Я поставлен на ножи

(1988)

23.01.1988

Жизнь остановилась. Тотальное положение — вся страна, кажется, готовится денно и нощно к 25-у, к 50-летию Владимира. Господи, спаси и сохрани человеческое обличье наше.

27.01.1988

24-го чуть не сгорели в Лужниках. Венька признался, что оставил включенным фен в душевой парной. Слава Богу, что пришла и — удивительное дело! — нашла меня Дели-Адель, гречанка из Баку, в 47 комнате, где Венька учил Евтушенко, Рождественского и Вознесенского, как надо разговаривать с народом о Высоцком. Она фанатик В. В., принесла мне, «брату Высоцкого», целую сумку подарков — коньяк, пахлаву, гранаты, и все это понес я в нашу актерскую комнату, открыл, а войти не могу — черный дым в душевой, как в топке, бушует пламя. Я вбежал и открыл кран у еще не загоревшейся раковины. Думаю: залью хотя бы пол, но потом дошло, что вода спокойно уходит в сток. Прибежали пожарники, затушили быстро, но прокоптиться я успел изрядно. Пришел домой черный с лица. Тамарка: «Как ты устал, ты посмотри на себя — глаза ввалились», а когда я стал умываться, обнаружи­лось, что это всего-навсего сажа. Утром с головы тек деготь. А выступление прошло довольно сносно, хотя были моменты, что свистели Градскому, кричали «на мыло!», под­свистывали Вознесенскому. Вообще я обнаружил странную неприязнь к нему со стороны толпы. Это обнаружилось и на открытии мемориальной доски.

— Где вы были при жизни, Вознесенский, почему не помогли?

Андрей робко произнес:

— Я помог...

Но начальник сказал ему:

— Не уподобляйтесь.

Что же сказал я? Выступивший без бумажки, без подготовки, вместо заболевшей Демидовой. Она в Лужниках раза два запнулась в стихе и посчитала все наше выступление лажей. Хлопали ей мало и жидко; мы, надо сказать, подставили ее, не надо было ей начинать, и читала она стихи серьез­ные, не острые, как у меня,— «Черный человек». Так что же я сказал, когда упало покрывало с доски (очень здорово выполненный Рукавишниковым — треснутый колокол и орущий рот Высоцкого в профиль). Я связал праздник 50-летия с годом 1000-летия крещения Руси. Для каждого культурного человека это великий праздник, и если мы будем следовать примеру духовного подвига В. В., то к 2000-летию крещения Руси она действительно станет могучей и обильной. Эта дерзкая мысль имела успех у народа. И Никита Любимов[192] показал мне большой палец и угостил просвиркой, когда мы после сидели с Адель в кафе. До открытия Иван, Адель и я поднялись к Нине Максимовне. Я выпил кипятку — замерз шибко и перенервничал. На кладбище была такая тьма народу, что нашу жалкую процессию под руководством недалекого, но славного Дупака развели на части. Мы выходили с кладбища, а театр группами все еще про­бивался к могиле.

24-го ездили с Сережей в театр за билетами и встретили Марину, которая подарила театру статую Володи скульптора Распопова. Так замечательно установился он во внутреннем дворике театра, как будто еще при жизни Володи, еще когда проектировали новый театр, будто уже тогда, почти двадцать лет назад, предусмотрели место для посмертной фигуры В. В. Я объяснил Сереже, что Марина — это жена, вдова В. В.

— А которая она?

— Ну та, красивая, с которой я целовался. Она одна была из женщин, не помнишь?

— Нет, я в ноги смотрел.— Но дома, еще не успев раздеться, уже кричал матери на кухню, кого он видел в театре.

25-го перед спектаклем Коля сказал небольшую речь, и статую осветили. Тень на стене оказалась настолько живой, будто Владимир вышел на «Гамлета».

28.01.1988

История с Гамлетом, рассказанная мной в рязановском фильме, вызвала бурную реакцию у зрителей. Они склонны меня осуждать.

