Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Коварство врага ⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 7
А злое несчастьице, братцы, состоялося, Безвременье велико повстречалося. Былина «Васька‑пьяница и Кудреванко‑царь»
Ласковое солнце шагнуло в город через частокол со стороны Киевских ворот. Понежилось малость на мокрых деревянных крышах высоких теремов, скользнуло вниз и продвинулось к затененным стеною землянкам. Здесь надолго прилегло на крышах холопских жилищ, дожидаясь, когда проскрипит покосившаяся от времени дверь и можно будет по смотреть, а чем же питаются поутру убогие, сытно ли им? Прозрачная дымка встала над просыхающим Белгородом. Притих в последние дни город, почти не осталось скота на его тесных улицах, не слышно уже детского смеха, зато голодные псы все чаще схватываются у стен из‑за обглоданных до белизны костей. Заметно поубавилось и коней на подворье княжьего терема: корма коням взять было негде, вот и резали поводных коней, сберегая запас в клетях для других времен. Вольга уловил запахи мокрой полыни, дыма от углей из кузницы за домом, с трудом привстал с ложа, сел. Голова кружилась, слабость была непомерной, а тело какое‑то далекое, не свое вроде. Рядом, широко раскрыв рот, стоял полуголый – без ноговиц – Вавила, палец в рот засунул и на него смотрел с любопытством, не решаясь о чем‑то спросить. Вольга улыбнулся малому братику. Повел лопатками, сгоняя остатки сна. Утро вошло в горницу уже давно. За стеной слышен звон из кузницы: дзинь‑дзинь‑бум! – так перекликался большой молот и маленький молоток, ударяясь поочередно о крепкую наковальню. В избу вошла мать Виста с пустой корчагой в руках – пить носила мужу в кузницу. – Мати, – простонал Вольга и руками схватился за пустое чрево. – Поесть бы чего сытного. Окромя слюны густой давно уже ничего ке ем. – Испей поначалу мясного отвара, сыне. Так повелел старейшина Воик. А есть будем только ближе к полудню, – сказала она. – Печенеги выбрали для находа голодное время: старый хлеб почти весь съели, а новый на поле еще стоит. Да и соберем ли его? Не пожгут ли печенеги? Вольга трясущимися руками поднес миску с мясным отваром, выпил с жадностью, отдышался. – Пойду я, мати, погреюсь на солнце. Вольга порадовался свежему утреннему небу – будто и не было минувшим днем лютого ливня! Удивился, увидев чью‑то телегу во дворе. Над телегой сооружен навес, покрытый серым пологом. Вчера в дождь и не разглядел этого. Край полога откинулся, выглянули две всклокоченные девичьи головы, и белые зубы сверкнули на загорелых лицах: так иней сверкает, когда на него падает чистый луч утреннего солнца. Перед Вольгой появились две стройные девушки в длинных платнах из белого домотканого полотна. Старшая была обута в мягкие сапоги, а меньшая, босая, стояла чуть позади и смущалась. Вольга переступил босыми, мокрыми от росы ногами – зябко вдруг стало, подумал, не вернуться ли в дом да обуть постолы[41], которые совсем недавно сплел ему старейшина Воик. – Ты – Вольга? – спросила или уверенно назвала его та, что постарше. Вольга не разобрал по тону, занятый своими мыслями. – Меня зовут Ждана, а это моя сестра Арина. Мы у вас живем с начала осады. Ждана улыбнулась. У Вольги вдруг уши стали горячими, но тут во двор с улицы вошла незнакомая женщина. Вольга сразу догадался, что это их мать – так схожи. – Вот и хорошо, что ты встал, – сказала женщина так просто, будто всю жизнь знала его. – А то Василько и Милята, сыновья мои, все утро порывались к тебе, да отец Антип не пускал их, чтобы не будили тебя. Они сейчас коня пасут где‑то возле вала. «Это славно, что и ребята у них есть, веселее будет», – обрадовался Вольга. Потом он сидел рядом со старейшиной Воиком на теплой колоде у стены и торопливо, перескакивая с одного на второе, рассказывал ему, как и что с ним было в Перуновом овраге. И про печенега напуганного сказал. Старейшина