Кривая этногенеза 2 page

Иногда они нанимались в войска или персидских шахов, или византийских императоров, и их брали, но платили немного, потому что они были малобоеспособны. Их использовали как иррегулярные войска для каких-нибудь отдельных маневров, например забросить в тыл противника или для разведки; в боевые линии их не ставили, потому что они были очень нестойки и трусливы. Убегали! А зачем им действительно было гибнуть за чужое дело, с какой стати? Деньги заработать – да, а чтобы за это убили – кому надо? Рассуждение вроде разумное.

Но во второй половине VI в. у арабов вдруг появилась плеяда поэтов. Должен сказать, что, по моим наблюдениям, стихи писать очень трудно и тот гонорар, который платят поэтам за хорошие стихи, никак не окупает их труда. Тем не менее они пишут, и даже без гонорара, потому что у них внутри какой-то пропеллер крутится и заставляет писать стихи, чтобы выразить себя. Что это за пропеллер? Это-то и надо узнать!

Они хотят выразить себя и свои чувства, хотят добиться исключительного уважения и преклонения за это, то есть здесь поступками руководит «страсть». Чувство, а не рассудок.

К VII в. поэтов стало много, были и поэтессы, и стихи они стали писать хорошие, главным образом языческие. Стихи о любви, о вине, иногда о каких-то стычках, столкновениях – навеянные случаями. Общей целеустремленности быть не могло, потому что никакой единой идеологии у арабов не было. Бедуины, жившие в пустыне, считали, что боги – это звезды; вот сколько на небе звезд, столько богов, и каждый может молиться своей звезде. Было много христиан, много иудеев, были огнепоклонники; христиане среди арабов были всех толков – и несториане, и монофизиты, и православные, и армяне-яковиты, и савеллиане[11]. Но так как все занимались своими насущными делами, то и религиозных столкновений не было, жили они спокойно.

И вот в начале VII в. появился человек по имени Мухаммед. Он был человек бедный, эпилептик, очень способный, но не получивший никакого образования, совершенно безграмотный. Занимался он тем, что гонял караван, потом он женился на богатой вдове Хадидже. Она его снабдила деньгами, что и дало ему возможность стать довольно почтенным членом общества.

И вдруг он заявил, что призван исправить пороки мира, что до него было много пророков – Адам, Ной, Давид, Соломон, Иисус Христос с Мариам, т. е. с Девой Марией – и все они говорили правильно, но люди все перепутали, все забыли, так вот он, Мухаммед, сейчас всем все объяснит. И объяснил он все очень просто: «Нет Бога, кроме Бога» – и это все. А потом стали еще прибавлять, что Мухаммед пророк его, т. е. Бог – это Аллах, что означает «единственный», и он говорит арабам через Мухаммеда[12]. И стал Мухаммед проповедовать эту религию.

Человек шесть его учение приняли, а остальные мекканцы говорили: «Да брось ты эту скучищу, брось ты эту тягомотину, мы лучше пойдем послушаем веселые сказки про персидских богатырей». «Да брось ты, мне некогда, – говорили ему купцы, – у меня подсчеты, надо баланс свести, караван пришел». «Да ну тебя, – говорили бедуины, – вон у меня верблюдица ушла, мне нужно пригнать ее на пастбище».

То есть большинство арабов меньше всего желало с ним разговаривать, но образовалась кучка, сначала шесть человек, а потом несколько десятков, которые искренне ему поверили, и, главное, среди них оказались люди волевые, сильные, и из богатых, и из бедных семей.

Это были: страшный, жестокий, непреклонный Абу Бекр; справедливый, несгибаемый Омар; добрый, искренний, влюбившийся в пророка Осман; зять пророка – героический боец, жертвенный человек Али, женившийся на дочери Мухаммеда Фатьме, и другие. А Мухаммед все проповедовал, и мекканцам это страшно надоело. Ведь он проповедует, что есть только один бог и все должны ему верить, но что же делать с людьми, которые приезжают торговать и верят в других богов? Это вообще неудобно, и скучно, и настырно. И они ему сказали. «Прекрати свои безобразия».