Вот записка: «Из работы Э. Рязанова о Высоцком узнала о Вашей работе над Гамлетом. Неужели 16 лет дружбы с таким человеком для Вас прошли бес­следно? И сейчас Вы бы выполнили приказ любой ценой?»

Ну, во-первых, я не сыграл Гамлета. Это был все-таки больше сговор с Любимовым, чтоб привязать Владимира к театру крепче, но это одна сторона, а другая...

А почему нет? Сейчас, когда я понимаю, что жизнь творческая по возрасту, силам и пр. подошла к той черте, когда такая роль уже ушла безвозвратно, я думаю: а почему мне было бы не попробовать ее сыграть? Почему я пощадил его самолюбие, а он мое — нет? Ведь уж если друг — так, пожалуйста, играй, я уже сыграл, играй ты, более того — я тебе помогу и расскажу все закоулки роли. Идеальная модель дружбы предполагает такие взаимоотношения... Тем более и главное, что идея исходила не от меня, и уж на кого он был обижен в первую очередь, так это на Любимова, что тот позволил назначить второго исполнителя и т. д.

6.02.1988

Я получаю угрожающие письма, что я поставлен на ножи, что квартира моя сгорит вместе с моими щенками, что сдохну я от ножа и пр. За Высоцкого — смерть. Что наклепал Рязанов в этом эпосе и куда завела меня моя искренность и желание что-то рассказать неординарное о В. В.? Почему Смехов взял на себя такую миссию — выговорить своими устами, что Высоцкий до смерти не простил этого актера, осмелившегося репетировать сыгранную В. В. роль? Что это за бред? И что мне делать? И вот В. Яворивский из Киева пишет: «Много нюансов того времени вскрыла передача: смело смонтированы куски с Золотухиным, рассказ матери, цветы на кровати. На очень длинные кадры уже никто не жалел пленки» и т. д. Что за мысль в словах — «сме­ло смонтированы куски с Золотухиным»? Что это значит?

Вчера звонил Глаголин — успокоить и поддержать, чтоб я не обращал внимания. Дупаку приходят письма на меня, а Глаголин говорит, что я был единственный искренний человек и говорил хорошо. Что это? И вправду стало страшно жить. Ведь дураков-то сколько, сунут финку в спину или трахнут по башке молотком... из-за того, что я не сыграл вовремя Гамлета. А я-то как радовался, что вышел из всей этой юбилейной кампании, из всего кликушеского воя достойно-нормально. Я убежден, что по чести так оно и есть. Но какой-то туман напущен Рязановым сильно, и он пугает. И какая-то образовалась обида на весь мир. Какая-то вопию­щая несправедливость.

7.02.1988

Да, против этаких плевков и обвинений устоять трудно. Из всего потока брани два письма, в которых содержится истинное понимание моего признания, а в общем получился — бисер перед свиньями, по другому не скажешь. Конечно, Рязанов добавил своим монтажным локтем много для кликушествующей публики, ищущей конкретных виновников, затравивших гениального поэта, а тут совсем рядом и искать не надо, сам признается, что доставил обиду кумиру, ну, так ату его!.. Но не виноват я ни перед Богом, ни перед Володей, и уж тем более перед воинствующим войском защитников покойного барда. Где они были, эти защитники, при жизни... Теперь, когда издали, напечатали, поставили памятники, легко об этом вопить...

Уходить из театра — это бегство, хотя видеть мне многих не хочется... И надо все-таки делать зарядку и приниматься за «Годунова». Думаю, из потока этой клеветы, грязи, несправедливости, что принесет мне еще немало страданий и мук, надо найти чистый и достойный выход, не впадать в уныние и панику. Дьяченко[193] прав — это естественный расчет за правду. «Ты единственный, кому было чем поделиться наболевшим, и ты поделился, и получил за это».

«Русофилы,— говорит Алексеева[194],— на твоей стороне. Но страсти вокруг тебя кипят...»

Нравственное уравнение публикой было решено в пользу В. С., а оно решения не имеет.

8.02.1988

Впрочем, я ведь знал, отправляясь на съемку к Рязанову, о чем я буду рассказывать,— о Гамлете. И я подозревал, какое негодование вызовет это мое откровение, другое дело — приспело ли время для таких откровений, не оставить ли их на посмертный час?

