Откровения Божественного света

Приди, Свет истинный. Приди, Жизнь Вечная. Приди, сокровенная тайна. Приди, сокровище безымянное. Приди, неизреченный. Приди, Лицо непостижимое. Приди, непрестанное радование. Приди, свет невечерний. Приди, всех желающих спастись истинная надежда. Приди, лежащих восстание. Приди, воскресение мертвых. Приди, всемогущий, все творящий, преобразующий и изменяющий одним хотением. Приди, невидимый, совершенно неприкосновенный и неосязаемый. Приди, всегда пребывающий неподвижным и ежечасно весь передвигающийся и приходящий к нам, во аде лежащим, Ты, превыше всех Небес пребывающий. Приди, имя превожделенное и постоянно провозглашаемое; сказать же, что именно есть Ты, или узнать, каков Ты и какого рода, нам совершенно невозможно. Приди, радость вечная. Приди, венок неувядающий. Приди, великого Бога и Царя нашего порфира. Приди, пояс кристалловидный и драгоценными камнями усеянный. Приди, подножие неприступное. Приди, царская багряница и поистине самодержавная десница. Приди Ты, которого возлюбила и любит несчастная душа моя. Приди один к одному, потому что я один, как Ты видишь. Приди, отделивший меня от всех и сделавший на земле одиноким. Приди, сам соделавшийся желанием во мне и сделавший, чтобы я желал Тебя, совершенно неприступного. Приди, дыхание и жизнь моя. Приди, утешение смиренной души моей. Приди, радость и слава и беспрестанное блаженство мое. Благодарю Тебя, что Ты, сущий над всеми Бог, сделался единым духом со мною неслитно, непреложно, неизменно, и Сам стал для меня всем во всем: пищей неизреченной, совершенно даром доставляемой, постоянно преизливающейся в устах души моей и обильно текущей в источнике сердца моего, одеянием блистающим и попаляющим демонов, очищением, омывающим меня непрестанными и святыми слезами, которые присутствие Твое дарует тем, к кому Ты приходишь. Благодарю Тебя, что Ты сделался для меня днем невечерним и солнцем незаходимым - Ты, не имеющий, где сокрыться, и все вместе наполняющий славою Твоею. Ведь Ты никогда ни от кого не скрывался, но мы, не желая прийти к Тебе, сами скрываемся от Тебя. Да и где Ты сокроешься, нигде не имеющий места упокоения Твоего? или зачем бы Ты скрылся, никого решительно не отвращающийся, никем не гнушающийся? Итак, вселись во мне ныне, Владыка, и обитай и пребывай во мне, рабе Твоем, Блаже, нераздельно и неразлучно до смерти, дабы и я во исходе моем и по исходе в Тебе находился, Благий, и соцарствовал с Тобою-Богом, сущим над всеми. Останься, Владыка, и не оставь меня одного, чтобы враги мои, всегда ищущие поглотить душу мою, придя и найдя Тебя пребывающим во мне, совершенно убежали и не укрепились против меня, увидев Тебя, крепчайшего всех, упокоевающимся внутри, в доме смиренной души моей. О, Владыка, как вспомнил Ты меня, когда я был в мире, и не знавшего Тебя Сам избрал меня, отделив от мира и пред лицом славы Твоей поставив, так и ныне обитанием Твоим во мне соблюди меня всегда внутри стоящим и неподвижным. Чтобы, непрерывно созерцая Тебя, я, мертвый, жил и, имея Тебя, я, всегда бедный, был богат и богаче всех царей и, вкушая и пия Тебя и ежечасно облекаясь в Тебя, я ныне и в будущем наслаждался неизреченными благами. Ибо Ты - всякое благо и всякая радость, и Тебе подобает слава Святой и Единосущной и Животворящей Троице, во Отце и Сыне и Святом Духе почитаемой, познаваемой, поклоняемой, которой служат все верные ныне, и присно, и во веки веков. Аминь. Преподобный Симеон Новый Богослов (59, 13-15).

"Во свете Твоем мы видим свет" (Пс. 35, 10)

Ум, соединившийся с Богом верою, познавший его деланием добродетелей и сподобившийся зреть Его созерцанием, видит дивные и преславные чудеса. Он весь освещается и становится как свет, хотя и не может понять и изречь то, что видит. Ибо сам ум тогда есть свет и видит Свет всяческих, то есть Бога, и свет этот, который Он видит, есть жизнь, и дает жизнь тому, кто его видит. Ум видит себя совершенно объединенным с этим светом и трезвенно бодрствует. Он сознает, что этот свет внутри души его, и изумляется; изумляясь же, видит его, как бы он был вдали от него; потом, придя в себя, опять находит этот свет внутри; и, таким образом, не находит ни слов, ни мыслей, что сказать и что подумать о свете, им видимом. Кто, слыша это таинство, не удивится и, удивляясь, не прибегнет ко Христу? Кто не пожелает и себе узреть эти чудеса Божии? И кто не возлюбит Того, Кто дает нам такие преславные дары без цены? (60, 173).

