Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Кто должен был найти Гитлера





 

Странное слово «СМЕРШ» придумал Сталин. Когда весной 1943 года было решено преобразовать органы безопасности в Советской Армии, новая организация получила символическое название, образованное из сокращения фразы «Смерть шпионам». Ее главой стал Виктор Семенович Абакумов — к тому времени генерал‑лейтенант, заместитель наркома госбезопасности.

Строго секретное постановление Совета народных комиссаров от 19 апреля 1943 года предусматривало создание в рамках Наркомата обороны, а не в НКВД соответствующего управления для ограждения вооруженных сил от проникновения агентуры противника, для противодействия акциям вражеской разведки и т.д. Будущая функция поиска военных преступников в постановлении не предусматривалась; лишь пункт «ж» говорил, что «СМЕРШ» должен будет выполнять «особые задания народного комиссара обороны». Но это было еще впереди.

Нет слов, военная контрразведка — дело государственной важности. В любом государстве армия всегда является объектом внимания и проникновения со стороны потенциальных и реальных противников. Разведка старается проникнуть в тайны организации, управления, снабжения и вооружения армии и флота. Самые блестящие операции разведок всегда относились к вооруженным силам, и история русской разведки вписала сюда немало интересных страниц — стоит напомнить лишь хрестоматийное дело полковника Редля. Красная Армия с момента своего возникновения должна была защищать себя от вполне реального противника, и последний не замедлил себя показать. Знаменитый и до сих пор до конца не разгаданный английский разведчик Сидней Рейли — он же одесский авантюрист Розенблюм, приехавший в Москву в 1918 году, свою главную цель видел в проникновении в Красную Армию, а именно — в ее сердцевину, которую составляли так называемые «латышские стрелки», охранявшие Кремль и Ленина в нем. Впоследствии советская пропаганда ввела в оборот понятие «заговор послов», то есть заговор послов Франции, США и Англии в Москве, чем, среди других доводов, обосновывалась необходимость «красного террора». Теперь установлено, что послы были притянуты за уши, но заговор военных атташе и их агентов против молодой советской власти действительно существовал, о чем Сидней Рейли писал сам, обещая Черчиллю быструю ликвидацию советского режима.

Уже в 1918 году Феликс Дзержинский, организовавший Чека, создал свои органы контрразведки в частях Красной Армии, получившие впоследствии наименование особых отделов. С 1940‑го по июль 1941 года они входили в структуру Наркомата обороны (т.н. 3‑е управление), затем стали подчиняться НКВД, а в 1943‑м вернулись в НКО. И хотя «особисты» (как их называли в обиходе) были выходцами из рядов Красной Армии, они вскоре стали орудием борьбы преемника Чека — ОГПУ (Объединенное главное политическое управление) против головки Красной Армии, внушавшей подозрения Сталину. Волна политических репрессий 30‑х годов была нацелена на верхушку армии — Тухачевского, Якира, Егорова, Блюхера и их друзей. Особые отделы сыграли здесь свою роль старательных исполнительных органов сталинского руководства.

Формально особые отделы входили в военные структуры, их офицеры носили обычную военную форму, хотя подчинялись не военному, а «чекистскому» руководству (НКВД). Насколько губительным этот параллелизм оказался перед началом войны 1941 года, рассказывают недавно опубликованные документы НКВД, из которых ясно: хотя с делом Тухачевского все было давно покончено, особые отделы плели воображаемую сеть «антисоветского заговора», якобы существовавшего в Красной Армии в 1940 — 1941 годах. Собирались «компрометирующие» данные на высший генералитет, например на генерала Кирпоноса, будущих маршалов Мерецкова, Кулика и Конева, политработников Щаденко, Запорожца, из которых хотели сделать «преемников» не существовавшего заговора Тухачевского — Якира — Уборевича. Например, о Коневе составили справку, что «по официальным материалам он характеризуется… как активный защитник и покровитель врагов народа», скрывавший свое «кулацкое происхождение» (справка за подписью начальника 3‑го управления НКО Михеева) [46].

Результаты репрессий 30‑х годов были губительны. Когда после первых катастрофических поражений июня—июля 1941 года Сталин решил в качестве «образца», призванного устрашить всех высших командиров, расправиться с командующим Западным фронтом, бывшим командующим

Белорусским особым военным округом, героем испанских боев генералом Дмитрием Павловым, то услужливые особисты немедля «организовали» участие Павлова в… антисоветском (читай: антисталинском) заговоре. Дело Павлова, подобно многим другим, было неким «театром абсурда»: шли страшные бои, Красная Армия истекала кровью (не в последнюю очередь по вине Сталина), а в застенках Лубянки из арестованных советских военачальников выбивали угодные следователям показания. Талантливый танкист, честный человек Дмитрий Павлов, которого Сталин назначил командующим вопреки его воле (Павлов опыта не имел и на столь высокий пост не претендовал), превращался в агента мирового империализма, сознательно предавшего свою советскую родину и, разумеется, Сталина.