«Рязанов вас приложил... Человек не побоялся открытой правды, рассказал, как это было... но культуры общения нам не хватает, не хватает терпимости. Нравственный хаос...» Большинство увидели меня в непристойном свете, а уж кто там виноват — поздно разбираться.

Теперь надо решать с книжкой в «Современнике» и «Сов. писателе».

26-го в издательстве «Книга» состоялась премьера книги «Я, конечно, вернусь». Не приглашен. В авторах не значусь. Что это значит? Крымова не звонит, и мне понятно. 23-го вышла газета, где Любимов, Губенко и она... в одном контексте, рядом. И я желаю Губенко и иже с ним удачи... А в зал она не приглашена. К тому же 13-го, в годовщину, я не послушался ее совета, и перед «Вишневым» говорил Дупак. Все это дает ей основания думать, что мы опять окончательно в разных компаниях. Выбросить меня из книжки она вряд ли успела, тем более что материал мой впрямую связан еще и с Эфро­сом. Могло ее раздражать и то, что в рязановском сериале я опять повторил историю с Гамлетом и как бы продал информацию в два издания. Хотя я ведь не знаю, как она восприняла мои откровение и растерянность и провокаторство Рязанова. Так что вывод один — замолчать, готовиться к «Году­нову» и писать «Родословную», пока действительно на ножи меня не поставили.

20.02.1988

Ну, начнем еще одну новую жизнь. Вчера был очень хороший «В. Высоцкий». Болотова сказала, что я работал как бог... как будто лег на амбразуру и за того парня... «Я виновата перед тобой». Я понял чем — она недооценила мои актерские ресурсы.

23.02.1988

С утра прочитал статью О. Кучкиной «Кто сохранит спектакль» и закипел теперь уже из-за несправедливого и лживого упрека в адрес Н. Губенко.

Нет, не надо отвечать ни Рязанову, ни Кучкиной. А если отвечать — работой. Какие, интересно, рецензии на «В. Вы­соцкого» появятся?

4.04. 1988. Ялта, г-ца «Ялта», № 381

Зиму эту я не видел — просмотрел, пролетал... сначала в Корею... в Мадрид.. в Ялту... в Эстонию с Тамарой. Очень в этом смысле юбилей В. В. все перекрыл. Много дней в тем­ноту унес он и нервов. Будет долго вспоминаться истерия юбилейная в январе 1988 г.

19.04.1988

Неверные версии весьма опасны, потому что невероятно живучи и, как правило, отвечают низменным качествам общественного темперамента. Так общественный темперамент долго и активно изыскивал виновника ранней гибели Высоцкого и этого винов­ника с великой помощью Э. Рязанова обнаружил в лице Театра на Таганке и Золотухина, который смел претендовать на роль Гамлета, хотя бы и по приказу начальства. Что любопытно, после почти четырехлетнего перерыва, когда я уже давно расстался с мыслью сыграть Гамлета на сцене Театра на Таганке, в Польше, на гастролях в городе Вроцлаве, куда В. В. прилететь не смог по причине великого нездоровья (в это время он лежал в парижском госпитале), Любимов выз­вал меня и спросил:

— Знаешь ты текст Гамлета?

— Ну и что? — ответил я вопросом на вопрос.

— Давай попробуем: ночью порепетируем, а завтра вечером сыграешь.

— Это самоубийство, Ю. П., даже если я расскажу весь текст. Мы же не в Рязани (почему-то я привел именно этот резон), где я на худой конец, если не Гамлет, то хоть «хозяин тайги». А здесь Высоцкого ждут.

24.04.1988

А сегодня опять репетиция «Высоцкого». «Театр растерял свои гражданские позиции, театр не помогает Горбачеву. Если победят иные силы, для многих из нас найдется место в лагерях»,— говорит главный режиссер Н. Губенко.