Представь в уме своем, что весь этот мир - мрачная, лишенная света темница, и что свет нашего солнца есть то же, что свет малого светильника, который слабо освещает всех находящихся в этой темнице, а вне его - Триипостасный Свет, высший всякого света, всякого слова и разума, неизреченный, непостижимый и неприступный, освещающий все такое, что невидимо, непознаваемо и неизъяснимо для находящихся в темнице этого мира. (Хотя есть некоторые, которые думают, что понимают это и созерцают при помощи Божественных Писаний, но есть и такие - и не большая ли часть таких;- которые совсем не знают, что кроме этих видимых вещей есть невидимые и непостижимые). Итак, когда мы со всем рвением, со всей верой и любовью взыщем не того, чтобы увидеть тот свет, который вне этой темницы мира, и те вещи, которые находятся в том свете и том мире (ибо никто, еще из стремившихся к этому не сподобился и никогда не сподобится это узреть), но будем стараться прежде всего сохранить заповеди Божии, покаяться, сокрушиться и смириться, тогда откроется и для нас как бы некое малое отверстие в этом видимом небесном крове, а через него немного покажется и тот невещественный и мысленный свет, сущий превыше небес. Как.только душа увидит его, вся она приходит в восхищение и стоит, пораженная видением этого нового и преславного чуда, никогда не виданного ею до тех пор. Восхищенная на Небо, стремится она пребыть там, углубляясь мыслью в этот непостижимый свет, невечерний и непрестающий, и погружаться в созерцание его день и ночь и уже не имеет желания опять возвращаться в темницу мира и смотреть на вещи, которые в нем. И вот это-то созерцание, как я сказал, есть созерцание новоначальных, которые недавно вышли на подвиг добродетелей.
Но когда человек пребудет долгое время в таком созерцании этого света, не возвращаясь обратно в мир, тогда отверзается ему Небо ли или око сердца его, то есть ум,- не может он этого сказать определенно - отверзается, говорю, более ум или Небо, и этот свет входит и просвещает его соразмерно с тем, сколько может вместить его человеческое естество или насколько он того достоин. Если он пребудет в этом свете, то и свет этот пребудет в нем, и, просвещаемый этим светом, он будет видеть и познавать таинство за таинством и чудо за чудом, восходя от созерцания к созерцанию. И если бы кто из таковых захотел это описать, недостало бы ни бумаги, ни чернил, и времени, думаю, недостало бы изложить все подробно. Правильнее же сказать, как можно описать или пересказать то, чего нельзя выразить словом, как неизреченное и невыразимое? Находясь же в этом свете или, лучше сказать, с этим светом, он не как в исступлении бывает, но видит и себя самого, и то, что вокруг него, то есть видит, в каком состоянии находится сам и в каком состоянии находятся другие. Также он предузнает и предсказывает, что, когда выйдет из этой темницы мира и тела, и особенно по Воскресении, тогда, безусловно, увидит и этот невечерний свет, насколько возможно будет ему увидеть его, и блага, сущие в нем, которых "не видел... глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку" (1 Кор. 2, 9). Но поскольку он увидит их так, как они уготованы от Бога любящим Его и ими восприняты, то очевидно, что со вступлением в этот свет мы не лишимся способности познавать и видеть друг друга, но, вкусив этого осияния и созерцания этого чистейшего света, как Бога будем знать и видеть, так и друг друга в чистейшем и неизреченном веселии и радовании во веки веков. Преподобный Симеон Новый Богослов (60, 416-418).

"Сын Божий пришел и дал нам свет и разум, да познаем Бога истинного"
(1 Ин. 5, 20)

Поистине Божество есть огонь, как сказал Владыка, так как Он пришел, чтобы низвести его... (Лк. 12, 49). Но на какую землю, скажи мне? - Конечно на людей, мудрствующих земное. О том, что Он хотел и хочет возгореться во всех, послушай, чадо, и познай глубину Божественных таинств.
Итак, какого рода этот Божественный огонь? Не считаешь ли ты его видимым, тварным или уловимым? Он совсем не такой. Если бы ты был посвящен в его тайну, то достоверно знал бы, что он неудержим, несотворен, невидим, безначален и нематериален, совершенно неизменен, неописуем, неугасим, бессмертен, неуловим, будучи вне всех тварей - вещественных и невещественных, видимых и невидимых, бестелесных и телесных, земных и небесных,- вне всех их пребывает он по природе, по сущности и, разумеется, по власти. Итак, скажи мне, в какое вещество ввергается он? В души, преизобильно имеющие более всего милость и прежде этого и вместе с тем веру и дела, ее подтверждающие. Когда приобретены бывают эти добродетели, тогда, как в светильник, полный елея и пакли, Владыка ввергает огонь, которого мир не видел и не может видеть. Миром же я называю находящихся в мире и мирское мудрствующих. Подобно тому как светильник возжигается тогда (я говорю в образах), когда прикоснется к огню, так, понимай духовно, и Божественный огонь, прикасаясь к душам, воспламеняет их. Прежде чем прикоснется, как он может возжечь? а прежде чем будет ввержен, как прикоснется? Поистине никак не может. Когда же светильник горит и ясно всех освещает, не погаснет ли он, если не станет елея?
Но обрати внимание на нечто другое - важнейшее, что более всего меня устрашает.
В то время, когда светильник мой ярко горит при изобилии елея и пакли, мышь или какое-либо другое животное, придя, опрокидывает светильник или, вылизав мало-помалу, уничтожает елей и съедает паклю - и лампада угасает. Еще удивительнее то, что, когда пакля, называемая фитилем, вся погружается в елей, тогда огонь тотчас угасает и светильник мой, перестав светить, делается совершенно темным. Под светильником подразумевай душу мою, под елеем - добродетели, фитиль же - это ум мой. Появляясь в нем, Божественный огонь освещает душу и вместе весь дом тела моего и находящихся в доме, то есть мысли и намерения. Так бывает, когда огонь этот светит. Если же появится зависть, или злопамятство, или славолюбие, или какая-либо другая похоть некоего удовольствия или страсти и опрокинет светильник, то есть доброе расположение души моей, или как бы вылижет елей добродетелей; ум же мой, который, как я сказал, поистине есть фитиль, имеющий в себе ярко светящий Божественный свет, либо весь поглотит дурными мыслями, либо весь погрузит в елей (то есть когда ум, помышляя о своих добродетельных деяниях, впадет в самомнение и ослепнет).
Если от одной из этих причин или от чего-либо другого светильнику моему случится угаснуть, то, скажи мне, где тогда будет огонь или что сделается с ним? Останется ли он в светильнике или исчезнет из него? О неразумие, о безумие! Как можно допустить, чтобы светильник зажегся без огня или огонь остался в нем без вещества? Ведь огонь всегда ищет и стремится охватить вещество. Но наше дело, конечно, изготовлять это вещество и вполне охотно представлять самих себя в качестве светильников с елеем, украшенных всякими добродетелями, фитиль же ума держать прямо, чтобы он, коснувшись огня и мало-помалу загоревшись, оставался в таком состоянии у тех, которые стяжали этот огонь. Иначе ведь этот огонь (пусть никто не обольщается) невидим, неудержим и совершенно неуловим, потому что он, как сказал я, пребывает вне всех тварей. Неуловимо же уловимым делается он через неизреченное соединение и описуемым точно так же в неописуемом образе. Не исследуй же этого вовсе ни на словах, ни в мыслях, но проси ниспослать тебе тот огонь, который учит и неизреченным образом ясно показывает стяжавшим его все это и еще более таинственное. Внимай же, чадо, этим сокровеннейшим Таинствам, если желаешь. Когда Божественный огонь воссияет, как сказал я, и прогонит рой страстей и дом души твоей очистит, тогда он смешивается с нею без смешения и соединяется несказанно, существенно, с сущностью ее, весь со всею совершенно, и мало-помалу озаряет ее, делает огнем, просвещает, и притом как? так, как и сказать я не могу. Тогда двое, душа с Творцом, делаются едино, и в душе пребывает Творец, один с одною весь Тот, Кто дланию Своею содержит всю тварь. Не сомневайся, Он весь с Отцом и Духом вмещается в одной душе и душу внутри Себя объемлет. Разумей, смотри, внимай этому.., Я ведь сказал тебе, что душу содержит внутри Свет нестерпимый и неприступный для Ангелов, опять же и Сам в душе обитает, не сжигая ее. Познал ли глубину Таинств? Человек, малый среди видимых вещей, тень и прах, имеет внутри себя всего Бога, на одном персте Которого повешена тварь и от Которого всякий имеет бытие, жизнь и движение. От Него - всякий ум, душа и разум разумных существ и дыхание неразумных. Оттуда же происходит бытие всех животных - как одаренных умом, так и одаренных чувствами. Имеющий Его, кто бы он ни был, и носящий внутри себя, и созерцающий красоту Его, как стерпит он пламя желания? Как снесет огонь любви? Как не источит горячих слез от сердца? Как поведает чудеса эти? Как исчислит то, что совершается в нем? Как и умолчит совершенно, будучи принуждаем говорить?
Ибо он видит себя во аде, благодаря сиянию света. Ведь никто из сидящих там не может познать себя прежде озарения Божественным светом, но все они находятся в неведении о том мраке, тлении и смерти, которыми одержимы. Однако та душа, как я сказал, видит просвет и понимает, что вся она находилась в страшнейшей тьме, под крепчайшей стражей глубочайшего неведения. Тогда видит она, что все то место, где она заключена, есть болото, наполненное нечистыми ядовитыми гадами. Себя же саму она видит связанной и скованной уэами по рукам и ногам, иссохшей и загрязненной, искусанной змеями, видит, что и плоть ее распухла и кишит червями. Видя это, как не содрогнется она? Как не восплачет? Как не закричит, горячо каясь и прося исторгнуть ее из этих страшных уз? Всякий, кто действительно увидел бы это, и стенал бы, и рыдал, и желал бы последовать источнику света - Христу.
Итак, когда я делаю то, что сказал, и припадаю к Источнику света (хорошо внимай словам моим), Он касается руками моих уз и ран, и где прикоснется рукою или приблизится перстом, там тотчас разрешаются узы, черви вымирают, исчезают раны и вместе с ними спадает грязь и мелкие пятна с плоти моей. Все это стягивается и заживает так хорошо, что на месте раны бывает совершенно не видно рубца, но скорее Он делает то место блистающим, подобным Своей божественной руке; и дивным чудом бывает тогда плоть моя! Не только, говорю, существо души, но также и члены тела моего, приобщившись Божественной славе, блистают Божественным светом, Видя, как это совершилось над частью тела моего, как не пожелаю я и не стану молить о том, чтобы и все мое тело избавилось от зол и точно так же получило то здравие и ту славу, о каких я сказал? И когда я делаю это, молюсь лучше и еще горячее, и когда соразмерно чудесам изумляюсь, благой Вдадыка, передвигая Свою руку, касается прочих частей тела моего; и я вижу, как они таким же образом, как раньше сказано, очищаются и облекаются в Божественную славу.
Итак, лишь только я очистился и освободился от уз. Он подает мне Божественную руку, поднимает из болота, весь, обнимая меня, падает на шею и (увы мне! как я стерплю это?) беспрестанно целует меня *.
Когда же я весь изнемогаю и лишаюсь сил (горе мне, как напишу я это?), Он берет меня на плечи - о любовь, о благость!.. изводит из ада, от земли и из мрака и вводит меня либо в иной мир, либо иной воздух, чего вообще я не могу выразить. Я знаю только, что свет меня и носит, и содержит, и возводит к великому Свету, и это великое божественное чудо совершенно не в силах, думаю, изречь или высказать друг другу даже Ангелы. Когда я был там, скажу тебе, Он снова показал мне то, что находится во свете, лучше же, что от света, дал мне уразуметь то дивное воссоздание, которым Сам воссоздал меня, избавил меня от тления и всего меня освободил от смерти с ощущением этого, даровал мне бессмертную жизнь, отделил меня от тленного мира и всего, присущего миру, облек меня в невещественную и световидную одежду, надел также обувь, перстень и венец (Лк. 15, 22) - все нетленное, вечное, необычайное для здешних вещей, сделал меня неощутимым, неосязаемым и - о чудо! - невидимым подобно тому невидимому, с чем соединил меня.
Итак, сделав меня таковым и таким образом. Создатель ввел меня в чувственное и телесное жилище, заключив меня в нем и запечатав. Низведя в чувственный и видимый мир. Он опять определил жить и сопребывать мне, освободившемуся от тьмы, с пребывающими во тьме, то есть запереться с теми, которые находятся в болоте, лучше же, учить их, приводя в познание того, какими ранами они обложены и какие узы их держат. Заповедав мне это. Он удалился. Итак, будучи оставлен один, в прежней, повторяю, тьме, я недоволен был теми неизреченными благами, которые Он даровал мне, всего меня обновив, всего обессмертив, обоготворив и Христом обновив; но, лишившись Его, я забыл о всех тех благах, о которых сказал и которых считал себя лишенным. Поэтому, как прикованный к одру прежних болезней, я терзался и, сидя внутри своего жилища, как бы заключенный во гробе или в бочке, плакал и горько рыдал, совершенно ничего вне себя не видя. Ибо я искал Того, Кого возжелал, Кого возлюбил, красотою Которого был уязвлен; возжегшись, я горел и весь пламенел. Итак, когда я таким образом проводил жизнь, так плакал, истаивая от слез, и, как бы бичуемый, вопил от сильной боли, Он, услышав мой вопль, приклонился с непостижимой высоты и, увидев меня, сжалился и снова сподобил меня увидеть Его - невидимого для всех, насколько это доступно человеку. Увидев Его, я весьма удивился, будучи заперт в жилище, и заключен в бочке, и находясь среди тьмы, то есть чувственного неба и земли, потому что сам я - тьма. Так как всех людей, мысли которых прилепляются к чувственным предметам, эти последние покрывают густою тьмой.
Однако, находясь среди этих предметов, я, как сказал, умно увидел Того, Кто и прежде был и ныне пребывает вне всех вещей; и удивился, изумился, устрашился и возрадовался, размышляя о чуде, как я, находясь среди всех вещей, вижу Пребывающего вне всего, один вижу Того, Кто меня видит, не зная, где Он, как велик и какого рода, или каков Тот, Кого я вижу, или как я вижу, или что вижу. Однако, созерцая это видение, я плакал о том, что совершенно не мог ни знать, ни помыслить или сколько-нибудь уразуметь тот способ, как я Его вижу и как Он меня видит. Итак, я снова увидел Его внутри своего жилища - бочки, увидел, что Он весь внезапно пришел, невыразимо соединился, неизреченно сочетался и без смешения смешался со мною, как огонь в железе и как свет в стекле. Он и меня сделал как бы огнем, явил как бы светом, и я стал тем самым, что видел перед этим и созерцал вдали, не зная, как выразить тебе тот невероятный способ. Ибо я и тогда не мог познать и теперь совершенно не знаю, как Он вошел и как соединился со мною. Будучи же соединен с Ним, как я изъясню тебе, кто - Тот, Который соединился со мною и с Кем я взаимно соединился?
Боюсь и трепещу, как бы, в случае, если я расскажу, а ты не поверишь, не впал ты, брат мой, по неведению в богохульство и не погубил свою душу.
Однако если я и Тот, с Кем я соединился, стали едино, то как назову я себя? Богом; Который двояк по природе и един по Ипостаси, так как он двояким меня сделал. Сделав же двояким, Он поэтому и двоякое дал мне имя, как видишь. Смотри различие: я - человек по природе и бог по благодати. Видишь, о какой я говорю благодати? О том единении, которое бывает с Ним чувственным образом и умным, существенным и духовным.
Об умном единении я говорил уже тебе разнообразно и разносторонне; чувственным же я называю то, которое бывает в Таинствах. Очистившись покаянием и потоками слез и приобщаясь Обоженного Тела, как самого Бога, я и сам делаюсь богом через неизреченное.соединение. Итак, вот Таинство: душа и тело (повторяю от великой и чрезмерной радости) в двух сущностях бывают едино, то есть единым и двумя они бывают, приобщаясь Христа и пия Его Кровь; соединяясь с Богом моим обеими сущностями и природами также, они делаются богом по причастию. Поэтому одноименно и называются именем Того, Кого существенно приобщились. Ведь уголь называют огнем, и черное железо, когда оно раскалено в огне, кажется как бы огнем. Итак, чем предмет кажется, тем и называется: кажется огнем, огнем и называется. Если с тобой не совершалось ничего подобного, то не отказывайся, по крайней мере, доверять тем, которые говорят тебе об этих вещах Но от всего своего сердца взыщи и получишь жемчужину, или горчичное зерно, искру - божественное семя. Но как ты будешь искать то, о чем я говорю тебе?Внимай и тщательно исполняй - и ты вскоре найдешь. Возьми ясный образ камня и железа, потому что в них заключена, конечно, природа огня, хотя она совершенно не видна. Однако, ударяясь одно о другое, они испускают огненные искры, но, оставаясь в своем прежнем виде,все же не зажигаются, пока не коснутся вещества. Когда же с последним соединится самая малая вышедшая из них искра, то она мало-помалу зажигает вещество, испускает вверх пламя и освещает дом, прогоняя тьму и давая возможность видеть всех в доме. Видел ли диво? Итак, скажи мне как камень и железо, пока много раз не столкнутся, могут испустить искры? Без искры же какт веще ство может само собою зажечься? А пока не загорится,как оно станет светить или как прогонит тьму, давая тебе возможность видеть? Никоим образом, скажеш ты мне, конечно, невозможно этому быть. Так старайся таким же образом делать и ты - и получишь.Что говорю, получишь? Искру божественной природы, которую Творец уподобил многоценной жемчужине и горчичному зерну. Но что же нужно тебе делать? Терпеливо внимай, чадо. Пусть будет у тебя душа и тело вместо камня и железа, ум же, как самодержавный властитель страстей, пусть упражняется в добровольных деяниях и. богоугодных мыс лях; содержа умными руками тело, как камень, душу же,как железо, пусть он влечет их и силою принуждает к этим деяниям, "Царство Небесное силою берется" (Мф. 11, 12). Но о каких деяниях я говорю тебе? О бдении и посте, горячем покаянии, печали и потоках слез, неусыпной памяти смертной, беспрестанной молитве итерпении всевозможных находящих искушений. Прежде же всего этого - о мол - чании, глубоком смирении, совершенном послушании и отсечении воли. Упражняясь в таких и таковых деяниях и будучи всегда занята ими, душа делает прежде всего ум твой способным к восприятию озарении. Но последние скоро угасают, потому что ум не утончился еще настолько, чтобы тотчас возжигаться. Когда же божественный луч коснется и сердца, тогда и его осветит, и ум очистит, и на высоту поднимет, и, возведя на Небо, соединит с божественным светом.
Пока ты не сделаешь того, о чем говорю я, как, скажи мне, можешь ты очиститься? А прежде нежели очистишься, как ум твои может воспринять божественные озарения? Каким образом, скажи мне,и откуда иначе божественный огонь может упасть на твое сердце, и возгореться в нем, и его возжечь, и воспламенить, и соединить, и сочетать с Богом, сделав творение нераздельным с Творцом? Никоим образом, скажешь ты мне, этого не может быть ни с кем из рожденных и тех, кто родится в будущем. Что следует затем, не спрашивай... Ибо если соединишься со Светом, то Он Сам всему научит тебя и все откроет и покажет, насколько полезно тебе научиться, потому что иначе невозможно тебе посредством слов научиться тому, что находится там. Господу нашему слава во веки веков. Аминь. Преподобный Симеон Новый Богослов (59, 15-23)**.

* Преподобный Симеон Новый Богослов в "Словах" также говорит о Христе, что "рука, перст, уста, очи Его - свет, глас Его - свет... целование Его - свет, доброта - свет..." (Слово 62). В другом месте он называет объятия Христа невидимыми и целование неизреченным (Слово 52). - Примеч. пер.
** Гимн 1. О том, что Божественный огонь Духа, коснувшись душ, очистившихся слезами и покаянием, охватывает их и еще более очищает; освещая же помраченные грехом части их и врачуя раны, он приводит их к совершенному исцелению, так что они блистают божественною красотою.

"Я хочу умереть от любви к Нему, зная, что не умру"

Оставьте меня одного заключенным в келлии; отпустите меня с одним Человеколюбцем - Богом; отступите, удалитесь, позвольте мне умереть одному перед лицом Бога, создавшего меня. Никто пусть не стучится ко мне в дверь и не подает голоса; пусть никто из родных и друзей не посещает меня. Никто пусть не отвлекает насильно мою мысль от созерцания благого и прекрасного Владыки. Никто пусть не дает мне пищи и не приносит питья, ибо довольно для меня умереть перед лицом Бога моего, Бога милостивого и человеколюбивого, сошедшего на землю призвать грешников и ввести их с Собою в жизнь Божественную. Я не хочу более видеть свет мира сего, ни самого солнца, ни того, что находится в мире. Ибо я вижу Владыку моего и Царя, вижу Того, Кто поистине есть Свет и Творец всякого света. Вижу источник всякого блага и причину всего. Вижу то безначальное Начало, от которого произошло все, через которое все оживляется и исполняется пищи. Ибо по Его желанию все приходит в бытие и делается видимым и по воле Его все исчезает и прекращается. Итак, как же я, оставив Его, выйду из келлии? Оставьте меня, я буду рыдать и оплакивать те дни и ночи, которые я потерял, когда смотрел на этот мир, смотрел на это солнце и на этот чувственный и мрачный свет мира, который не просвещает душу, без которого живут в мире и слепые, которые, преставившись отсюда, будут такими же, как и зрячие ныне. В этом свете и я, прельщаясь, всячески увеселялся, совершенно не помышляя, что есть иной Свет, Который, как сказано, есть и жизнь, и причина бытия - как того, что существует, так и того, что будет, конечно, существовать. Итак, я был как бы безбожником, не зная Бога моего. Ныне же, когда Он по неизреченному благоутробию благоволил стать видимым для меня, несчастного, и открыться, я увидел и познал, что Он воистину есть Бог всех, Бог, Которого никто из людей в мире не видел. Ибо Он - вне мира, вне света и тьмы, вне воздуха и вне всякого чувства. Поэтому и я, видя Его, стал превыше чувств. Итак, вы, находящиеся во власти чувств, позвольте мне не только запереть келлию и сидеть внутри ее, но даже, вырыв под землю яму, скрыться в ней. Я буду жить там вне всего мира, созерцая бессмертного Владыку моего и Создателя; я хочу умереть из-за любви к Нему, зная, что не умру. Итак, какую пользу принес мне мир? И что приобретают ныне те, которые находятся в мире? Поистине ничего, но, нагими вселившись в гробах, они нагими воскреснут, и все восплачут о том, что, оставив истинную жизнь, оставив Христа - Свет мира, говорю, они возлюбили тьму, и в ней предпочли ходить все те, которые не восприняли Света, воссиявшего в мире, Которого мир не вмещает и не может видеть (Ин. 3, 19-21). Поэтому оставьте и отпустите меня одного, умоляю, плакать и искать Его, чтобы Он богато дарован был мне и изобильно явился. Ибо Он не только видим бывает и созерцается, но и преподается, и обитает, и пребывает являясь как бы сокровищем, скрытым в недре. Носящий Его веселится и видящий Его радуется, думая, что хотя оно и сокрыто, но видится всеми; однако оно не видится ясно и неприкосновенно для всех. Его ни вор не может отнять, ни разбойник похитить, хотя бы он и умертвил того, кто его носит. Напрасно бы он трудился, если бы, желая отнять его, осмотрел кошелек, обыскал одежды и развязал пояс, свободно ища его. Если бы даже, распоров живот, он ощупал внутренности, то и тогда никоим образом не мог бы найти его или взять. Ибо оно невидимо и недержимо руками, неосязаемо и вместе вполне осязаемо. Однако оно и руками держимо бывает только тех, которые достойны (недостойные же - прочь удалитесь), и лежит на ладони и как нечто - о чудо! - и как не нечто, ибо имени оно не имеет. Итак, пораженный и желая удержать его, я думаю, сжимая руку, что имею его и держу; но оно ускользнуло, будучи никоим образом неудержимо моею рукою; огорченный, я раскрыл ладонь свою и снова увидел в ней то, что и " прежде видел... О неизреченное чудо! о чудное таинство!
Зачем все мы всуе мятемся, зачем обольщаемся? Будучи почтены словом с умным чувством, зачем мы льнем к этому бесчувственному свету? Имея совершенно невещественную и бессмертную душу, зачем мы заглядываемся на вещественное и тленное? Зачем мы удивляемся, будучи совершенно бесчувственны, и, как слепцы, предпочитаем тяжелый слиток железа и этот большой кусок теста небольшому количеству золота или драгоценной жемчужине, как вещам бесценным, и не ищем малого горчичного зерна, которое драгоценнее и превосходнее всех тварей и вещей - как видимых, так и невидимых? Почему мы не отдаем всего и не приобретаем его и отчего готовы остаться в жизни, не стяжав его? Поверьте, что лучше многократно умирать, если бы это было возможно, только бы приобрести его - это малое зерно.
Горе тем, которые не имеют его посеянным в глубине души своей, ибо они сильно взалчут. Горе тем, которые не видели, чтобы оно проросло в них, так как они будут стоять, как деревья без листьев. Горе тем, которые не веруют слову Господню, что оно делается деревом и разрастается ветвями, и не ищут прилежно через хранение ума повседневного приращения этого малого зерна, так как, не возделав его, они останутся ни с чем, как тот раб, который свой талант зарыл неразумно (Мф. 25, 25). Одним из таковых являюсь и я, повседневно нерадящий.