Воик поднял лицо к небу и к теплым лучам: – Это я просил великого Перуна хранить тебя и помогать тебе! Он был рядом с тобой и отвел беду. А затем они долго сидели, думали каждый о своем: Вольга о том, что будет с ним через годы, когда вырастет и станет княжьим дружинником, а старейшина о том, что уже было когда‑то. Вошли во двор Боян и Бразд. Вольга к Бразду кинулся и увидел темные тени под глазами. «Наверно, плакал всю ночь по отцу Славичу», – догадался он, спросил ласково: – Как матушка твоя Любава, здорова ли? – По горнице все ходит, – ответил Бразд охрипшим голосом и не сдержал тяжелого вздоха: – Ох и рада была, когда дружинники привели меня домой! А теперь от себя отпускать не хочет, страшится: один я с нею остался. Старейшина Вояк подал голос от стены: – Дерево сильно корнями, а род человеческий – детьми. Потому и тревожится Любава. Все согласно промолчали. – Вольга, смотри, на стене суета какая‑то, – прервал вдруг недолгое молчание старейшина. – Сведайте, что там, потом мне скажете. На южной стене, близ правой башни, Вольга отыскал старшего брата. Рядом с ним были и его друзья: коротконогий и сильный, с румянцем во всю щеку Згар и Борич – тонкий, с неулыбчивым, строгим лицом. Дружинники смотрели через частокол в степь. – Что тут, Янко? – спросил Вольга, тяжело отдыхиваясь после крутого подъема на стену по лестнице. – Меня старейшина послал узнать для пересказа. – Печенежский посланник стоит у стен, а рядом с ним переводчик. Посадника кличут, сказать что‑то хотят. Вольга выглянул за частокол – первый раз он смотрел на печенегов сверху – и подивился: какое несметное войско у кагана! До края поля на юг, казалось, все уставлено печенежскими кибитками, вытоптано конями, задымлено тысячью костров! И какой же силой надобно подступиться князю Владимиру, чтобы освободить Белгород из осады! Опустил взгляд под стену – на печенежском посланнике красивый, алого цвета халат, исшит серебром – так и сверкает на солнце. За спиной послышались голоса. – Посадчик Самсон идет. Пропустите посадника. Друзья прижались спинами к дубовой стене, прохладной и влажной с минувшей ночи, пропустили тучного посадника Самсона. А он шел важно, руки заткнув за широкий пояс, надежно поддерживавший дородное чрево. Длинный меч по стукивал о левое бедро при каждом тяжелом шаге. Посадник шевелил толстыми губами, глаза из‑под век буравили каждого, кто стоял, потеснившись на помосте. – Дюж наш посадник, – послышался приглушенный голос Борича. – Отчего бы ему и не выйти супротив печенежского кагана на поединок? Сколько холопов потом бы восхваляли Тимаря за избавление от купы! Янко и Згар тихо рассмеялись. Следом за посадником на помост поднялся воевода Радко, встал рядом, в степь внимательно поглядел, стараясь по поведению печенегов догадаться, что же надумали вороги. – Кто говорить со мной хочет? – спросил посадник Самсон, вскинул на частокол руки, на пальцах – каменья в золотой оправе. Ежко, торговый муж, повторил слова посадника на печенежском говоре. Печенег на белом коне кричал в ответ долго, то утихая голосом, то поднимая его с угрозами, так что Ежко едва успевал повторять его слова: – Говорит с тобой, посадник, знатный князь Анбал из рода славного Кури – что по‑нашему значит «Вол», – добавил от себя Ежко. – Великий каган Тимарь с немалым войском пришел на Русь отомстить князю Владимиру за старые обиды. Но великий каган не станет проливать кровь русичей, если посадник соберет все золото и серебро да каменья драгоценные, какие имеются в городе, и отдаст это великому кагану. А чтобы не было утайки и обмана, дань с каждого двора соберут верные люди кагана. Тогда каган Тимарь даст мир русичам и уйдет в степь. Если же день пройдет, а великий каган не получит выкупа, его войско возьмет Белгород на щит и пепел развеет на месте вашей крепости! Ежко умолк, потому что кончил кричать князь Анбал. Переглянулись