27.04.1988

Родители В. В. затеяли борьбу против перевода и издания книги М. Влади. Нина Максимовна замордовала Петю[195]. «Вы (театр) равнодушную позицию заняли, не помогаете нам». Наивные люди старой формации. Информация об алкоголизме, о наркомании и о том, что они не такие-сякие, а сякие-такие, пролилась на многие страницы. И тем, что они будут раздувать этот пожар, они только хуже сделают своей репутации как прижизненной, так и посмертной. А переводит книгу дочь Севы Абдулова[196]. Ну, конечно, Марина наблюдает, авторизует. Выплыла еще одна жена Володи Высоцкого — первая, законная, Изольда. Какой Владимир был мужик в этом смысле нетрепливый, я о ней ничего никогда от него не слышал, просто никакой информации...

18.05.1988

Я не пишу ничего о Любимове, потому что все это будет неправда — на репетиции идет сплошная оперетта, показуха, игра в усталого гения и стрекот камер. А что я ждал? Ну конечно, если бы он меня хвалил и подбадривал, мое автономное настроение было бы удовлетворено и был бы я наверху блаженства... Но этого нет, и оттого я нервничаю и вину хочу на публику перенести. Но объективно, отбросив личные амбиции, нет достоинства, строгости. Начиная от его выкрика на «В. Высоцком»: «Он не мочился — это точно!» Все окрашено этими его вздрюченностью и эпатажем. Сам он это оправдывает так: я человек озорной, старый и к тому же впал в детство, мне прос­тительно.

20.05.1988

В «Литературной России» наконец-то первая рецензия Н. Кон­дако­вой на спектакль «В. Высоцкий», по-моему, очень хорошая. Как-то коллеги отнесутся к статье и к тому, что она меня процитировала? Да хрен с ними, как бы ни отнес­лись.

12.07.1988

Виделся с Анхелем в Москве.

— Вам очень повезло, Валерий, с того момента, как вы приехали в Москву, и продолжает везти. А там ни о чем ни с кем нельзя говорить, никому ничего не нужно. Есть театр, есть хорошая при­рода, есть хороший зритель. Не теряйте вы этот ориентир. Я видел два спектакля. В жизни театра XX века такого явления не было и не будет. «Высоцкий» — это не спектакль, а объединение родных сердец человеческих. Это смерть Высоцкого вам помогает. В мире такого явления не было. Это уже ансамбль, религиозный ритуал. Это особенно видно, когда приходишь из мира материального. Вы все прекрасны, потому что вы как один... Я вижу эту чистоту человеческую.

25.07.1988

День памяти В. С. Высоцкого. Зайти поклониться на кладбище и к Нине Максимовне.

2.08.1988

Денису написал «Молитву» А. С. Пушкина, Тамаре — открытку и еще кой-кому, не скажу что, это секрет. А повесть или рассказ я напишу. Спасительный ход есть — прорезать повество­вание дневниковыми записями о Высоцком, но и еще можно подумать. Однако лучше единую его, Владимира, судьбу из дневников прорезать. Ход меня может спасти, он будет держать повествование на плаву. Даст свободу мозгам. Потом можно будет и отказаться от дневников, вынуть их механическим путем. А можно и так завязать, что хрен вынешь.

Яковлева[197] открывает ресторан «Александра», просит неделю у нее поработать. Попросила дневниковые записи о В. В., почитать дал. А что?

6.08.1988

Яковлева Саша в восторге от дневников. «Так живешь, живешь и не знаешь... ты совсем открылся для меня по-другому. Зауважала... И о Высоцком я много поняла... Люська-то, Люська хороша... Я думала, знаешь, как и многие, что Марина — это шмотки, бабки, заграница, а она вона что... (А что?) Она (Люська) не поняла, кто с ней рядом, что за мужик, как с ним надо обращаться».

Бедная Саша совсем ни... не поняла.

«Возлегши локтем на Кавказ» — это Ломоносов, а «оттолкнувшись ногой от Урала» — это Высоцкий. Ну и что? Ломоносов точно не читал Высоцкого, но и что Высоцкий знал Ломоносова — вовсе не факт. А если факт — опровергаемый.

Розенбаум ведет атаку на авторитет Высоцкого. Поливает Окуджаву. «Вся молодежь моя... 24 000 — аншлаг» и пр.

