храбрость. Но чин генерал‑фельдмаршала Михаил Михайлович получил уже после кончины первого русского императора в соответствии с указом Екатерины I 21 мая 1725 г.

Невиданный политический взлет ждал его при Петре II. Пользуясь малолетством императора и своим безраздельным влиянием на него, группа старой боярской аристократии во главе со старшим братом Голицына – Дмитрием Михайловичем и князем А.Г. Долгоруким решила упрочить свое влияние в армии (см. очерк о В.В. Долгоруком). С этой целью в 1728 г. Михаил Михайлович был вызван в Санкт‑Петербург и назначен президентом Военной коллегии, стал сенатором и членом Верховного тайного совета – своего рода правительства той эпохи. Ему едва перевалило за пятьдесят, и, казалось, впереди будет еще немало дел и свершений.

Но все рухнуло буквально в одночасье. Князья Д.М. Голицын и М.М. Голицын вошли в состав узкого круга аристократов – т. е. «верховников» (кроме них, князья Долгорукие – Василий Лукич, Алексей Григорьевич и его сын Иван Алексеевич), которые после смерти в 1730 г. Петра II попытались ограничить самодержавие собственным аристократическим правлением. Д.М. Голицын, действительный тайный советник, сенатор, кавалер орденов Св. Андрея Первозванного и Св. Александра Невского, член Верховного тайного совета, стал к тому же их лидером и идеологом.

Анна Иоанновна, которой были предъявлены «кондиции», оговаривавшие ее вступление на престол, вначале согласилась на их соблюдение. Но, прибыв из захолустной Митавы в российскую столицу и осмотревшись, разорвала их, желая править самодержавно, без всяких ограничений. А на голову аристократов, осмелившихся покуситься на права монарха, посыпались несчастья. М.М. Голицын утратил свое положение, был удален от двора и, как писали тогда, «сделался жертвой душевной скорби». В том же 1730 г., в декабре, он скончался 55 лет от роду.

Память о нем сохраняется не только благодаря его ратным делам, но и качествам характера: уму, военному дарованию, отваге, великодушию. Вот пример в назидание нам, потомкам. За неудачные действия в июле 1708 г. в районе Головчина, когда Карлу XII удалось нанести русским поражение, князь А.И. Репнин был разжалован в солдаты. Именно в этом качестве он принимал участие в следующем сражении со шведами у деревни Лесной и проявил завидные боевые качества. Здесь же отличился и его недруг князь Голицын. Петр I прямо на поле сражения расцеловал Михаила Михайловича и пообещал выполнить любое его желание. «Прости Репнина», – великодушно отвечал будущий фельдмаршал, уважая храбрость разжалованного и переступив через прошлые обиды. На недоуменный вопрос царя: «Как! Разве ты не знаешь, что он смертельный враг тебе?», Михаил Михайлович отвечал:

– Знаю, государь, и прошу; но знаю и то, что Репнин сведущ в ратном деле, чтит Бога, любит Отечество, предан тебе; и что значит вражда личная между нами, когда Отечество, ты, государь, нуждаетесь полезными людьми? [55]

«Черта, редко встречаемая в наше время!», – резонно заметил на это проявление великодушия историк.

В русской армии имя полководца было сохранено в наименовании 3‑го пехотного Нарвского полка.

Граф Федор Алексеевич Головин (1650–1706)

Стоял апрель 1698 г. Вряд ли кто‑то из жителей Лондона, бывших в тот день у здания парламента, узнал долговязого, неброско одетого человека, вышедшего из остановившегося экипажа. Скорее обращали на себя внимание пышные одеяния его спутников. Явные иноземцы, они долго и с любопытством оглядывались по сторонам, прежде чем переступили порог знаменитого на весь свет здания. И в самом деле, даже знающему человеку трудно было ожидать, что монарх, самодержец всероссийский вдруг пожелает ознакомиться с гнездом европейского парламентаризма.