воевода Радко с Ярым, почесали бороды в недолгом раздумии и разом улыбнулись: коль заговорил каган о выкупе, знать, что‑то тревожит его, не надеется взять город приступом или измором. Легкой кровью думает поиметь из Руси доходного данника! А посадник Самсон тем временем ответил печенегу, и Ежко перевел на язык степняков: – Пока каган и его войско будет стоять под Белгородом, подойдет с дружиной князь Владимир и укажет Тимарю путь из земли Русской! Печенег в ответ обидно рассмеялся: – Великий каган знает, что князь русичей с дружиной ушел к Студеному морю воев собирать. Вернется не скоро, когда Белгороду уже не быть городом! А жителям не быть живыми! Посадник Самсон повернулся к воеводе, на лице растерянность, и голос дрогнул, когда он произнес: – Как мог Тимарь узнать об уходе князя из Киева? Не с того ль так смело и скоро подошел под наши стены? Что отвечать будем, воевода Радко? Воевода Радко расправил плечи, поджал крепкие губы, молча оглянулся на город, словно оттуда знак ему кто‑то должен был подать. – Отвечай им, посадник Самсон, что таково, я уверен, и мнение всего городского люда: Русь не была и не будет в данниках у печенегов! Возьмут нас силой – тогда возьмут и наше злато‑серебро. Получит с нас выкуп Тимарь – зачем тогда ему здесь стоять? На другие города кинется. Нам надо их под собой удержать, чтобы Русь на великую сечу смогла исполчиться! – Ну, стало, так тому и быть, – посадник перекрестился и ответил печенегу как мог громче: – Злата и серебра немало в Белгороде! Но велико и войско печенежское, на всех не хватит. Пусть каган шлет на стены своих храбрых воинов. Кто первым поднимется, того и одарит наш ласковый воевода! Печенежский князь Анбал вздыбил коня и повернул прочь, его провожал дружный смех белгородцев. И вдруг, глуша этот смех и ширясь, со степи к Белгороду покатился гул криков тысяч взъяренных людей. Вольга выглянул за частокол – печенежское войско волновалось, всадники садились на коней, пешие метались с места на место, будто все что‑то искали и никак не могли найти. – Что с ними деется? – удивился Вольга. – Будто смолой горячей на них кто из ковша плеснул! – Ждали даров немалых, а дождались зова на сечу, – пояснил Янко, а Вольга с беспокойством подумал: «Ну как и в самом деле кинутся вороги на Белгород! А у нас даже сулиц легких нет в руках!» Вольга осмотрелся, глазами поискал себе какое‑нито оружие, но кроме куч камней под стенами, у ног ничего не было. – Изготовьтесь! – крикнул воевода Радко ближним дружинникам, а те передали слова воеводы дальше, и Белгород ощетинился многими сотнями копий. Снизу по тесным улочкам бежали горожане кто с чем. Сверкали на солнце тысячи кривых печенежских мечей над головами, острыми колючками вздыбилось копьями печенежское войско, криком исходило, готовое в один миг покрыть собой малое пространство от стана до крепостного рва. Но выехал к крепости только один, на вороном коне, и сам как степной буйвол – широкий в плечах, большеголовый, длинным копьем играл, как ребенок невесомым гусиным пером. Печенег остановился против места, где стояли воевода Радко и посадник, и что‑то кричал, то и дело вскидывая копье над головой в широченной меховой шапке. – Чего вещает? – спросил воевода Радко. Ежко скривил худое и длинное лицо, подергал тонкими пальцами рыжую бороду. Когда отвечал, глаза, прищуренные, повлажнели, словно боль нестерпимая подступила к сердцу торгового мужа: – Бранит нас скверными словами. Русичей называет трусливыми и жирными баранами. На бой в поле зовет. – Ежко продолжал говорить размеренным голосом, будто и не речь ворога пересказывал, а укачивал в колыбели малого ребенка, и только красные пятна на щеках выдавали ярость, которая кипела в его душе. – Зовет он себя непобедимым богатырем по имени Куркач да похваляется при этом, будто нашего Славича, брата моего, жизни лишил! Его, дескать, копьем сбит на