Он доиграется. Найдется какой-нибудь очередной Рязанов и развернет любовь и гнев толпы в сторону Саши: ишь ты, на Высоцкого посягнул, тоже мне возомнил себя Сальери очередным. Рязанов ведь надсмеялся над всеми, меня он так в жертву толпе бросил, а поиздевался-то он над мнением народа. Ах, друг Высоцкого, я покажу, какой он друг, и толпа легковерная закричала в кромешной злобе: «ату-у Золотухина!» О Розенбауме я слышу такое не первый раз. Зачем ему это? Или такой он дурак, или ему лавры Куняева покоя не дают.

У Чивилихина: «Горе от ума» не было напечатано и не увидело сцены при жизни автора, но было «опубликовано» 40 000 рукописных экземпляров.

«Напечатано» и «опубликовано» — тут вон как повернуто замеча­тельно. Не синонимы, оказывается, эти слова. Действительно, как я не догадался раньше,— у Высоцкого не напечатано, но опубликовано в миллионах км магнитной пленки. Значит, и переписано на бумагу. Значит, осталось в веках, пока сущест­вует наверху интерес к нашим векам. Наверху, что у Бога. Пока существует интерес к Высоцкому, есть надежда, что будут помнить и о тех нас, кто в его свет попал так или иначе.

2.09.1988

В книжном магазине стоит огромный кирпич — «Дневники» Н. Д. Мордвинова. Перелистал, посмотрел. Кому это интересно? Кто его помнит? Кто знает? Зачем он это писал?! Для души, для работы, душа у него трудилась, это правда. Но вот стоит этот исповедальный «кирпич», и я думаю... И мой «кирпич» когда-нибудь вот так встанет на какой-нибудь полке, в далекой, заброшенной Богом дыре. И снова всплывает зацепка: в моем «кирпиче» нет-нет да и промелькнет имя Высоцкого, и уж ради этого «кирпич» мой какой-нибудь чудак купит для своей библиотеки. Будет искать дорогие имена.

9.09.1988. Новосибирск

Пресс-конференция в Новосибирске. Стыд-позор на всю Европу, и виноваты мы. Глупее и завиральнее редко бывает. Они спросили: «Почему вы не привезли «Бориса Годунова», а мы ответили: «А у вас нет горячей воды, мы приехали работать, а не отды­хать, создайте нам условия» и т. д. Но ведь у них в квартирах тоже нет горячей воды, чего мы на них-то нападаем. В ответах (Эфрос — Любимов — «Скрипка мастера») столько лжи, что опять тоска и виселица. Да, мы виноваты, мы плохие, что не сняли Высоцкого в «Пугачеве», в «Гамлете», в «Преступлении». Но теперь мы приобрели хорошую высококачественную технику и снимем наших живых актеров, оставим для потомков. Ну, бред! На х... потомкам мы?!

— Валерий! В прошлый приезд вы убедительно говорили, что вы и Высоцкий друзья. Как же случилось, что вы своему другу не уступили в его просьбе. Я имею в виду «Гамлета». Это как-то не вяжется со словом «дружба».

Господи Боже ты мой! И здесь меня настиг этот вопрос. Лучше бы его задать Любимову, который за два месяца до смерти В. В. заставлял меня в Польше играть «Гамлета». А потом я уступил просьбе Высоцкого и Гамлета не играл. Теперь жалею. Не знал, что такие страсти вспыхнут вокруг такого простого и для театра обычного дела, как второй состав. Он существует даже в космонавтике. Дублеры он называется. К сожалению моему и по своей слабости характера я дублером Высоцкого не стал, о чем, повторяю, сейчас жалею, потому что уж лучше грешным быть, чем грешным слыть.

Филатов:

— Дай я отвечу...— И он что-то потом запальное в мою защиту говорил, но сбился на Пугачеву, на скандал в гостинице и смял свое выступление.

А потом мне пришла записка: «Валерий, не обращайте внимание на упреки в Ваш адрес по поводу «Гамлета». Нас не волнуют внутритеатральные и личные отношения актеров. Мы Вас любим за Ваш талант. Не расстраи­вайтесь».