А Петру I в самом деле было интересно послушать дебаты, своими глазами увидеть тех, кто без всякого страха перед королем Вильгельмом II Оранским, с которым царь уже успел познакомиться лично, высказывает свое мнение о том или ином законопроекте. Петр так отреагировал на увиденное в парламенте: «Весело слушать, когда подданные открыто говорят своему государю правду. Вот чему надо учиться у англичан». Любопытно, что в его устах это ничуть не противоречило, например, формуле, зафиксированной в Воинском уставе: «Его Величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен…»

В числе спутников царя, переступивших порог британского парламента, был и великий посол Федор Алексеевич Головин, сопровождавший Петра в его поездке по Европе.

Первый российский генерал‑фельдмаршал имел предками представителей византийского рода Компиных, старшая ветвь которого занимала в свое время даже императорский престол. Прямую же линию он вел от младшей ветви рода, владевшей землями в Крыму. Примерно на рубеже XIV – XV вв. ее представители выехали в Москву и поступили на службу московским государям, со временем породнившись с самим Иваном III. Все три века Московского государства род Головиных составлял «высшую аристократию» [56].

Ф.А. Головин начал службу в царствование Алексея Михайловича, отца Петра I. Он был одним из тех доверенных людей, кому царь, находясь на смертном одре, наказал хранить царевича Петра «как зеницу ока». Алексей Михайлович, вероятно, предвидел ту ожесточенную борьбу, которая действительно развернулась между его детьми за трон. И Головин оправдал надежды отца Петра Великого, став на долгие годы верным сторонником и надежным исполнителем воли молодого царя.

Это был человек разносторонних достоинств, деятельный и энергичный. На службу Петру Алексеевичу он пришел с репутацией опытного дипломата. В 1689 г. ему в результате шедших на протяжении нескольких лет переговоров удалось в труднейших условиях заключить Нерчинский мирный договор с Китаем, в соответствии с которым граница между двумя государствами прошла по рекам Аргунь, Гозбице, впадающей в Шилку, и Становому хребту. Несмотря на то, что многие упрекали Головина в уступке земель по другую сторону Аргуни и согласии на разорение построенного там русскими города Албазин, цари Иван и Петр «за службу и радение» пожаловали ему титул боярина, звание генерал‑кригс‑комиссара и сделали наместником Сибири.

Когда разразилась война с Турцией, Головин был привлечен к участию в боевых действиях не сразу. Важную роль он сыграл во втором походе на Азов в 1696 г., командуя эскадрой на Азовском море. Русские моряки блокировали крепость, не допустив ее снабжения с воды. Было перехвачено более десяти турецких судов с грузом боеприпасов и продовольствия. Это не могло не ослабить силы осажденных, и крепость пала. По случаю первой победы по указу царя был устроен торжественный въезд в столицу. Ф.А. Головин в карете, запряженной шестеркой лошадей, пересек городскую черту перед двумя другими военачальниками – А.С. Шеиным и Ф. Лефортом.

В 1697–1698 гг. Петр I предпринял Великое Посольство в Европу, чтобы активизировать «Священную Лигу» – союз Австрии, Речи Посполитой, Венеции, Бранденбурга‑Пруссии и России, которая была направлена против Османской империи, и постараться расширить ее состав за счет Англии, Голландии и Дании. Это серьезно повышало бы шансы России в ее стремлении к выходу к южным морям. Одновременно была возможность поставить перед союзниками вопрос о балтийских интересах.

В соответствии с давней традицией посольство возглавили три великих и полномочных посла. Среди них, наряду с адмиралом Францем Лефортом и думным дьяком Прокофием Возницыным, был Ф.А. Головин.

Именно он и Возницын вели будничную, но оттого не менее важную работу – оговаривали детали протокола с тем, чтобы россиянам оказывались соответствующие их статусу почести, готовили проекты дипломатических документов, непосредственно вели переговоры. На аудиенции Петра I и великих послов у курфюрста Бранденбурга Фридриха‑Вильгельма (будущего короля Пруссии Фридриха‑Вильгельма I) Головину было доверено объявить цель Великого Посольства: подтверждение антитурецкого союза и активизация действий против Османской империи [57]. Результатом переговоров стал заключенный в устной форме союз, в соответствии с которым стороны дали обещание помогать друг другу в борьбе против неприятелей, особенно Швеции.

