Государственные доходы и расходы России в 1894—1901 гг

За эти восемь лет государственные доходы увеличились почти на 40%, а расходы более чем на 60%. За эти годы у России лишь трижды было положительное сальдо, и казалось бы, что опасения и страхи за судьбу экономики были вполне обоснованными. Но Россия не приближалась к финансовому банкротству, как о том иногда писали и говорили в то время. Разница погашалась за счет иностранных займов, значительная часть которых шла на производительные нужды, в первую очередь на железнодорожное строительство. Подобная практика не была наилучшей, но она позволяла не только обеспечивать текущую стабильность финансовой системы, но и способствовала развитию важнейших элементов индустриальной инфраструктуры.

В частновладельческой экономике наблюдалась бурная деловая активность, подтверждавшая правильность проводимого экономического курса. Однако вскоре ситуация резко ухудшилась. Изменение мировой экономической конъюнктуры привело сначала к спаду деловой активности, а с 1900 г. — и к кризису в отраслях производства, интенсивно развивавшихся в 90-е годы: металлургии, машиностроении, нефте-и угледобыче, электроиндустрии. Иностранные фирмы одна за другой терпели банкротства. В российских деловых кругах царили уныние и растерянность, усугублявшиеся громкими крахами нескольких ведущих отечественных промышленных и финансовых групп: П.П. фон Дервиза, С.И. Мамонтова, А.К. Алчевского. Все это активизировало противников министра финансов, во весь голос заговоривших о том, что его политика — авантюра. Особенно большой общественный резонанс вызвало крушение дела Саввы Мамонтова, известнейшего предпринимателя и мецената. Беспощадная молва приписывала его падение не экономическим факторам, а исключительно злой воле министра финансов и якобы стоявших за ним «еврейских банкиров».

Коренная причина была, конечно же, в другом. Экономический кризис начала XX в. наглядно продемонстрировал, что государственный патернализм, интервенционное раскручивание экономики имеют свои логические пределы. Государственная власть при самых благих намерениях ее проводников и носителей построить органичную капиталистическую систему не может. Казенный карман, казенная субсидия, государственное вспомоществование могут быть важными, но не могут быть долго единственными опорами частновладельческого хозяйства. Здоровая и продуктивная хозяйственная среда формируется и функционирует на основе саморегуляции, при сохранении за государственными институтами лишь некоторых законотворческих и контрольных функций. В пореформенной России воздействие государственной системы на хозяйственное развитие было во многих случаях преобладающим, особенно в тех случаях, когда это касалось больших финансово-промышленных проектов, многие из которых инспирировались государственными органами и находились под их патронажем, а часто и на их содержании. Поэтому темпы, интенсивность и масштабы хозяйственных усилий далеко не всегда диктовались внутренними экономическими факторами, естественными и обусловленными процессами.

Экономический кризис изменил и некоторые представления самого министра финансов. В начале XX в., читая лекции по экономике и финансам великому князю Михаилу Александровичу (брату Николая II, наследнику престола в 1899— 1904 гг.), С.Ю. Витте уже несколько иначе, чем прежде, формулировал понимание роли государства в хозяйственной области. «Роль государства в развитии капитализации далеко не является исчерпывающей», — констатировал ученик Ф. Листа. И далее продолжал: «Государство не столько созидает, сколько восполняет, истинными же созидателями являются все граждане. Чем дальше идет прогресс, тем сложнее становятся все отправления производственного процесса и тем труднее роль его участников — всех граждан. Чтобы справиться с этой ролью, они должны обладать не только капиталами, но и личными качествами — предприимчивостью и энергиею, развивающимися на основе самодеятельности. Не налагать руку на самодеятельность, а развивать ее и всячески помогать ей, создавая благоприятные для ее применения условия — вот истинная задача государства, в наше время все усложняющегося народного хозяйства».