Павлов сначала отрицал эти обвинения, но после избиений «признался». Есть страшный документ его признаний [47]:

«ПРОТОКОЛ ДОПРОСА АРЕСТОВАННОГО ПАВЛОВА ДМИТРИЯ ГРИГОРЬЕВИЧА

Павлов Д.Г., 1897 года рождения, уроженец Горъковского края, Кологривского р‑на, дер. Вонюх, русский, гр‑н СССР, быв. член ВКП(б) с 1919 г., до ареста командующий Западным фронтом — генерал армии.

11 июля 1941.

Допрос начат в 13 час. 30 мин.

Вопрос: На допросе 9 июля т[екущего] г[ода] вы признали себя виновным в поражении на Западном фронте, однако скрыли свои заговорщические связи и действительные причины тяжелых потерь, понесенных частями Красной Армии в первые дни войны с Германией.

Предлагаем дать исчерпывающие показания о своих вражеских связях и изменнических делах.

Ответ: Действительно, основной причиной поражения на Западном фронте является моя предательская работа как участника заговорщической организации, хотя этому в значительной мере способствовали и другие объективные условия, о которых я показал на допросе 9 июля т.г.

Вопрос: На предыдущем допросе вы отрицали свою принадлежность к антисоветской организации, а сейчас заявляете о своей связи с заговорщиками. Какие показания следует считать правильными?

Ответ: Сегодня я даю правильные показания и ничего утаивать от следствия не хочу.

Признаю, что в феврале 1937, г. бывшим старшим советником в Испании Мерецковым Кириллом Афанасьевичем я был вовлечен в военно‑заговорщическую организацию и в дальнейшем проводил вражескую работу в Красной Армии.

Вопрос: Не хотите ли вы сказать, что вражескую работу вы начеши вести только с 1937 г.? Так ли было в действительности?

Ответ: Не отрицаю, что еще в 1934 г. я имел некоторые суждения о заговорщической работе, однако организационно с участниками заговора в Красной Армии я тогда связан не был.

Вопрос: С кем вы имели суждения о заговорщической работе?

Ответ: В августе 1934 г. в Бобруйск на учения, проводившиеся мною в 4‑й танковой бригаде, которой я командовал, приехал бывший начальник Автобронетанкового управления Красной Армии Халепский.

Халепского я знал с 1932 г. По рекомендации Халепского я был назначен командиром 6‑го мехполка и по его же представлению был награжден грамотой ВЦИК и золотыми часами.

Перед началом учений мы беседовали с Халепским на армейские темы. Халепский говорил, что в армии отсутствует твердый порядок, войсковая дисциплина развалена, а руководство не в состоянии перестроить надлежащим образом Красную Армию. В этих условиях трудно что‑либо сделать, продолжал Халепский, так как попытки командиров навести порядок в частях встречают со стороны руководства армией резкое противодействие.

Вопрос: Как вы отнеслись к этому заявлению Халепского? Ответ: К замечаниям Халепского я отнесся одобрительно, тогда он продолжил разговор и заявил, что в армии имеется уже группа решительных командиров, которая противопоставляет себя руководству Красной Армии и ставит перед собой задачу — добиться смены ее руководящей верхушки и выдвижения на высшие командные посты способных и решительных командиров. Вы здесь у себя также должны над этим подумать, заключил Халепский.

Вопрос: Изложенный вами разговор не дает ясного представления о том, что предложение Халепского носило заговорщический характер.

Ответ: Для меня было очевидно, что речь идет о заговорщической группе среди командиров, в задачу которой входило добиться замены руководства Красной Армии и выдвижения на руководящие посты своих людей. Хотя Халепский и не упомянул лично Ворошилова, однако он недвусмысленно давал понять, что речь идет именно о нем. Антисоветский характер предложения Халепского не вызывал у меня никаких сомнений.

Вопрос: Этот разговор с Халепским у вас был наедине?

Ответ: Нет, вместе со мной была группа командиров, в частности: бывший начальник бронетанковых войск Белорусского округа Сурен Шаумян; бывший командир 3‑й мех‑бригады того же округа Хрулев и бывший командир 5‑й танковой бригады Тылтынъ.

После отъезда Халепского вместе с Шаумяном, Тылты‑нем и Хрулевым мы обменивались мнениями по существу предложения Халепского и условились занять независимую по отношению к руководству армией линию и строить работу по своему усмотрению.

Вопрос: Возвратимся к вашему разговору с Халепским. Покажите, что вы ответили ему после его предложения организовать группу командиров для противодействия руководству Красной Армии.

Ответ: Определенного ответа я Халепскому не дал, так как в это время мне доложили о чрезвычайном происшествии (танком был задавлен красноармеец), и пока я отдавал необходимые распоряжения, связанные с этим делом, Халепский уехал.