Но у Мухаммеда был дядя, который предупредил мекканцев, чтобы те ни в коем случае Мухаммеда не трогали. «Конечно, – соглашался дядя, – он несет чепуху, и всем это надоело, но все равно он мне племянник, я же не могу его оставить без помощи». Тогда в Аравии родственные чувства еще ценились. Но дядя дал совет Мухаммеду: «Убегай!» И Мухаммед убежал из Мекки, где решили его убить, чтобы он не мешал людям жить, в Медину (тогда этот город назывался Ятриб, но после того, как Мухаммед там обосновался, он стал называться Медина-тун-Наби – «город пророка», а Медина значит просто «город»).

В отличие от Мекки, где жили довольно богатые и зажиточные арабы, Ятриб был местом, где поселились самые разные народы, образовав собственные кварталы: три квартала были еврейских, был персидский квартал, был абиссинский, был негритянский квартал, и все они не имели между собой никаких взаимоотношений, иногда ссорились, но пока войн не было. И когда появился Мухаммед с его верными, которые последовали за ним, то жители ему сказали: «Вот и живи тут один, отдельно от всех, ничего, ты не мешаешь».

Но тут случилось непредвиденное. Мухаммедане, или, как они себя стали называть, мусульмане, поборники веры ислам, развернули сразу активнейшую агитацию. Они объявили, что мусульманин не может быть рабом, т. е. всякий человек, произносивший формулу ислама – «Ла Илла иль Алла, Мухаммед расуль Алла» («Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк его»), – немедленно становился свободным. Его принимали в общину. Некоторые негры перешли к ним, некоторые бедуины. И все, кто принял ислам, поверили в это дело. Они зажглись тем же жаром, который был у Мухаммеда и его ближайших сподвижников. Поэтому они быстро создали общину, весьма многочисленную и, самое главное, активную. К мухаджирам, которые пришли из Мекки, их было немного, примкнули ансары. Ансары – это буквально «примкнувшие» – жители Медины.

Мухаммед оказался главой одной из самых сильных общин в самом городе Медина. Тут он постепенно стал наводить свой порядок. Сначала он расправился с язычниками, которые верили в звезды. «Нет, – говорит, – не масса богов на небе, а один Аллах, а кто не хочет мне верить, того надо просто убить, потому что он оскорбляет величество Аллаха». И убивали.

Потом он столкнулся с христианами и стал говорить им, что он исправляет закон, который дал сам Иисус Христос. Христиане говорят: «Брось ты, где тебе кого исправить, ты же безграмотный человек». Их убили или заставили принять ислам. Потом он пришел к евреям и заявил им, что он Мессия. Те быстро взяли Талмуд, Тору, посмотрели по книгам и сказали: «Нет, ты не имеешь таких-то, таких и таких признаков, и вообще никакой ты не Мессия, а самозванец». – «А!» – сказал он. И два квартала, один за другим, были вырезаны до последнего человека. Евреи из третьего убежали в Сирию.

Оказавшись самым сильным в Медине, он решил завоевать Мекку. Но Мекка была сильна, и войско мусульман было опрокинуто. Тогда Мухаммед начал действовать в обход – он подчинил себе бедуинов и заставил их признать ислам. Бедуины, которым спасаться было некуда – кругом степь как стол, куда удерешь? И от верблюдов своих не удерешь, – те сказали: «Пускай! Ладно», – и продолжали молиться на звезды, но официально веру ислама признали и людей в войска Мухаммеда дали. Почему? На Мекку идти стоило: Мекка богатая, разграбить можно.

Мухаммед захватил Гадрамаут – это южное побережье Аравии, там было много замков – и потребовал, чтобы те признали ислам. Те подумали, подумали – да что там, в конце концов, скажу я одну фразу, что меня от этого убудет, что ли? Признали и людей дали. Тогда он пошел снова на Мекку.

А мекканцы были люди умные и очень хитрые, они сказали: «Слушай, Мухаммед, зачем ты идешь завоевывать родной город, мы будем защищаться, кого-нибудь убьют, ну кому это надо, давай помиримся, а? (Арабы – народ очень практичный.) Признай еще парочку богов, чтобы было три: Лата – очень хороший бог и Зухру – „красу“ (планета Венера). Ну какая тебе разница, что один, что три, а мы их всех почитаем». И Мухаммед хотел было согласиться, но тут Омар и Абу Бекр отрезали: «Нет, един Аллах». И Мухаммед выдал очередную суру, т. е. пророчество, что Аллах един и других богов нет, остальные – просто ангелы божьи.