В России власть издавна выступала ментором и партнером во всех сколько-нибудь крупных деловых начинаниях, что приводило к абсурдным ситуациям. Скажем, предпринимателю для осуществления определенного экономического проекта часто требовались не столько деловые таланты и навыки, знания финансовой конъюнктуры, а в значительно большей степени умение найти верный подход к важному сановному лицу и добиться от него благорасположения. Это порождало коррупцию, разлагавшую и тех и других. Министр финансов понимал ненормальность ситуации, при которой результативность предпринимательского начинания зависела порой от суммы подношения или стоимости подарка, полученного высокопоставленным петербургским чиновником, его женой или любовницей. Конечно, использовали служебное положение для извлечения личных материальных выгод в высшем эшелоне служилого сословия лишь единицы, хотя эта тема всегда была излюбленной для столичных либеральных и окололиберальных изданий. Сам С.Ю. Витте, несмотря на многочисленные обвинения, никаких взяток никогда не брал и, насколько известно, ни в каких финансовых махинациях не участвовал. Но проблема коррупции была всегда лишь частностью в контексте кардинальных социальных проблем.

Все усилия по капиталистической перестройке народного хозяйства России неизбежно поднимали важнейшую социально-экономическую проблему, связанную с характером землевладения и землепользования. Без коренных преобразований в этой области создать устойчивую экономику, емкий внутренний рынок было невозможно. Основная часть российского крестьянства и в конце XIX в. замыкалась в традиционной общинной среде; была лишена права собственности на основное средство производства — землю, находившуюся в коллективном владении. Община — архаичный продукт ушедших эпох — не давала крестьянину умереть с голоду, но эта форма ведения хозяйства не способствовала проявлению хозяйственной инициативы, мешала наиболее способным, трудолюбивым и предприимчивым людям вырасти в крепких, самостоятельных хозяев. Она сдерживала прогресс агрикультуры, продуктивность сельского производства. Рост населения и вызванные этим постоянные переделы владений вели к обезземеливанию крестьянства, к обнищанию его. Община формировала и духовно-нравственные представления, хозяйственную и социальную этику, исключавшую сколько-нибудь уважительное отношение к «кулакам» и «мироедам».

Разрушение общины и предоставление каждому крестьянину свободы хозяйственной деятельности на собственной земле, испытание его ответственности риском свободного рынка было настоятельно необходимо. После отмены крепостного права эту очевидность понимали многие, в том числе и в высших эшелонах власти. Но одновременно постоянно возникали опасения социальных осложнений: появление большого числа лишних людей на селе, наплыв их в города и возникновение больших групп недовольных. Эти соображения мешали принятию сколько-нибудь кардинальных решений. Играли свою роль и соображения фискально-полицейского свойства: заключенную в общину крестьянскую массу было легче контролировать и держать в узде. При подобной организации было проще собирать и подати.

Сами крестьяне-общинники в большинстве своем не проявляли желания расстаться с жизненным укладом, который вели их отцы и деды. Власть учитывала и эти настроения, поддерживала их и долго не решалась выступить инициатором преобразований. И лишь когда по стране прокатилась революционная буря, когда в 1905—1906 гг. запылали дворянские усадьбы и когда на выборах в Первую Государственную думу многие крестьяне поддержали антиправительственных радикалов, иллюзорные взгляды на крестьянство как на надежную опору монархии и порядка стали исчезать. Пришел П.А. Столыпин и стал реализовывать программу аграрного переустройства, но было уже поздно. Сколько-нибудь широкий слой русских фермеров так и не сложился.

Будучи умным и проницательным человеком, С.Ю. Витте не мог не видеть очевидные диспропорции и противоречия экономической и социальной среды. По его словам, большая часть Российской империи находилась «или в совершенно некультурном (диком) или полудиком виде, и громадная часть населения с экономической точки зрения представляет не единицы, а полу- и даже четверти единиц». При заметном развитии индустриального сектора в аграрной сфере царил застой. Возникавшие крупные промышленные предприятия, оснащенные по последнему слову техники, выпускавшие первоклассные изделия, сплошь и рядом соседствовали с бедными, убогими жилищами, лишенными элементарных удобств. В разных направлениях были проложены железнодорожные магистрали, а на проносившиеся по ним составы смотрели люди, пользовавшиеся допотопным инвентарем, который был в ходу еще до воцарения Романовых.

Эти несуразности российской действительности С.Ю. Витте осознавал, но довольно долго придерживался убеждения, что улучшение, осовременивание хозяйственного уклада в деревне надо проводить лишь после того, как промышленность крепко станет на ноги. В первые годы своего министерства он являлся сторонником сохранения общины и поддержал без всяких оговорок закон 14 декабря 1893 г., запрещавший выход из общины без согласия двух третей домохозяев и ограничивавший залог и продажу выделенных в собственность наделов земли. Он был тогда убежден, что «общинное землевладение наиболее способно обеспечить крестьянство от нищеты и бездомности».