Вместе с царем Головин посетил Ригу, Митаву, Кенигсберг, Берлин, Лондон (именно тогда они были в британском парламенте), Амстердам, Вену. Сохранить «Священную Лигу», как замышлял Петр, не удалось: Великое Посольство еще было в пути, когда в тайне от России союзники вступили в переговоры с Турцией. И все же было достигнуто главное: был положен конец состоянию дипломатической изоляции, в котором пребывала Россия к концу войны против Османской империи. О поддержке России заявила Австрия, что позднее помогло сохранить во владении крепость Азов, упрочились контакты с Бранденбургом‑Пруссией, Данией, не говоря уже о Польше. Складывались реальные предпосылки для антишведского союза. Многое удалось добиться благодаря усилиям великого посла Головина.

Петр, отдавая дань его дипломатическому искусству и опыту, после возвращения Великого Посольства в Москву доверил ему руководство Посольским приказом, и Федор Алексеевич исполнял эту обязанность вплоть до своей кончины.

Поручения ему со стороны государя следовали одно за другим. В 1699 г. он в чине адмирала возглавил Военно‑морской приказ, заведовавший комплектованием личного состава флота. С 1700 г. руководил и Ямским приказом, с 1701 г. – Навигацкой школой («школа математических и навигацких, т. е. мореходных хитростью искусств учения»), стал управляющим Оружейной, Золотой и Серебряной палатами и Монетным двором.

Д.Н. Бантыш‑Каменский не без основания заметил, что Головин одобрял нововведения Петра «по внутреннему убеждению, не зная постыдной лести, любя правду более самого себя» [58]. Конечно, это был человек старой закалки, но далеко не ретроград. Просвещенный государственный деятель, он понимал, что старой Московии не выжить без коренных реформ, и служил царю‑преобразователю не за страх, а за совесть.

Труды Федора Алексеевича Петр отмечал особо. Впервые в России именно в честь Головина была выбита серебряная медаль с его портретом, фамильным гербом и надписью на латыни – «И советом, и мужеством». 8 марта 1699 г. Петр учредил орден Св. Апостола Андрея Первозванного, но собственное награждение вопреки традиции отложил «впредь до случая», а орденом удостоил ближнего боярина Головина. Через четыре года, как первый андреевский кавалер, Ф.А. Головин вручил («возложил на них») знаки ордена Петру I и А.Д. Меншикову.

Став адмиралом (чин генерал‑адмирала был установлен в 1708 г.), Федор Алексеевич в августе 1700 г. был возведен также в генерал‑фельдмаршалы. Присвоение последнего чина было обусловлено тем, что Головин возглавил вновь набранную армию, которая в связи с объявлением Северной войны направлялась под Нарву. Известно, какое сокрушительное поражение потерпели здесь русские (см. очерк о К.‑Е. де Крои). Но сам Головин имел к нему лишь косвенное отношение, поскольку накануне сражения Петр передал командование герцогу де Крои, а сам в сопровождении Головина и А.Д. Меншикова выехал в Новгород за пополнением. Здесь и застала их весть о нарвской «конфузии».

Впредь Ф.А. Головин войсками непосредственно не командовал. Его усилия требовались царю больше на дипломатическом поприще. Он подписал договор с Данией, в соответствии с которым Копенгаген обязался помогать России в войне со Швецией, участвовал в переговорах Петра I с польским королем Августом II о совместных действиях против Карла XII, договаривался о том же с представителями Великого княжества Литовского. В разгар подготовки договора с Пруссией он получил указание Петра прибыть к нему в Киев, но по дороге занемог и 20 августа 1706 г. в Глухове скончался.

Ф.А. Головин стал первым графом в России. Произошло это в 1701 г., т. е. еще до того, как, начиная с 1706 г., Петр I стал давать своим подданным графские титулы. Знаменитому дипломату удружил австрийский император Леопольд I, с которым Головин познакомился при посещении венского двора в ходе Великого Посольства, возведя его в графы Священной Римской империи германской нации. Позднее Федор Алексеевич получил такое же достоинство и от Петра I, начав собой графскую линию рода Головиных, правда, угасшую в XIX в.