Но, о нераздельная Троица и неслиянная Единица! О Свет триипостасный, Отец, Сын и Дух, о Начало начала и власть безначальная, о Свет неименуемый, как совершенно безымянный, и с другой стороны, многоимянный, как все совершающий, о единая слава, начальство, держава и Царство, о Свет, существующий как единая воля, разум, совет и сила, помилуй, сжалься надо мною, сокрушенным. Ибо как мне не сокрушаться, как не печалиться, когда я легкомысленно презрел столь великую благость и милосердие Твое, безрассудно, несчастный, и нерадиво ходя путем Твоих заповедей? Но и ныне. Боже мой, благоутробно сжалься и помилуй меня, возгрей ту теплоту сердца моего, которую погасил покой жалкой плоти моей, сон, сытость чрева и неумеренность в вине. Все это совершенно погасило пламень души моей и иссушило живой источник слез. Ибо теплота рождает огонь, огонь же этот, наоборот,- теплоту, и из обоих возжигается пламя, и является источник слез. Пламя производит потоки слез, а эти потоки - пламя; к ним возводило меня старательное упражнение в Божественных Твоих заповедях. С другой стороны, соблюдение предписаний, с помощью покаяния, ставило меня на границе между настоящим и будущим. Поэтому, оказавшись внезапно вне видимых вещей, я впал в страх, видя, откуда я исторгнут. А будущее я видел весьма далеко и, когда я хотел его уловить, во мне возгорелся огонь любви и мало-помалу неизъяснимым образом превратился для зрения в пламя - сперва только в уме моем, а потом и в сердце. Это пламя Божественной любви обильно источало во мне слезы и вместе с ними доставляло мне невыразимое наслаждение. Итак, когда я, уверенный в себе, что пламя никоим образом не погаснет (ведь оно горит хорошо, говорил я), и, вознерадев, неразумно поработился сну и насыщению чрева и, дав себе послабление, стал побольше употреблять вина, не допьяна напиваясь, однако вдоволь, немедленно угасла во мне любовь в сердце - это страшное чудо, то пламя, которое, достигая Небес, хотя и сильно во мне горело, однако не сжигало находящегося в недрах моих вещества, подобного сухой траве, но все его, о чудо, превращало в пламя; и сухая трава, прикасаясь к огню, совершенно не сгорала, но напротив, огонь, охватывая ее собою, соединялся с ней и всю ее сохранял невредимой.
О сила Божественного огня, о чудное действие! Ты, страхом лица Твоего разрушающий скалы и холмы, как Ты, Христе, Боже мой, смешиваешься с сухой травой всецело Божественною сущностью. Ты - живущий во свете совершенно нестерпимом. Боже мой? Каким образом, пребывая неизменным и совершенно неприступным. Ты сохраняешь вещество этой травы неопалимым и в то же время, сохраняя неизменным, все его изменяешь? И оно, оставаясь сухой травой, есть свет, свет же тот не есть трава; но Ты, будучи светом, неслиянно соединяешься с травой, и трава, неизменно изменившись, делается подобной свету. Я не выношу молчания о чудесах Твоих, я не могу не говорить о Твоем Домостроительстве, которое Ты соделал со мною, распутным и блудным, и не могу удержаться, чтобы не рассказывать всем, Искупитель мой, о неисчерпаемом богатстве Твоего человеколюбия. Ибо я хочу, чтобы весь мир почерпал от него и чтобы никто не оставался совершенно лишенным его.
Но прежде, о Вседержитель, воссияй во мне снова, вселись и просвети смиренную душу мою; ясно покажи мне лик Божества Твоего и весь невидимо явись мне, о Боже мой. Ибо Ты не весь видишься мне хотя и весь являешься мне. Будучи весь неуловим, Ты желаешь быть и бываешь для меня уловимым. Будучи невместим во вселенной, Ты поистине делаешься как бы малым в руках моих и, вращаемый в устах моих, видишься сверкающим, как световидный сосец и сладость, о чудное таинство! Так и ныне дай мне Себя, чтобы я насытился Тобою чтобы поцеловал и облобызал Твою неизреченную славу, свет лица Твоего и наполнился ими, и преподал тогда и всем прочим и, преставившись, пришел к Тебе, весь прославленный. Сделавшись от света Твоего и сам светом, я таковым предстану Тебе и тогда избавлюсь от этих многих зол и освобожусь от страха, чтобы опять уже не изменяться. О, дай мне и это, Владыко, о, даруй мне также и это, все прочее мне, недостойному, даровавший. Ведь это нужнее всего, это и есть все. Ибо хотя и ныне Ты видишься мне, хотя и ныне Ты благ ко мне, и просвещаешь меня, и таинственно научаешь, и покрываешь, и хранишь державной Твоей рукой, и соприсутствуешь мне, и обращаешь демонов в бегство, и делаешь невидимыми, и все мне покоряешь, и все доставляешь мне, и всех благ исполняешь меня, о Боже мой, но от этого не будет мне никакой пользы, если Ты не дашь мне непостыдно пройти врата смерти. Если князь тьмы, придя, не увидит сопребывающую мне Твою славу и не будет, омраченный, совершенно посрамлен, опаленный Твоим неприступным светом, и вместе с ним и все сопротивные силы не обратятся в бегство, увидев на мне печать Твою, и я, уповая на Твою благодать, не прейду совершенно бестрепетно, и не припаду к Тебе, и не сокрушу их, то какая мне польза от того, что ныне во мне совершается? Поистине никакой, но это разожжет для меня еще больший огонь. Ибо, надеясь быть причастником Твоих благ и вечной славы, и рабом Твоим, и другом, если сразу я лишусь всего и Тебя Самого, Христе мой, то как то мучение не будет для меня более тяжким, чем для неверных, которые ни Тебя не познали, ни света Твоего воссиявшего не увидели, ни сладостью Твоей не насытились? Если же мне придется получить тот залог, достигнуть тех наград и почестей, которые обещал Ты, Христе, уверовавшим в Тебя, то и я тогда буду блажен и восхвалю Тебя - Сына со Отцом и Духа Святого, Единого воистину Бога во веки веков. Аминь. Преподобный Симеон Новый Богослов (59, 95-101) *