Понадобилось время, чтобы С.Ю. Витте осознал необходимость проведения преобразований и в этой области. В письме Николаю II в октябре 1898 г. констатировал: «Крестьянин находится в рабстве произвола... Крестьянин наделен землей. Но крестьянин не владеет этой землею на совершенно определенном праве, точно ограниченном законом. При общинном землевладении крестьянин не может даже знать, какая земля его». Министр финансов возглавил работу специального межведомственного «Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности», действовавшего около трех лет (1902—1905 гг.) и разрабатывавшего новые принципы сельскохозяйственной политики. И внутри этого органа и в более широких общественных кругах шла в это время ожесточенная тайная и явная борьба между теми, кто отстаивал незыблемость, неизменность организации жизни на селе и считал общину краеугольным камнем стабильности и порядка, и теми, кто, опираясь на трезвый расчет и мировой опыт, выступали сторонниками реформ.

Лагерь последних в этот период возглавлял С.Ю. Витте. По его инициативе были проведены такие важные решения, как отмена круговой поруки (закон 12 марта 1903 г.) и облегчение паспортного режима для крестьян. Свои взгляды он изложил в специальной работе, вышедшей в 1904 г. Суть его рекомендаций состояла в том, чтобы снять с крестьян административные ограничения, юридически уравнять их с другими гражданами империи и укрепить права собственности, но не призывал ликвидировать общину как таковую, ратуя лишь за придачу ей формы свободной ассоциации производителей. Он выступал сторонником разрешения для крестьян, внесших выкупные платежи, выходить из общины с наделом. Административные же функции должны были отойти от общины к волостным земствам.

В этих пунктах взгляды С.Ю. Витте почти совпадали с положениями программы П. А. Столыпина, но они содержали один существенный изъян. Качественно изменить хозяйственный и социальный строй на селе лишь этими мерами было нельзя. Предоставление некоторых юридических прав и закрепление в личную собственность, как правило, мизерного крестьянского надела — подобные шаги вряд ли могли вызвать коренные сдвиги. Крестьянину, обобранному выкупными платежами, с жалким лоскутком земли было очень трудно, а чаще всего просто невозможно вырасти в современного агрария, стать полноценным субъектом развитой рыночной экономики. Для этого ему нужна была ощутимая помощь, широкая государственная финансовая и социальная поддержка. Но сколько-нибудь внятных рекомендаций в этой области министр не предложил. Очень скоро этот пробел стал очевиден и ему. В своих мемуарах, писавшихся в годы столыпинских преобразований, экс-министр и экс-премьер пытался задним числом приписать себе заслуги, которых у него в действительности не было. Он утверждал, например, что уже в 90-е годы боролся за выделение крестьянам в личную собственность свободных земель в Сибири и за отмену выкупных платежей. Однако эта деятельность не отразилась в свидетельствах и документах той поры.

В начале XX в. положение С.Ю. Витте становится весьма шатким. Против него объединяются влиятельные придворные и правительственные силы, недовольные и самим сановником и многими аспектами его политической деятельности. Помимо возмущения курсом на ускоренную индустриальную модернизацию страны, ущемлявшим интересы крупных землевладельцев, министр финансов стал объектом критики и в связи с его неприятием внешнеполитического курса на Дальнем Востоке, того курса, который в конце концов завершился русско-японской войной. Как монархисту Витте была понятна и близка имперская экспансия России, но он всегда ратовал за экономическую экспансию, в то же время постоянно выступая против «демонстрации мускулов» перед лицом своих соседей. Министр финансов был уверен, что любой военный конфликт неизбежно приведет к нежелательным финансовым потерям и социальным потрясениям. Для программы же хозяйственного развития, тесно завязанной на иностранные займы и внешние денежные рынки, война может стать просто убийственной. Но его доводы и призывы к осторожности мало кого убеждали.

В 1902—1903 гг. антивнттевские настроения объединили весьма влиятельные фигуры. Его врагом был муж сестры царя, великий князь Александр Михайлович, министр внутренних дел В.К. Плеве, контр-адмирал, управляющий Особого комитета Дальнего Востока A.M. Абаза, наместник на Дальнем Востоке адмирал Е.И. Алексеев, председатель Комитета министров И.Н. Дурново. В обществе хорошо знали и о нелюбви к министру финансов императрицы Александры Федоровны, возмущенной и оскорбленной поведением Витте во время тяжелой болезни Николая II осенью 1900 г., когда сановник посмел обсуждать публично последствия смерти императора и воцарения младшего брата царя Михаила Александровича.

