Великое и страшное Таинство Священства

Я не могу, Владыко, говорить, хотя бы и хотел. Ибо что вообще скажу я, будучи нечист и в помыслах, и в действиях, и во всех представлениях? Однако, уязвленный душою и горя внутри, я хотя бы нечто желаю сказать Тебе, о Боже мой. Ибо я вижу всего себя, и Ты, как Бог мой, ведаешь, что я от самого рождения осквернил все телесные и душевные члены свои, будучи весь грехом.
Усматривая милость и человеколюбие и многие твои благодеяния, которые Ты соделал на мне, я становлюсь безгласным, и едва не мертвею, и постоянно тужу и печалюсь, несчастный, так как я недостоин всех Твоих благ. Когда же, придя в себя, я хочу, Христе, помыслить в уме о множестве грехов своих и о том, что я не сделал в жизни ни одного доброго дела, но вместо наказания и праведного Твоего гнева, который я должен был бы понести как много раз огорчавший Тебя, Ты, напротив, удостоил меня ныне столь великих благ, то прихожу в отчаяние и боюсь Суда Твоего, так как доныне я повседневно прилагаю грехи к грехам. И трепещу, чтобы великого милосердия и человеколюбия Твоего Ты не обратил мне в ярость большего наказания, так как, благодетельствуемый Тобою, я тем более являюсь неблагодарным к Тебе, будучи злым рабом у Тебя - благого Владыки. Поэтому всему прочему, что служило к терпению, доставляя мне надежду Жизни Вечной, я много раз радовался, как Тебе одному ведомо, уповая через то на благость и милосердие Твое. Ибо для того Ты, Христе мой, и взял меня от всего мира и отделил от всех родных и друзей, чтобы помиловать и спасти меня. Уверяемый в этом Твоею благодатью, я имел ненасытную радость и твердую надежду. О двух же этих последних, которым Ты, Царь мой, благоволил быть во мне, я не знаю, что мне сказать. Они и душу мою, и ум лишают слова, и останавливают действия и всякие мысли, и даже отягощают величием славы Твоей, едва не убеждая меня. Спаситель мой, так упраздниться, чтобы ничего не говорить, ничего не делать, ничего этого не касаться.
И я сам недоумеваю, удивляюсь и печалюсь, как я, несчастный, согласился служить и литургисать при таких неизреченных Таинствах, на которые Ангелы трепещут взирать без страха, чего убоялись пророки, услыша о непостижимом деле славы и вместе Домостроительства, о чем апостолы, мученики и множество учителей вопиют и взывают, что они недостойны открыто исповедовать о том всем находящимся в мире. Как же я, погибший и блудный, как я, презренный удостоился стать игуменом братий, священнодействователем Божественных Таинств и служителем Пречистой Троицы? Ибо когда полагается хлеб и вливается вино в знаменование Плоти и Крови Твоей, Слове, тогда там бываешь Ты Сам, Бог мой и Слово, и они поистине делаются Телом и Кровию, наитием Духа и силою Вышнего. И мы дерзаем касаться Бога неприступного, лучше же - обитающего во свете неприступном - не только для этой тленной человеческой природы, но и для всех умных воинств Ангелов. Итак, это неизреченное, это сверхъестественное дело и предприятие, для совершения которого я поставлен, внушает мне также созерцать перед очами смерть. Поэтому, оставив радости, я объят бываю трепетом, так как знаю, что ни мне, ни кому-либо другому невозможно литургисать достойно и проводить в теле жизнь как бы ангельскую, лучше же - сверхангельскую, дабы, как показало это слово и содержит Божественная истина, и по достоинству стать ближайшим к Богу самих Ангелов, как прикасающемуся руками и вкушающему устами Того, Которому они предстоят со страхом и трепетом.
А какая душа понесет суд над братьями, над которыми я поставлен быть пастырем? Какой ум будет в состоянии неосужденно испытывать мысли каждого из них в отдельности и все свои обязанности нести без опущения, избавляя себя в то же время от осуждения их? Я не думаю, чтобы это каким-либо образом возможно было для людей. Итак, я убеждаюсь и хочу лучше быть учеником, служа воле одного и слушая слова его, чтобы за одно это и отчет отдать, чем служить нравам и волям многих, испытывать их мысли, исследовать намерения и еще глубже исследовать их действия и помыслы, потому что и меня ожидает Суд, и я должен дать ответ за грехи тех, пасти которых по неизреченным судьбам Божиим из всех избран я один. Ибо каждый будет судиться и даст, конечно, отчет в том, что он сам сделал доброго или злого. Я же один за каждого воздам ответ. И как я хочу спастись или быть помилованным, когда я даже для спасения своей жалкой души не могу показать никакого дела? Ибо вполне будь уверен, что я не имею что сказать, так как никогда не сделал ни малого, ни великого дела, через которое могу избавиться от вечного огня. Но, о человеколюбивый и благоутробный Спаситель, дай мне, смиренному, Божественную силу, так чтобы я разумно через слово пас тех братий, которых Ты дал мне, наставляя (их) на пажити Божественных Твоих законов, и возводил бы их в обители Горнего Царствия спасенными, целыми, невредимыми, блистающими красотой добродетелей и достойными поклонниками страшного престола Твоего. И меня также недостойного восприими от мира, хотя и покрытого многими греховными язвами, но однако вместе с тем и служителя и непотребного раба Твоего, и к ликам избранных, имиже веси судьбами, вместе с учениками моими сопричти, дабы мы все вместе видели славу Твою Божественную и наслаждались неизреченными благами Твоими, Христе. Ибо Ты - наслаждение, утешение и слава горячо любящих Тебя во веки веков. Аминь (59, 128-131)*.

