Анна Ли Шолыд

Для начала я бы хотела рассказать о себе: я сама — приемный ребенок, я психолог и терапевт. Десять лет назад я создала первую в Германии группу самопомощи, сейчас это зарегистрированное общество «Корни и крылья — форум усыновленных».

Ко мне за советом и поддержкой обращалось множество людей, я часто сопровождала их в поиске корней. Как приемный ребенок, я сама тоже очень активно занималась своей судьбой, искала, находила, переживала взлеты и падения.

Идентичность — что это на самом деле?

Это значит «полное соответствие во всех деталях». Это не есть что-то прочное, что-то, чем человек «обладает», она, подобно уровню нашего развития, душевному состоянию и внешнему окружению, постоянно формируется заново.

В философии, религии и культуре человек всегда задавал себе вопрос «Кто я?». Однако для приемных детей этот вопрос, который в жизни задает себе, наверное, каждый, имеет иное экзистенциальное измерение. Поскольку другим всегда ясно, что куда бы я ни шел, как бы ни развивался, есть ли у нас контакт, доволен я этим или недоволен, я всегда остаюсь ребенком своих родителей.

Но у приемного ребенка две пары родителей, а история его начинается не с момента усыновления.

Кризисы идентичности и ее новое обнаружение относится к развитию человека. Эрик Эриксон выделяет восемь «стадиально-специфических кризисов», с которых начинается каждая новая фаза развития. Соответственно возрасту очередность этих кризисов такова:

• на первом году жизни,

• на втором/третьем году жизни,

• на пятом/шестом году жизни,

• в латентный период,

• в пубертатный период и в юношеском возрасте,

• в раннем взрослом возрасте,

• во взрослом возрасте,

• в зрелом возрасте.

Нарушения в развитии обостряюще сказываются на более поздних психосоциальных кризисах. У приемных детей, каждый из которых перенес травму расставания с родной матерью, это означает тяжелое нарушение в большинстве случаев на первом году жизни. Обстоятельства, приводящие к усыновлению, чаще всего драматичны.

Травма, причиненная расставанием, этот насильственный и неестественный разрыв, в подавляющем большинстве происходит во время первого психосоциального кризиса — «доверие против первичного недоверия». Для младенца разрыв равнозначен смерти. Взрослый, может быть, способен понять, что его отдали, но этого никогда не понять «внутреннему ребенку». Глубокая травма не проходит, человек может научиться с этим жить, это может даже способствовать его развитию. Сказывается она в любом возрасте, а «запускающий механизм» срабатывает постоянно и переживается очень драматично, «земля уходит из под ног», пустота, паралич, отчаяние...

Решающие вопросы

Теперь решающую роль для дальнейшего развития ребенка играет то, как ведут себя его новые родители, занимают ли они место приемных или хотят быть «настоящими родителями». Свою роль здесь могут играть и мотивы усыновления, а также то, как родители обходятся со своей возможной недобровольной бездетностью. Как далеко здесь могут зайти люди, мы знаем, — вспомним только о детях из пробирки, внекорпоральном оплодотворении, суррогатных матерях, банках спермы, торговле детьми и т. д.

Недавно в одной берлинской газете появилась статья о супружеской паре, которая привезла ребенка в Берлин из Литвы за (названные подарками) корову, свинью и телевизор.

Возможно или исключено, чтобы в приемной семье было место для родительской семьи усыновленного ребенка? Насколько высока будет степень табуизации?

Date: 2015-09-19; view: 314; Нарушение авторских прав