Герцог Карл‑Людвиг Голштейн‑Бекский (?–1774)

Герцога Карла‑Людвига невозможно назвать не то что героем, но даже персонажем российской истории. Его след настолько ничтожен, что о герцоге не посчитал необходимым написать хотя бы несколько строк даже такой обстоятельный и систематичный биограф российских генерал‑фельдмаршалов, как Д.Н. Бантыш‑Каменский.

Для историков детали жизни герцога – тайна, не установлен даже год его рождения. Известно лишь, что Карл‑Людвиг обратил на себя внимание императора Петра III потому, что приходился ему хоть и дальним, но все же родственником. Оба они происходили из династии Ольденбургов: Карл‑Людвиг представлял ее среднюю линию (герцоги Голштейн‑Бекские), а Петр III – младшую (герцоги Голштейн‑Готторпские) [59]. Петр Федорович с особым пиететом относился ко всему, что было связано с его родной Голштинией, и потому, став в 1761 г. российским императором, обласкал немало своих ближних и дальних немецких родственников (см. очерк о Г.‑Л. Шлезвиг‑Голштинском).

Так вот и стал герцог Карл‑Людвиг Голштейн‑Бекский совершенно неожиданно для себя российским генерал‑фельдмаршалом. Герцог не то что не состоял на русской военной службе, но даже в России не успел побывать, однако же… Незабвенный Фамусов из «Горя от ума» А.С. Грибоедова по такому случаю, помнится, говаривал: «Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку, ну как не порадеть родному человечку!..»

Нет‑нет, да встречаешься с подобными тенями в нашей военной истории.

Принц Петр‑Август‑Фридрих Голштейн‑Бекский (1698–1775)

Прожил немало, воевал изрядно, а подвигов не совершил и ратной славы не нажил, – впору сказать о принце Петре‑Августе‑Фридрихе. В его судьбе, как и многих германских князей, свою роль сыграл Петр I. Русскому царю, имевшему слабость к личному участию в отправлении обрядов, случилось крестить младенца, сына герцога Шлезвиг‑Голштейн‑Зонденбургского.

Потом о нем в Петербурге, разумеется, забыли. А принц избрал военную стезю, в гессен‑кассельских войсках дослужился до полковника. Но жалование было недостаточным, и его мать герцогиня Луиза‑Шарлотта в 1734 г. просила императрицу Анну Иоанновну о принятии сына на русскую службу. Герцогиня знала, что делала: в то царствование делами в России заправляли немцы, и поэтому согласие было получено без труда.

Петр‑Август‑Фридрих сохранил в российской армии тот же чин, государыня вверила ему полк и установила пенсию. Принц участвовал в двух войнах. В первый раз под началом графа Б.Х. Миниха против Турции (война 1735–1739 гг.) (см. очерк о Б.Х. Минихе). К 1739 г. он был уже генералом, и в этом качестве принял участие в знаменитом сражении при Ставучанах. Миних, увидев принца в деле, отозвался о нем так: «Справедливый и хороший полководец, служит охотно и добрый воин, но не имеет больших дарований, дурно ведет себя, затрудняется командой, не зная русского языка…» [60].

Вторично уже в чине генерал‑поручика принц воевал под знаменами графа П.П. Ласси против шведов в войне 1741–1743 гг. (см. очерк о П.П. Ласси). Полководческой славы не снискал, но чины и награды крестнику Петра Великого следовали исправно, независимо от того, кто находился на престоле. Елизавета Петровна присвоила ему чин генерал‑аншефа и поставила во главе Военной коллегии (1755), а в 1758 г. назначила ревельским губернатором. Принц не был обойден и орденами – Св. Андрея Первозванного, Св. Александра Невского и Св. Анны.

Не обидел близкого родственника и император Петр III, происходивший из той же династии, что и принц Голштейн‑Бекский. В январе 1762 г. последний был возведен в генерал‑фельдмаршалы. При Екатерине II принц непродолжительное время был санкт‑петербургским и ревельским губернатором. В этот период адъютантом у него довелось служить будущему фельдмаршалу М.И. Голенищеву‑Кутузову.

Скончался принц в марте 1775 г. 78 лет от роду.

Принц Георг‑Людвиг Шлезвиг‑Голштинский (?–1763)