* Гимн 21. Об умном откровении действий Божественного света и об умном и Божественном делании добродетельной жизни.

СВЕТ

"Бог есть свет"

"И свет во тьме светит, и тьма не объяла его" (Ин.1, 5)

Как опишу я, Владыко, видение лица Твоего?
Как расскажу о несказанном созерцании красоты Твоей?
Как звуки речи вместят Того, Кого мир не вмещает?
Как мог бы кто-либо изречь человеколюбие Твое?
Сидя при свете светильника,
Освещающего мрак ночи и тьму,
Я думал, что нахожусь во свете,
внимаю чтению,
Обдумывая мысли и сочетания их.
Итак, когда я занимался этим,
Ты внезапно явился вверху гораздо больше, чем солнце,
И воссиял с Небес до сердца моего.
Все же прочее стало казаться мне как бы густою тьмой.
Светлый же столп посередине, рассекши весь воздух,
Прошел с Небес даже до меня, жалкого.
Тотчас же забыл я о свете светильника,
Забыл, что нахожусь внутри жилища,
А сидел я в мысленном воздухе тьмы,
Даже и о самом теле я совершенно забыл.
Я говорил Тебе и ныне говорю из глубины своего сердца:
Помилуй меня, Владыко, помилуй меня, единый
Спаситель, никогда ничем не послужившего Тебе,
Но прогневляющего Тебя от юности.
Я испытал всякий плотский и душевный порок
И соделал грехи непристойные и безмерные,
Хуже всех людей, хуже всех бессловесных,
Гадов и всех зверей превзойдя.
Итак, необходимо, чтобы Ты показал Твою милость на мне,
Более всех согрешившем безумно.
Ибо не требуют, как Сам Ты, Христе, сказал,
Здравые врача, но больные (Мф. 9, 12).
Поэтому, как на болезненного и нерадивого,
Излей, на меня, Слове, Твою столь великую милость.
Но, о игра света! О движения огня!
О круги пламени, во мне, несчастном,
Производимые Тобою и Твоею славою.
Под славою же я подразумеваю и так называю Духа Твоего
Святого, соестественного и равночестного Тебе, Слове,
Однородного, единославного и одного единосущного
Отцу Твоему и Тебе, Христе, Боже всех.
Поклоняясь Тебе, благодарю, что Ты сподобил меня
Хоть немного познать силу Божества Твоего.
Благодарю, что Ты Сам сидящему во тьме
Открылся мне, воссиял и удостоил меня видеть
Этот свет лица Твоего, для всех нестерпимый.
Я пребывал, как знаю, сидящим во тьме,
Но и среди нее ко мне, покрытому тьмою,
Явился Ты, Свет, всего меня просветил всем светом Своим,
И я сделался светом во время ночи, являясь им среди тьмы.
Ни тьма не объяла всего света Твоего,
Ни свет не прогнал видимой тьмы,
Но они были вместе неслиянными и совершенно раздельными,
Далеко друг от друга, как и следует, отнюдь не растворившимися.
Однако в одном и том же месте они наполняют, как я думаю,
все пространство.
Таким образом, я нахожусь во свете, будучи среди тьмы,
И, наоборот, я пребываю во тьме среди света;
Вот - и среди света, вот - и среди тьмы.
И кто, спрашиваю я, даст мне во тьме и среди тьмы найти свет,
Восприятия которого она не вмещает? Ибо как тьма вместит
Внутри свет, не убежав, но оставшись среди
Света тьмою? О страшное чудо, видимое
Двояко, двойными очами - телесными и душевными.
Послушай теперь, говорю тебе, о страшных делах, двоякого Бога
Бывших и для меня, двоякого, как человека.
Он, Сын Божий, воспринял плоть мою и дал мне Духа,
И я сделался богом по благодати Божественной,
Сыном по усыновлению, однако сыном Божиим. О высокое достоинство!
О Слава!
Как человек, я печалюсь и считаю себя самого несчастным
И, помышляя о своей немощи, вздыхаю,
Будучи совершенно недостоин жизни, как я хорошо знаю.
Уповая же на благодать Его и размышляя
О той красоте, какую Он даровал мне, я радуюсь, видя ее.
Итак, с одной стороны, как человек, я не умею созерцать
ничего Божественного,
Будучи совершенно отделен от невидимого,
С другой стороны, вижу, что через сыноположение я сделался богом,
И бываю причастником того, что неприкосновенно.
Как человек, я не имею ничего возвышенного и Божественного,
А как помилованный ныне Благостью Божиею,
Имею в себе Христа - Благодетеля всех.
Поэтому я снова припадаю к Тебе, Владыко, моля о том,
Чтобы мне не лишиться надежды моей на Тебя,
. И пребывания с Тобою, и чести, славы и Царствия.
Но как ныне Ты сподобил меня, Спаситель, видеть Тебя,
Так и по смерти дай мне видеть Тебя,
Не говорю, насколько видеть, но милостиво и благоутробно воззри тогда,
Благоутробный, милостивым Твоим оком, как и ныне взираешь на меня,
Исполняя меня Твоей радости и Божественной сладости.
О Творец и Создатель мой, покрой меня рукою Твоею,
И не оставь меня, и не помни зла,
Не поставь в осуждение, Владыко, великой неблагодарности моей,
Но сподоби меня даже до кончины во свете Твоем
Неленостно ходить путем заповедей Твоих
И в него - во свет рук Твоих, Всемилостивый,
Предать дух свой, избавляя меня, Слове, от врагов,
Тьмы, огня и вечных мучений.
О великий в щедротах и неизреченный в милости,
Сподоби в руки Твои предать душу мою,
Как и ныне я нахожусь в руке Твоей, Спасе.
Итак, да не возбранит грех пути моему,
Да не отторгнет он, да не отлучит меня от руки Твоей.
Но да посрамится страшный князь-душетлитель,
Видя меня находящимся в Твоей длани, Владыко,
Как и ныне он не смеет приблизиться ко мне,
Видя меня покрываемым Твоею благодатью.
Не осуди меня, Христе, во ад и не отрини,
Не сведи душу мою во глубину смерти,
Так как я дерзаю именовать Твое имя,
Я, нечистый, мерзкий и совершенно оскверненный.
Да не разверзнется земля и да не поглотит. Слове, меня, преступника,
Совершенно недостойного ни жить, ни пользоваться речью,
Да не снидет огонь на меня и да не пожрет меня внезапно,
Так что я не буду иметь возможности сказать даже: Господи, помилуй!
О великий в милосердии и по естеству Человеколюбец!
Не вниди в суд со мною.
Ибо что вообще я скажу на суде, будучи весь грехом?
Да и мог ли бы я хотя нечто сказать в свое оправдание, осужденный уже,
От чрева матери своей безмерно пред Тобою согрешивший
И доныне пребывающий бесчувственным к Твоему долготерпению,
Бесчисленно низводимый во глубину ада
И извлеченный оттуда Твоею Божественною Благостью,
Члены и плоть души и тела своего
Осквернивший, как никто другой из живущих на свете,
Неистовый и бесстыдный любитель удовольствий,
Злой и лукавый от душевной порочности
И ни одной Твоей, Христе, заповеди не сохранивший?
Что скажу я в свою защиту, что отвечу Тебе,
С какою душою вынесу Твои обличения, о Боже мой,
Когда Ты обнажишь мои беззакония и злодеяния?
О бессмертный Царь! Не покажи их всем,
Так как я трепещу, помышляя о делах моей юности.
Говорить о них было бы ужасно и постыдно,
Так как если бы Ты пожелал открыть их пред всеми,
То стыд мой будет хуже всякого мучения.
Ибо кто, увидя мое сладострастие и распутство,
Кто, увидя нечистые объятия и постыдные мои деяния,
Которыми я и ныне оскверняю себя, принимая их в уме,
Не ужаснется, весь не содрогнется
И не воззовет, тотчас отвратив очи
И говоря: смерть этому оскверненному!
Повели, Владыко, связать этого несчастного по рукам и ногам
И вскоре же ввергнуть во мрачный огонь,
Чтобы не смотреть на него нам, верным рабам Твоим.
Ибо поистине достойно, Владыко, поистине праведно,
Так все они скажут, и Ты Сам сотворишь это,
И я, распутный и блудный, буду ввержен в огонь.
Но Ты, пришедший спасти блудников и блудниц,
Не посрами меня, Христе, в День Судный,
Когда Ты поставишь овец Твоих одесную Себя,
А меня и козлищ ошуюю Себя.
Но свет Твой пречистый, свет лица Твоего
Да покроет дела мои и наготу души моей
И да облечет меня в светлую одежду, чтобы я со дерзновением
Непостыдно сопричтен был к десным овцам
И с ними славил Тебя во веки веков. Аминь.
Преподобный Симеон Новый Богослов (59, 131-136)*

* Гимн 31. О бывшем святому отцу видении Божественного света, и как Божественный свет не объемлется тьмою в тех, кто, изумляясь величию откровений, помнит и человеческую немощь и осуждает себя самого.