Не отрицаю, однако, что мое положительное отношение к предложению Халепского было выражено при обсуждении этого вопроса с Шаумяном, Хрулевым и Тылтынем.

Исходя из установок Халепского, я занял линию ограничения прав политработников, чинил препятствия в их работе и одновременно, не согласовывая, как это предусмотрено приказами, с наркомом обороны, начал самовольно отстранять от должности и отправлять из части командиров, совершавших незначительные проступки.

Вопрос: Выходит, что к заговорщической работе вы были привлечены Халепским, тогда как в начале допроса вы показали, что в военно‑заговорщическую организацию вас вовлек Мерецков. Как это понимать?

Ответ: Я показываю так, как это было в действительности. После разговора с Халепским никто из заговорщиков ко мне не обращался, и я не считал себя организационно связанным с заговорщической организацией в Красной Армии.

Лишь в 1937 г. в Испании я был посвящен Мерецковым о существовании в Красной Армии заговора и привлечен к вражеской работе.

Вопрос: Что связывало вас с Мерецковым? На какой почве он вовлек вас в заговорщическую организацию?

Ответ: С Мерецковым я познакомился в 1934 г., когда он был начальником штаба Белорусского военного округа, а я в том же округе командовал 4‑й мехбригадой. По службе мне приходилось с ним сталкиваться.

Мерецков несколько раз проводил в моей бригаде учения, и у нас установились хорошие взаимоотношения.

В ноябре 1936 г. я был направлен в Испанию, где к тому времени был и Мерецков. Встретил он меня очень радушно, представил главному советнику при военном министре Берзину и ходатайствовал о назначении меня генералом испанской армии. В дальнейшем мы часто разъезжали по фронтам и участвовали в боевых операциях. Это еще более сблизило нас и создало почву для откровенных разговоров.

В феврале 1937 г. я приехал из Алканы в Мадрид и посетил Мерецкова в гостинице. После деловых разговоров мы обменивались с Мерецковым мнением о положении в Красной Армии.

В беседе выяснилось, что оба мы сходимся в оценке состояния Красной Армии. Мы считали, что командный состав Красной Армии якобы бесправен, а политсоставу, наоборот, предоставлены излишние права. Существовавший, по нашему мнению, разброд среди комсостава вызывается якобы неправильной политикой руководства Красной Армии. В Красной Армии, заявил Мерецков, нет единой доктрины, это хорошо понимают некоторые руководящие армейские работники, которые объединились на почве недовольства существующим в армии положением. Тогда же Мерецков сообщил мне, что Тухачевский и Уборевич возглавляют существующую в Красной Армии заговорщическую организацию, которая ставит перед собой задачу — сменить негодное, с их точки зрения, руководство Красной Армией. «Вот приедем мы домой, — сказал Мерецков, — нужно и тебе работать заодно с нами».

Вопрос: Что вы ответили Мерецкову?

Ответ: Мерецкову я сказал, что глубоко уважаю военный авторитет Уборевича и готов поэтому примкнуть к группе командного состава, которая идет за Уборевичем.

Вопрос: Сомнительно, чтобы Мерецков, не заручившись предварительно вашим согласием примкнуть к заговорщической организацищ раскрыл бы перед вами ее руководителей в лице Тухачевского и Уборевича. Правильно ли вы показываете?

Ответ: Я показываю правильно. Откровенной беседе о существовании в армии заговорщической организации предшествовали длительные разговоры, в процессе которых Мерецков убедился, что я разделяю его точку зрения о положении в армии. Кроме того, учитывая мое преклонение перед авторитетом Уборевича, Мерецков без риска мог сообщить мне о его руководящей роли в военно‑заговорщической организации.

Вопрос: Какие практические задачи поставил перед вами Мерецков?

Ответ: В этот раз никаких практических заданий Мерецков мне не давал.

Допрос прерывается в 17 час. 10 мин.

Протокол мною прочитан, с моих слов записан правильно, в чем и расписываюсь.

(Д.) Павлов

Допросили:

Зам. начальника следчасти 3‑го Управления НКО СССР ст. батальонный комиссар Павловский

Следователь 3‑го Управления НКО СССР ст. лейтенант госбезопасности Комаров»

Следователь Комаров был хорошо известен на Лубянке как мастер «выбивать» необходимые показания, и ему не раз поручали такие дела, в том числе и после войны. Но, познакомившись с абсурдными показаниями Павлова (от которых тот через несколько дней отказался на суде), Сталин решил по‑иному: в ходе дела эти обвинения Павлову не предъявлять, они отсутствуют в тексте смертного приговора, который говорит о каких‑то военных ошибках Павлова (в сущности, он честно выполнял указания Генштаба). Армию надо было припугнуть, и этого Сталину было достаточно [48].

 

Date: 2015-09-18; view: 246; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.005 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию