Загадка черных

Отправив Парамонова в Ашхабад, Жемчужный снова поехал на дачу, захватив с собой Рыжова. Валю они встретили поблизости от станции – она мчалась на велосипеде в трикотажных тренировочных брюках и красной мужской футболке, похожая на мальчишку, который вообразил себя гонщиком. Узнав Жемчужного, она на полном ходу затормозила, едва не свалившись в канаву. Жемчужного вполне устраивала эта встреча на окраине дачного поселка. Отойдя в сторону, они присели на придорожную траву.

– Ну, как ведет себя ваш дорогой родственник? – шутливо спросил Жемчужный.

– Он в город уехал, – равнодушно ответила Валя.

– Валюша, вы у него серого костюма не видали? – Жемчужный понимал всю нелепость вопроса, однако ничего с собой поделать не смог: задал его – и все тут.

Но Валя сразу охладила его:

– Не видала. Он то в свитере, то в коричневом костюме, вельветовом. Еще куртка у него есть, джинсовая. Вот и все, пожалуй…

Нет так нет. Жемчужный поймал невольную улыбку Рыжова, отвернулся, спросил сердито:

– Вы с ним не ссоритесь?

– Да мы и общаемся мало. А вообще он вежливый, неназойливый. Только… – она помялась, подыскивая слово, – какой‑то парфюмерный. Слова в простоте не скажет.

– Ну, ладно, – Жемчужный встал. – Мы в дом. Можно?

– Конечно, конечно…

На даче майор сразу прошел к шахматному столику.

– Играешь? – спросил он Рыжова.

– Разряда нет, но играю немножко…

Расставив шахматы, Жемчужный попросил, чтобы его не беспокоили, запер дверь и продемонстрировал Рыжову оставленную на доске позицию.

Он долго сидел над доской, потом сыграл сначала один вариант, затем другой, третий. Нелепость положения была совершенно очевидна. За пешку, проведенную в ферзя, черные получали минимум ладью, а там разгром неминуем. Сопротивление профессора в этом положении казалось глупым. Разобравшись как следует в партии, Жемчужный еще более укрепился в своем предположении, что так профессор играть не мог.

Тем не менее он играл. Следы его пальцев, трубка и пепел подтверждали это.

– Парамонов считает, что профессор зевнул, – сказал Рыжов. – В таком преклонном возрасте это возможно.

Жемчужный пожал плечами:

– Такие игроки, как Сизов и профессор, зевнув ферзя, тотчас же прекращают игру. Или играется вариант, или новая партия. Ну‑ка взгляни внимательно.

– Гляжу.

– Нет смысла?

– Нет.

– Теперь сними ферзя и пешку. Черные, конечно.

– Снял.

– Смотри внимательно.

Рыжов долго смотрел на доску. Жемчужный молчал.

– Теперь белые как будто выигрывают. Или ничья… – недоуменно проговорил Рыжов.

– Обязательно выигрывают! – подсказал Жемчужный. – Белые начинают и выигрывают.

– Начинают и выигрывают, – машинально повторил Рыжов, не сводя глаз с доски. – Этюд? – вдруг оживился он.

– Обыкновенный одновариантный этюд. Я уже решил его.

– А зачем? – удивился Рыжов: он все еще не мог понять, что делает его начальник.

– Затем, что в этой партии единственное решение, – Жемчужный поставил снятые фигурки на место. – Они стояли раньше на краю стола среди других фигур, не нужных в этюде. Не было никакой игры: профессор решал этюд. Вот так. Смотри, как все получилось.

Майор сохранил позицию этюдного варианта, оставив лишние фигуры на краю стола.

– Когда пришел ночной гость, Заболотский не садился за шахматный столик, а вставал из‑за него. За этим последовал разговор, содержание которого нам пока не известно. Профессор спросил гостя, почему он в перчатках. Тот мог сказать, что у него болят пальцы или что‑нибудь в этом роде. В шахматы, понятно, никто играть не садился, а финал разговора известен. Вероятно, убийца толкнул столик, полуоторванная пуговица упала на пол; забрать ее с собой он не успел или не заметил этого сразу. Затем инсценировал суетню у шахматного столика, перенес туда пепельницу с окурками, чужой стакан с общего стола и поставил две упавшие шахматные фигурки в этот уголок, не думая о позиции. Он просто хотел натолкнуть нас на версию о шахматисте‑убийце. Затем забрал деньги, за которыми и приехал, запер дверь изнутри, а сам выбрался в открытое окно и пролом в заборе. В калитку уйти побоялся: вдруг встретит гостей или провожающих. Ночевал у знакомых или на вокзале, а утром улетел в Ашхабад. Воскресный приезд, уже вторичный, возможен для маскировки. Или, например: позондировать вопрос о наследстве. Этому шакалу ведь тоже что‑то перепадает… Правда, наследства ему еще полгода ждать – по закону, но он захотел о себе заранее заявить.

– А откуда же взялись на фигурках оттиски пальцев Сизова? – спросил Рыжов.

– Сизов говорит, что помогал профессору расставлять шахматы, но бросил, потому что получил из дому неприятное известие. Да и оттиски‑то были на пяти‑шести фигурках из шестнадцати… Задача решена, Рыжов.