Мекканцам пришлось согласиться: «Ладно, пусть будут ангелы, но вот уж что мы тебе не уступим, так черный камень; к нему на поклонение люди сходятся отовсюду, и все они у нас на базаре покупают продукты. Нет, черный камень не отдадим. Ведь черный камень с неба упал, значит, это от Аллаха». Тут Мухаммед согласился, и все мусульмане тоже согласились, признали, что черный камень от Аллаха. И после этого Мухаммед занял Мекку, его злейшие враги оказались в числе его подданных и выставили ему свое войско.

Обратимся к психологии арабов. Мухаммед не преследовал никаких личных целей, он шел на смертельный риск ради принципа, который он сам себе создал. По существу, с точки зрения богословия ислам не содержит в себе ничего нового по сравнению с теми религиями и течениями, которые в это время уже бытовали на Ближнем Востоке. Таким образом, если говорить о теологии, то разговор выеденного яйца не стоил, и арабы совершенно правильно сделали, что не стали особенно спорить, поступились привычными культами, произнесли формулу ислама и зажили по-прежнему.

Разве в этом было дело? Дело-то было совсем в другом. Та группа, которая создалась вокруг Мухаммеда, состояла из таких же фанатиков, как он. Мухаммед был просто творчески более одарен, чем Абу Бекр или Омар. Он был просто более эмоционален, чем даже добрый Осман. Он был даже более беззаветно предан своей идее, чем отчаянно храбрый Али, и притом никаких особых выгод он лично от этого дела не имел.

Мухаммед объявил, что мусульманин не может иметь больше четырех жен, это грешно. А грешить арабы в то время очень любили. По тем временам четыре жены – это был минимум. Я не хочу быть навязчивым, но каждый из мужчин пускай подумает, четыре-то раза он менял своих подруг? Наверное, менял. А тогда, в те времена, каждая подруга считалась женой, так что надо было брать развод. Это было дело очень невыгодное, потому что брак был гражданский и развод был гражданский, как у нас, и связано это было с разделом имущества. Жены предпочитали оставаться со старым мужем, когда он брал новую жену, так им было выгоднее. И поэтому то, что он сам имел только четырех жен, – это было в общем самоограничение.

Сделал он и другое, что имело очень большое значение для арабов. Сам он был эпилептик и поэтому не мог пить вина, ибо оно на него очень плохо действовало. Поэтому Мухаммед заявил, что первая капля вина губит человека, и запретил пить вино. А арабы любили выпить, ужасно любили. Так что этот запрет сильно мешал распространению ислама.

Став мусульманами, арабы не переменились. Они садились в закрытом дворике в узкой компании, чужих не приглашали, ставили большой жбан с вином, опускали туда пальцы и, поскольку первая капля вина губит человека – стряхивали ее, а про остальное пророк ничего не сказал. Найти выход они всегда могли.

Но при этом случилось нечто очень важное. Вокруг Мухаммеда и его группы, как водяные пары вокруг пылинки, люди стали собираться в ком. Образовалась община людей, объединенных не привычным образом жизни, не материальными интересами, а сознанием единства судьбы, единства дела, которому они отдавали свою жизнь. Это то, что я называю консорция — от латинского слова sors – «судьба». Люди, включенные в консорцию, – люди одной судьбы.

Взрыв этногенеза, вызвавший к жизни мусульманский мир и его религию ислам, прошел в широтном направлении и захватил, кроме Аравии, Индию, Китай, Корею и Японию. О двух последних мы говорить не будем, ограничив наше внимание Евразией.

Итак, что же произошло в VI в. с этими странами?

О начале арабского этногенеза и сложении первичной консорции сторонников Мухаммеда мы уже говорили раньше, и довольно подробно. А теперь рассмотрим эту тему в интересующем нас сейчас аспекте.

После того как Мухаммед достиг компромисса с мекканцами, они признали проповедуемую им веру ислам. Перед самой своей смертью он написал два письма, то есть не сам написал, а продиктовал, потому что он был неграмотен. Одно византийскому императору, другое персидскому шаху с требованием принять веру ислам. Византийский император оставил письмо без ответа: о чем там разговаривать с этим дикарем. А персидский шах написал очень ехидный ответ. Тогда Мухаммед решил, что надо вести священную войну и заставить всех принять ислам. И после этого вскоре умер.

Немедленно Аравия большей частью откололась от ислама и перестала подчиняться мусульманской общине и халифу, то есть наместнику Мухаммеда – Абу Бекру. Два года пришлось подчинять в жесточайшей войне всю Аравию. Резня была жуткая. Уцелевшие были принуждены принять ислам. Причем меньше всего сопротивлялись мекканцы, которые решили, что все равно, «мы скажем, что мы ее признаем, а проверить-то это невозможно, а он от нас и отстанет». Так оно и случилось. И они поддержали мусульманскую общину: бедуинов подчинили, Йемен покорили. А после смерти Абу Бекра халиф Омар в 634 г. двинулся походом на Византию и Персию – на две крупнейшие страны того времени.

Византия насчитывала около двадцати миллионов населения. Персия была поменьше, но все-таки границы ее доходили до современных Афганистана и Туркмении. То есть две крупнейшие страны с регулярными армиями не обратили никакого внимания на этих никому не нужных и никому не страшных арабов, у которых даже и лошадей-то не было. Марши они совершали на ослах и верблюдах, а перед битвой спешивались и так вели бой.

При Ярмуке в Сирии и при Кадисии в Месопотамии в 636 г. сначала византийское, а затем персидское войско потерпели сокрушительные поражения. Арабы заняли Сирию, вторглись в Персию, потом захватили у Византии Египет почти без сопротивления. Потом достигли Карфагена, заняли его, прошли по морскому берегу до Гибралтарского пролива, в 711 г. перебросились в Испанию, форсировали Пиренеи и были остановлены на Луаре и Роне. Так велик был пассионарный подъем у арабов.

В Персии было точно так же. После битвы при Нехавенде (в Мидии) в 648 г., когда уже персидское ополчение, а не регулярная армия, было разбито, последний шах Иездигерд III бежал. Арабы захватили всю Персию, подчинили ее себе, запретили поклонение огню. Интеллигенты-огнепоклонники уехали в Индию и до сих пор там живут. Остальные персы приняли ислам. Былые аристократы Сасаниды – потомки персидской царствующей династии – в арабский период стали синонимом нищего, который ходит по большим дорогам и просит милостыню.

Из Персии арабы напали на богатейшую страну Согдиану – нашу Среднюю Азию. Такие согдийские города, как Бухара, Ташкент, Самарканд, Коканд, Гургандж, были окружены крепкими стенами, имели большое население. Прекрасные оазисы кормили население этих городов. Воины там были как будто бы и очень смелые – дехканы, носили пояса золотого шитья, великолепные сабли, у них были хорошие кони. А арабы явились туда небольшими кучками, со своими небольшими силами, и захватывали город за городом, брали его иногда обманом, а большей частью силой. Согдийцы начали сдаваться.

Спрашивается, почему богатая сильная страна становится жертвой нищего завоевателя? Очевидно, у захватчиков был какой-то дополнительный импульс. Теперь мы его знаем – это пассионарность.

С оазисами в Средней Азии они справились довольно быстро, но как только вышли в степь, то столкнулись с кочевыми тюрками и тюргешами (тюргеши – это одна из разновидностей западных тюрок). И тут их продвижение остановилось. Хотя арабы предлагали тюркам принять веру ислама, но те отвечали гордо. Хан тюргешей Сулу говорил: «У меня все люди – воины, а у вас кто? Ремесленники, сапожники, купцы. Мы же ведь этого делать не умеем, следовательно, и ваша вера нам не подходит».

А надо сказать, что кочевое население севернее Ташкента и Чимкента, в горах Тянь-Шаня, в Южном Казахстане было крайне редкое. Жили в горах Тянь-Шаня тюргеши, ягма и чигили – три племени. А в степях жили предки печенегов, называвшиеся кангар, и сама страна называлась Кангюй. Предки туркмен – потомки парфян – жили вплоть до Сырдарьи. И этого редкого населения оказалось совершенно достаточно, чтобы остановить арабский натиск.

Тем не менее сдавшееся население Согдианы после очень долгой войны, перипетии которой я опускаю, обязано было или платить огромный налог, или принять ислам. Они сначала платили, а потом решили, что лучше примут ислам, а платить не будут. Тогда арабский халиф в Дамаске заявил: «Нет, то, что вы приняли ислам, – это хорошо, это спасет вам жизнь после смерти, это даст вам рай, но деньги платить вы все равно обязаны». Тогда они подняли жуткое восстание. Восстания сопровождались жесточайшими экзекуциями.