* Гимн 30. Благодарение Богу за дары, которых святой отец удостоился от Него. И о том, что достоинство священства и игуменства страшно даже для Ангелов.

Как расскажу я, Владыко, о Твоих дивных и чудных делах?
Как поведаю словом о глубине судеб Твоих,
Которые Ты повседневно совершаешь на нас, рабах Твоих?
Как презираешь Ты бесчисленное множество согрешений моих
И не вменяешь, Владыко, злых деяний моих?
Но милуешь и питаешь меня, Спаситель мой, просвещаешь
и покрываешь,
Как исполняющего все Твои заповеди?
И не только милуешь, но и, более того,
Сподобляешь меня предстоять пред Твоею
Славою, и силою, и величием,
И, изрекая глаголы бессмертия, беседуешь со мною,
Немощным, и презренным, и недостойным жизни?
Как просветляешь Ты оскверненную мою душу,
Соделывая ее чистым и Божественным светом?
Как делаешь светоносными мои жалкие руки,
Которые, греша, я осквернил греховными сквернами?
Как изменяешь руки мои блистанием Божества Своего,
Из нечистых претворяя их в святые?
Как очищаешь Ты, Христе, скверный язык мой,
Соделывая меня причастником вкушения Плоти Твоей?
Как удостаиваешь и Сам меня видеть, и мною быть видимым,
И быть держимым руками моими. Ты - содержащий всю вселенную,
Незримый для всех Небесных Чинов
И неприступный даже для Моисея, первого во пророках?
Ибо увидеть лицо Твое не сподобился ни он,
Ни кто другой из людей, дабы не умереть.
Итак, каким образом Тебя, непостижимого и единого неизреченного,
Тебя, для всякого невместимого и для всех неприступного,
И держать, и целовать, и видеть, и вкушать,
И иметь в сердце своем, Х'ристе, сподобляюсь я
И остаюсь неопалимым, радуясь вместе, и трепеща,
И воспевая великое Твое, Христе, человеколюбие?
Итак, как люди слепые и плотские, не ведущие Тебя,
Не чувствуя, лучше же, показывая свою
Болезнь, и помрачение, и всех благ
Лишение, дерзают говорить:
Какая нужда иметь человеку Священство,
Если он не приобретает чего-либо одного из трех:
Либо пищи телесной, либо дохода золота,
Либо одной из высоких и богатых епископских кафедр?
О помрачение! о ослепление! о крайнее безумие!
О большое несчастие! о великое неведение!
О земные и пустые суетные слова!
О дерзость! о мудрование Иуды предателя!
Ибо как тот страшную Владычнюю вечерю
И Пречистое Тело вменил в ничто
И даже лучшими счел немного сребреников,
Так и эти тленное нетленному и Божественному
Предпочитая, избирают душевное удавление.
Скажите мне, о суетные люди, если то знаете,
Кто, стяжав Христа, станет более нуждаться в ином
Каком-либо из благ настоящего века?
Кто, имея в сердце благодать Духа,
Не стяжал Честную Троицу, в нем обитающую,
Просвещающую и Богом содевающую?
Кто, сделавшись богом по благодати Святой Троицы
И сподобившись вышней и первой славы,
Счел бы что-либо более славным того,
Чтобы литургисать и видеть высочайшее Естество,
Все совершающее, неизреченное и неприступное для всех?
Или пожелал бы чего-либо более блестящего в жизни,
В этой ли, помысли, кратковременной,
Или в иной, согласись со мною, не имеющей конца?
Если бы знал ты сокровенную глубину Таинств,
То не понудил бы меня говорить об этом или писать.
Ибо я трепещу и боюсь, начертывая нечто Божественное
И, как тень, изображая письменами для всех неизреченное.
Если бы ты увидел Христа и получил Духа,
И через Них обоих приведен был бы ко Отцу,
То знал бы, что говорю я, и о чем повествую тебе,
И что велико и страшно, и превыше всякой
Славы и блеска, начальства и власти,
Богатства и могущества и всякого царства -
С чистой совестью сердца литургисать
Чистой и Святой и непорочной Троице.
Не говори мне о безгрешности тела
И о тех действиях и свидетельствах, глубины которых не разумеешь,
Но послушай, что сказал Бог через апостолов,
И через премудрого и огнеязычного Василия,
И через простые свидетельства Златоустого отца,
И через Григория, хорошо богословствующего об этом;
Послушай и уверься, каковым должен быть
Литургисающий Богу, Творцу всех;
И от твоего благоговения и добродетели
Ты подивишься и величию этого достоинства.
Не обольщайтесь, братия, и отнюдь не дерзайте
Прикоснуться или приступить к Неприступному естеством.
Ибо кто не отречется от мира и того, что в мире,
И не отвержется души своей и тела,
И весь, всеми чувствами, не сделается мертвым,
Ни на что из приятного в мире сем не взирая с пристрастием,
Ничего совершенно не желая из вещей мира
И не услаждаясь никакими речами человеческими,
Кто не сделается глухим и слепым для мирских
Дел и обычаев, действий и слов,
Хотя и видя то, что оку свойственно видеть,
Но не дозволяя ничему войти внутрь, в сердце,
И запечатлеваться в нем чертам и образам этих предметов,
Равно и слушая то, что воспринимает слух человеческий,
Но пребывая как бы бездушным и бесчувственным камнем
И не помня ни звуков, ни значения слов,
Тот не может таинственную и Бескровную Жертву
Приносить чисти по естеству чистому Богу.
Ибо если поистине на деле восчувствует это,
То удалится от всего мира и того, что в мире,
И познает и поверит мне в том, о чем я снова хочу писать.
Всякий, кто перешел тот темный воздух, который Давид
называет стеною (Пс. 17, 30)
И отцы наименовали морем житейским,
И вступил в пристань,
Тот, придя в нее, находит всякое благо.
Ибо там рай, там древо жизни,
Там сладкий хлеб, там питие Божественное,
Там неисчерпаемое богатство дарований,
Там купина горит неопалимая
И сапоги на ногах моих разуваются тотчас.
Там расступается море и я прохожу один
И вижу в водах врагов потопляемых.
Там созерцаю я древо, в мое сердце
Ввергаемое, и все горькое в нем претворяется.
Там обрел я скалу, мед источающую,
И с тех пор душа моя не была причастна скорби.
Там нашел я Христа - Подателя этих благ -
И от всей души своей последовал за Ним.
Там ел я манну - хлеб ангельский -
И не возжелал более ничего человеческого.
Там увидел я сухой жезл Ааронов процветающим
И подивился чудодействиям Божиим.
Там бесплодную душу свою я увидел плодоносящею
И как сухое дерево дает прекрасный плод.
Там нечистое и блудное сердце свое
Я узрел чистым, целомудренным и девственным
И слышал в душе своей: радуйся, благодатная,
Ибо Бог с тобою и в тебе вовеки!
Там услышал я повеление: омойся в купели слез
И, сделав так, уверовал и внезапно прозрел.
Там я похоронил себя во гробе через совершенное смирение,
И Христос, придя с безмерною милостию,
Отвалил оттуда тяжелый камень пороков моих
И сказал: сюда гряди как бы из рва - от мира сего!
Там увидел я, как бесстрастно пострадал Бог мой
И как, будучи бессмертным. Он сделался мертвым
И воскрес от гроба, не нарушив печатей.
Там увидел я будущую жизнь и нетление,
Которое Христос дарует взыскующим Его,
И обрел Царство Небесное, внутри меня находящееся,
Которое есть Отец, Сын и Дух -
Божество нераздельное в трех Лицах.
Не предпочитающие Его всему миру,
Не считающие славою, честию и богатством
Одного только поклонения, служения и предстояния Ему
Недостойны и этого чистого видения,
И наслаждения, и радости, и всех благ,
Которых не приобщатся не стяжавшие покаяния,
Если не научатся и не вкусят, как сказали мы, всего этого
И тщательно не совершат всего того, что сказано Богом моим.
И тогда едва кто достоин с великим страхом и благоговением,
Если бы Бог повелел, коснуться Неприкасаемого,
Ибо не всем позволительно служить таковым вещам,
Но если кто приимет всякую благодать Духа
И от утробы матери чист будет от греха.
Помимо же повеления от Бога и Его избрания,
Удостоверяющего душу человека через Божественное озарение
И возжигающего ее желанием Божественной любви,
Неблагоразумно, думается мне, священнодействовать Божественные вещи
И прикасаться к неприкасаемым и Страшным Тайнам,
Которым подобает всякая слава, честь и поклонение,
Ныне и всегда, непрестанно во все веки.
Преподобный Симеон Новый Богослов (59, 164-169) *.

* Гимн 38. Учение с богословием, в котором говорится о священстве и вместе о бесстрастном созерцании.