Натиску такой сильной партии стал уступать Николай II, его поддержка министра финансов начала ослабевать. Развязка наступила в августе 1903 г., когда С.Ю. Витте был снят с должности министра и переведен на почетный, но почти декоративный пост главы Комитета министров. Однако это не было окончательным крушением служебной карьеры. В последующие несколько лет Сергей Юльевич сумел неоднократно заявить о себе и вознестись на вершины успеха и известности. В августе 1905 г. ему удается заключить в г. Портсмуте (США) мир с Японией, который лишь незначительно ущемлял русские интересы. За эту заслугу перед Россией ему высочайше был пожалован титул графа. Осенью 1905 г. Витте становится «крестным отцом» русских политических свобод — манифеста 17 октября. С середины октября 1905 до конца апреля 1906 г. он возглавляет объединенный Совет министров.

За несколько дней до открытия 29 апреля 1906 г. сессии Первой Государственной думы С.Ю. Витте ушел с поста главы Кабинета и хотя остался членом Государственного совета, но активной политической роли уже больше не играл. Опала невероятно уязвила его честолюбие, и он решил рассчитаться со своими многочисленными врагами и недоброжелателями. Орудием его мести стали ныне широко известные «Воспоминания», наполненные самовосхвалением, и клеветническими измышлениями в адрес многих лиц, в том числе и последнего монарха.

До последних дней своей жизни (умер граф в Петрограде в ночь на 25 февраля 1915 г., немного не дожив до 66 лет) С.Ю. Витте не оставлял надежды на возвращение к активной политической деятельности. Будучи опытным царедворцем, не имея за собой поддержки никаких общественных групп или течений, но мастерски владея правилами закулисных ходов, он использовал различные приемы. В обществе циркулировали слухи о том, что для своего возвращения из политического небытия экс-премьер прибегал к протекции Григория Распутина. В этом сюжете до сих пор больше сомнительных утверждений (кочующих из книги в книгу), чем документальных свидетельств. Доподлинно известно мало. Сам отставной сановник общений с одиозным старцем не имел (один раз они лишь виделись в церкви), но жена, Матильда Ивановна, с ним встречалась и, как установила Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства в 1917 г., по крайней мере дважды была в распутинской квартире на Гороховой улице. О чем на этих встречах графиня говорила с «отцом Григорием», неизвестно. Нет до сих пор и надежных подтверждений версии о том, что Григорий Распутин якобы ходатайствовал за графа перед царем. Если подобный факт имел место в действительности, то трудно предположить, что это делалось вопреки желаниям «его сиятельства».

Однако всем попыткам вернуться к власти мешала непреклонность императора, раз и навсегда решившего в 1906 г. никогда не прибегать к услугам этого человека. В письме матери 2 ноября 1906 г. Николай II заметил: «Сюда вернулся на днях гр. Витте. Гораздо умнее и удобнее было бы ему жить за границей, потому что сейчас же около него делается атмосфера всяких слухов, сплетен и инсинуаций... Нет, никогда, пока я жив, не поручу я этому человеку самого маленького дела». Еще ранее, в апреле, вскоре после отставки премьера, император заметил В.Н. Коковцову, что он «окончательно расстался с графом Витте» и с ним больше уже не встретится. По монаршей милости Сергей Юльевич был вознесен на сановные верхи и по царской же немилости был оттуда низвергнут!

Нежелание использовать графа на государственной службе нельзя объяснять каким-то капризом монарха, только его личным нерасположением. Император никогда не питал личных симпатий к этому амбициозному деятелю, но довольно долго считал необходимым в интересах дела использовать его навыки, опыт и организаторские дарования. Но время менялось, менялись условия политической деятельности, что требовало новых людей, иных приемов реализации государственных решений. Когда в 1905 г. началось общественное брожение, переросшее в анархию и хаос, когда возникла реальная угроза трону, то верховная власть не только поняла настоятельную необходимость реформ, но и ощутила острую потребность в умных, целеустремленных людях, искренне преданных и самому монарху и идее монархизма. К числу этих людей С.Ю. Витте царь уже не относил. Его постоянное лавирование, конформизм вели к беспринципности, что было чрезвычайно опасно в сложной ситуации.