В это время танская агрессия достигла своей кульминации. Китайские войска вошли в Таласскую долину и столкнулись с арабскими войсками в 751 г. Здесь произошла битва при Таласе, где три дня сражались регулярные китайские войска, которыми командовал кореец Гао Сян Чжи, храбрый человек, огромного роста, широкоплечий, а против него арабские войска, пополненные персидскими добровольцами из Хорасана, то есть ставшие тоже регулярным войском; ими командовал Зияд ибн Салих. Они три дня сражались, не имея возможности одержать победу. Решило дело алтайское племя карлуков, которое ударило по китайцам. Они решили, что китайцы хуже, чем арабы. Они не говорили, что арабы лучше, чем китайцы, нет. Был вопрос не о том, кто лучше, а кто хуже. Китайцы все-таки хуже. После этого китайская армия побежала и уже не пыталась больше проникнуть в Среднюю Азию.

Зияд ибн Салих был казнен за участие в заговоре примерно через полгода после грандиозной одержанной им победы. Это случилось потому, что примерно за год до этой битвы у арабов произошел переворот из-за того, что принцип Мухаммеда – организация страны по конфессиональному признаку населения – игнорировал этнические признаки. Мусульманином мог стать каждый, кто произносил формулу ислама и соглашался принять обрезание. После чего его зачисляли как потенциальную силу в войска халифа, он числился там и мог служить или не служить, как ему удавалось, но многие предпочитали воевать и приносить домой добычу. А добыча была колоссальная. Например, персидский ковер шахского дворца пришлось разрезать на части, потому что у арабов не было такого дворца, где бы его можно было расстелить. Женщин они приводили в огромном количестве, причем немедленно их распродавали на базарах, и по дешевке, потому что женщин-пленниц было много. Их покупали для гаремов. Правда, было сделано исключение для аристократок. Например, дочку персидского шаха Иездигерда продавали по ее желанию, – кому она пожелает быть проданной. И перед ней шли покупатели – ближайшие сотрудники Мухаммеда: халиф Омар – она сказала: «Нет, он очень жестокий»; Осман – «Нет, он очень слабый»; Али – «Очень толстый, – говорит, – не подходит»; его сын Хасан, молодой человек, племянник пророка, сын Фатьмы, – она посмотрела и говорит: «У него губы нехорошие, он сластолюбив, он будет любить не только меня, но и других женщин». Когда прошел Гусейн, она говорит: «Вот этому меня продайте, я согласна». Тут же оформили сделку. У арабов рабовладение в это время принимало вот такие формы, которые в наше время кажутся экзотичными.

Вообще, надо сказать, такой подход был очень разумен. В персидском домострое XI в. – «Кабус-намэ», принятом арабами, указано, что раба можно покупать только с его согласия и если почему-то он поссорится с хозяином и пожелает, чтобы его продали, то лучше всего немедленно вести его на базар и продавать. Иначе можно натерпеться с ним столько неприятностей, что он сам того не стоит. Это было больше похоже на сделку по найму, но оформлялось как купля-продажа.

И вот эти рабы, рабыни, пленницы, новообращенные, все ставшие мусульманами, все послужившие в мусульманских войсках, оказались огромной массой людей, связанных между собой только административно-политическими узами. А этническая сущность их ведь никуда же не девалась. Поэтому когда ослабела власть и правоверные халифы, наследники Мухаммеда, проиграли войну с лицемерными мусульманами – потомками его врагов и те захватили власть, то лицемеры Омейяды устроили Дамасский халифат.

Там было фактически разрешено все. Официально считалось, что господствует вера ислама, и пить вино в публичных местах запрещалось. Могли пить христиане и иудеи, а мусульманам было нельзя. Пусть молятся! Но мусульмане пили вино дома, а тут никто не смотрел и никто не выяснял, что они делают. Кроме того, молиться тоже надо было пять раз и совершать омовение. Когда за ними наблюдали, они все это выполняли, а как только переставали следить, то они пренебрегали всеми правилами, и на это смотрели сквозь пальцы.

Единство мусульманской общины исчезло; община распалась на субэтносы. И выяснилось, что существуют арабы мединские, арабы мекканские, арабы-кельбиты (южные), арабы-кайситы (северные). И все они схватились между собой и начали жуткую резню. Если бы я рассказывал об арабах специально, то мне пришлось бы перечислить их внешние войны и их внутренние войны, восстания и их подавления. Так вот! Их количество одинаково. Арабы тратили примерно половину запасов своих пассионарных сил, своей боеспособности, на подавление своих собственных соплеменников, потому что внутренние войны были еще более ожесточенными, чем с христианами на западе и с язычниками на востоке. Дошло до того, что Мекку штурмовали войска дамасского (омейядского) халифа с применением огнеметного оружия, сожгли храм Каабы. Даже камень треснул от жары. Но они с этими мелочами не считались; они решали свои политические задачи. И вот тут-то выступил со всей силой этнический принцип.