По выступлению с «Банькой» — зритель трудный, настороженный. Однако скандеж, аплодисмент плотный.

17.09.1988. Новосибирск

Клуб Высоцкого открывает сегодня улицу его имени, просят, чтоб я ввернул 4 шурупа.

Очень хорошая была последняя встреча в «Прогрессе».

В дождь завернул шурупы на доме, с которого начнется улица им. В. Высоцкого.

15.10.1988. Греция, Афины

Прошлой ночью видел Дениса и Володю В. во сне.

13.11.1988

650 000 — таков объявленный тираж книги Марины Влади с правом переиздания. Это, значит, все издательства (Воронеж и пр.), как «Мастера и Маргариту», переиздадут эту книгу, наводнят ею страну, и наконец-то удовлетворится обывательское любопытство. Без единой купюры.

21.11.1988. Аэропорт Норильска

Встретили меня там отменно — Дом Высоцкого в Норильске.

15.12.1988

Вместо симпозиума я написал письмо Демидовой. Вместе с письмом Бондаренко, народного артиста из Ялты, где он пишет:

«С Демидо­вой я не знаком лично, но, посмотрев ее на сцене, мне стало все абсолютно ясно. С Высоцким я подружился в Ялте и очень хорошо знаю от него лично, что ему устраивала Демидова. Но это на ее совести. Я в это не вмешиваюсь. Характер у Высоцкого тоже... можно желать лучшего».

Вместе с вышеуказанным письмом это уже серьезное обвинение. Ну да Бог ей судья.

18.12.1988. Хельсинки

Провожая, дали нам шведы по бутерброду, бутылке пива и пластинку с песнями Высоцкого в их исполнении.

20.12.1988. После завтрака

Долго перелистывал я книжку у «русского» прилавка. Набокова нет. Много Высоцкого.

21.12.1988

Шеф много суетится, энергично проводит все «пятиминутки», как будто хочет показать, что ему вовсе не 70 с лишним лет, и совсем не похож на того, каким мы увидели его в Швеции. Он соскучился по собственным замечаниям, когда он может говорить без переводчика, показывать.

Демидова:

— Я не могу зависеть от твоих импровизаций!

А позавчера — так плохо еще никогда не играли, и тут-то ее шеф и похвалил. Ужасно фальшивая дама. Говорит, распространяется, пишет книжки о партнерстве Высоцкого, а Бондаренко свидетельствует, как она его доводила в том же «Гамлете». В этом деле надо быть осторожными. Мы не знаем, что и как Володя говорил про нас другим, и тут мы можем наплести сеть из паутины. Потому что «монах трудолюбивый», он же время, сплетет и расплетет все до полочкам, и мы можем оказаться голыми королями. Володино суждение или частный разговор нельзя принимать как абсолютно, единственно верный взгляд...

Тепло и грустно, по-моему, чуть дело до слез не дошло, попро­щался с нами шеф.

— Жду с вами встречи в Москве. Много накопилось злобы, обстоятельства сложились у нас трагически. Во многом зависело не от нас с вами. Но эти два спектакля, «В. Высоцкий» и «Борис Годунов», произвели, на мой взгляд, очень важную для нас с вами работу... Они как-то объединили и дали надежду, что, может быть, еще что-то можно успеть сделать. С Рождеством, с наступающим Новым годом! Здоровья всем...

25.12.1988

На Евгению Семеновну, жену Семена Владимировича Высоцкого, упала сосулька и убила.

Жена Марка Розовского погибла в автомобильной катастрофе.

21-летний сын Маши Лемешевой (девочка в розовом в ГИТИСе) упал с балкона и разбился насмерть.

27.12.1988

Губенко:

— Прочитал твои записи. Очень интересно, потрясающе. Сколько раз себе говорил: записывай каждый вечер. Но ведь ты рискнешь это опубликовать. Оставил Жанне, но страшно... Ужас какую жизнь прожили, жуть.

Я так понимаю, что это только часть, связанная с Володей.