землю и его конем стоптан! – Что‑о? – закричал Янко так громко, что Вольга в испуге отпрянул от брата. – Так это он Славича жизни лишил? Пусти меня в поле, воевода Радко! Дай сойтись с ворогом! Хочу за Славича кровь печенежскую пролить! Но воевода Радко посмотрел на Янка грустными глазами – о Славиче ворог напомнил похваляясь – и не разрешил: – Нет, Янко. В поединке с таким сильным богатырем нужна сила крепкого мужа и опыт зрелого ратоборца. Рано тебе, Янко. Янко огорчился отказом воеводы, он даже пальцы закусил от досады, а потом в степь глянул, примеряясь: не взять ли печенега стрелой? Но опасается находник, близко к стене не подступает. Подошел киевлянин Вешняк и голову преклонил перед воеводой в просьбе: – Дозволь мне выйти на поединок, воевода Радко. Надо проучить печенега. Негоже позволять поганым дурными словами чернить доброе имя русских дружинников. – Иди, Вешняк, – и воевода Радко перекрестил Вешняка, будто он был епископ Никита, ныне сидящий в Киеве из‑за осады. – Помни: у тебя за спиной будут открытые ворота – не кинулись бы туда коварные степняки. С богом, Вешняк, за землю Русскую, за честь ее! Вешняк выехал из ворот, обогнул угол крепости по ирпеньскому пологому склону, направляясь к правой башне, чтобы потом выехать перед крепостью на ровное место. Едва Вешняк появился перед южной стеной, как Куркач что‑то выкрикнул, склонил копье к шее коня и ринулся с места. Вешняк же спокойно взял круглый щит из‑за спины, копье с широким наконечником изготовил и только тогда тронул коня в тяжелый бег. Полегла трава под жесткими копытами. Сошлись ратоборцы, и услышал Белгород, как глухо стукнулись копья о крепкие щиты, но тут же разминулись конники, разъехались, развернулись и вновь пустили коней навстречу друг другу. И снова опытные ратоборцы приняли острые копья в центр щита – так, чтобы чужое копье не поранило всадника или коня. Черная земля летела из‑под копыт, когда сходились они в третий раз. – Бей же его! – не выдержал Вольга и кулаками до боли ударил по бревну частокола. – Круши поганого! – неслось со стен Белгорода. Между всадниками оставалось не более пятидесяти шагов, когда случилось невероятное для поединков: конь под Вешняком вдруг заржал и поднялся на дыбы, а Вольга – да и весь Белгород! – увидел длинную стрелу, торчавшую в шее коня. Кто‑то из печенегов умышленно нарушил неписаный закон единоборства и сразил коня под русским всадником. – О‑ох! – тяжко и разом выдохнула крепость, а Вольга в ужасе схватился за голову. – Убит! – прокатился чей‑то крик отчаяния, и все увидели, как упал Вешняк в мокрую траву на ничейном поле. – Жив! Жив! – кричали разом, забывшись, воевода Радко и Янко. Вешняк был уже на ногах: он сам оставил седло, опасаясь, что конь, падая, придавит и его к земле. И тем спас себе жизнь – Куркач изготовился было ударить его копьем, но скользнуло вражье копье над пустым седлом падающего коня. И тут показал Вешняк силу! С невероятной быстротой обернулся он вслед проскакавшему мимо печенегу и метнул в спину тяжелое копье. Куркач взмахнул руками и рухнул на землю сразу: копье потянуло вниз. В тот же миг Вешняк был возле остановившегося коня и вскочил в седло, усмиряя чужого жеребца натянутым поводом. – Берегись, Вешняк! – закричал воевода Радко, но вряд ли его услышал ратоборец. Весенним Днепром на порогах вскипело печенежское войско. Сотни конных устремились вдоль пологого берега Ирпень‑реки, снизу вверх, к распахнутым воротам: земля загудела под ударами копыт. – Поднять мост! Закрыть ворота! – по лицу воеводы Радка прошла судорога, и он метнулся на западную стену, но дружинники успели передать его повеление стражникам. Мост над рвом поднялся, когда до передних печенегов оставалось едва ли полста шагов. Сверху ударили стрелами русские лучники и вынудили степняков спешно отхлынуть назад: не удалась Тимарю задуманная хитрость – изгоном войти в крепость.
|