Персы сговорились с арабами-кельбитами против арабов-кайситов, поддержали их и низвергли династию Омейядов, на место которой вступила новая династия, Аббасидов – дальних родственников пророка, не имевших никаких прав на престол. Однако она устраивала победителей. Аббасиды были все смешаны в такой степени, в какой мы даже представить себе не можем. Причем дело не в генетическом смешении. Если, например, у вас бабушка – испанка, то вы или просто этого не знаете, или для интереса иногда вспоминаете. Но если у вас мать – испанка, то она будет вас учить, во-первых, по-испански говорить, будет петь вам испанские песни в колыбельке, потом будет учить вас, что вы должны будете защищать свою честь со шпагой в руке, должны будете ревновать, пить шоколад и вообще делать массу других вещей. А если у вас будет мать, допустим, финка, то она вам скажет, что это все мелочи, чепуха, и через некоторое время сын финки от одного и того же отца, что и испанки, будет пить водку в большом количестве и ревновать не будет, и на шпагах воевать не научится, а если понадобится, то возьмет дубину и дубиной стукнет своего брата-испанца, который будет выступать со шпагой, и т. д. Так вот, мы, к сожалению, не знаем генеалогии всех деятелей Аббасидского халифата, но знаем халифов. У одного мать – персиянка, у второго – берберка, у третьего – грузинка и т. д. Там была страшная мешанина: люди с разными стереотипами поведения, с разным воспитанием. А удерживала более или менее Аббасидский халифат слабость его противников. Но он начал разваливаться изнутри.

Первой пала Испания, куда убежал член Омейядской династии Абдаррахман, и, хотя туда прислали правительственного чиновника наместником, он создавал себе партию, которой предложил отделиться от халифата и жить самостоятельно. И отделились. Потом отделилось Марокко, где жили мавры-кабилы. Затем отделился Алжир, затем Тунис, Египет, Средняя Азия, Хорасан, Сеистан – это восточная часть Персии. Халифат развалился.

Почему здесь важны подробности? Потому что влияние мусульман и мусульманской агрессии на народы нашей страны было колоссальным. Средняя Азия, в которой правили арабские чиновники – эмиры (эмир – это буквально «особый уполномоченный»), стала мусульманской страной. Когда же арабы заменились местными правителями с титулом – султан (тоже арабское слово), то они уже были мусульманами. Итак, на базе страшных избиений, которые делались при завоевании (а убивали арабы по-джентльменски: только мужчин; женщин они продавали в гаремы, а в гаремах те становились полноправными женами), создалось смешанное население, названное тем же словом, что и их победители, – арабы. У арабов своих терминов было мало, и они заимствовали чужие слова, в частности персидские. По-персидски «корона» – «тадж», а «коронные войска» – это «таджик». Так вот, потомки арабов и согдийских женщин стали называться таджиками, которые и до сих пор существуют (вот пример этногенеза). Сложились они в VIII в. и до сих пор не потеряли ни своего этнического лица, ни своих блестящих способностей, ни своего стереотипа поведения, который они приобрели тогда в результате смешения арабов с тюрками.

Индийский (Раджпутский) вариант

А теперь направим караван нашего внимания через раскаленные пустыни Белуджистана к многоводной реке Инд, орошающей окрестные сухие степи, где в VIII в. произошла известная раджпутская революция. Она превратила буддийскую монархию наследников империи Гупта в разобщенную Раджпутскую Индию, связанную только кастовой системой.

Долина Инда – это территория, по климатическим и ландшафтным данным весьма похожая на нашу Туркмению. Пески, пригорки с редкой травой, большая река течет, как у нас Амударья. Инд – река мелкая, с перекатами, хотя и очень многоводная, на реке масса островов и песчаных отмелей, так что индусы, даже во время английского господства, предпочитали переплывать Инд не на катере, который ходил с одного берега на другой и огибал все острова, а на бурдюке. Правда, в Инде есть крокодилы, но индусы привыкли к ним. Брали с собой длинную палку, и, когда крокодил хотел напасть на плывущего, индус бил его палкой по ноздрям, и крокодил сразу исчезал. В общем, Инд и окружающая пустыня являются как бы ландшафтным продолжением Средней Азии, поэтому многие среднеазиатские племена, покидавшие родину, оседали в долине Инда. К моменту толчка их было три – кушаны, саки и эфталиты: все три – разные этносы. Но, попав на новую территорию, они забыли о своем происхождении, смешались с аборигенами, и отличить их внешне от местных жителей было очень трудно. Но по культам отличать их было еще можно: среднеазиаты почитали в качестве божества солнце, а индусы – змея, но споров из-за этого между ними не было.

А в центральной части Индии и в Бенгалии располагалась культурная и могущественная империя династии Гупта, очень почитавшая солнце – Адитью – и буддизм. Буддисты были очень в большом почете в империи Гупта, как и во всех деспотических империях.

Деспотическим режимам был выгоден симбиоз с буддистами. Правители обдирали своих крестьян и свое податное население со страшной силой, чтобы поддержать пышность своего двора и могущество своего наемного войска, поскольку буддисты проповедовали, что мир – иллюзия и поскольку у тебя отнимают иллюзорные деньги, иллюзорный хлеб или заставляют тебя работать на постройке иллюзорной дороги, то тебе это все только кажется. Ты подчиняйся, так будет спокойнее. Разумеется, индусы подчинились, куда денешься?! Раз пассионарности нет, будешь подчиняться.

Но пассионарный толчок, захвативший долину Инда, повлиял на индусов так же, как на арабов, в смысле их консолидации, хотя религиозная концепция у них сложилась совершенно иная. Они вспомнили, что когда-то была древне-индусская религия, о которой они забыли и думать, потому что ее теперь знали только ученые брамины, которые читали на языке санскрит, а это язык искусственный, вроде нашего церковнославянского, простые индусы читать на нем не могли. Но они очень нуждались в какой-нибудь мудрости, чтобы выразить свое новое антибуддистское настроение, свою новую этнокультурную доминанту. И нашелся брамин Кумарилла Бхата[13]. Очень почтенный человек, который громко заявил, что буддисты говорят чушь, утверждая, что мир – иллюзия. Похоже, что он говорил то же, что мой отец:

Есть Бог, есть мир, они живут вовек,

А жизнь людей мгновенна и убога,

Но все в себя вмещает человек,

Который любит мир и верит в Бога.

Вывод из этой концепции был крайне прост: бей буддистов и круши империю Гупта! Дело это облегчалось тем, что законная династия прекратилась, у власти стояли узурпаторы, сначала Харша Вардана, потом Тирабхукти – редкий прохвост, он-то и уронил авторитет власти. Поэтому империя довольно быстро рухнула под напором раджпутов – сторонников Кумариллы. Раджпуты разнесли ее своими саблями, причем Кумарилла и другие ему подобные брамины приказывали убивать всех буддийских монахов. А так как буддист в Индии – это обязательно монах, то отличить их было крайне просто, и с ними покончили быстро. Но были слои населения, которые поддерживали режим Гупта и соответственно буддизм. И тогда была перестроена система каст. Тех, кто помогал раджпутам в их раджпутской революции, поместили в высшие касты, отличающиеся от старых варн, которых было всего четыре. Новых каст стало много. Сторонники браминов попали в высшие касты, нейтральные – в средние, а те, кто протестовал, попали в низшие касты – «прикасаемые», но самые низшие. Но были еще и «неприкасаемые», которым было хуже всего, так как им, например, запрещали даже пить воду из источников и рек, разрешали только из следов животных или слизывать росу с листьев. Они не смели ни до кого дотронуться и выполняли самые грязные и самые низкооплачиваемые работы, а некоторые группы неприкасаемых просто подлежали уничтожению. И тогда те, которым рискованно было оставаться на родине, убежали из Индии и появились сначала в Средней Азии, потом на Ближнем Востоке, потом в Европе и в России. Они до сих пор странствуют и называются цыганами.

Единого государства раджпуты не создали. Это были люди крайне независимые, которые не хотели никому подчиняться. Поэтому они создали массу мелких княжеств, враждовавших друг с другом, но скрепленных единой системой каст, то есть единым стереотипом поведения и новой единой браминской религией, которая, правда, раскололась на два исповедания, спорившие друг с другом, но не боровшиеся: шиваизм и вишнуизм.

Date: 2015-09-19; view: 248; Нарушение авторских прав